- -
- 100%
- +
Зависть и недоброжелательность тех, кто часто делал погоду в отношениях между студентами, не мешали использовать меня на экзаменах в своих целях.
Я имела привычку сдавать экзамен в числе последних: мне казалось, что я не всё хорошо усвоила и надо бы ещё перечитать отдельные места. НарезАла круги по коридору и бубнила себе под нос, окончательно выучивая то, что казалось ещё не доведённым до полного понимания. Но как только в процессе экзамена наступал кризис, меня буквально заталкивали в аудиторию: иди, спасай группу, Кусонька сейчас злая, двоих поймала со шпаргалками. Ты вместо успокоительного буфера. Да ещё нагрузят меня шпаргалками для утопающих. Вот это делать для меня было стыдно и мерзко. Иду, помню, что-то отвечаю на вопрос о том, сколько человек ещё осталось за дверьми, а сама протягиваю руку и кладу на стол шпаргалку для страждущей. И что же, Кусонька этого не видела? Конечно, видела! Но она была понимающим преподавателем. Иначе меня просто надо не допустить к экзамену.
Мы выпускники вуза, наконец! На подготовку к «госам» давали достаточно много времени. И это после только что прошедшей сессии. На государственный экзамен выносятся те же вопросы, что и на межсессионные, с добавлением примерно, десятка из других разделов, кроме современного русского языка. И есть три вопроса из общего языкознания. Такие зарубежные светилы, как Фердинанд де Соссюр, Бодуэн де Куртене (считается русским учёным), Вильгельм фон Гумбольдт, внёсшие большой вклад в развитие языка.
Но боже мой! Сколько же непонятного в этих вкладах!
Общее языкознание читал нам доцент Сакиев Нурдин Яхъяевич, по национальности черкес, если не ошибаюсь. Мы так и не поняли сути этих «вкладов», в учебных пособиях их теории были изложены тоже псевдонаучным языком, далёким от чёткости изложения. Кто-то осмелился на лекции высказать мысль, что нам многое непонятно в этих вопросах. Не мудрствуя лукаво, преподаватель коротко ответил, что бараны очень многого не понимают. С тех пор, чтобы не прослыть баранами, никаких высказываний по поводу «вкладов» мы себе не позволяли.
Но вопросы-то в билетах есть, и их надо, если не выучить, то хотя бы вызубрить. А не хочется! И решила я положиться на русское «авось»: авось не попадутся!
Во вчерашней подгруппе сдавала ГОС моя подруга Вера, с которой мы все четыре курса просидели за одним столом. Ей тоже не захотелось вникать в «огромные вклады» общего языкознания. И она решила идти первой: авось как-нибудь выкрутится при выборе билета. И даже очень успешно выкрутилась. Председатель комиссии сразу раскладывает на столе билеты, и, пока приглашённые студенты их выбирают, преподаватели заняты своим делом – усаживаются, рассовывают свои вещи, раскладывают приготовленную бумагу для записей, достают ручки и т. д. За это время можно незаметно поменять билет, если попался не такой, как хотелось. И Верка успешно поменяла теорию языкознания на современный русский язык. Так посоветовала сделать и мне – зайти первой.
И вот я уже битый час торчу у двери первая. За полчаса до экзамена является Сашка Сеин и заявляет, что в общежитии вчера ещё составили список, и я, получается, далеко не первая.
– А остальные, которые живут не в общежитии, знают об этом списке? – задаю я вопрос стороннику установившегося порядка.
– Я этим не интересовался.
– Так вот я, не интересуясь, пришла сюда в семь часов и буду первая.
У смущённого Сеина глаза от такого нахальства увеличились вдвое.
Я отлично понимаю, почему ему надо попасть точно по списку: он должен зайти вместе с женой, Надей, которая – это все хорошо знают – пишет своему туповатому мужу шпаргалки. Без неё он просто не сдаст. А тут получается, что она зайдёт на 40 минут позже, когда время для создания цидули будет безвозвратно потеряно.
Заметался наш Сеин в полной растерянности. Выручила та же Надя: «Иди, мы успеем всё сделать».
Зашли. «Подходите по одному и берите билеты,» – распоряжается председатель комиссии, не глядя на нас, потому как ещё никак не приведёт в порядок свои вещи.
Беру билет. Господи, свят, свят – Бодуэн де Куртене! Тихо положила на место. Беру второй: Фердинанд де Соссюр! Ну прямо Господне наказание! Положила обратно и этот. И только третий оказался по теории современного русского языка.
А Сеин, зашедший в первой шестёрке, стоит сзади меня и наблюдает, как я выбираю билеты. Но, слава Богу, промолчал.
Председателем комиссии назначена была доцент с кафедры литературы, женщина «слова и дела», читавшая у нас, помимо основного, дополнительный курс кино. За чрезмерную требовательность и высокомерное отношение к студентам (Моя Алёна ещё учится в школе, но она это знает!), мы втихаря, меж собой, прозвали её кинологом, понимая, что киновед и кинолог не одно и то же.
Средняя по знаниям студентка во время госэкзамена решила втихаря воспользоваться схемой анализа какой-то там части речи. Киновед это заметил, сорвалась с места и потребовала отдать шпаргалку. Наша бедная Цыплёнкова плакала, каялась, но была изгнана с экзамена с переносом его на осень. После экзамена мы всей группой вошли в аудиторию просить председателя о перемене своего решения, но она была неумолима. «Слово и дело!» А в шпаргалке была лишь схема анализа!
Мы толпимся в ожидании решения комиссии, когда нам торжественно объявят оценки.
Сощурив глазки, подходит ко мне Сеин и так тихо произносит: «Тебя бы надо было выгнать вместо Цыплёнковой».
– А тебя? Вместе с Надиной шпаргалкой?
Пройдёт полгода со времени окончания вуза, и меня, учителя сельской школы, пригласят работать на кафедру в качестве ассистента.
Я постоянно сижу на занятиях у Валентины Константиновны Покусаенко, за которой веду практический курс русского языка. Ловлю каждое слово, задаю вопросы. Не сплю ночами, готовлюсь тщательно и долго.
Но, как бы то ни было, мы теперь коллеги. И можно иногда и пошутить, и поговорить откровенно. Однажды по дороге домой я ей доверительно рассказала, как я сдавала государственный экзамен по русскому языку.
– Дурочка, – сказала она мне ласково, ткнув пальцем в бок. – Могла бы загреметь под фанфары. И из-за чего? Из-за того, что лень было освоить три билета… Все бы твои студенческие успехи коту под хвост.
И ведь она была права!
Январь, 2018.
МИРАЖИ РОМАНТИКИ
Училась в нашей институтской группе студентка со знаменитой фамилией – Кутузова. Девица была уже в годах – на вид лет тридцати, – имела стаж работы на медицинском поприще, но, видно, роль спасителя человеческого тела не пришлась ей по душе. Душа просила другого – возвышенно-поэтического. Городок наш числился на втором месте после краевого центра, и единственным местом в нём, где душа могла ликовать от наслаждения словом, был наш пед со славным литературным факультетом.
Городские девочки-студентки резко отличались от сельских в первую очередь внешним видом: модного покроя одежда, высокие причёски с начёсом, аккуратно накрашенные губки, ну и конечно же – походкой от бедра. Мы с Верой сидели рядом в течение быстро промелькнувших четырёх лет. Нам в глаза не говорили, но мы это знали и солидарно считали себя деревенскими, что и было на самом деле. У Веры на самой макушке была накручена отливающая тёмно-шоколадным цветом коса. У меня такого роскошества не было, поэтому чуть повыше затылка лежал набитый моими же волосами валик, аккуратно закрытый светлым хвостом. Туго собранные волосы открывали завитушки на затылке и висках.
Наши причёски определялись как стародавние, но мы как-то не велись на взгляды городских кокеток, а брали своё на занятиях: готовность к ним была не редкой гостьей, а образом жизни мало знакомых с парфюмом студенток.
До сих пор не могу понять, как это мы, две неисправимых хохотушки, успевали всё записать и понять на лекциях.
Кутузова, как серьёзная студентка, не сидела в дальних тесных рядах, чтобы при удобном случае можно было заняться чем-то другим. Нам она виделась в первом ряду с правой стороны, в профиль, но не в чистый, а с лёгким поворотом в нашу сторону, потому что кафедра лектора находилась напротив нашего стола. Верка со своим врождённым ироничным взглядом на жизнь первая вообразила сходство однофамилицы с великим русским полководцем. Чуть волнистые волосы, уже с лёгкой проседью, у нашей однокурсницы были зачёсаны назад и заканчивались короткой стрижкой, в коей виделось нам больше мужского, чем женского. Увидев реальные черты сходства, мы тут же пустили в ход свою неудержимую фантазию: на правый, едва видимый нами глаз мы водрузили чёрную повязку, изменили и воротник её постоянной безрукавки – сделали его высоко стоячим так, что он упирался в подбородок. И многочисленные награды! Как же без них!
Нарисовав всё это, мы душились от смеха, упёршись носами в свои тетради.
Лектор обычно окидывал взглядом всю аудиторию, но передние два стола из-за тесноты чуть ли не упирались в кафедру, поэтому мы были под высоким её прикрытием. Только бы не расслышал доцент нашего неудержимого удушья!
Когда раздавался звонок и мы могли бы ржать сколько угодно, смех – сволочь такая – покидал нас и мы с самыми серьёзными озабоченными мордами направлялись в другую аудиторию, чтобы занять безопасные места.
Это было первое впечатление от студентки со знаменитой фамилией.
Надо добавить, что имя у неё тоже было редкое и звонкое – Маргарита. Между собой мы её окрестили Марго Кутузова. Одета всегда аккуратно; особенно шла ей белая кофта с пышными рукавами чуть ниже локтя; юбка узкая, но не выпячивающая женских достоинств, ножки бутылочками – в общем, в школе на практике появилась красивая учительница с грудным голосом, оказавшая на старшеклассников магическое впечатление. Сама вызвалась давать открытые уроки по литературе, и это у неё получалось не хуже, чем у школьных учителей со стажем.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.