Перчатка немецкого рыцаря

На полу ничего не было.

По шторе пробежал бледный сполох света – за окном проехала чья-то машина.

И вдруг штора чуть заметно шелохнулась, словно от легкого сквозняка.

Но сквозняка быть не могло – Арина помнила, что перед сном закрыла это окно.

По шторе снова проползло какое-то пятно…

Арина похолодела.

Это было не пятно света от автомобильных фар – наоборот, это была густая тень.

До Арины дошло: по шторе с обратной стороны проползло какое-то существо. Большое, размером с огромного краба, и, как краб, многоногое и юркое…

Она хотела закричать от непомерного, невыносимого ужаса – но от того же ужаса горло ее перехватил спазм, и Арина не смогла издать ни звука. Она сидела в кровати, обхватив себя руками, и тряслась от страха, как овца перед ножом мясника.

Многоногая тень скользнула вниз. Теперь Арина ничего не видела. По полу снова простучали невидимые коготки, их звук пересек комнату и пропал в коридоре.

Арине было по-прежнему страшно – но тот же страх гнал ее прочь из спальни, в коридор. Она должна была понять, что это было, должна была увидеть своими глазами…

Арина соскользнула с кровати, нашарила тапочки, выскользнула в коридор.

Впереди, в дальнем конце коридора, послышался знакомый уже топоток. Арина крадучись, задыхаясь, с болезненно бьющимся сердцем пошла на этот звук.

Чуть слышно скрипнула дверь мужнина кабинета.

Теперь топоток был слышен оттуда, из-за этой двери.

Арина мягкими, неслышными шагами двинулась вперед, прошла по коридору, проскользнула в кабинет.

Здесь было темно – темно и тихо.

Никаких подозрительных звуков.

Арина потянулась к выключателю, включила верхний свет.

Вспыхнул светильник, круглый плафон из кусочков цветного стекла, который она купила в прошлом году в Венеции, осветил комнату ровным уютным светом.

Все было здесь как обычно – тяжелая солидная мебель, шторы плотно задернуты, все на своих местах, нигде ни пылинки, прислуга работает отлично.

Разве что на столе стояла большая деревянная шкатулка, которой раньше здесь не было. Наверное, муж принес ее накануне. Может быть, это ящик дорогих сигар или хьюмидор, контейнер для сигар, в котором поддерживается постоянная влажность…

Муж не курил сигары, но держал модную вещь для гостей, хотя, что это она, никаких званых приемов у них в квартире никогда не бывает, если что – в ресторан гостей зовут.

Арина и рада этому, потому что своих друзей у нее нет, а у мужа только коллеги по бизнесу, она мало с ними знакома, а для посторонних и стараться не хочется.

Арина еще раз оглядела кабинет.

В нем не было ничего подозрительного.

Что она скажет, если муж застанет ее здесь посреди ночи? Что услышала какие-то странные звуки, увидела на шторе подвижную многоногую тень? А ведь он скоро вернется, он не предупредил, что не придет ночевать, стало быть, явится.

Арина выключила свет в кабинете и, понурясь, вернулась в свою спальню. Идти не хотелось, было страшно.

Тут распахнулась дверь в конце коридора – дверь комнаты, где обычно находился дежурный охранник.

Охранник Стас выглянул – заспанный, с взлохмаченными волосами, взглянул на Арину:

– Арина Константиновна, что-то случилось?

– Мне показалось, я что-то услышала… – Она сама расслышала в своем голосе смущение и неуверенность.

Тут она сообразила, что выскочила из спальни в одной только коротенькой пижаме, и покраснела. Потом перехватила во взгляде охранника удивление и насмешку и тут же проговорила, чтобы сгладить это неприятное впечатление:

– Николай Анатольевич еще не вернулся?

– Нет, но звонили… они скоро приедут…

Арина подумала, как странно выражается охранник – «они»… перебарщивает с почтением, даже с угодливостью.

В этом было что-то избыточное, старорежимное, дореволюционное. Откуда это взялось в наше время?

Или муж действительно приедет не один? Кого-то привезет в дом посреди ночи?

Она рассердилась на себя – не дело это, разгуливать перед парнем в пижаме, еще подумает что-то не то, ушла в спальню, легла, но не успела заснуть.

Хлопнула входная дверь, из прихожей донеслись шаги и голоса. Один голос – знакомый, мужнин, а второй – какой-то странный, резкий и дребезжащий, как треснувший стакан.

Правда, муж приехал не один.

Впрочем, это его дело, он всегда поступает так, как считает нужным, Арине отчета не отдает. Так даже лучше, теперь, когда в доме люди, страх окончательно покинул ее.

Арина закрыла глаза и уже начала засыпать, как вдруг возле двери раздались торопливые тяжелые шаги, и в спальню ввалился муж, включил свет.

Арина приподнялась на локтях, удивленно захлопала заспанными глазами:

– В чем дело?

Николай, не извиняясь, проговорил:

– Стас сказал, что ты была в кабинете!

– Ну, была. – Арина разозлилась на тон мужа. – Мне показалось, что там кто-то был… Кстати, скажи Стасу и остальным, чтобы не спали на дежурстве! Мы им не за это платим! Дрыхнет, как свинья, тоже мне, охранничек!

– Уволю! Завтра же уволю! – резко бросил муж, но тут же вернулся к своему: – Ты ничего там не трогала? В кабинете?

– Ничего, разумеется! Да в чем дело? Я уже засыпала… ты меня разбудил…

Тут из-за плеча мужа высунулась какая-то странная физиономия – бесцветная, словно выгоревшая, без возраста, с красными воспаленными глазами, неаккуратными кошачьими усиками, черной козлиной бородкой и венчиком седеющих волос вокруг бледной лысины.

Очень странный, даже нелепый человечек был одет с претензией на элегантность – тщательно отглаженный старомодный клетчатый пиджак, белоснежная рубашка, галстук, аккуратные манжеты. Но эти потуги на элегантность ничуть ему не помогали.

– Вы что-то слышали? – проговорил этот клоун тем самым резким, дребезжащим голосом, который Арина слышала в прихожей. – Вы что-нибудь видели?

– Да что это такое! – вскрикнула Арина, натягивая одеяло до подбородка. – Ты с ума сошел? Приводишь посторонних мужчин в мою спальню… это переходит всякие границы! Должны же быть хоть какие-то приличия!

– Извини. – Муж и правда почувствовал неловкость. – Спи, мы поговорим завтра утром… Илья Прохорович, пойдемте…

– Черт знает что! – Они вышли, дверь закрылась, но Арина еще долго не могла успокоиться.

И снова накатили воспоминания. Ну что ж, все равно деваться некуда, и сон никак не идет.

Квартира Аглаи Михайловны ее поразила. Три комнаты, которые Арине показались бы огромными, если бы не были так заставлены мебелью. Мебель была старинная, поначалу показавшаяся Арине очень красивой и ценной.

Потом, когда она стала разбираться в подобных вещах, выяснила, что ничего особенно ценного у старухи не было, кроме дивана восемнадцатого века. Диван был огромный, с высокой резной деревянной спинкой, шелковая обивка вся продралась от старости. Диван стоял в гостиной, старуха величественно сидела на нем, когда смотрела телевизор и пила кофе.

Кофе она пила раза четыре в день и прежде всего научила Арину его правильно заваривать и подавать на специальном столике с колесиками.

Нужно было поставить чашку с дымящимся напитком, отдельно подать молочник со сливками, отдельно тарелочку с тостами, если утром, и с крошечными пирожными, если вечером. Чашки и молочник были старинные, но разномастные, полный сервиз необыкновенной красоты хранился у Аглаи в забитой посудой горке, что стояла в гостиной.

Еще там был шкафчик с серебряными приборами – рюмками, сахарницей, щипчиками для сахара, другими щипцами – кажется, для орехов, статуэтками, и набором фруктовых ножей в специальной стойке, куда они выставлялись веером. Отдельно в ящике лежали серебряные столовые приборы.

На стенах висели картины – два старинных портрета в проеденных жучком рамах, очевидно, престарелые супруги. Муж был в зеленом мундире с золочеными пуговицами, даже на картине видно, что потертом, а жена – в чем-то шелковом, с кружевами.

Аглая Михайловна говорила, что это ее предки.

В общем, квартира была набита всякими ценными вещами, о чем Аглая Михайловна не преминула сообщить Арине.

Квартира была жутко запущена, то есть обои, конечно, не свисали клочьями, и из крана не текла струйка воды в ржавую ванну, нет, краны в ванной были новые, и плита на кухне тоже, просто все было жутко грязное.

С потолков по углам свисали лохмотья паутины, плита, хоть и новая, была покрыта толстым слоем пригоревшего жира, в кухонное окно было не видно улицы, до того оно была грязное. Похоже, что не убирали тут несколько месяцев.

Арина правильно поняла свою задачу и приступила к уборке.

Аглая Михайловна все время толклась рядом и болтала без умолку, очевидно, долгое время провела без слушателя. Арина больше помалкивала, да старуха и не интересовалась ее жизнью.

Арина же, видя большую квартиру и массу ценных вещей, вспоминала свое не то чтобы нищее, но бедноватое житье с мамой и отчимом и то, как он вечно орал, что денег нет и нечего ее баловать, хотя какое уж тут баловство.

Так что эта, с позволения сказать, бабуля могла бы от щедрот хоть подарочек внучке прислать на день рождения, так нет же. И не от жадности, а из вредности.

Старуха была злая и вредная, это Арина поняла из ее разговоров. Она осуждала всех: соседей, родственников, которых, кстати, у нее было мало – сын да невестка.

Понемногу Арина поняла, для чего старуха замутила всю историю – она жутко поссорилась с невесткой, третьей женой ее отца. Точнее, этого человека Арине отцом называть не хотелось.

У Аглаи Михайловны было хобби – разводить сына с его женщинами. Началось все с Арининой матери, тут Аглая выступила во всей красе, потом сын женился, и невестку Аглая поначалу вроде бы одобрила, но по прошествии пары лет начались скандалы.

Невестка оказалась грубой, непочтительной, серой и скандальной девахой, сыну нужна была не такая жена.

В конце концов, невестка не выдержала и уехала от сына аж в Америку и ребенка с собой увезла. То есть в рассказе Аглаи все выглядело так, что невестка оказалась подлой и была во всем виновата.

Следующая невестка оказалась умнее, Аглаю разглядела сразу, и детей от ее сына рожать не стала, зато пыталась при разводе отсудить полквартиры. Не получилось.

«Кто бы сомневался», – мысленно хмыкнула Арина.

А третья решила действовать хитростью.

Она зачастила в гости, все время улыбалась, пела Аглае Михайловне дифирамбы, а потом как-то после ее ухода Аглая хватилась кольца.

Кольцо была старинное, фамильное, с вот таким бриллиантом, досталось Аглае от прабабки. В общем, невестка, разумеется, все отрицала, но факт есть факт.

Аглая отказала ей от дома и вообще прекратила всяческие отношения с ними, потому что сын отказался расстаться с воровкой.

Ну, это вопрос времени.

Арину эти истории совершенно не интересовали, но деться было некуда, хорошо поставленным голосом Аглая Михайловна говорила и говорила.

Через неделю Арина совершенно одурела от домашней работы, тем более что там и за несколько месяцев было не разобраться. Спасалась она только в первую половину дня, когда ходила в институт.

То есть на самом деле в институт она и носа не казала, но старухе говорить об этом не стала, сама догадалась, и советоваться с умным голосом не понадобилось.

Сентябрь катил к концу, пошли затяжные дожди, так что гулять по городу стало холодно и противно. Арина и не гуляла, она искала хоть какую-то работу.

Но что предлагали девчонке восемнадцати лет без профессии и образования? Только место продавщицы в крошечном магазинчике. Зарплата – слезы, а работать по двенадцать часов. Но деньги нужны были хотя бы для того, чтобы купить зимнюю одежду.

Вещи привезла тетя Зоя, она подкараулила мать возле подъезда и пристыдила, причем нарочно говорила громко, чтобы все соседи слышали.

Что же это, выгнали девчонку из дома в одном пальтишке, даже смены белья не отдали? Что вам, жалко или муженек твой сам ее платья носить станет?

Мать огрызнулась, но вечером все же принесла чемодан. Вещи были брошены кое-как, чистое вперемешку с грязным, ни зимних сапог, ни теплой куртки.

Тетя Зоя еще сказала, что они все равно ругаются, ей слышно.

«Ну вот, – усмехнулась Арина про себя, – а говорили, что все из-за меня».

С соседкой простились по-хорошему, она обещала звонить Арине, если что.

Наступили холода, и Арина теперь замерзала в легком пальтишке. И однажды утром, когда она тащила пакет с мусором, возле помойки ее остановила бойкая старуха в вязаной шапочке с кокетливым меховым помпоном.

– Ты, что ли, Аглае теперь по хозяйству помогаешь? – с усмешкой спросила она, кивнув на мешок с мусором.

– Я не домработница, – ответила Арина.

– Да уж вижу, – непонятно сказала старуха, а потом предложила Арине, чтобы та вымыла ей окна к зиме.

О цене сговорились быстро, на следующее утро Арина явилась.

Звали старуху по отчеству, Гавриловна, она уж привыкла так откликаться. Квартира у нее была поменьше, всего две комнаты, зато не сравнить с Аглаиной по чистоте. Хозяйка сказала, что пока сама с уборкой управляется, а вот окна мыть не может, голова кружится.

Тогда Арина расстаралась, и Гавриловна рекомендовала ее своей приятельнице из соседнего дома. Так и пошло, по утрам теперь Арина убирала за деньги, а все остальное время уходило на Аглаю.

Кроме уборки, нужно еще было готовить и подавать еду, красиво сервируя, Аглая Михайловна придавала этому большое значение.

Она часами могла рассказывать Арине о способах правильной сервировки стола, перечисляла виды бокалов, говорила, когда нужны полотняные салфетки, а когда – бумажные, что значит – накрыть стол «в три стекла» и так далее.

Арина купила зимнюю куртку, сказав Аглае, что получила стипендию, сама же позвонила в деканат института и сказала, что хочет забрать документы.

Секретарь Галина Ивановна ответила, что ее и так уже собрались отчислять за прогулы.

Потихоньку Арина привыкала к своей новой жизни. Не то чтобы ей нравилось, но все же это был выход.

Пройдет какое-то время, и эти «викинги» про нее забудут. По телевизору передали как-то, что убийцу Анастасии Лаврушиной так и не нашли.

Арина мысленно пожала плечами – даже если бы она и рассказала в полиции все, что видела той ночью, все равно никого бы не нашли, а у нее точно были бы неприятности.

Нет уж, тут каждый за себя.

Кусок пряжки от ремня со стилизованной буквой «В» она как-то вечером, идя по набережной, выбросила в Неву.

Та самая Гавриловна, у которой она мыла окна, рассказала кое-что про Аглаю Михайловну.

«Аглая, – говорила она, – хитрая стерва, уж про это все в доме знают. Характер у нее жуткий, сына она вроде бы любит, но это все вранье. Правда, сынок у нее тоже не подарок – как что не так, сразу за мамочкину спину прячется».

«Еще бы, – подумала Арина, – ей ли не знать».

– Ты с ней поосторожнее, – продолжала Гавриловна, – у нее все домработницы долго не задерживаются, она всех в воровстве обвиняет и выгоняет, чтобы денег не доплачивать. Одна тут во дворе так плакала, приличная такая женщина из Молдавии, у самой уже внуки, а вынуждена работать. В жизни, говорит, чужого не брала, а тут такое, хозяйка говорит, что кольцо у нее пропало, ценное очень. Она, Гавриловна, ей поверила, потому как про кольцо бесконечные разговоры идут, по Аглаиным словам выходит, что у нее просто ювелирный магазин.

В общем, ту тетю она, Гавриловна, сиделкой пристроила к одному старичку после инсульта, там на нее не нахвалятся, а про Аглаю слухи пошли нехорошие, так что к ней теперь никто идти работать не хочет, да и платит она мало. Но вот, тебя нашла. Уж, видно, дела твои не очень хороши, раз к такой заразе жить пришла.

Арина только кивнула, все точно, есть у нее причины.

Сейчас Арина, вспоминая то время, думает, что ей было не так уж плохо тогда.

После того что случилось на обрыве, ей нужен был относительный покой, чтобы никто не трогал.

Она оставила позади всю свою прошлую жизнь, ни о чем особенно не жалея, и те полгода находилась на перепутье, сама не зная, куда повернет ее судьба.

Желаний пока она никаких не имела, знала только, что никогда не вернется в отчий дом. А пока потихоньку привыкала к самостоятельности. Решения, хоть и пустячные, она принимала теперь сама, никто над ней не довлел.

С тех пор так и повелось, она все решает сама, и это совсем неплохо.

С этой мыслью Арина наконец заснула.

Хозяин квартиры и его странный гость прошли в кабинет.

Николай включил свет. Странный человечек без возраста бросился к столу, на котором лежала большая шкатулка из темного дерева, всплеснул руками:

– Это здесь? Это она?

– Она, она! – Николай подошел, привычным движением левой руки достал из кармана маленький медный ключ с узорной бородкой, вставил в скважину на боковой стенке шкатулки, и тут на лице его проступило удивление: – Она не заперта… странно… очень странно… Я закрывал ее перед уходом, а ключ только один…

Он торопливо, взволнованно откинул крышку шкатулки – и перевел дыхание:

– Все в порядке, она на месте… Наверное, я забыл ее закрыть… ведь другого ключа нет…

Его ночной гость подскочил, через плечо хозяина заглянул в шкатулку, и глаза его засияли:

– Она! Это она! Никаких сомнений!

В шкатулке лежала сложная металлическая конструкция, напоминающая человеческую руку. Пальцы железной руки были сжаты в кулак.

– Она, она! – пролепетал странный человечек и потянулся к железной руке: – Никаких сомнений! У меня нет никаких сомнений, это именно та рука…

– Еще бы – за такие деньги! – усмехнулся Николай. – Значит, вы уверены в том, что рассказывали о ней?

– Ну, сам я этого не видел, но очень надежные исторические источники утверждают…

– Вы можете это гарантировать?

– Я занимаюсь этим периодом всю жизнь… это сфера моих научных интересов…

– Для меня это не сфера научных интересов. Для меня это вопрос жизни и смерти.

– Я понимаю, понимаю…

– Вряд ли вы понимаете… чтобы понимать, нужно побывать в моей шкуре!

Николай бережно вынул железную руку из шкатулки, положил ее на стол, снял пиджак, закатал правый рукав рубашки. Посмотрел на свою изуродованную руку.

Протез был изготовлен очень хорошо, его трудно было отличить от настоящей, живой руки. Еще бы – над ним работали лучшие немецкие мастера, и денег он стоил очень больших. Николай не поскупился. Естественный цвет кожи, голубые прожилки вен, даже редкие рыжеватые волоски на пальцах.

Протез прекрасный – но он не заменяет живую руку. Ни в каких отношениях не заменяет.

Он отстегнул протез, попытался надеть на его место железную конструкцию из шкатулки – но одной рукой не сумел. Тут к нему на помощь кинулся рыжий человечек, с неожиданной ловкостью надел руку, пристегнул ремни.

Николай поднял железную руку, осмотрел ее.

Грубая, примитивная конструкция, не сравнить с прежним протезом. И тяжелая. Но если то, что об этой руке рассказывают, правда – он сделал очень выгодное вложение. А что выглядит неважно – так можно надеть поверх этой руки перчатку…

Он помахал железной рукой, поморщился.

Слишком тяжелая, нужно к ней привыкнуть…

Но самое главное – не это.

– Что нужно сделать, чтобы она…

– Нужны подходящие обстоятельства… ее нужно активизировать… запустить…

– А как ее активизировать?

– Я над этим еще работаю… – проговорил странный человечек уклончиво.

– Поторопитесь! – бросил ему Баринов. – Мне некогда ждать! Я уже сказал – это вопрос жизни и смерти!

На следующее утро Арина проснулась позднее обычного.

Николая уже не было дома, так что поговорить они не успели.

Из кухни доносился приятный запах свежезаваренного кофе – экономка Светлана готовила завтрак. У них вся прислуга была приходящей, муж говорил, что не потерпит посторонних ночью в собственном доме. Никого, кроме охранника.

Арина туго завязала поясок халата и вышла из спальни. В прихожей мелькнуло незнакомое лицо.

– Вы кто? – насторожилась Арина.

– Я Рустам, новый охранник.

– А где Стас?

– Стаса уволили.

– Оперативно! – Арина вспомнила ночной разговор с мужем и усмехнулась.

Что ж, все правильно, нечего спать на работе.

Арина включила воду в ванной и стала разглядывать себя в большом зеркале.

Что-то сегодня она себе не нравится, вид утомленный, глаза потухли. Спала плохо? Или снова воспоминания мешают жить? Нужно что-то делать, вот уже второй день она киснет и думает о плохом, а от этого появляются преждевременные морщины.

Хотя как раз все самое плохое уже передумано, дальше начинается новая жизнь.

Ванна наполнилась, Арина легла в душистую пышную пену и прикрыла глаза.

Как хорошо, что мужа нет дома, никто ей не мешает расслабляться.

У нее своя жизнь, свои желания, свои интересы, свои мысли, мужу нет до них никакого дела, и она ему благодарна за то, что они не мешают друг другу.

И воспоминания у нее свои, она никогда никому о них не рассказывала. Не о том, что случилось на обрыве той ночью пятнадцать лет назад (еще не хватало!), а вообще о своей жизни.

Да и Николаю вряд ли это будет интересно.

С того случая на обрыве прошло всего семь месяцев, и однажды Аглая Михайловна сказала, что у нее через неделю день рождения.

По этому поводу был вызван Ираклий – немолодой такой мужчина, точнее, молодящийся старичок в старомодных очках с сильными линзами. Одет Ираклий был, на взгляд Арины, странно – аккуратный костюм, белая рубашка, а вместо галстука – большой шелковый бант в горошек. Причем бантов этих было у него несколько штук, и горошки все разные – черные, красные, крупные и мелкие.

Ираклий приходил не просто так, а по важному делу.

Аглая Михайловна продавала ему разные безделушки и кое-что мелкое из мебели. Денег у нее не было, а привыкла жить, ни в чем себе не отказывая, вот потихоньку и спускала кое-что Ираклию.

Гавриловна, увидев Ираклия во дворе, говорила, что он – жулик, вон как глазки под очками бегают, Арина же только пожимала плечами – ей-то какое дело.

На этот раз Ираклий уволок с собой чудный ликерный столик – маленький, размером чуть больше табуретки, из красного дерева, с двумя ящиками в верхней части – для сигар и игральных карт, а в середине – место для бутылок.

Аглая Михайловна повеселела и послала Арину в магазин за деликатесами.

На праздник явился ее сын, очевидно, так у них было заведено.

Аглая разрядилась в пух и прах, навешала на себя кучу золотых серег и цепочек, причем даже Арине было ясно, что цену эти все, с позволения сказать, драгоценности имеют явно небольшую. Больше дешевого поддельного блеска, чем настоящей ценности.

Но, сунувшись с вопросом насчет хозяйства в комнату к Аглае, она увидела, что та примеряет красивое кольцо.

Большой, сложно ограненный камень, вокруг изящная резная оправа…

Арина никогда в жизни не видела бриллиантов, но сразу поняла, что это то самое кольцо, фамильное. Стало быть, его никто не крал, ну, она это и так знала.

Аглая Михайловна оглянулась и неожиданно протянула руку, подставив кольцо свету:

– Нравится?

Арина кивнула, сглотнув, кольцо и правда было очень красивое.

– Вот умру, твое будет, – сказала Аглая.

Арина поскорее отвернулась, чтобы та не заметила скептического выражения у нее на лице.

Ох, что-то бабуля задумала нехорошее, раз кольцо ей показала!

Однако вечером, когда пришел ее сын, Аглая Михайловна кольцо не надела. Сын принес букет, довольно скромный, Арина поскорее унесла его на кухню, чтобы поставить в вазу с водой.

Аглая Михайловна была оживлена, весела и подчеркнуто ласкова с Ариной, то есть делала все, чтобы дать понять сыну – у нее есть кому оставить нажитое.

Арина посмеивалась про себя, ни на минуту не верила она этой заразе.

Интересно, этот сыночек изучил свою мамашу или верит ей и все время наступает на те же грабли?

Назвать этого человека отцом Арине не приходило в голову, она ничего не чувствовала к нему, кроме презрения.

– Как же вы похожи! – Аглая Михайловна подвела их обоих к зеркалу и заставила сына снять очки.

И правда, стало видно, что у Арины тот же разрез глаз и овал лица, и скулы, и даже волосы того же блеклого, какого-то серого цвета. Нет, нужно завтра же покраситься!

Арине захотелось сделать в зеркале зверскую рожу, еле удержалась.

Пока Арина мыла посуду, мать с сыном мило беседовали за кофе, сблизив головы, иногда Аглая Михайловна смеялась. Потом он ушел, Арина сделала так, чтобы не прощаться с ним в прихожей, за весь вечер они и двух слов не сказали.

На первые же полученные за уборку деньги Арина побежала в парикмахерскую, там ей покрасили волосы и брови. Стало гораздо лучше, лицо стало ярче, исчез затравленный взгляд.

Впрочем, этот взгляд исчез давно.

Она больше не втягивала голову в плечи и не оглядывалась через плечо, не вздрагивала от чьего-то слишком громкого смеха. Все это осталось в прошлом. Теперь все было не так плохо – глаза большие, серо-синие, чуть подведенные, ресницы длинные, улыбка хорошая, открытая.