000
ОтложитьЧитал
Глава 1 Вспышки на горизонте
Ночной воздух над промышленной окраиной был жирным, пах ровом тёплого железа. Иван Сорокин, дежурный инженер цеха термической обработки, курил возле открытых ворот склада: две затяжки ― ровно столько, чтобы убедить себя, что смена закончится без сюрпризов. Город спал, и только бледные огни АЗС дрожали на шоссе.
Он бросил взгляд на экран телефона: 02:13, сети всё ещё нет. Месяц как операторы «крутили профилактику», и в Академе, где жила его семья, покрытие часто падало. Иван собирался дописать Нине: «Забегу утром ― подарю новых перчаток Артёму» ― но мессенджер застыл со знаком бесконечной отправки.
Из глубины цеха донёсся треск сварочного контакта: Николай Горин, ночной охранник, запускал чайник прямо в будке. Иван хотел пошутить о том, что крепость завода держится на кипятке, когда небо вспухло странным, чужеродным светом.
Сначала показалось, будто далеко за чертой города вспыхнул рекламный прожектор. Потом свет расцвёл, набрался огневого тяжёлого цвета персика, и сам воздух будто дрожал в такт невидимой палке дирижёра. Иван моргнул ― под веком вспыхнули пурпурные зайчики.
С третьим вдохом на территорию завода налетел горячий порыв; нагретая пыль закружилась, как стая мошкары. «Сварщик наверху?» ― мысленно спросил себя Иван и тут же услышал звон: стеклопакеты вдоль административного крыла разлетелись со звоном фужеров, в котором не было ни одного человеческого голоса, только металл и стекло.
Горин высунулся из будки:
– Видел? Лампу кто-то спалил?
Но лампа не могла так ослеплять.
Следом пришёл звук ― низкий, как если бы вагон цистерны медленно скреб по рельсам. Вибрация прошла через плиты пола, подняла в груди ледяную пустоту. Иван машинально пригнулся, накрывая голову предплечьями.
Через секунду вдалеке раздался второй раскат, как эхом, и город на горизонте будто подсветили снизу прожекторами. Он успел различить очертания башен торгового центра ― а потом огненная почка на юге затянулась облаком дымного серого, как если бы кто-то плюхнул чернила в воду.
В областной больнице, в пятнадцати километрах к северо-западу, Анна Руднева распределяла одеяла между пациентами приёмного покоя. Дежурство шло тяжело: две операции подряд, один ребёнок с аппендицитом, один мужчина после драки в подвале общежития. Тревога за окном нарастала: «несанкционированные салюты», «учения», «просто вспышка на линии электропередач» ― каждый новый слух рождал ещё больше паники.
Когда первая волна дошла до больницы, оконные рамы взвизнули, стёкла затрещали, но не вылетели. Свет моргнул, переключаясь на дизель-резерв, и в гулкой тишине Анна услышала, как кто-то в коридоре произнёс:
– Это ядерка?..
Слово прокатилось, как спущенный каток, заставляя сердца замирать.
На заводе Горин судорожно защёлкнул рацию ― пустой треск.
– Глушат частоты, ― сказал он сипло. ― Если это… надо вниз, к фильтрам.
Со слова «фильтры» начинался каждый инструктаж по ГО, но большинство сотрудников считали его пустой формальностью. Иван знал, где на схемах отмечены бомбоубежища, видел заплесневелые фильтрующие ящики, но никогда бы не ставил на них жизнь.
Впрочем, выбора не было.
На площадке у грузового подъёмника они столкнулись с Алексеем Сергеевым по прозвищу «Полярник»: тот возвращался с обхода, лицо в пепельных хлопьях. Хлопья медленно опадали на бетон, будто очень ранний снег ― только пах он не морозом, а плавленым пластиком.
– Север горит, ― прошептал Полярник. ― И юг тоже. Чёрное облако давит к земле, как зонтик.
Иван поймал себя на странной мысли: какой зонтик, если идёт жара? Но в следующее мгновение воздух прохладил щеки, словно кто-то убрал обогреватель.
– Быстро в шахту! ― приказал он. ― Горин, иди к пульту подъёмника, снимем блокировку вручную.
Трое мужчин цепной тягой потянули за тяжёлый рычаг противовеса, и платформа стала опускаться в темноту. В середине пути свет вырубило ― сломалась аварийная линия. Пусть плечи сводило от напряжения, но в полной тьме никто не проронил ни слова: каждый думал о своём. Иван представил Нину и восьмилетнего Артёма под потолком панельной квартиры, где окна ― пластиковые, тонкие. Если они лопнут, дом наполнят осколки, пламя или радиационная пыль?
Думать дальше было нельзя: платформа ударилась о нижний упор. Из мрака пахнуло старой смазкой и сырой изоляцией.
Коридор подвала был узок: ребристые стены, мокрые пятна и проводка в керамических изоляторах. Горин нащупал рубильник, металл скрипнул, и по потолку побежал тёплый жёлтый свет дежурной лампы малой мощности. В его тусклом круге лица казались вырезанными из свинца.
– Фильтровальная ― через две двери, ― подсказал Иван. В голосе просела привычная инженерная уверенность: он первый раз за годы почувствовал себя маленьким.
В помещении фильтров царил затхлый запах. Два пылевых блока РУФ стояли без кожухов, выпускное отверстие закрывал задвинутый клапан. Всё оборудование изготовили ещё в поздние восьмидесятые, когда гражданская оборона была делом чести.
– Есть ли шанс, что штука запустится? ― Полярник провёл пальцем по рифлёной поверхности блока; на коже остался густой чёрный мазут.
Иван проверил масло в картере компрессора, ткнул палец во впадину манометра.
– Если он не клинанёт на первом обороте, сможем прогнать воздух хотя бы пару часов. Нужен ток.
Они вышли в соседний зал: там, почти во тьме, стоял поддоном древний дизель-генератор «Союз-7». Шильдик облез, топливо в бачке неизвестно когда улетучилось, но механизм был цел. Сергеев приоткрыл кран подачи ― резьба шевельнулась.
– В баке сухо. Надо слить солярку из резервуара погрузчика, я видел канистру наверху, ― предложил Горин.
Иван кивнул:
– Берём всё, что горит. Машинное, отработку, пока не встанем. Бери пару человек ― и бегом.
Они собирались разделиться, когда потолок снова задрожал: где-то над ними тяжело прогрохотали балки, и почти сразу посыпалась белёсая пыль. Троица вскинула головы: гул катился слоями, будто кто-то огромный медленно опускал крышку саркофага.
– Ещё один взрыв? ― выдохнул Полярник.
– Или обрушилась крыша. Неважно. Мы под землёй, ― резюмировал Иван, стараясь не дрожать. ― Значит, работаем.
Он выругался, когда вспомнил, что на складе почти нет провизии ― пара сыровялов, коробка корпоративных сухариков, бутылка воды на два литра. В учебнике по выживанию, который ему подсунул когда-то однокурсник-реконструктор, был пункт: «В первые сутки думай о безопасности и питье, голод придёт позже». В этот момент Иван вдруг поверил букве текста: желудок стянуло кислотой, но мысль о еде показалась почти оскорбительной.
В админкорпусе над ними электрические кабели плавились, как сыр. Анна Руднева, которая получила указание эвакуировать отделение на нижние этажи, столкнулась в коридоре с пациенткой на каталке ‒ той только что удалили аппендикс. Девушка хваталась за живот с кривой улыбкой, будто извинялась за лишнее беспокойство.
Когда вспыхнула вторая вспышка, Анна закрыла каталку своим телом: звёзды выстрелили за стеклом, рама выгнулась, посыпались крошки герметика. Ужас прошёл электрическим током, но никто не закричал. В ярости мгновения, когда всё рушится, тишина громче любого вопля.
Я должна добраться до хранилища антибиотиков, – мелькнуло у Анны. Ей казалось, что от скорости её рук будет зависеть, умрёт ли этот мир от простой инфекции.
Спустившись на уровень фильтров, Иван разделил свободное пространство полосами малярной ленты. В центре отсек для сна, вдоль стен – зона инструмента, рядом ‒ место для «медпункта».
Горин вернулся, таща за собой крохотную бочку с горючим, а на плече у него болталась кувалда. Ударив каблуком, он показал на дыру, куда просыпался пепел:
– Если хотим жить, надо заварить вентиляцию, пока не включим фильтр.
– Шутка в том, что сварка отнимает кислород, ― хрипло заметил Полярник.
Но Иван уже крутил рукоятку дизеля. После трёх пустых оборотов двигатель взревел, выпустил струю сизого дыма и лёг на ровное постукивание. Шум был музыкой будущего спасения.
Фильтр заработал: струя ледяного воздуха прокатилась по подвалу, пахло каменной пылью. Пыль смешалась с пеплом и осела на комбинезонах тонкой вуалью.
– Первое чудо этой ночи, ― сказал Горин и приглушил генератор до экономичного режима.
Иван вытер лицо от грязи, вспомнил, что нужно отдать приказ охране собрать всех, кто ещё жив, и спустить к фильтрам. Он прикинул, сколько людей выдержит помещение, если гермозатворы со стороны шахты закроются. «Десять? Двенадцать? Не больше. Большим группам нужен второй модуль».
Мысли прервал глухой удар в металлическую дверь со стороны главного туннеля. Один раз, второй, третий ― как будто кто-то мерил стенку кувалдой. Мужчины переглянулись.
– Это ветер? ― пробормотал Горин.
Звук повторился, теперь ближе, а потом на двери проступил тёмный круг ― маслянистое пятно, расползающееся, будто металл нагрелся изнутри.
Иван ощутил, как мышцы свело от холода и страха одновременно. Он поднял взгляд на Полярника:
– Слышал про пневматические молоты?
– Если за дверью люди, им очень нужно внутрь.
Гул стих так же внезапно, как начался. В коридоре поменялся запах: свежий порыв снёс гарь, принёс сладковатый дух старой смазки. Два удара ещё, потом тишина.
Иван сделал шаг к окну наблюдательной щели, но едва он приложил глаз, щель мгновенно затянулась темнотой. Он не увидел ничего ― просто пустое, как растянутая диафрагма.
Мы не одни. И времени мало.
Он обнаружил, что трясётся, но руки сжали рукоять разводного ключа крепче.
– Горин, двойной заслон, ― прошептал инженер. ― Полярник, проверь запас воды и найди, чем перекрыть второй выход.
– Значит, переждём?
Иван ощутил вдруг странную улыбку на губах ― из той породы, что прорывается у людей, когда они поймали свою первую настоящую рыбу, или когда вдалеке гремит гроза.
– Нет, ― ответил он. ― Сначала переживём ночь. А утром пойдём за топливом и связью. Здесь нам не выжить.
За толстыми стенами завода пепельный снег кружился всё гуще. Небо заросло плотной серой кожей; шёпотом в эфире проскочили обрывки чужих переговоров, но приёмник ловил только шипение. Вода в бочке медленно брала тонкий ледяной краешек: мир успевал остыть за каких-то полчаса.
Иван с трудом вспомнил, как в детстве любил снег: запах свежей коры после утренней пороши, хруст под сапогами. Теперь снег пах смертью, а хруст металлом. Вперёд уводила лишь одна мысль: где-то там, в темноте, нужно найти столько тепла и воздуха, чтобы пережить хотя бы один-два дня. Дальше ― станет видно.
Он положил ладонь на дрожащий корпус дизеля. Мотор вздрагивал, словно живое сердце, и каждый вздох машины дразнил его: одна искра – и я умру.
Дверь снова содрогнулась от удара.