Эриния. Пламя мести

Посвящение

Приложение

Дорелия – небольшое, но процветающее королевство, расположенное на берегу моря Элириан. Страна славится своим мягким климатом, живописными пейзажами и богатой историей. Она сочетает в себе дух старой Европы и черты современного мира – с его технологиями, активной политической жизнью и культурным многообразием.

Форма правления: монархия.

Глава государства: король Элизар IIАрдэм Сельварон.

Наследный принц: Дариус Рейлан Феникс Сельварон – популярный лидер нового поколения, известный своими прогрессивными взглядами и любовью к народу и своему королевству.

Принцесса: Лиара Мейриэль Сельварон

Исторический очерк

Дорелия возникла в средние века как крепость на пересечении морских путей и горных троп. Первые поселенцы строили форты и рыбацкие деревни вдоль побережья, а торговцы и ремесленники осваивали внутренние территории. В эпоху Возрождения королевство расцвело как центр искусств, науки и торговли. Города росли и строились университеты и мастерские. Многие архитектурные памятники того времени сохранились до сих пор. В XIX веке Дорелия пережила волну индустриализации. Были проложены железные дороги, развивалась горная промышленность и морская торговля. Сейчас она известная своим высоким уровнем жизни, стабильной экономикой и активной международной политикой.

Символы государства:

Флаг: Глубокий синий фон – символ моря и стабильности. В центре – золотое солнце с лучами морских звезд, знак энергии и прогресса. Серебристая волнистая линия – олицетворение экологии и моря. В левом верхнем углу – минималистичный королевский герб.

Герб: Верхняя часть щита – серебристые горы. Нижняя – синие волны моря Элириан. В центре – водяной феникс, мифическая птица с переливчатыми сине-бирюзовыми перьями и голубым пламенем. Он символизирует возрождение, силу и гармонию стихий. Над щитом – современная серебряная корона с элементами в виде капель воды и кристаллов.

Девиз Дорелии: «Свет, Сила, Единство».

Города Дорелии:

Солмер(столица) – сердце Дорелии. Здесь расположены Королевский дворец, Парламент, старейшие университеты и крупнейшие центры страны. Город отличается гармоничным сочетанием истории и современности. Узкие улочки Старого города соседствуют с футуристическими квартами деловых центров. Здесь проходят главные государственные праздники, международные саммиты и культурные фестивали.

Келсфор – старинный город на севере страны. Келсфор стоит у подножия горной гряды, его окружает лес и скалистые ущелья. Основу экономики составляет горнодобывающая промышленность, металлургия и традиционные ремесла: кузнечное дело, гончарство, резьба по камню. Зимой Келсфор превращается в туристический центр – сюда приезжают на горнолыжный отдых и фестивали народных промыслов. В городе население небольшое из-за плохой погоды, в Келсфоре почти всегда пасмурно. Большая часть города, ближе к горам, пустует из-за опасности для жителей.

Нотберг – южный курортные город на побережье Элириан. Нотберг – любимое место отдыха как местных жителей, так и для туристов со всего мира. Здесь протянулись широкие пляжи, работают роскошные спа–комплексы и яхт-клубы. Вечерами на бульваре играет живая музыка и в каждом ресторане можно попробовать свежайшие морепродукты. Особой популярностью пользуется День Элириана – национальный праздник с парадами, фейерверками и морскими регатами.

Вальден – Город лесов и озер, настоящий оазис в центре страны. Вальден окружен густыми сосновыми и березовыми лесами, а вокруг раскинулись чистейшие озера. Здесь развит экологический туризм, популярны походы, рыбалка, наблюдение за птицами. Местные жители гордятся своим бережным отношением к природе и качественными натуральными продуктами: медом, сыром, ягодами, фруктами и овощами. Вальден – центр экологических исследований. Здесь расположены учебные заведения, где изучают биологию и природоохранные технологии.

Адрос – промышленный и транспортный центр узел страны, город у границы с соседними государствами. В Адросе сконцентрированы машиностроительные предприятия, склады, логистические компании. Здесь проходят крупные торговые ярмарки, где встречаются производители со всей европы. Город живет в быстром ритме? Поезда, грузовики, морские контейнеры – неотъемлемая часть его ландшафта.

Ланвуд – главный морской порт Дорелии, расположенный на побережье Элириана. Ланвуд живет морем: рыбацкие рынки, верфи, судостроительные компании, школы мореплавания. Улицы города наполняют запах соли и свежей рыбы. Здесь каждый год проходит знаменитый Фестиваль Моря, который собирает гостей со всей страны и туристов из-за рубежа.

Эмери – культурное сердце Дорелии. Эмери известен своими музеями, театрами и художественными галереями. Город часто становится площадкой для международных фестивалей искусства, музыкальных конкурсов и литературных чтений. В архитектуре Эмери сохранилось множество зданий времен средневековая и эпохи Возрождения: старинные соборы, площади, узкие улочки с брусчаткой. Здесь ценят искусства во всех его проявлениях: от классической музыки до современного перформанса.

Фенбар – самый молодой город Дорелии, центр инноваций и стартапов. Фенбар вырос вокруг технологических паркой и исследовательских институтов. Здесь находятся ведущие компании в области IT, биотехнологий и зеленой энергетики. Фенбар привлекает молодых специалистов и предпринимателей. Конференции, хакатоны, стартап-инкубаторы – неотъемлемая часть жизни Фенбара.

Пламя: Глава 1

Аэропорты – это место, где реальность замирала на вдохе. Междумирье. Пауза между «было» и «стало». Здесь не жили – только двигались. Спешили, курили с дрожащими пальцами у стеклянных перегородок, обнимались слишком быстро и прощались так, будто увидят друг друга уже в другой жизни. Как будто это не прощание, а приговор.

Аэропорты пахнут кофе, дорогим пластиком чемоданов, духами, табаком и усталостью. Здесь нет времени. Только ожидание. Только путь. Только ощущение, что ты не здесь. Ни там, ни тут.

И мне всегда это нравилось.

Я любила быть в дороге. Быть ничьей. Не принадлежать ни городу, ни дому, ни человеку. Быть свободной. Когда ты в небе – ты вне всего. Там нет имен, нет прошлого. Даже боль перестает быть собой – она стирается турбулентностью, размазывается в облаках, замирает под давлением высоты. Все чувства растворяются в реве двигателей, и ты будто исчезаешь – становишься тенью, оторванной от земли и себя.

Но этот перелет другой.

Он не в новую страну, не в безликую квартиру с пустыми стенами и запахом пыли, не к очередной цели. К сожалению.

Он в город, который не отпускал меня, но несмотря на всю боль, которую он причин, я бы никогда не смогла его забыть. Без него я перестала бы быть собой, потеряла бы единственную частицу своей души. Если вычеркнуть его из моей памяти – не останется ничего. Ни боли, ни силы идти вперед, ни цели.

Я не смогла отпустить… как бы меня этого ни приучали.

Но у меня не хватило храбрости сделать это, как бы моя душа не умоляла об этом.

И пусть, просыпаясь в холодном поту, с криком в горле и слезами на глазах, я ловила себя на мысли – а что если…?

Нет. Все мое существо – каждый шрам, каждый сгусток боли и каждая тень в груди – цеплялись за это. До крови, до одержимости.

Двери передо мной распахнулись, и ночной воздух хлынул навстречу. Он был плотным, влажным, насквозь пропитанным солью и керосином и чем-то еще, до боли знакомым. С привкусом высоты, камня, железа и холодного ветра, продувающего до костей. Холодного и чистого, как выдох перед прыжком со скалы. Такой запах проникал под кожу, жил в легких. Он не забывается. Он остаётся в тебе, как шрам.

Пахло горами – сухими, суровыми и безмолвными, как и Келсфор – город, в котором я провела столько лет. Этот запах был частью меня. К сожалению…

Ветер ударил резко. Он врезался в лицо, хлестнул по щекам и растрепал волосы. Длинные, тяжелые, рыжие пряди вспыхнули словно пламя, закружились вокруг головы. Полы черного кожаного пальто мешались у ног, словно темные крылья, придавая шагам вес, но не давая согреться от жгучего ветра. Рядом со мной шагал Кай – большая немецкая овчарка. Ему было уже 9 лет, но несмотря на это он был в хорошем состоянии, ему пророчили еще 2 года как минимум на службе. Он ни на шаг не отходил, двигаясь словно тень, всегда готовый в любой момент кинуться на защиту. Его умные глаза внимательно изучали все вокруг, и он был моей единственной семьей. Кай – последний осколок моей семьи и он знал обо мне больше, чем кто-либо. Он был моим немым охранником, моим щитом, моей силой и моим другом… В правой руке же я везла за собой небольшой чемодан, с обитыми углами и почти бесшумными колесами.

Я стояла на пороге бетонной площадки, одинокая тень на фоне огней взлетной полосы. Самолет впереди казался каким-то нереальным. Самолет казался живым, он словно дышал и звал. А я не была готова… но продолжала идти. Небольшой, белый, безупречный и холодный. На его борту, ближе к хвосту, тонко, изящно и с безжалостной точностью были выгравированы две буквы.

А. Х.

Академия Хартвен.

Это было печатью, клеймом, символом. Это мое личное проклятие и благословение. Мой единственный дом ад.

Я остановилась чуть дальше от трапа, чтобы в последний раз взглянуть на небо, и подняла голову. Оно было бездонным и черным, как осколки моего сердца. Без звезд. Без луны – сплошная бархатная пустота, в которой редкие проблески самолётов скользили, как заблудшие искры – чужие маршруты, чужие судьбы, к которым я не принадлежала.

Под ногами холодный металл трапа. Я начала пониматься, слыша глухой стук подошв своих ботинок и чемодана. Каждый шаг был не просто движением вперед – от отзывался в теле, как щелчок затвора перед выстрелом. Сдержанно. Холодно. Неотвратимо.

У прохода стояли двое. Они заметили Кая и сразу насторожились – их взгляды цеплялись за него с внутренней тревогой. Он и вправду выглядел грозно: сильный, внушительный, с видом, будто сейчас готов вцепиться в глотку кого-угодно. Я не осуждала их за страх перед ним. Кай и не пытался выглядеть дружелюбным – он знал, каково это быть оружием.

Тем не менее, они сделали попытку сохранить лицо.

– Добрый вечер, Лейтенант, – первой заговорила девушка с мягкой улыбкой. На бейджике – Хэйли.

–Рад приветствовать вас на борту – добавил второй, чуть старше, с безупречной ровной интонацией. Чад. Он слегка наклонил голову.

– Не беспокойтесь, – бросила я, – он не тронет вас… пока вы не разозлите его.

Холодная усмешка скользнула по моим губам. Хэйли и Чад быстро обменялись взглядами.

– Подготовка завершена. Взлет через двадцать минут, – произнес Чад.

Я коротко кивнула им и шагнула внутрь, не задержав на них взгляда. Кай беззвучно двинулся следом.

Салон встретил меня привычной тишиной и роскошью, в которой не было ни излишества, ни теплоты. Мягкий свет скользил по кремовой коже кресел, по гладкому дереву с темным, почти чернильным отливом. Здесь все было выверено до мелочей, до тишины – стерильно, безукоризненно чисто, тихо и холодно. Здесь не было жизни – только контроль.

Я прошла вперед и остановилась лишь у своего места, у иллюминатора. Кай запрыгнул на соседнее кресло. Он улегся, продолжая следить за обстановкой. Его присутствие слегка отбрасывало тень тепла на стерильный холод интерьера, словно напоминание, что я не одна – даже здесь.

Не оборачиваясь, сбросила с себя пальто и протянула его Хэйли, которая бесшумно следовала за мной и сейчас стояла рядом.

– Держи.

Она молча взяла пальто, сохранив прежнюю улыбкой, и исчезла из салона.

Я поставила чемодан на пол, откинула крышку – щелчок, и вытащила ноутбук, который лежал на поверхности. Закрыв чемодан, я включила ноутбук прежде, чем успела сесть.

– Убери, – коротко бросила я Чаду, даже не взглянув на него.

Он взял чемодан без единого лишнего звука и сразу поднял его в багажный отсек, а потом вышел из салона.

Я опустилась в кресло и сразу погрузилась в документы, которые должна была просмотреть еще вчера. Привычка делать все в последний момент – моя старая любовь, от которой не избавиться.

Спустя несколько минут вновь подошла Хэйли. Она пыталась быть тихой и осторожной.

– Может, вам принести что-то?

– Воды, – произнесла я, не отрываясь от текста.

Она исчезла и через несколько минут появилась со стаканом воды, который она поставила на столик передо мной.

– Спасибо, – коротко, почти механически произнесла я.

Я взяла стакан воды, не отрываясь от экрана, но взгляд невольно скользнул к Каю. Он лежал, слегка положив морду на подлокотник, наблюдая за мной и за всем, что окружало. Глаза спокойные и острые, но в них не было угрозы, лишь бессловесная преданность.

Я протянула руку и провела пальцами по его шерсти, он не пошевелился, только слегка прищурился. В его взгляде было все: защита, любовь и вечное «я рядом».

Взлет прошел спокойно. Я чувствовала, как металл под ногами оживает, вздрагивает, будто собирается с силами перед прыжком. Салом слегка начал вибрировать, двигатель постепенно наращивал мощность, и мир за иллюминатором начал медленно сползать вниз. Огни взлетной полосы остались позади, растворились в ночи. Самолет уверенно набирал высоту, и внутри меня появилось это странное чувство.

Десятки раз уже, но все равно каждый взлет внутри что-то цепляет. Нет, не страх. Что-то другое. Щемящее, похожее на тоску. Как будто в этот момент ты снова ускользаешь – от себя, от прошлого, от земли. От боли.

На миг я прикрыла глаза.

Там, внизу, остался Келсфор – город боли, крови и силы. Я пробыла в городе меньше двух суток. Только вернулась с предыдущего задания. Месяц в Нью-Йорке, среди чужих лиц, был вроде бы глотком свежего воздуха, если бы не само задание. К счастью, все не затянулось на еще несколько недель, как планировалось изначально. Я той же ночью вернулась в Келсфор, чтобы лично доложить о желании взять перерыв хотя бы на две недели, как дали другое поручение. Я не успела толком выспаться и отдохнуть. И вот снова – воздух, дорога, другой город. Слишком быстро. Слишком рано. Даже форму не успела до конца просушить…

В какой-то момент самолет резко встряхнуло. Не сильно – всего пару рывков, как будто гигант схватил корпус за крыло и коротко встряхнул. Турбулентность.

Каю это не понравилось. Он сразу приподнял голову, дернул ухом, но не залаял – только зарычал в сторону иллюминатора, недовольно.

Я лишь усмехнулась.

– Все хорошо, – тихо, почти шепотом, сказала ему.

Он взглянул на меня, будто не уверен, вру ли я, но все же лег, положив морду на подлокотник.

Меня такое уже не пугало, лишь веселила перспектива пролететь вниз.

Бывали моменты и похуже. Когда обшивка гудела так, что казалось – ты вот-вот сорвешься в небо в свободном падении. Когда молишься уже не о спасении, а о том, чтобы смерть была быстрой. Это? Это как покачивание лодки на волне. Почти уютно. Бросит – так бросит. Главное, чтобы не на скалы.

На третьем курсе нас неделю выкидывали из вертолетов и несколько раз даже из самолетов. Парашюты, конечно, были… в теории. Иногда срабатывали не у всех – у одного не раскрылся, у другого стропы перепутались. А чаще нас специально выбрасывали группами, и у одного, а то и у двоих – «случайно» был неисправный купол. Учись, как хочешь, тащи напарника, импровизируй. Работа в комнате, черт возьми. Педагогика у наших наставников была… своеобразная. Урока через падения. Через крики. Через тишину, в которой слышно, как звучит сердце.

Но хуже всего были не сломанные парашюты, а рабочие… с заедающими замками. С этими ржавыми застежками, которые не раскрывались, пока ты не увидишь лица деревьев. Все по очереди проклинали снаряжение, инструкторов, небо и землю., даже родную мать – до тех пор, пока чудом не дернешь в последний миг и не рванет вверх. Адреналин обеспечен, спасибо, Хартвен.

Было страшно. Всегда. Не только в небе, не только в те секунды, когда земля приближается слишком быстро. Страх был частью распорядка, частью программы, и уже частью нас. Его не подавляли – им учили дышать. Он появлялся в голосах инструкторов, в скрежете дверей, в белом свете комнат, где никто не говорил вслух, зачем ты там. Нас учили не просто выживать – адаптироваться. Не просто терпеть – принимать. Со временем ты переставал различать, где заканчивается тренировка и начинается ты сам.

Сначала ты пытаешься сопротивляться, но потом привыкаешь. Ты привыкаешь ко всему. К тревоге, к боли, к тому, что кто-то рядом не встанет после падения. К безразличию, к тишине. Сначала – поневоле. Потом – потому что иначе не выжить.

И потом приходит осознание, холодное и безжалостное – спасения не будет. Ты не становишься бесстрашным. Ты просто перестаешь ждать спасения.

Потому что в Хартвене его не предусмотрено.

Я моргнула, словно проснулась. Салон вернулся – со своим белым светом и тишиной. На коленях лежал ноутбук, экран горел тускло-синим в ожидании. Документы, доклады, сводки – все ждало меня. Но я закрыла его. Раз уже, итак, отложила, то познакомлюсь на месте. Я убрала ноутбук, положив на стол, и глубже утонула в кресле. Впервые за долгое время – я позволила себе просто сесть и не делать ничего.

Кай будто почувствовав перемену в моем настроении, ткнул меня носом под локоть, а потом, не спрашивая разрешения, тяжело запрыгнул и улегся прямо на мне.

– Ты серьезно? – фыркнула я, покосившись на него, – ты весишь, между прочим, как маленький танк.

Он лишь довольно фыркнул в ответ, устраиваясь поудобнее, будто именно тут – его законное место. Я вздохнула, но не прогнала. Его тепло расползалось по ногам, тяжело, но почему-то успокаивающе – как будто он своим весом якорил меня в настоящем, не давая мыслям ускользнуть куда-то в прошлое.

Я посмотрела в иллюминатор. Под ногами – чернильная темнота. Только где-то впереди, вдалеке, начал мерцать свет – берег. Город. Сначала тонкая линия огней, потом россыпь. Ближе. Еще ближе. Стало видно море – большое, черное, бескрайнее. Оно блестело под редкими отблесками ламп, как ртуть, как живая ткань. Я сразу узнала его. Сердце сжалось.

Я словно наяву ощутила запах моря. Оно пахло солью, ветром и чем-то, что всегда возвращало меня к себе – как шрам, как запах старой крови, как имя, которое боишься произносить вслух.

Посадка началась мягко. Но каждая секунда приближения чувствовалась внутри, как тягучая нота. Я вглядывалась в ночь и ловила себя на мысли, что не готова… и все же была уже слишком далеко, чтобы повернуть.

Шасси коснулись земли с коротким толчком, и самолет чуть замедлился. Кай не шелохнулся. А я просто сидела и смотрела, как с каждой секундой становилась ближе к своему кошмару.

Пепел. Глава 2

Планшет лежал у меня на коленях. Холодный, тяжелый. Как будто весил вдвое больше обычного. Экран светился в сером полумраке комнаты, отражаясь в моих глазах.

Я читала. В который раз, но не могла перестать. Медленно, по буквам, будто надеясь, что хоть одна из них изменится.

Трагедия в Нотберге: пожар унес жизни всей семьи Кэмпбелл.

«Три дня назад 4 июня в одном из районов Нотберге произошла трагедия. Дом семьи Спенсера Кэмпбелла известного генерального директора крупной компании “Campbell Distribution”, сгорел дотла. По предварительным данным, причиной трагедии стала утечка газа. Пожар вспыхнул ближе к вечеру, когда вся семья была дома. В результате трагедии погибли трое: сам Спенсер, его жена Лея и их тринадцатилетняя дочь Дафна.

Соседи сообщили, что семья ежегодно приезжала сюда, в дом на берегу, чтобы провести лето. На момент трагедии они планировали остаться еще почти месяц. Похороны назначены завтра. Следствие продолжается.»

Я перечитывала эту новость снова.

И снова.

И снова.

Сидела на балконе, укутавшись в чужую кофту – слишком большую, слишком холодную. Ветер тянул за волосы, но я стянула из в пучок, чтобы не лезли в глаза. Но я бы не возражала, чтобы они закрыли весь мир. Рядом со мной тихо лежал Кай. Его мягкая шерсть касалась моей руки, а теплое дыхание успокаивало хотя бы немного, несмотря на холод внутри. Он не отходил ни на шаг с того самого дня, ложился рядом, когда я пыталась заснуть. Смотрел в глаза, когда я просыпалась с криком в горле и слезах. Не требовал, не лаял. Только теплым дыханием говорил: я здесь.

Небо над Нотбергом было темным. Тучи низко висели над морем, будто хотели спрятать город. Солнце даже не пыталось пробиться сквозь них – как будто решило, что смысла больше нет.

А я… я просто смотрела. Вдох – выдох. Медленно, отстраненно. Как будто это делала не я, а кто-то другой. Кто-то, у кого не дрожат пальцы, у кого сердце не бьется так громко, у кого не горит внутри пустая, обугленная дыра.

Жизнь не всегда рушится с громким треском. Иногда она просто… тихо перестает быть твоей. Без крика, без взрыва, без финального аккорда. Ты не падаешь на колени, не плачешь истерично в подушку, не кричишь в небо, как показывают в фильмах.

Нет.

Она просто уходит. Незаметно и тихо. Как последняя тень заката, которая исчезает прежде, чем ты успеваешь осознать, что стало темно.

Сначала – как будто ты просто устал. Потом – как будто это сон, из которого вот-вот проснешься. А потом… потом внутри наступает тишина.

Не снаружи, внутри.

Ты все еще дышишь. Ешь. Ходишь по дому. Но тебя уже нет. Ты смотришь на свои руки – и не узнаешь их. Слушаешь голос – и он чужой.

Все привычные вещи – любимая чашка, подушка, слова, запахи – как будто остались в другом мире. В том, где еще было лето. Где пахло солью, морем и пирогами. Где был дом. Где был смысл.

Все как будто стерли ластиком. Дом, в котором ты вырос. Люди, которых ты любил. Имя, которое раньше означало что-то. А теперь осталась только оболочка, которая дрожит.

А ты… Ты – пауза между вздохами. Ты ничто. Ты жив, но не здесь. Не теперь. Не тот, кем был.

Я дотронулась до экрана. Медленно. Прочитала еще раз.

«…тринадцатилетняя дочь Дафна…»

Я не заметила, как подошла Фрея. Только почувствовала на плече ее руку – теплую и такую знакомую, но неловкую, как будто она сама не знала, имеет ли право прикасаться. Когда-то она плела мне косы, приносила какао по своему фирменному рецепту. Мы сидели на террасе в старых пледах, пока мама смеялась где-то на кухне. Тогда Фрея была ярче и громче всех, а сейчас будто потеряла свой блеск.

Я напряглась от ее прикосновения, но не посмотрела на нее.

– Ужин готов, – тихо сказала она. Голос был ровный, почти спокойный, но внутри него что-то дрожало, – пойдем.

Я не ответила, просто встала. Медленно. Так, будто каждое движение давалось через вязкую воду. Планшет скользнул с колен и остался на плетенном кресле. Кай встал рядом и последовал за мной, его мягкие шаги были едва слышны.

Фрея заметила, что на экране все еще открыта новость. Я увидела, как изменилось ее лицо – на короткий миг. Словно что-то сжалось, задрожало в ней. Потом она быстро взяла планшет, выключила экран и спрятала его куда-то в плед, как будто боялась, что экран снова заговорит. Что он снова скажет имя – чужое, мертвое.

Мы прошли на кухню. Там пахло запеченной рыбой и специями, но запах казался далеким, будто не для меня. Я села за стол, сложив руки на коленях, стараясь не смотреть на тарелку, ни на людей. Кай улегся у моих ног, обняв лапами мои ноги, тепло его тела и ровное дыхание будто создавало вокруг маленькую зону безопасности.

Ноа улыбнулся мне так нежно и тепло, несмотря на глубокую печаль и боль в его светлых глазах. Он боялся ранить даже взглядом. Он молча налил мне воды и подвинул тарелку ко мне. Его руки большие, сильные, а движения – осторожные, как будто я была из тонкого стекла, которое вот-вот треснет. Я не посмотрела ему в глаза, но все равно чувствовала его взгляд – не навязчивый, не жалостливый. Просто… настоящий. Такой, каким он всегда был.

Его движения были такими знакомыми – он всегда заботился обо мне за столом, наливал сок, подкладывал еды, а кусочек пирога мне обязательно доставался самый большой. Кусочек шоколадного пирога, который он готовил, когда приезжал к нам. А потом мы спорили чей лучше: лимонный мамин или его шоколадный. Теперь же за столом не пахло морем и пирогами, теплом и смехом. Пахло пустотой.