Северный ветер

- -
- 100%
- +
Элора фыркает, ее веки начинают смыкаться.
– Ты всегда была более безрассудной, чем я.
Слова ранят. Может, я и действовала безрассудно, но только ради ее защиты.
Из ее носа начинает течь. Опустившись на колени, вытираю ей лицо старой тряпицей, как делала, когда мы были детьми.
– Что со мной будет? – охрипшим голосом спрашивает Элора.
Не хочу ей лгать, но не могу раскрыть свои намерения. Элора должна жить – и жить свободно.
– Ничего с тобой не случится, – успокаиваю я сестру, и ее голова постепенно клонится к груди. – Клянусь.
– Не оставляй меня одну. Побудь со мной… пока не придет время.
– Ты не одна, Элора.
Пусть меня и не будет, но о ней позаботятся наши люди.
– Обещай, – шепчет она.
– Обещаю, – каким-то образом удается выдавить мне.
В считаные мгновения она засыпает.
Подхватываю сестру, когда она заваливается вперед, прижимаю к себе. Отсюда рукой подать до кровати, которую мы делили всю жизнь. Обмякшая фигурка Элоры выделяется на фоне полумрака темной тенью. Она жива. Она в безопасности. Когда она проснется, меня уже и след простынет. Сожалею лишь о том, что не смогу должным образом попрощаться.
– Я тебя люблю, – шепчу в полутьму, касаясь щеки сестры легким поцелуем. – И мне жаль…
Действуя быстро, снимаю плащ с ее плеч, затем стягиваю платье. Накрываю Элору одеялами, подбрасываю дрова в очаг, пока огонь не разгоняет весь холод. Затем раздеваюсь сама, облачаюсь в платье Элоры и наматываю шарф на нижнюю половину лица, скрывая все, включая шрам, до самых глаз. Король стужи никогда не заметит разницы, пока я в состоянии держать норов в узде и рот на замке.
В нашем комоде четыре ящика – верхние два занимает Элора, нижние два мои. В одном моя одежда, в другом остальные пожитки. У меня есть два кинжала, один вкладываю в ножны на руке, второй затыкаю за спину. Повязываю на пояс мешочек с солью. Фляжка идет в карман плаща. Лук я оставлю. Слишком громоздкий, да и Элоре пригодится больше, чем мне, пусть обращаться с ним она не умеет. Может, найдет ему какое другое применение. Как растопку, например. Я же так и не починила сломанный топор.
Поднявшись с корточек, направляюсь к двери. Бросаю последний взгляд на сестру и выхожу на холод.
Плотнее закутавшись в плащ, возвращаюсь к ратуше, где ждут король и его конь. Под сапогами хрустит свежий снег, принесенный ветром, за мех вокруг моих икр цепляется иней. Король стужи стоит рядом со скакуном, который при приближении оказывается вовсе не конем. Я застываю на месте.
У зверя нет ни шкуры, ни меха. Он – полупрозрачная тень в виде лошади с внутренностями, похожими на клубящиеся черные облака, с заостренной мордой, изогнутой шеей, провалами глазниц, что вспыхивают тлеющим светом.
– Темняк, – шепчу я, и звук проносится по толпе, словно лесной пожар. Тварь вскидывает голову, пригвождает к месту взглядом пустой глазницы. Бьет передней ногой, и, несмотря на прозрачность тела, копыто отчетливо высекает из камня стук. Неосознанно тянусь к мешочку на поясе.
– Пустая трата соли, – сообщает король, сжимая поводья в руке. И уточняет, пусть я ничего не спрашиваю вслух: – Фаэтон под моей защитой, ему нельзя навредить.
Значит, вот как тварь проникла внутрь соляного кольца, окружающего городок. Странно, что темняк не выглядит, как обычно, гротескно, бесформенно, а принимает облик лошади.
Его ноздри раздуваются. Твари так легко чуют страх. Массивный зверь смещается вправо, заставляя всех неподалеку отпрянуть.
Король стужи окидывает меня, сгорбленную, взглядом с эмоциональным диапазоном шпильки. Здесь, среди мороза и темноты, он полностью в своей стихии.
– Я хотела бы попрощаться, – произношу я смиренно, и он кивает.
Подхожу к мисс Милли, заключаю ее в объятия.
– Прости, – шепчу ей на ухо, и она застывает, поняв, что я не Элора. – Надеюсь, с дочкой все хорошо. Берегите себя. Позаботьтесь о моей сестре за меня.
Женщина кивает, и я отстраняюсь.
Больше не с кем прощаться. У меня нет друзей, только знакомцы. У Элоры друзья имеются, но сейчас их тут почти нет. Не то чтобы я их виню, просто получаю напоминание, почему держусь особняком. И все же я буду скучать по городку. От нахлынувшей боли, от того, что я покидаю место, где прожила двадцать три года, горло сводит спазмом. Внутри крошащейся стены и прилегающих земель вся моя жизнь. Эджвуд полон тяжелых воспоминаний, но они мои.
Король забрасывает меня в седло так, будто я вообще ничего не вешу. Когда он садится позади, моя спина утыкается в его грудь, а задница оказывается между его бедер. Напрягаюсь, подаюсь вперед, чтобы отодвинуться.
Он посылает зверя шагом. Горожане молча наблюдают за нашим отъездом. Мы минуем стену, Эджвуд и его соломенные крыши исчезают из виду. И я больше никогда не увижу свой дом. Вот и все.
Мы движемся на север. Километр за километром, покачиваясь в седле, мы рассекаем погруженную в безмолвие землю. Я не произношу ни слова. Мой похититель тоже. Боюсь, если открою рот, меня тут же вывернет прямо на колени. Если уж мне суждено умереть, я хотела бы это сделать с достоинством.
Перейдя очередной замерзший ручей, Король стужи натягивает поводья, его зверь замедляет ход, и мы вырываемся из леса.
Темь.
Впереди изгибается сверкающее полотно Лез – граница Мертвых земель. Над замерзшей рекой висит мутная завеса, высоченная, больше тридцати метров, скрывая все, что находится на той стороне.
Завеса подергивается рябью, будто внутри бьется сердце. Я бываю храбра, но всему есть предел. В последний раз я видела Темь двенадцатилетней девчонкой, глупой и гордой, не желавшей отступать от вызова, который мне бросил мальчишка. Я сумела приблизиться лишь примерно на такое же расстояние, а потом в ужасе сбежала обратно в город. Густота колышется, словно влажная ткань на ветру. Зрелище столь жуткое, что по коже пробегают мурашки.
– Как все случится? – спрашиваю я мягким, надеюсь, как у сестры, тоном. Но сами слова перекатываются на языке острой каменной крошкой. – Если тебе нужна жертва, то сделай все быстро. Хотелось бы думать, что ты человек милосердный.
– Я не человек. – Несколько мгновений он молчит, и мой пульс ускоряется. – Жертва?
Как будто он не знает.
– Что это будет? Прострелишь мне глаз? Напоишь ядом?
Прерывисто выдыхаю. Какую бы боль мне ни пришлось вынести, вряд ли она продлится долго.
И снова молчание, но я спиной чувствую растущее замешательство короля.
– Твои слова мне непонятны.
Развернувшись в седле, я частично вижу скрытое в тени капюшона лицо. Зверь нетерпеливо бьет копытом по снегу.
– Все в Серости знают, что ты приносишь наших женщин в жертву. Только не знаем как. И почему.
На меня холодно взирают пустые глаза.
– Неужели ты думаешь, что я проделываю весь этот путь, дабы убить никчемную смертную, чья жизнь и так скорее рано, чем поздно оборвется?
Ох, как Король стужи обожает сыпать оскорблениями. К сожалению, я выдаю себя за Элору, а Элора не стала бы прописывать королю в зубы.
– Если я не жертва, тогда зачем я здесь?
Не ждет ли меня в Мертвых землях что-то похуже?
– Мне нужна твоя кровь, не смерть. Твоя клятва, не ложь. Через день мы поженимся.
Глава 4
Поженимся?!
Наверняка я ослышалась.
Нет, я точно уверена, что ослышалась. В историях говорится вовсе не это. Северный ветер уносит пленную женщину за Темь. Забирает сердце, печень, кости. Причиняет несчастной ужасную, неописуемую боль. А о женитьбе нигде ни слова.
Меня охватывает ужас.
– Ты шутишь.
Король высылает скакуна вперед. Тварь фыркает, дыхание клубится на холоде паром. Несмотря на призрачность темняка, он почему-то немало весит и оставляет следы копыт, что тянутся обратно к опушке леса.
– Вовсе нет.
– То есть ты хочешь сказать, что каждая пленница становилась твоей женой?
– Нет.
– Значит, ты таки забираешь наших женщин в жертву!
– Когда-то приносил, но не теперь.
Он говорит натянуто, будто ему больно произносить зараз столько слов.
В Эджвуде супружество сопряжено с определенными ожиданиями. Женщина прежде всего должна быть послушной. Женщина должна ставить благополучие мужа выше собственного. Женщина должна смиренно принять любое наказание. Если уж выбирать, стать мне женой Короля стужи или его жертвой… думаю, я выберу второе.
– Я за тебя не выйду!
Маска спадает. Я должна быть Элорой. Кроткой, скромной, покорной Элорой, но тогда я верила, что отправляюсь навстречу смерти, а не жизни в клетке.
Король натягивает поводья, направляя зверя к излучине реки.
– У тебя нет выбора.
Выбор.
Выйти замуж… или быть принесенной в жертву?
С каждым шагом свобода ускользает сквозь пальцы. Приближается Темь, полоса тьмы, источающая такую мощь, что я уверена, будто это она и породила весь мир. Она сворачивается, словно кровь, на краю зрения, и внутри вздымается ужас, впиваясь когтями в мягкое нутро. Ветер доносит крики.
Локоть резко бьет Королю стужи в живот, и раздается тихое «уф» – мой неожиданный удар выводит его из равновесия, позволяя мне соскользнуть с седла. Едва ноги касаются мерзлой земли, я бросаюсь бежать.
В такой близи от Теми деревья искорежены, выкручены гротескными силуэтами, к веткам упрямо цепляются почерневшие листья. Воздух пропитан гнилью и разложением, и у меня сводит желудок, когда я проношусь мимо того, что кажется мне грудой костей. Я никогда не сумею обогнать скакуна, но могу попытаться его задержать. Влетаю в заросли мертвых, изломанных кустов, слишком густых, чтобы он там прошел. Ему придется искать другой путь.
Кожу стягивает, ноги надрываются, сердце вот-вот выскочит из груди, а ботинки все стучат по земле. Без боя не сдамся. Вообще никак не сдамся. Если оторвусь от короля и найду убежище, может, пещеру или заброшенную берлогу…
Земля резко уходит под уклон. Поскальзываюсь, несусь вниз по обледенелой земле, в долину, куда с оползнем когда-то скатились валуны. Прыгаю с камня на камень, пытаясь забраться обратно.
Жуткую тишину леса сотрясает могучий рев.
Перескакиваю через торчащие корни, карабкаюсь через поваленные стволы – все дальше, и дальше, и дальше. Уверена, что оторвалась, как справа вдруг раздается стук копыт. Резко оборачиваюсь. Король вырывается из-за деревьев, стремительно приближаясь, и я никогда прежде не видела более ужасающего зрелища, чем сейчас, глядя на это бледное лицо, застывшее ледяной маской нечеловеческой пустоты.
Едва король пытается схватить меня за капюшон, я быстро приседаю, обхватываю руками колени. Его пальцы задевают мою макушку. Он слишком высоко, из седла до меня не дотянуться. Крошечное чудо.
Король стужи выплевывает ругательство, но сила движения слишком велика и не дает остановиться. Он пролетает мимо, я вскакиваю на ноги, бросаюсь в другую сторону, пока он пытается круто развернуть темняка в густых зарослях.
Для скакуна неровная земля опасна, потому я держусь склонов и утесов, карабкаюсь то вверх, то вниз, на цыпочках крадусь над губительными обрывами, чтобы оторваться. Добравшись до следующей долины, иду по ней на юг, стараясь наступать на валуны, насколько возможно, чтобы не оставлять следов. Ночь коварна, но я готова рискнуть растяжением лодыжки, лишь бы король меня не достал. Постоянно вглядываюсь в окрестности в рассеянном свете луны.
Краем глаза замечаю впадину у поваленного дерева. В самый раз. Быстро заползаю на четвереньках в тесное, темное отверстие. Там я сворачиваюсь в клубок и жду.
По замерзшей земле грохочут копыта. Прямо над моей головой гулко переступает темняк, затем замирает. Король остановил скакуна.
Прикрываю рот, чтобы заглушить хриплое дыхание. Дрожу так сильно, что кости вот-вот вытряхнутся наружу. Пока я веду себя тихо, я в безопасности. Я забилась достаточно глубоко. Король меня не увидит, пока не заползет в берлогу сам.
Он спешивается. Под сапогами хрустит снег.
Моих следов нигде нет. Об этом я позаботилась. Не уверена, насколько он искусный следопыт, но предположу, что не очень. Но, конечно, я ничего о короле не знаю. Способны ли его силы как-то выкурить меня из укрытия?
Тишина все звенит – а потом он уходит, пробормотав:
– Проклятье.
Как только стук копыт стихает, я вжимаюсь спиной в стену, стуча зубами. Чутье подсказывает бежать, но я заставляю себя оставаться на месте, пока не удостоверюсь, что король не вернется.
Становится холодно, меня пробирает озноб. Признаюсь, план я не продумала. Ко мне взывает Эджвуд. Ко мне взывает Элора. Но я не могу возвратиться. Если я удеру, Король стужи может отправиться в Эджвуд за другой женщиной – и выбрать Элору, теперь настоящую. Мгновенная вспышка страха могла все испортить. Так что же мне остается?
«Мне нужна твоя кровь, не смерть».
Вот и вся подсказка о том, что меня ждет. Сегодня я не умру. Вместо этого я стану пленницей Северного ветра, узницей Мертвых земель, пока не… что? Пока не скончаюсь по естественным причинам? Зачем ему кровь? И сколько? И как вообще будет проходить мое заточение? Прежде чем сделать следующий шаг, нужно все это обдумать. У меня есть время. Я найду способ изменить свою участь. А до тех пор, если такова моя судьба, то пусть. Мне нужно вернуться к реке.
Затекшие мышцы пульсируют болью, я выползаю из берлоги, пробираюсь по плотным сугробам. Временами замираю, чтобы прислушаться. Ни звука, только ветер.
Едва преодолев километр, замечаю среди деревьев темняка и его всадника. И с каждым их стремительным шагом расстояние между нами сокращается. Мои ноги дрожат от усталости. Я исчерпала те крохи сил, которые у меня оставались. Но я решила не бежать.
Опускаюсь на колени. Склоняю голову. Король останавливает скакуна в нескольких шагах.
Голос, что доносится из-под шарфа, скрывающего мое лицо, принадлежит Элоре, не мне.
– Прошу прощения, милорд. Я испугалась. Покидать семью – это тяжело. – Вздохнув, поднимаю взгляд. – Но теперь я готова. Я могу быть храброй.
Король с прищуром оглядывает мою сгорбленную фигуру. Тут же устремляю взгляд в землю. Именно так сделала бы Элора. И она бы смиренно ждала, потому жду и я. Удивляюсь, когда король не пыряет меня в спину, а протягивает руку, помогает сесть в седло и увозит нас в противоположном направлении. Вскоре мы выбираемся из леса – туда, где нависает Темь.
Мне снова открывается Лез, широкая и замерзшая посреди равнины, а позади нее выступает вверх земля. Когда человек умирает, тело исторгает его душу. И она проходит через Лез, сквозь Темь, дабы дождаться Великого суда. Но я очень даже жива. Так что же это значит для меня?
Желудок скручивает от ужаса, когда король направляет свою тварь к реке. На изогнутые, пологие берега наползает лед, сверкающий и белый, поверхность воды блестит в лунном свете как стекло. Едва спешившись, король снимает с седла и меня.
– Здесь и утопишь? – все еще не совсем уверена, что слова о женитьбе были искренними.
Он бросает на меня безмолвный взгляд, будто неспособен заставить себя ответить на столь нелепый вопрос.
Опустившись на одно колено, король касается льда кончиками пальцев, и я с изумлением вижу, как тот с шипением, с брызгами тает и устремляется водой прочь.
Из-за барьера выплывает маленькая лодка с округлым, загнутым корпусом. Хмурюсь, когда течение подносит покачивающееся суденышко прямиком к нам.
– А я думала, мы поедем на… коне?
Если принявшего лошадиный облик темняка можно вообще таковым считать.
– Всякий дух попадает в Мертвые земли через Лез. Это касается и тебя. Фаэтон пройдет без нас.
– Но я не дух.
– А ты хочешь им стать?
Ох, ох, ох. Как быстро иссякает его терпение.
– Это угроза?
Король не отвечает – ну и прекрасно, иного я все равно не ожидала.
Вода плещется о деревянный корпус. Он крошечный, едва вмещает двоих и раскачивается из стороны в сторону.
– Я не умею плавать.
– Можешь не беспокоиться, если не собираешься прыгать в воду.
Так-то я подумывала. Вдруг все-таки лучше умереть.
Прошмыгнув мимо короля, забираюсь в лодку и впиваюсь пальцами в ее борта, король ступает следом, и суденышко резко кренится вправо. Ахаю, вцепившись в другой край, но лодка выравнивается. И все же сердце бешено колотится.
Король стужи так огромен, и если я не хочу весь путь к нему прижиматься, мне остается лишь клочок местечка у узкого носа. Колени упираются в дерево, и на ум приходит кое-что, когда-то прочитанное в книге.
– Разве здесь где-то не должен сидеть огромный трехголовый пес?
Король окидывает меня таким взглядом, будто я совершенно точно сошла с ума. Может, так оно и есть.
– Не стоит верить всему, что слышишь, – произносит он, сбрасывая капюшон. – Подобного существа нет. – Краткая пауза. – Когда мы пройдем сквозь Темь, ты наверняка испытаешь множество ощущений, таких как голод, страх, горе. Не верь тому, что почувствуешь. Это лишь последняя возможность для душ, покидающих царство живых, запомнить, каково быть человеком.
Он даже не представляет, насколько ошибается. Я и так голодна. Я и так горюю. Но киваю, ведь что мне еще остается? Попросить у него утешения?
Король стужи вновь касается воды, и течение чудесным образом меняет направление, увлекая нас вверх по реке.
Мы все ближе, и завеса пульсирует, словно бьющееся сердце, алчущая и зловещая. Я храбрая. Я храбрая, гром меня разрази!
Темнота. Пустота. Вечный, бесформенный саван. Темь жива, и я чувствую, как тону. Меня обволакивает чем-то прохладным. Оно подергивается, вгрызается, жалит, обжигает…
Распахиваю рот в крике, но с губ не срывается ни звука.
Зубы, язык, горло – все покрыто маслянистой густой чернотой, что просачивается сквозь все тело. Руки, основание шеи, поясница вспыхивают мучительной болью. А потом она проходит. Меня захлестывают чувства в самом жестоком их проявлении. Тоска, скорбь, страх и голод, беспощадный голод. Желудок, пустой, словно выскобленная тыквина, сводит такими спазмами, что я сворачиваюсь на дне лодки калачиком и жду, когда это прекратится.
Облегчение не наступает. От меня словно остается одна кожа. Я расщепляюсь. В душе я плачу навзрыд, пытаясь перевести дыхание, не понимая, почему моя печаль так глубока. Наливаюсь тяжестью. Исполняюсь обиды. В груди становится тесно. Позвоночник, словно кнутом, вытягивает болью, и я вздрагиваю, испускаю крик, что все не умолкает.
Сквозь лодку чувствую плеск воды. Невольно задаюсь вопросом, что же будет, если хлипкое дерево вдруг треснет. Звук уже стоит в ушах. Лодка содрогается, и я протягиваю руку. Доски. Ткань, натянутая на теплую кожу. Пальцы стискивают материал – теперь он мой якорь.
– Что со мной происходит? – шепчу я.
Глаза открыты, но я вижу лишь черноту, черноту, черноту.
Надо мной плывет голос, низкий, равнодушный, далекий.
– Все не взаправду.
Что не взаправду? Лодка? Река?
Подо мной поет вода.
Если я сосредотачиваюсь на звенящей трели, пустота вокруг начинает отступать. Рядом, мерцая, возникает Король стужи. Вдруг осознаю, что хватаюсь за его бриджи, и поспешно их отпускаю. За бортом лодки отливает потрясающей бирюзой река, течение извивается вдали темно-синими полосами.
«Приди, – шепчет оно. – Позволь уберечь тебя от тьмы».
Вокруг запястья смыкаются сильные пальцы.
– Не тронь воду! – рявкает король.
Бросаю на него взгляд через плечо, склонившись над бортом и тяжело дыша. Лицо короля то расплывается, то становится четче, но блеск его глаз странно приковывает. Такое чувство, будто мой разум тянут в пять сторон одновременно.
– Почему? Ты же трогал.
– Коснись ты Лез, она бы ничего тебе не сделала, но сейчас мы плывем по Мнемосу – реке забвения. Если на кожу попадет хоть капля, ты утратишь себя полностью.
Слова доходят не сразу. Ко мне все еще прикован этот непреклонный взгляд.
– И я не вспомню, кто я?
– Да.
Крепче стискиваю борт лодки левой рукой. Вода снова меняет оттенки, такая яркая, что режет глаза. Такая чистая, что можно искупаться. Такая чистая, что можно испить.
– Оттащи меня, – прошу, когда манящий напев становится громче. – Скорее!
Жесткий рывок опрокидывает меня на задницу, спиной вдруг ощущаю неожиданное тепло Короля стужи. Дрожу так сильно, что стучат зубы. Утратить свое «я» – что может быть хуже? Река наверняка знает, что я не мертва. Пока.
Темнота рассеивается. Наконец Темь остается позади, и я обретаю зрение. Край, высеченный из камня и льда, залитый водянистым лунным светом. Справа над рекой изгибается одинокий вяз, скрытый чем-то вроде тумана. Единственное живое здесь. Какими бы оттенками ни было наполнено однажды это место, они вымылись. Остальное – лишь серая, изголодавшаяся земля.
Из нее, словно разбросанные тут и там обломки зубов, торчат куски деревьев. Наверное, когда-то они были настоящими деревьями. Вдалеке тянется долина, ведущая к огромной цитадели, что высечена в гранитной скале за плотной стеной голых, похожих на часовых деревьев. Башенки, крепостные стены, балконы и многоярусные залы из черного камня пронзают небеса грязной прорехой на гладком полуночном полотне. Над головой не мерцает ни звездочки. Нет и облачка. Просто чистый холст.
Лодка утыкается в берег. Едва мы ее покидаем, река замерзает обратно и вновь появляется тварь, которую король именует Фаэтоном. Остаток дороги мы проводим в седле. Когда мы минуем стену деревьев-часовых, собственные пальцы в перчатках кажутся мне ледышками.
Я еще никогда не чувствовала себя такой маленькой, как сейчас, утопая в тени стены, что вздымается ввысь, и громадных железных ворот, что преграждают нам путь, с похожим на клыки частоколом. Ворота открываются с резким скрежетом, мы рысцой проезжаем, и снег сменяется широченным двором из серого камня. Справа расположены конюшни, и они раз в десять больше моего домика. В крепости такой величины я ожидала бы больше жизни, но нигде не вижу ни души.
Король направляет тварь вверх по ступеням к двойным дубовым дверям. На них тускло блестят ручки из замысловато изогнутого металла. Король спешивается, я тоже.
– Идем, – звучит так, будто я собака, которую он подозвал к ноге.
Стискиваю зубы до скрежета, настолько тяжело удержаться и не совершить какую-нибудь глупость, например, пырнуть короля снова. Скрывающий мое лицо шарф – вот все, что стоит между королем и моей тайной.
Ручки поворачиваются сами собой. Сила Северного ветра, похоже, подчиняет воздух его воле, и этой способностью он распахивает двери. Передо мной будто раскрывает зев темная пасть и простирается нутро крепости, а затем я шагаю в глотку чудовища, и его челюсти щелкают уже за спиной.
В ушах стучит кровь. Глаза не сразу привыкают к громадному залу. Внутри цитадель кажется еще унылее, чем окрестности.
Здесь царит темнота, и она давит. Окна скрыты за тяжелыми шторами. Напитанный силой короля, подрагивает воздух. От него у меня першит в горле и стягивает кожу. Он, осмелюсь сказать, свеж, но в то же время будто колышется вяло и сонно. Лишь водянистый свет лампы дает маленькую передышку среди теней.
Я так сосредоточилась на том, чтобы всеми силами избавить Элору от этой участи, что ни разу не задумалась, где вообще обитает Король стужи. Здесь мне придется жить? В этом гнетущем, суровом, пустынном месте?
Он ведет меня в коридор слева. Глаза привыкают, и я могу шагать без страха обо что-нибудь споткнуться. То немногое, что есть из мебели, завешено простынями, которые, возможно, когда-то и были белыми, но теперь так густо покрыты пылью, что кажутся серыми.
– Ты живешь здесь один?
Пустынные залы и заброшенные комнаты – лишь оболочка. Бурлила ли здесь прежде жизнь, как прежде буйно цвела вокруг зелень?
– Да, – отвечает король, не оборачиваясь, – хотя у меня полно слуг, которые обслуживают цитадель.
Мы доходим до широкой лестницы с изогнутыми перилами. Сапоги короля, соприкасаясь со ступенями, вздымают облака пыли, и у меня слезятся глаза. Как так вообще можно жить? А «полно слуг»? Я еще ни души не заметила.
На третьем этаже попадаем в длинный коридор, который ведет нас в глубь полного теней нутра цитадели. Вдоль стен все тянутся и тянутся двери. Они разной высоты, ширины, материала, отделки. У некоторых ручки из чистого серебра, у других – круглые, покрытые ржавчиной, словно им несколько сотен лет. Есть дверь с облупившейся белой краской и стеклянной ручкой в форме ромба. Еще в десяти шагах – покрытая маленькими цветными плиточками в желтых тонах.
– Для чего все эти двери?
Мы проходим мимо той, что украшена замысловатой лепниной. Соседняя выкрашена синими и белыми полосами.
– Они ведут на другие континенты, в другие царства, – в голосе короля звучит скука. А может, он всегда так разговаривает. – Ты не найдешь выхода из Мертвых земель через эти двери, не утруждай себя попытками.
Хм.