Без работы

Глава I

Кризис, побег из провинции, первые встречи в Москве

Когда вернувшийся от руководства начальник отдела маркетинга сообщил Паше Крючкову, что тот должен сейчас же писать заявление об увольнении, молодой менеджер было смутился, разволновался, хотел если не взбунтоваться, то возразить (никакого желания покидать рабочее место у него не было). Однако, глядя на коллег, что безропотно чертили на белых листах: «Прошу уволить меня по собственному желанию….» – вздохнул, склонил рыжеволосую, напоминающую поставленную вертикально дыню «торпеда» голову над канцелярским столом и тоже заскрипел ручкой.

Плохие продажи, кризис, долги – это причины. Следствие – приговор, вынесенный учредителем специалистам, которые, по его мнению, оттягивали столь необходимые средства.

«Менеджеры отдела не окупают свой хлеб». Хм… С этим можно поспорить. Но взяла верх разумная мысль о предстоящем расчете, Павел решил смириться и не возражая выполнить распоряжение. Сумма в конверте перекрывала официальный оклад, положенный при сокращении. Официальная часть составляла мизер, хватало лишь на проезд и обеды в местной столовой, тогда как конверт обеспечивал прочие нужды. Общий доходец даже позволил отдохнуть три недели на побережье в Турции. Разве мог Павел представить, что по возвращении из отпуска, когда душа еще дышит соленым прибоем и ночью во сне еще грезится шум набегающих волн, когда вот он, еще не облез, средиземноморский загар, и столько накоплено сил для работы, столько обдумано планов на будущее… Разве мог он помыслить, что его (ведь он так усердно работал, старался, даже добился заметных успехов) попросят освободить место?

– У фирмы большие проблемы – долги, – приватно шепнул ему теперь уже бывший начальник.

Павел с пониманием кивнул головой, справившись на всякий случай: что делать дальше?

– Не знаю, – ответил бывший начальник, – у нас маленький городок. Можно, конечно, здесь попытаться устроиться. Или поехать в Москву. Там с ентим вопросом значительно проще.

Дела отбрасывались, словно балласт, мешающий очень поспешному бегству. Сотрудникам объявили: к утру арендуемое помещение отдела маркетинга должно быть свободно. Пребывая в глубокой задумчивости, Павел собирал свои вещи. Он складывал в крепкую сумку из полиэтилена тетрадь с кое-какими контактами (некоторыми наработками за полтора года службы), пачку чая и сахара, чашку с изображением Валаамского монастыря, часы-сувенир, раскладной календарь, беджик с названием фирмы и его именем, который еще так недавно весело и представительно переливался глянцем на региональной выставке.

Коллеги Павла так же, как он, сосредоточенно паковали вещи. Никто не переговаривался; все и так было ясно. Только Женя Сафонов продемонстрировал Леше Попову сигаретную пачку, и они, прервав шуршанье бумагами, отправились подымить.

В конце рабочего дня начальник отдела маркетинга пожелал бывшим своим подчиненным удачи и заверил, что расчет будет честным, в бухгалтерии, через четыре недели.

Павел в последний раз оглядел уже ставший родным и привычным скупой интерьер кабинета, вздохнул и, держа в руке сумку с вещами, вместе со всеми двинулся к выходу. У здания офиса он задержался и, прощаясь с освещенными окнами, поежился от промозглого ветра, робко ступил в темноту. Он не был готов к такому повороту событий. Он только и слышал: «У нас все растет, развивается, поднимается на новый, значительный уровень…»

А получается, все росло, чтобы так неожиданно рухнуть!

Павел Крючков проживал на окраине города в квартире в ветхой хрущовке. Две комнаты с кухней и совмещенным, пахнувшим плесенью санузлом он делил со своей мамой-пенсионеркой. Его страдающая от ревматизма престарелая мама работала на полставки уборщицей на железнодорожном вокзале. Павел мечтал, что когда-нибудь скажет ей: «Хватит горбатиться! Ты заслужила спокойную старость». Только пенсии матери не хватало даже на коммуналку. А заработка Павла не хватало на двоих. К тому же Павел тайно мечтал о женитьбе. Дело это затратное, и, по справедливым представлениям юного менеджера, семейную жизнь негоже устраивать без лишней копейки в кармане. Павел Крючков не был циником, но, глядя вокруг, пришел к выводу, что в этом мире деньги решают практически все. А их-то хронически недоставало.

Как-то, выслушав его рассуждения, сосед Валера Манилов заметил: «Ты, Паша, так всю свою жизнь копить будешь, а потом уложат тебя в лакированный гроб, только идти за ним некому будет. Тьфу ты! Прости меня, не обижайся. Впрочем, как хочешь».

Ночью Павлу привиделся черный резной лакированный гроб. Невесты у него не было. И на следующий день он, еле дождавшись конца рабочего дня, побежал в турагентство и потратил свои сбережения на Турцию.

– Меня уволили. Я безработный, – без всяких прелюдий брякнул с порога Крючков.

Мать ахнула и отступила. Павел бросил сумку у входной двери и принялся раздеваться.

– Что же нам делать, сынок? Как же теперь, а? – опустив руки, запричитала пожилая женщина.

– Буду работу другую искать, – мрачно проговорил Павел.

– Так нет же ее – работы. Везде увольняют. Кругом кризис. Кризис! Будь он неладен.

– Найду что-нибудь. Не здесь, так поеду в Москву.

– В Москве ждут тебя, что ли? Ты погоди. Я у себя на работе спрошу. Может, у нас чего-нибудь подберется.

– У вас? Человеку с высшим экономическим? Сомневаюсь, – проворчал Павел, проходя в комнату.

Плохие прогнозы касательно трудоустройства в родном городке замаячили, как семафоры. Павел отправил свое резюме на предприятия, располагавшиеся в трехчасовой досягаемости, но отовсюду писали ответы: «В новых сотрудниках необходимости нет».

– Ек макарек… Чувствую, надо ехать туда самому разговаривать, – Павел не верил ответам секретарей, которые могли запросто не доводить его сообщения до своего руководства. Наш герой возжелал личных встреч с потенциальными работодателями. Пасмурным утром Павел надел единственный в своем гардеробе деловой костюм, нацепил не по холодной осенней погоде элегантный тоненький плащ, сунул ноги в новенькие, еще не разношенные полуботинки, прикрыл голову кепкой. В огромном портфеле он прихватил с собой аккуратно уложенные: распечатанное резюме, институтский диплом, блокнот с адресами, карандаши, ручки, паспорт; вышел из дому и направился к остановке автобусов.

В первом же месте Крючкова ждала неудача. Для начала охранник на проходной предприятия полимерных изделий докучливо прицепился с расспросами: кто он такой и что ему надо? Павел не хотел объясняться с приставучим охранником и требовал связи с начальством отдела маркетинга либо отдела продаж.

– Да нету таких тут начальников. А вон, идет главный инженер. Он теперь здесь за все отвечает. У него и узнайте, – буркнул охранник, заметив через оконце сторожки субъекта, шагающего в сторону административного корпуса.

Павел кинулся за главным инженером. Когда тот исчез за дверью кирпичного здания, Павел остался в полном одиночестве.

Главного инженера он настиг в вестибюле. Уже стоя на лестнице, этот небритый мужчина застыл, обернулся, близоруко прищурил глаза и, нервно задергавшись, взвизгнул:

– Я сейчас не могу ничего обсуждать! В бухгалтерии никого нет! Директора нет!

Приходите через неделю!

– Но я только хотел узнать… – опешив, пробормотал Павел.

– А вы кто? Вы не коллектор? – сбавив тон и сильнее прищурившись, спросил главный инженер.

– Нет. Я сюда по поводу трудоустройства пришел.

– И кто вас сюда пригласил?

– Никто. Я сам пришел.

– Завод не работает. Так что вы не по адресу, – с раздражением проговорил инженер и заспешил восвояси.

Подметки новеньких полуботинок Крючкова вновь замелькали мимо ангара, рядом с которым уныло стояли холодные грузовики. Прижимая портфель к животу, Павел плелся на проходную. Порывы осеннего ветра гудели в поддонах, сваленных грудой на пандусе, и волокли от закрытых ворот по асфальту пустую коробку.

План поиска работы с оббиванием порогов закончился полным провалом. Обойдя с десяток организаций, Павел сдался. К концу недели он был вымотан, обессилен, простужен и близок к отчаянию. Так он оказался перед начальником железнодорожной станции, и тот, деловито пошевеливая пышными усами, сообщил, что в ремзону его взять не может, но, ввиду недостатка технических средств, привлечет в качестве грузчика: разгрузить товарный вагон стоит триста рублей. Пять мужиков управляются с этой работой за три часа.

– И ты хоть завтра можешь присоединиться к бригаде.

– Пятидесятитонный вагон и триста рублей на пятерых заработку. – Павлу вдруг захотелось треснуть по голове похожего на твердого майского жука начальника станции. Но он проговорил только:

– Разгружай сам свои вагоны, мудрило.

Матери, которая в это время мыла полы, Павел сообщил, что начальник станции – жлоб и гад.

Добравшись до дома, Крючков налетел на заметно надрызгавшегося алкоголем соседа Валеру Манилова и неожиданно для себя заявил о желании присоединиться к веселью. Через десять минут они очутились на рынке и по настоянию Валеры купили водку у «проверенных азербайджанцев». «Золото славян» – так называлась водка.

– Никогда она меня еще не подводила, – ответил на этот раз немногословный Валера, когда Павел выразил подозрение, что это какая-то ядовитая дрянь. – Пить можно, убирает в хлам, – уточнил Валера.

Аргументов для возражения не было. И «Золото славян» перекочевала во внутренний карман куртки Манилова.

Распивать водку соседи решили в тепле – на лестничной клетке подъезда. После первой же стопки у Павла замутилось сознание, но его собутыльник заметил, что так оно и бывает. «Но, когда хлопнешь вторую, а затем третью, – объяснял он, – тогда отпускает. Выводит на другой уровень ощущения и миропонятия».

Павел послушно следом за первой выпил вторую и третью. Что было дальше, он смутно помнил.

Вонючий дым сигарет.

Холод от сквозняка.

Звон в ушах и пошатывание.

Подкашивающиеся ноги. Хватание за перила и шею Манилова.

Выкрики: «Падлы! Стервы! Убью… хрррр..!»

Звон бьющегося стекла. Грохот падения.

Целование холодного кафеля.

Чернота.

Тошнота, рычанье, дикая судорога по всему телу, кислый запах блевоты.

Вновь чернота.

Очнулся Павел у себя дома. Он, как был в одежде, лежал на диване. Было темно, только оранжевый свет фонаря лился в окно сквозь раскрытую штору.

На счастье, мать ушла в ночное дежурство, и в квартире никого не было. Павел прошел в ванную комнату, где долго разглядывал свое конопатое с позеленевшей кожей лицо. Странные, противоречивые чувства метались в душе. Во-первых, он радовался, что не умер от отравления водкой. Какая-то тихая эйфория переполняла его, как солдата, который прошел невредимый жестокую битву. Вместе с тем он чувствовал стыд. Вдруг ему стало страшно. Представился завтрашний день – бесперспективный, бессмысленный. Ему мерещился осуждающий взгляд уставшей, тяжело работавшей матери. И сразу же неожиданно волновала внезапная радость, что мать на работе и безобразной картины позорного пьянства не видела. И еще какие-то светлые мысли насчет силы народного духа и любви к родимой сторонке непонятно откуда волнующе вспыхивали в голове.

С трудом оторвавшись от зеркала, где цветными осколками открывался ему полный мазохистских восторженных откровений безжалостный мир, Павел налил воду в ведро, взял тряпку и отправился убирать на лестнице.

Последующие три недели Павел Крючков провел в состоянии анабиоза. Все, что он делал, происходило без участия воли – автоматически. Каждый день он просыпался в восемь утра, два часа лежал, безрезультатно пытаясь заснуть, часам к десяти поднимался, шел в ванную, принимал душ, съедал бутерброд, пил чай, садился в кресло, включал телевизор и смотрел новости. С телеэкрана лился поток информации:

«Дефляция, токсичные акции, волатильность рубля, уровень капитализации, изменение цен паев ПИФов, фондовые индексы РТС и ММВБ, «быки» встретили день… меры по стабилизации, обрушение рынка, помощь правительства для АвтоВАЗа, процедуры банкротства, повышение ставок кредитования, низкие цены на нефть» и т. д.

Президент и премьер раскатывали по всему миру, решали проблемы глобального кризиса, распекали зарвавшихся олигархов, открывали поликлиники и детсады. Депутаты с лоснящимися, самодовольными лицами успокаивали, что последствия кризиса будут преодолены. Павел целыми днями сидел перед телеэкраном, ничего не понимал и никому не верил. Он хоть и пытался, не мог уразуметь, как все то, что работало, строилось и приносило хорошую прибыль, теперь обесценилось, остановилось и ушло за долги. Дело попахивало мегаразводкой, целью которой служило обнуление активов с последующей скупкой за гроши: заводов, домов, пароходов, рабочих-специалистов, возможно и его самого тоже. Работать за кусок хлеба Крючков не хотел. Меж тем новости прерывала реклама счастливой, насыщенной, полной любви, достатка и уважения к человеческой личности жизни.

Каждый вечер Павел встречал с работы больную, изможденную мать. Отправлялся на кухню, разогревал ужин.

– Как у тебя дела? – спрашивала мать.

– Нормально, – избегая глядеть ей в глаза, отвечал Павел.

Мать обычно вздыхала, жаловалась на давление и прострелы в спине. Ее вздохи ранили Павла сильнее упреков и заставляли чувствовать себя еще горше. Тогда он спешил в свою комнату, закрывался, падал ничком на диван, где долго и неподвижно лежал. Или же, ничего не сказав, одевался и уходил шляться по безлюдному городу.

Один раз, когда на душе было особенно тошно, Павел брел меж панельных коробок-домов под черным, покрытым холодными звездами небом. Он достиг темного парка, где любил гулять когда-то в счастливом и очень далеком, словно приснившемся, детстве. Месяц зверским серпом высунулся из-за тучи. Что-то невыразимое вдруг навалилось на плечи, сдавило невидимыми клещами горло. Павел стал задыхаться, остановился, огляделся вокруг, заметил скамейку, с трудом доволочил до нее ослабевшие ноги и, упав на сиденье, запрокинул голову вверх. Месяц, звезды, макушки деревьев задрожали, расплылись, поползли в сторону. По щекам, обжигая, неудержимым потоком хлынули слезы. Ощущая горечь во рту, Павел заговорил сам с собой: «Вот так вот… Остаться здесь и замерзнуть к утру. Не жалко. Они там все хорошие, да! А я никому ненужный долбак! И на хрен мне все это нужно?!» Ответ на вопрос не последовал, и Павел долго сидел, обливаясь слезами, крепко сжав кулаки.

Он сидел неподвижно, пока пробирающий холодом ветер не заставил его подняться и бежать прочь. С чувством непонятно откуда явившейся внутренней твердости Крючков вышел из парка и заспешил в сторону дома.

Деньги были необходимы как воздух. В положенный день Павел Крючков получил свой конверт. Пересчитав наличность, он в недоумении уставился на бухгалтера Веру.

– Это что, все?

– Да, все, – невозмутимо ответила Вера.

– Почему так мало?

– А ты посчитай, сколько у тебя было рабочих дней в прошлом месяце. Ты же отпуск гулял?

– Да.

– Ну вот… – объяснила Вера.

– У нас же отпуск оплачивается, – повысил тон Крючков.

– Так ты получил все на карточку.

– Получил. А конвертная часть?! – закричал Павел.

– Чего ты орешь на меня?! – раскрасневшись, взвизгнула Вера. – Не надо здесь, Паша, орать.

– Хорошо, – на этот раз тихо, надтреснутым голосом произнес Павел и, на ходу запихивая свой конверт в карман куртки, вышел.

Он решительной поступью направился в кабинет учредителя.

Миновав пустующий стол уволенной секретарши, Павел без стука ввалился в кабинет, куда обычно все заходили чуть не на цыпочках. Генеральный директор, он же учредитель компании, восседал за широким дубовым столом. Он угрюмо уставился на визитера:

– Чего тебе?

– Мне кажется, вы меня обокрали, – дрожащим голосом заявил Павел.

– Что?! – рявкнул учредитель, приподнимая из кресла свое массивное тело. На лакированной плеши его большой головы забликовали отсветы висящей под потолком электрической лампы:

– Повтори-ка, я не расслышал?

– Я только что получил конверт в бухгалтерии. Там были деньги. Но сумма в три раза меньше, чем я должен был получить.

– Ах, конверт! – гаркнул учредитель, подаваясь вперед, упершись руками в столешницу. Вид его был ужасен.

Однако на этот раз Павел не дрогнул.

– Вера сказала, что из расчета вычли деньги за отпуск. Считаю это несправедливым, – твердо проговорил он.

– Конверт – это вообще не твоего ума дело. Конверт – это, считайте, моя добровольная помощь. И мне решать, получите его вы вообще или нет, – на сей раз спокойней проговорил учредитель.

В дверь постучали. В кабинет вошел бывший начальник Крючкова. Он окинул пристальным взглядом Павла, буркнул:

– Привет.

– Я, кажется, все объяснил. Ну так идите, идите отсюда. У меня нет больше времени, – пыхтя от сдержанного негодования, продолжил речь учредитель, обращаясь к Крючкову.

– Когда я устраивался на работу, мы о другом договаривались. Чего смотришь на меня, Максим? Где твое честное слово? – напал на бывшего начальника Павел. – Я не уйду, пока со мной по-человечески не рассчитаются.

– А с тобой разве не расплатились? – озабоченно поинтересовался Максим. – Ты же получил конверт.

– Там не те деньги. Мне не доплатили.

– Павел, у нас отпуск не оплачивается. Иди домой по добру по здорову.

– Не пойду. Я и так слушал ваши идиотские советы. Просто вам наплевать на меня и на все, о чем мы договаривались.

– Пошел отсюда вон! – разрываясь от злости, закричал учредитель.

– Павел, уйди по-хорошему, а то знаешь… – уговаривал бывший начальник.

– Вы мне угрожаете? – интересовался Павел, не трогаясь с места.

Уговоры, угрозы, истеричные возгласы, обвинения и возражения продолжались еще минут десять.

– Хорошо, – наконец изрек учредитель. – Крючков, иди в бухгалтерию. Я сейчас распоряжусь; тебе сделают перерасчет.

Павел, чуть не на крыльях, выпорхнул из кабинета.

Учредитель уставился на Максима. Тот мрачнее тучи стоял перед ним.

– Кого ты на работу берешь? Приходит ко мне какой-то наглый поц… Какой-то гондон!

– Да он вроде нормальный был.

– Тогда почему я должен..?! – в бешенстве подскочил учредитель.

– Ввв-вы не д… оолжны, – заикаясь, еле выговорил бывший начальник отдела маркетинга.

– Так, не удивляйся, что бонус этого говнюка вычтут из твоего оклада, – вытирая испарину с гладкой макушки, зло прорычал учредитель.

На другой день пошел снег и засыпал белым серые улицы.

Терять было нечего. Павел Крючков решил ехать в Москву. Он уже получил несколько откликов на свое резюме. Их прислали из московских агентств по трудоустройству. К тому же на сайте cian один из риэлторов поместил объявление о сдаче квартиры по удивительно низкой цене. Павел тут же связался с ним и заявил о намерении арендовать это жилище.

– Вы славянин?

– Да.

– Отлично. Это важно. Там хозяйка – одинокая женщина. Она уезжает работать в Германию. Но у нее трубы плохие в квартире. Иногда текут. Боится оставить их без присмотра. Главное, чтобы вы ей понравились. Метро «Алексеевская». Оплата – 5000 рублей в месяц.

– Я буду завтра у вас. Придержите? Не уйдет?

– Если вы обещаете завтра приехать к нам в офис, тогда не уйдет. Не волнуйтесь.

Павел заверил:

– Я обязательно буду.

Повесив трубку, Крючков был на седьмом небе от счастья. Билеты на поезд лежали в кармане. Необходимое было собрано и упаковано – две огромные сумки дожидались в прихожей. Из целлофана, висящего на дверной ручке, доносился запах жареной курицы. Скоро, скоро он разорвет проклятый круг, вырвется из удушливой безнадеги – уедет отсюда!

Уже на перроне мать вынула из складок пальто какой-то прямоугольный предмет. Она всю жизнь была атеисткой, и Павел, не без удивления, принял из ее рук небольшую иконку.

– Сыночек мой, сохрани тебя Бог, – прошептала старая женщина, пустила слезу, перекрестила, обняла и расцеловала Павла.

Путь до Москвы занял чуть больше суток. Все это время Павел лежал на верхней полке и слушал, как его соседи внизу разговаривают.

– А моя дочка за границу хочет уехать, – говорила немолодая полная женщина в теплом шерстяном свитере.

– О как! Далеко? – спрашивал сочный мужской бас.

– В Канаду. Она ландшафтный дизайнер.

– Что ж. Молодым везде дорога, – отвечал невидимый собеседник.

– Не знаю. У нас как говорили: где родился, там и пригодился. Канада – это ж край света! Правда, если она так решила, разве ее удержишь.

Павел оживился, слегка свесившись с полки, заметил:

– А если работы нет, а там предлагают, что делать?

Мужчина, который был приблизительно одного возраста с женщиной, посмотрел на Павла и одобрительно закивал:

– Вот, молодой человек правильно рассуждает. Молодежь едет туда, где работа. Я в свое время и на Крайнем Севере и на Востоке успел поработать. И сын мой сейчас в Москве трудится. Думаю, позовут, и в Канаду поедет. А так… У нас на весь город один действующий завод. Зарплата четыре тысячи рублей с премиальными. Это что?!

Молодежь бежит, да и правильно делает. – Мужчина решительно крякнул, проворно схватил со столика бутылку крепкого пива, звонко откупорил ее, наполнив пространство запахом спирта и жженого солода.

– А вы к сыну, наверное, едете? – поинтересовалась женщина.

– К сыну.

– Скучает по дому?

– Может, немного. Он молодец, самостоятельный.

– Женат?

– Нет пока. Ему бы надо жениться.

Москва встретила низко ползущими тучами, мокрым снегом и порывистым ветром. На Комсомольской площади, или площади трех вокзалов, как ее еще называли, огромное множество незнакомых людей шагало в подчиненном строгой системе порядке. Люди двигались в направлении зданий вокзалов, другие, выйдя на площадь, перемещались к автостоянкам или ссыпались в метро. Многие были нагружены сумками или катили тележки. Лица людей были сосредоточены, даже мрачны. Все торопились покинуть неуютную площадь. Из этой массы выделялись бродяги, парковщики, милиционеры, таксисты и непонятно зачем мечущиеся туда-сюда цыганские дети. Эти сеньоры и сеньориты никуда не спешили. Кое-кто из них незаметно следил за Крючковым, который, держа две объемные сумки в руках, застыл на ступеньках. Он давно не был в Москве; все, что сейчас окружало, его завораживало: «Такой, стало быть, город надежды – Москва!» Однако времени на фантазии и переживания не было.

Риэлторская контора находилась на «Новослободской». Спустя полчаса Павел топтался перед металлической дверью полуподвального помещения, где красовалась табличка «Агентство недвижимости «Твой дом»». Надавив на пуговку звонка, Павел услышал щелчок, толкнул дверь и вошел внутрь.

В прихожей Крючкову повстречался охранник. Охранник, видимо, был не в себе – как еще объяснить безумное выражение глаз, которыми он изучал нечто невидимое на подушечках своих пальцев. Полностью погруженный в странный процесс, охранник даже не посмотрел на вошедшего Павла.

За прихожей находился предбанник с рядом обшарпанных дерматиновых кресел, далее, через дверь, следовало помещение, где стояло несколько канцелярских столов. На одном из них громоздился компьютер. Голые стены закрывали рекламные постеры и большой календарь. За столами в выжидательных позах сидели три женщины в возрасте, молчаливо тараща глаза на вошедшего Павла.

– Здравствуйте. Я к Лиде Васильевне, – произнес Павел.

Одна из женщин с большой бородавкой на подбородке встала, натянуто улыбнулась и вышла ему навстречу. Подведя и усадив Павла за свободный стол, обладательница бородавки расположилась напротив и начала беседу.

Ситуация требовала заключить договор. В условиях договора была прописана сумма услуги – пять тысяч рублей.

Приняв оплату, агентство должно было осуществлять поиск жилья для клиента в течение месяца.

– Но это же не договор об аренде, – засомневался Крючков.

– Договор об аренде вы подпишете вместе с хозяйкой на месте, – объяснила женщина.

Неприятная догадка заставила Павла отодвинуть договор в сторону.

– Я, получается, вам за услугу плачу, а там с меня еще попросят?

Лицо женщины приняло кислое выражение:

– Я же вам говорю, хозяйка попросила нас об услуге найти жильца, чтобы он следил за квартирой. У нее трубы текут, понимаете?

– То есть она безвозмездно квартиру сдает?

– Да, – неприятно, будто шмякнули влажной тряпкой об стол, вякнула женщина.

– И я сегодня же могу туда вселиться?

– Конечно.

– Может, я вначале поеду посмотрю.

– Только после оплаты. Это исключительный вариант, поэтому и деньги вперед берем. Знаете, как нас кидают?