Арифметика демократии

Глава 8. Как в обществе формировался демократический язык

По мере того, как в обществе окончательно устоялось разделение на классы, имеющее разное отношение к распределению апельсинов, в нём как-то сами собой появились слова, эти классы обозначающие. Умеющие считать до трёх обезьяны назывались барамуками, до тридцати – разделюками, а Умеющая Считать до Ста называлась просто: Верховная.

Верховная получила своё название потому, что придумала его сама, и спорить с ней по этому вопросу никто почему-то не стал. Что касается разделюков, то такое название придумали они себе не сами, а были названы так Верховной за то, что, как она сказала, разделяют с ней ответственность за делёж апельсинов, а с барамуками беззаботность жизни простых участников Общества. Впрочем, барамуки значение этого слова поняли по-своему: разделюки те потому, что разделяют между ними апельсины, чтобы было для них гораздо важнее, чем разделение каких-то тягот. Что касается барамуков, то так их назвали и разделюки и Верховная сразу, причём совершенно не сговариваясь между собой, и в унисон стали их так называть, никак не объясняя, почему они решили использовать именно это слово.

Единственная, кто попыталась дать объяснение названию «барамуки», была Умеющая Считать до Бесконечности, которая барамукам объяснила так:

– Барамуки вы потому, что весь ваш язык – это сначала «бе», а потом «му»!

На лицах барамуков возникла знакомая гримаса, с которой они обычно говорили «бе-бе-бе!», но тут же почему-то исчезла, и на смену ей стали проступать черты другой, с которой они говорили «му…», но и этого звука не последовало, а возникла небольшая заминка, по завершению которой был дан ответ обычными словами:

– …не ты это слово придумала, и не тебе его и трактовать! – выпалили барамуки раздражённым тоном и в тот день больше с ней не разговаривали.

С тех пор обиженные на Умеющую Считать до Бесконечности барамуки стали называть её «умеющей считать» не иначе, как в кавычках, подразумевая противоположный смысл, а сама она себя называть своим именем в прежнем смысле. Так в обществе Справедливости и Равенства возникли новые слова, которые легли в основу его демократического языка.

Поскольку в жизни общества у каждого класса обрисовался свой круг интересов, у каждой обезьяны в связи с этим появилась потребность иметь общение в кругу себе подобных. В этом общении предпочтение отдавалось только тем вопросам, которые волновали данный класс, и взаимопонимание было важно иметь в первую очередь с себе подобными.

Основной темой круга барамуков было обсуждение проблем, в результате которых они недополучали то, что им полагалось по Закону. У разделюков же, помимо аналогичной проблемы, была ещё и другая: как обсуждать те вещи, о которых барамукам лучше было не знать. Какие-то проблемы, предположительно, были и у Верховной, если бы ей было с кем общаться, но поскольку единственным представителем своего класса была она сама, общаться по определённым вопросам ей было не с кем, и о своих проблемах она никому не говорила. Так сформировались отдельные языки, на каждом из которых каждый контингент общался сам с собой.

Каждый язык отличался обозначением тех вещей, которые соответствующему ему классу было необходимо знать. В каждом появились свои названия приёмов, которые данный контингент использует в борьбе за свои демократические права. Свои названия ситуаций, которые у них при этом возникают, свои слова, понятно для своего круга выражающие отношение к вещам, присущие им в связи с их взглядами на жизнь, а также свои понятия, определяющие, кто есть кто в рамках их понимания дела.

Языки соотносились между собой по принципу обратной совместимости: т.е., язык среднего контингента более низшему контингенту абсолютно непонятен, а высшему, в принципе, понятен, но неудобен, т.к. им высший контингент почти никогда не пользовался. Например, в языке разделюков было слово «забарамукать», которое произносилось всегда таким пренебрежительным тоном, что видимо, подразумевало какое-то презрение в отношении связанного с этим словом класса. Барамукам же это было абсолютно непонятно, и они не знали, что оно конкретно означает. И они бы не обращали на это особого внимания (т.к. в демократическом обществе все имели обыкновение не интересоваться тем, что им непонятно), но их напрягал пренебрежительный тон, с которым оно произносилось. И они чувствовали в этом что-то неладное, но что именно, объяснить не могли, и они бы хотели объяснить это случайностью, и забыть бы про это, как неинтересную мелочь, но это слово регулярно повторялось именно таким тоном, постоянно напоминая о том, что это закономерность.

Барамуки знали слово «барамука», но не видели в этом ничего предосудительного, и потому им было непонятно, почему они должны стыдиться того, что они барамуки. Наоборот, им даже нравилось, когда их называли барамуками, потому, что это говорило о том, что они полноправные члены демократического Общества.

«Назови меня барамукой!» – говорили участники правового общества с гордостью, а потому им был абсолютно непонятен тон, смысл которого был полной этому противоположностью. Но самое интересное, что примерно таким же тоном Умеющая Считать до Бесконечности говорила иногда фразу со словами «заразделюкать» непременно в присутствии разделюков, и последние демонстрировали в отношении этого примерно такое же непонимание.

Какие были слова у Верховной, неизвестно, т.к., если она их и произносила, то только мысленно, а мысли свои в слух никому не высказывала.

Односторонняя совместимость языков иногда влекла за собой проблемы взаимопонимания при общении между классами. Например, когда какая-то разделюка говорила барамуке: «Да кто ты такая?!», то ожидала услышать в ответ смиренное «Никто…Затыкаюсь и исчезаю!», а вместо этого было гордое «Я – барамука! Я полноправный член свободного правового Общества! А ты всего лишь уполномоченное соблюдать мои права лицо! А если ты думаешь, что твои злоупотребления сойдут тебе с рук, то ты ошибаешься!», и далее её несло: «…да ты всего лишь жалкий паразит, который не понимает, что его произвол всего лишь до поры – до времени терпят! Да, когда надо будет, мы тебя на место живо поставим! Потому, что у нас перед Законом все равны!», и так далее в лучших традициях демократической речи, шло барамучье качание прав.

Аналогичная проблема наблюдалась иногда и у разделюк с Верховной. И тогда представителю более высшего класса ничего не оставалось, кроме как заканчивать разговор, и потом уже на языке апельсинов объяснять оппоненту, кто он такой, и какие у него права.

Поскольку разница между самыми высшими и низшими была столь велика, что взаимонепонимание было практически неизбежным, разделюки обычно сидели достаточно высоко и далеко над барамуками, чтобы тем было удобно до них докричаться. Аналогичную позицию выдерживала и Верховная в отношении разделюк. И благодаря именно этому прямые диалоги между ними были просто невозможны, а утверждения высших передавались до низших по цепочке вниз, а низших до высших точно так же вверх (при условии, что высший найдёт время слушать низшего и сочтёт это достойным передачи). Если же Верховной важно было что-то сказать сразу всем, она могла непосредственно сама спуститься к ним и во всеуслышание это объявить, а все вопросы по поводу её высказывания ей уже передавать нужно было по установленной цепочке.

Если кому-то было что-то непонятно, то на языке апельсинов ему всё самым доходчивым образом задним числом потом автоматически разжёвывалось. И потому нижестоящим оставалось говорить с высшими лишь в режиме монолога, довольствуясь разговорами между собой о том, что они думают по поводу неспособности высших правильно поделить апельсины. И когда все придумывали свои языки, Верховная придумала свой. Но поскольку других представителей её класса в Обществе не было, она придумала язык для общения с другим классами, причём сразу со всеми. А потому язык её был для всех понятен и интересен. Особенность же его было то, что своих слов в нём не было, а сказать для всех она могла на нём всё, что ей надо сказать, но при этом услышать каждый мог лишь то, что ему предназначалось услышать. А дело было так.

Однажды одна очень оппозиционно настроенная разделюка сказала во всеуслышание:

– Я не знаю, что у вас там в целом получается, но по Закону нам каждому полагается по пять апельсинов и точка. Так что давайте нам на мой десяток десять раз по пять реальных апельсинов!

Верховная же во всеуслышание ответила:

– Вот видите, она не знает, а лезет спорить. А меж тем все знают, что чем больше достанется одним, тем меньше достанется другим. И разве кто-то видит, чтобы одному десятку доставалось больше, чем другому? А если нет, то тогда почему мы должны урезать одних, чтобы добавить другим?

И тогда другая разделюка толкнула её под руку и сказала ей в полголоса:

– Да кто ты такая, чтобы отхапать больше, чем тебе хватает твоего ума? Сиди и довольствуйся тем, что имеешь, пока и это не отняли!

Барамуки же загалдели:

– Смотрите, вот явный пример того, когда кто-то пошёл против нашего справедливого Закона, и пытается всех обделить! Правильно, что ей не позволяют нарушать наш Закон! И хорошо, что у нас есть Верховная, которая ставит выскочку на место!

Таким образом, язык Верховной стал языком всего Общества, а её голос – его голосом. И на этом языке всегда в открытую звучали самые мудрые мысли его лидеров, ибо правовое Общество было демократическим, а властям демократического общества скрывать от народа было нечего. Так язык, на котором звучали самые важные мысли общества Справедливости и Равенства, стал полноценным демократическим языком.

Глава 9. Как в обществе началось обучение

Однажды Верховной надоело, что Умеющая Считать до Бесконечности постоянно попрекает участников общества в неграмотности, и она решила с этим покончить. Теперь члены настоящего демократического правового Общества должны быть не только полноправными и свободными, но и грамотными. Так была учреждена система обязательного обучения.

Поскольку по Закону никто не мог быть принудительно заставлен учиться считать, обучение арифметике в программу обязательного обучения не входило – оно входило в курс дополнительного обучения, которое каждый мог пройти по желанию. Ибо перед Законом все были равны, и нарушать его не имел права никто, даже сама Верховная, и даже ради такой великой цели, как обучение. В обязательную же часть входило изучение в первую очередь демократического языка, несущего в себе понятия, составляющие, по словам Верховной, основу политической грамотности свободного участника правового Общества.

Основными понятиями демократического языка были следующие: «Демократия – общественный строй, при котором правильно то, что решает большинство», «Справедливость – это право участника Общества на получение стольких апельсинов, сколько он заслуживает, в соответствии с Равенством и Законом», «Равенство – это положение, при котором никто не имеет право поставить себя выше других, и заявить, что у него больше прав что-то решать», «Закон – правила деления апельсинов, без которых никому ничего не достанется», «Свобода – возможность для обезьяны самой определяться, нужно ли ей учиться таким вещам, как счёт», «Право – возможность что-либо иметь, существующая исключительно благодаря Закону», «Правовое Общество – это Общество с демократическими правами и свободами», «Тирания – противоправный режим, при котором одна обезьяна бьёт остальных и присваивает себе все апельсины, не оставляя им ни дольки, который начинается с того, что она ставит себя выше других, и заявляет, что они не имеют права принимать закон только потому, что они не умеют считать», и «Грамотность – знание основных понятий демократического языка».

Помимо основных понятий, в изучение демократического языка входило изучение так же понятий, называемых техническими. Ими были «Перводел», «Втородел» и «Третьедел». Перводелом назывался акт, когда Умеющая Считать до Ста получала изначальные сто апельсинов и брала свою долю. Второделом назывался акт разделения ею оставшегося на части между Умеющими Считать до Десяти и отделением ими своих долей. Третьеделом назывался акт разделения каждой Умеющей Считать до Десяти всего оставшегося между остальными.

Третьедел назывался самым главным и составляющим основную суть демократии, потому, что в нём участвовало больше всего членов общества. Но поскольку без Втородела его не могло быть, то объяснялось, что Третьедел, хоть и самый главный, но Втородел первее. То же объяснялось и относительно Перводела ко Второделу. Поэтому Перводел получался самый первый, Втородел самый второй, а Третьедел самый третий – всё просто и понятно без обучения счёту дальше трёх.

Поскольку демократический порядок в обществе Справедливости и Равенства начинался с Перводела, то без него никакой справедливости и равенства быть не могло. Из чего получалось, что препятствование Перводелу являлось так же препятствованием справедливости и равенству.

Согласие со всем объясняемым в рамках обучения и уяснение этого всего называлось словом «понимание». А наука приведения себя к этому согласию называлась пониматикой. Называлась она так потому, что, как говорила Верховная, все эти вещи очень важно было именно понимать.

Пониматика учила, что самым правильным делением ста апельсинов на сто обезьян является вариант, где каждому участнику полагается по пять. Потому, что если даже при заложенных пяти штуках каждому достаётся маленький кусочек дольки, то чтобы тогда от них оставалось, если бы было заложено только четыре или вообще три? И когда обучающихся спрашивали, что, по их мнению, получится, если каждому будет по два или по одному, как предлагает Умеющая Считать до Бесконечности, то они даже и не могли представить, что это за маленькие кусочки должны быть, а потому хором отвечали «Всё понятно!»

Касаемо иных мнений по данному вопросу пониматика учила, что в истории Общества было очень много попыток что-либо изменить, и все они заканчивались только растоптанными апельсинами. И ни одно из них не смогло принести никакого улучшения, несмотря на все обещания и уверения их организаторов. Так что, если кому-то нравится строить свои фантазии, то они могут сочинять их где угодно, только вне серьёзного изучения пониматики. Пониматика же – наука серьёзная, которая имеет дело исключительно с фактами.

Из фактов, изучаемых пониматикой, следовало, что существующее Общество – самое справедливое из всех возможных, потому, что никто не может привести пример более справедливого. И если захочет это положение опровергнуть, то он должен привести такой пример, а поскольку никто этого не мог, все опять хором озвучивали своё понимание.

Что касается того, куда же деваются остальные апельсины, то пониматика учила, что это происходит потому, что в обществе существует воровство и мошенничество, с которым никак не удаётся справиться. Ибо до сих пор ещё наука не имеет точного ответа, что они собой представляют, и куда всё может деваться. И в этом ничего странного нет, потому, что в мире есть ещё очень много вещей, на которые она пока не имеет чёткого ответа. Однако, если над этим вопросом очень усердно работать, то, наверняка, ответы на них будут найдены. И возможно, именно кому-то из ныне обучающихся как раз и удастся оказаться тем, кто сможет дать ответ на этот вопрос. Но чтобы это могло состояться, нужно очень хорошо учиться, и усердно набираться всех необходимых знаний. А чтобы получить все необходимые знания, нужно хорошо учить пониматику.

По завершению курса пониматики обучаемых заставляли писать сочинения с использованием всех её понятий в поучительной истории, в которой всё должно заканчиваться хорошо, если обезьяны им следовали, и плохо, если не следовали. Самые убедительные сочинения премировались дольками, а самое лучшее – целым апельсином, поэтому над сочинениями обучающиеся сопели, кто во что горазд.

Победителем конкурса стала барамука, написавшая самое длинное сочинение, в котором было столько страниц, что она даже сама посчитать их не сумела.

Когда не надо было ничего считать, всё понималось очень легко и просто. И в целом учащиеся показали достаточно высокий уровень успеваемости, что опровергло заявления Умеющей Считать до Бесконечности, вечно жалующейся на то, что с желанием учиться в обществе проблема. А получив аттестацию, барамуки были в праве считаться умными и знающими всё, что нужно сознательному члену демократического общества.

Аттестацию получили все, даже самые отсталые, кроме Умеющей Считать до Бесконечности, потому, что она сразу махнула рукой и сказала, что на такое обучение она ходить не будет. А когда состоялся первый выпуск, барамуки всей гурьбой побежали перед ней хвастаться.

– Больше ты не имеешь права нас попрекать, потому, что мы знаем всё, что нужно, и там не было ни слова о том, что мы в чём-то перед тобой виноваты! – заявили они.

– И чем же ваши обучающие вам гарантировали, что обучили всему, что нужно? – ответила она.

– А что ещё должно быть нужно??? – удивились барамуки.

– Умение правильно считать.

– Нам не нужно учиться считать, потому, что пониматика учит, что это не обязательно. Только тебе этого не понять, потому, что ты не учила пониматику!

– Тогда предоставьте доказательства, что ваша пониматика учит всему, что нужно.

– А чему она ещё не научила нас из того, что нужно? – удивились барамуки.

– Ну тогда ответьте мне: как называется вид агрессии, когда неразумное большинство позволяет себя одурачить хитрому меньшинству, и, идя у него на поводу, силой навязывает его волю тем, кому не имеет права её навязывать, на основании только того, что не считает себя обязанным разбирать его претензии?

– Не знаем, – ответили барамуки, – А зачем нужно такое понятие?

– Чтобы было как вас называть! – ответила Умеющая Считать до Бесконечности.

– А при чём тут это и мы??? – удивились барамуки.

– Разве не вы силой навязали мне свой демократический закон и не захотели меня слушать, когда я требовала уважения к своим правам?

– Ты ставила свои права выше наших, а это неправильно, и тебе любой это скажет!

– Я ставила свои права ровно во столько, во сколько они должны быть, а если вы считаете, что это неправильно только потому, что вы так считаете, приводите доказательство, что большинство не может ошибаться!

– Да что нам тебя слушать, что ты можешь понимать? – закричали барамуки, – Вот ты, например, знаешь, что значит Перводел?

– Нет, – ответила она, – А это что-то доказывает?

– А ты знаешь, что значит Втородел? – спросили они вместо ответа.

– Нет, – ответила она, – А это что-то доказывает?

– А ты знаешь, что значит Третьедел? – спросили барамуки с победоносным видом.

– Нет, – ответила она, – А это что-то доказывает?

– Всё с тобой ясно! – закричали барамуки, – Ничего не знаешь, а ещё лезешь спорить! Ничего твоё умничанье не стоит, и всерьёз мы его воспринимать теперь точно не обязаны!

Умеющая Считать до Бесконечности начала что-то отвечать, но была перебита галдежом претензий и поучений, а Самая Озорная обезьяна подскочила к ней, заткнула себе уши пальцами и сказала «бе-бе-бе!».

После этого барамуки ушли, довольные собой и гордые победой, а также счастливые тем, что общество научило их побеждать, не заставляя изучать нудные и противные дисциплины. Так знание пониматики стало защищать права барамуков от опасности тирании.

Глава 10. Как в обществе продолжилось обучение

После завершения обязательного обучения его можно было добровольно продолжить, поступив на курс дополнительного обучения, где учили считать до тридцати. А после этого на следующий курс, где уже учили считать и дальше. И на каждом курсе шло ещё более углублённое изучение пониматики. Называлось это обучение продолженным.

Поступить на курс продолженного обучения можно было лишь после успешной аттестации в начальном обучении. А дальше после аттестации того курса. При этом всегда главной считалась оценка по пониматике, в результате чего обезьяны с плохой оценкой по этому предмету к продолжению обучению счёту не допускались. Ибо, как повторяла Верховная, знание – сила, а давать силу политически неграмотным обезьянам опасно для Общества.

Поскольку основной задачей продолженного обучения была подготовка учащихся на ответственные должности, а количество этих должностей было ограниченным, то и количество мест обучаемых оказывалось, соответственно, ограниченным тоже. И брали на них, естественно, на конкурсной основе. Приоритет отдавался, конечно же, тем, кто лучше всех сдавал пониматику. А если какая-то часть обучаемых не справлялась с программой, то она отсеивалась, а на их места добирали новых. Таким образом, соблюдался Закон правового общества, где, с одной стороны, никого учиться силой не заставляли, а с другой, в обучении никому не отказывалось, ибо право поступать на курсы имели все равное.

Те, кто успешно сдавали второй курс, могли быть выдвинуты на должность разделюк, а после третьего можно было претендовать на должность Верховной. Но поскольку таковая была всегда одна, а желающих очень много, отбор здесь был самый строгий.

Чтобы переходить с курса на курс, нужно было каждый раз проходить соответствующий экзамен.

Всё обучение проходило группами по несколько обезьян под чутким руководством специального преподавателя, называемого объяснятелем, который прошёл специальное обучение, чтобы обучать других. Для каждого курса были свои объяснятели, и каждый имел соответствующую его уровню квалификацию.

Объяснятели на начальное обучение назначались с одобрения объяснятелей продолженного, а последние с одобрения следующего. Самые ответственные объяснятели назначались с одобрения Верховной. Должность объяснятелей была очень ответственной и престижной, и все они получали очень хорошую зарплату в виде апельсинов и долек, каждая соответственно своему уровню.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.