Черносвет

Глава 1

Лето ещё не успело развернуться во всю свою сырую, буйную мощь, но ночи уже были тёплыми, тяжёлыми, словно пропитанными дыханьем спящего зверя. Воздух густел, становился осязаемым, вязким от бесчисленных запахов – прелой листвы, болотной сырости, терпкого дыма от догорающего костра и сладковатого, тревожного гниения, что струилось из глубины чащобы. Над островерхими шатрами чёрных елей висел молодой месяц, бледный и кривой, словно потускневший серп, брошенный в небо небрежной рукой жнеца. Свет его был призрачным, обманчивым, он не столько освещал, сколько укутывал мир в тайну, превращая знакомые очертания дремучего леса в настороженные, чужие силуэты.

Вольга сидел на примятой траве у догорающего костра, спиной чувствуя непроглядную тьму чащи, а лицом – слабое дыхание углей. Охотник сидел неподвижно, как изваяние, вживляясь в тишину, втягивая её в себя всеми порами. Влажный мрак медленно обволакивал его, подступая от опушки, и казалось, вот-вот услышишь мерное, тяжёлое дыхание самой земли. Угли алели тускло, почти не давая тепла, лишь подчёркивая звенящую, гнетущую темноту вокруг. Вольга не любил эти первые летние ночи – слишком они были тихие, слишком настороженные, притаившиеся. Даже комары, бич здешних болот, не жужжали в этот миг, будто затаились в ожидании некоего знака.

И знак явился.

Небо разорвалось.

Сперва – лишь тонкая, ослепительно-белая светящаяся нить, прочертившая черноту от края до края, с нестерпимой, яростной точностью рассекшая полог ночи. След её жёг сетчатку, оставаясь в ослеплённых глазах кровавым шрамом. Потом – грохот, не звук, а нечто физическое, ударная волна, от которой содрогнулась и застонала сама земля под ногами. Эхо покатилось меж деревьев, ломая сучья. И далеко-далеко, за холмами, затянутыми сизой дымкой болот, взметнулся, пульсируя, багровый отсвет, озаривший изнанку туч зловещим заревом. Лес замер в абсолютном, немом оцепенении. Стих даже ветер, будто придавленный лапой невидимого исполинского зверя.

Вольга медленно, с какой-то величавой, медвежьей грацией поднялся во весь свой богатырский рост. В глазах ещё плавал и дымился след того огненного росчерка – будто сам Сварог или колдун-кузнец Семаргл провёл раскалённым пером по самой ткани мироздания, оставив на ней руническую надпись из пепла и света.

Он, Вольга Святославич, не верил в деревенские суеверия и бабьи знамения. Но он верил в то, что за всем необычным в этом мире, будь то диковинный зверь или падение звезды с небес, кроется либо добыча, либо опасность. А чаще всего – и то, и другое вместе, две стороны одной секиры. И то, и другое следовало проверить лично.

Топор, его верный спутник, лежал рядом на потертой волчьей шкуре. Длинная рукоять была гладкой от множества прикосновений, а лезвие, даже в этом тусклом свете, отливало холодной, смертельной сталью. Охотник поднял оружие, ощутив знакомую, живительную шершавость ясеневой рукояти, и без колебаний шагнул прочь от умирающего огня, навстречу зареву.

Лес стоял черный, как смоль, и настороженной тихий. Вольга шагал по едва заметной звериной тропе, чувствуя, как влажный, спёртый воздух прилипает к лицу мокрой пеленой. Впереди, меж деревьев, угадывалась чёрная просека, будто кто-то провел по лесу гигантским плугом, выворотившим землю и сокрушившим всё на своём пути. Воздух здесь пах иначе – гарью, оплавленным камнем и чем-то едким, металлическим, отчего во рту возникал привкус меди.

Деревья по краям этого ранения земли стояли обугленные, скрюченные в немых гримасах ужаса, словно в последний миг пытавшиеся отшатнуться от слепящего удара. Земля была взрыта, будто её перепахали неистовым плугом ярости, а в самой глубине воронки, дымясь лёгким паром в ночном воздухе, лежало Оно.

Желудь.

Только не простой, упавший с дуба, а огромный, с целую курную избу величиной. И не деревянный, а отлитый из цельного куска металла, с зеленоватым, призрачным отливом под бледным светом месяца. То ли медь, то ли бронза, но такая, какой Вольга никогда не видел – будто выплавленная в неземной кузнице, в горниле нечистого, запредельного огня. Поверхность его была испещрена непонятными чеканными узорами – не цветами и не зверями, знакомыми русичу, а строгими, геометрическими знаками, угловатыми письменами, говорящими на языке молний и бури. Он лежал, вонзившись в землю, словно семя, брошенное в почву с небес, тихо потрескивая и остывая, от желудя исходила звенящая, неестественная мощь, от которой стыла кровь в жилах и шевелились волосы на руках. Это была не добыча и не опасность. Это было нечто иное. Нечто новое.

Охотник замер, сжимая топорище так, что побелели костяшки на пальцах. Каждое чувство, каждый нерв натянулся, как тетива лука, готовый сорваться в миг. Он не дышал, слившись с гнетущей тишиной леса, весь превратившись в слух и зрение.

И тогда желудь шевельнулся.

Сперва – едва уловимый, глухой стук, будто там, в металлической утробе, перекатывалось тяжёлое ядро. Потом – резкое, змеиное шипение, и часть гладкой поверхности неожиданно отошла в сторону, без скрипа, без усилия, выпустив наружу клубы густого, ледяного пара, что тяжелым дымом стелился по взрытой земле. Из черного, непроглядного нутра, из той холодной темноты, что была куда чернее самой новгородской ночи, вышла фигура.

Человек?

Нет.

Слишком высокий, на целую голову выше самого Вольги, богатырского сложения. Слишком прямой и неестественно пластичный в своих движениях. Тело его было скрыто под странными, невиданными доспехами – не добротной кольчугой, не чешуёй, не пластинами, а чем-то цельным, гладким и блестящим, будто кожа гигантской ящерицы или отполированный черный лунный камень, но несомненно твёрдой и прочной. Шлем, слитный с доспехом, полностью скрывал лицо, оставляя лишь узкую тёмную щель на месте глаз – чёрную, как самый глубокий провал в ночи, бездонную и пустую.

Незнакомец сделал шаг, его поступь была удивительно легкой для такого роста, будто земная твердь не имела над ним власти. Он поднял руку, закованную в перчатку того же странного материала.

– Кх’аар-ван-дрис, – прозвучало из-под шлема.

Голос был глухим, металлическим, лишенным тепла и живых интонаций, словно речь рождалась не в человеческой глотке, а в медном горне.

Вольга не ответил, лишь сузил глаза, вглядываясь в щель-взгляд. Богатырь повторил, медленнее, растягивая странные, режущие слух звуки, но слова все равно были чужими, гортанными, будто язык не гнулся так, как подобает речи людской.

Охотник молчал, и в его молчании была вся настороженность дикого зверя, вся мудрость предков, учивших не доверять тому, что пришло извне. Тогда выходец из медного желудя сделал ещё один шаг вперед, плавно поднял руку – и в сыром, тёмном воздухе вспыхнуло нечто. Диво дивное, чудо чудное, перед которым меркли все сказки калик перехожих!

Русич узнал изгибы знакомой речки Полести, очертания моста через неё, свою родную деревню Косицко, будто увиденную с высоты птичьего полёта. Он увидел каждую улочку, каждую кривизну крыш, и даже собственную избу – вот она, стоит на отшибе, с резным сосновым петухом на коньке, который он сам и вырезал мальчишкой. Окрестности были изображены с потрясающей, неестественной точностью, недоступной самому искусному писарю из княжеской дружины.

Только эта карта не была начертана на бересте, не вырезана в дереве или камне, даже не вышита на полотне. Она висела в самом воздухе над ладонью чужака, сотканная из холодного, голубоватого, мерцающего света! Изображение дрожало, живые лучи выхватывали из мрака испуганное лицо Вольги, отражались в его широких зрачках. Это была магия, но не тёплая, живая магия лесных знахарей или вещих жён, а что-то иное, бездушное и совершенное, как лёд в глубоком колодце.

– Нечистая! – вырвалось у него, против воли, скорее стоном, чем криком.

Инстинкт, древний и могучий, взыграл в охотнике мощной волной. Он рванулся назад, спотыкаясь о корни, чувствуя, как сердце колотится, пытаясь вырваться из груди, как оглушительно громко хрустит под ногами валежник, предательски выдавая бегство. За спиной, сквозь собственный тяжёлый вздох и треск сучьев, раздался ещё один звук – не крик, не проклятие, не слова, а что-то странное, почти жалобное, похожее на шипение остывающего металла.

Но Вольга не обернулся. Не посмел. Лес смыкался за его спиной густой, тёмной стеной, пряча и медную избу, и того, кто из неё вышел, являя тот кошмарный свет и тот образ родного дома, ставшего вдруг чужим и пугающим. Охотник бежал, и только теперь лето вокруг казалось ему враждебным, полным скрытых угроз. А ночь – бесконечно длинной, и конца ей, казалось, не будет вовсе.

Зодаш опустил руку, и призрачное голубоватое свечение карты погасло, растворившись в густом ночном воздухе, будто его и не было. Узкая щель визора, на мгновение сверкнув тусклым изумрудным отсветом приборов ночного видения, уставилась в непроглядную темень, поглотившую убегающую фигуру аборигена. Тишина, которую тот нарушал своим бегством, вновь обрушилась на пепелище, но теперь она была иной – нарушенной, заряженной чуждой энергией.

– Ну конечно, как же иначе, – проворчал инопланетянин, и его голос, лишённый фильтра шлема, прозвучал глухо и устало. – Прилетаешь на задворки галактики, а тебя встречают дикари с топорами.

Впрочем, этот ещё оказался крепким. Не закричал, не упал в обморок, как это случалось с аборигенами на планете Ксилон-7. Там от одного вида корабля целое племя склеило ласты. И «ласты» – вовсе не фигурально выражаясь.

Внутри уха, в крошечном импланте, раздался мягкий, почти невесомый щелчок, и безэмоциональный механический голос произнёс:

– Лингвоанализ не может быть завершен. Фонетический образец недостаточен для декодирования. Недостаточно данных для построения матрицы перевода. Рекомендация: найти носителя языка и произвести прямое нейросенсорное сканирование.

– Искренняя благодарность, «Кодекс-9», – ядовито буркнул Зодаш. – А то я сам ни за что не догадался бы, что для общения с туземцем нужен туземец.

Он повернулся к своему кораблю, который теперь лежал раскрытым, подобно гигантской металлической раковине, извергнутой из недр небес. Его обугленные бока дымились, издавая лёгкий запах озона и оплавленного сплава. Внутри, в полумраке, мерцали сотни крошечных огоньков, а голографические панели проецировали сложные трёхмерные схемы, отбрасывая синеватые блики на почерневшую землю.

Аппаратура издавала тихие, ритмичные звуки – щелчки, шипение, едва слышный гул, столь чуждый здешнему гнетущему безмолвию.

– «Кодекс-9», дай финальный отчёт по сканированию, – приказал Зодаш, скрестив руки на груди. – Ты уверен, что этот отброс, Угурум Батлак, скрывается именно в этой… богом забытой дыре?

Из глубины аппарата донесся мелодичный, но безрадостный писк, и перед лицом пришельца в воздухе возникла серия светящихся криптографических символов, сменяющихся стремительными потоками данных.

– Точность координат: 98,7%. Погрешность обусловлена аномалиями магнитного поля и высоким содержанием водяных паров в атмосфере. Биометрический след, обнаруженный в верхних слоях атмосферы, соответствует цели: Угурум Батлак. Вид: др’уул. Объявлен в розыск по ордерам пятнадцати систем. В трёх – заочно приговорен к молекулярной диссоциации.

Космонавт, забыв про шлем, машинально попытался почесать затылок, но упёрся пальцами в твердую скорлупу. Похоже, беглец и вправду где-то здесь, на этом влажном, тёмном, пахнущем гнилью и травой куске камня. Вопрос в том, что забыл этот проходимец на этой… этой…

– «Кодекс-9», напомни, как называется эта планета? – потребовал пришелец, с отвращением стряхивая с сапога ком влажной земли.

– Данная планета не каталогизирована и не внесена в реестры Галактического Адмиралтейства. Ей присвоен предварительный номер P-648. Данные о названии, используемом аборигенами, обрывочны и могут быть недостоверны ввиду недостатка лингвистических данных. Предположительные варианты перевода: «Почва», «Земля».

– Земля? – переспросил Зодаш.

– С тем же успехом – «Грунт», «Суглинок» или «Грязь», – невозмутимо дополнил ИИ.

– Грязь… – хмыкнул охотник за головами. – Звучит многообещающе. Идеальное место для такого отребья. Дай полный анализ атмосферы. Хочу знать, чем мне предстоит дышать.

Прибор на запястье слабо завибрировал, выпустив серию едва слышных щелчков. В воздухе тут же возникли новые столбцы цифр и графиков.

– Кислород: 21,3%. Азот: 77,1%. Углекислый газ: 0,04%. Аргон, неон, следовые элементы в пределах нормы. Токсины: ниже порога обнаружения. Биологические патогены: присутствуют, но не представляют угрозы для вашей иммунной системы после стандартной вакцинации.

– Серьёзно? – Зодаш скептически прищурился. – Ни сернистых выбросов? Ни частиц тяжёлых металлов? Даже следов ксенобиологического распада органики?

– Состав атмосферы признан условно-благоприятным для дыхания видов категории B-4. Рекомендация: шлем можно не использовать. Риск отравления: 0,0001%. Вероятность аллергической реакции: 0,003%.

– Драакский друуль! – крепко выругался инопланетянин на своём родном наречии и тут же, по старой привычке, оглянулся, вглядываясь в тёмную чащу.

Не шелохнулось ли что-то в кустах? Не услышал ли кто столь грязных слов?

Удостоверившись, что кроме него и корабля на поляне никого нет, Зодаш с облегчением вздохнул и провёл пальцем по скрытой защёлке на воротнике.

Шлем сжался с тихим шипением, окончательно превратившись в плотный металлический ошейник. Первый глоток местного воздуха обжог лёгкие непривычной свежестью и странным, сложным букетом запахов – влажной земли, хвои, цветущих трав и чего-то далёкого, дымного. Он пах жизнью. Дикой, первозданной и пугающей.

Воздух был свежим. Настолько, что пришелец кашлянул, будто его организм отказывался верить в такую щедрость.

– «Кодекс-9», ты абсолютно уверен, что это не галлюцинация? Может, мы врезались в тот пояс астероидов у сектора Крелла, и я сейчас лежу без сознания в капсуле жизнеобеспечения, а всё это – лишь предсмертный бред моего мозга?

Холодный, безжизненный голос ИИ отозвался мгновенно, прямо в сознании:

– Биометрические показатели в норме. Неврологическая активность соответствует состоянию бодрствования. Внешние стимулы подтверждаются мультиспектральным сканированием. Поздравляю: вы находитесь на поверхности планеты P-648, одной из редчайших в обозримой Галактике, чья атмосфера не пытается вас растворить, отравить или подвергнуть мучительной мутации.

– О, как мило с твоей стороны, – проворчал Зодаш. – Твоё чувство юмора, как всегда, остро, как тупой нож.

Он вдохнул ещё раз, уже глубже, заставляя свои лёгкие, привыкшие к стерильному воздуху рециркуляторов, работать в полную силу. И пришельца поразило не отсутствие едких примесей, а само обилие запахов. Они обрушились на него волной – тяжёлая, влажная сырость преющих листьев, горьковатая свежесть хвои, далёкий, но узнаваемый запах дыма из человеческого жилья, что-то сладковатое, цветочное, и… что-то ещё.

Что-то неуловимое, отчего в носу приятно щекотало, а в глубине памяти шевельнулись давно похороненные обрывки воспоминаний с родной Каальтухи, с планеты, которую космонавт покинул ребёнком. Запах жизни, не укрощённой и не упакованной в саркофаги городов-куполов.

– «Кодекс-9», – охотник мысленно выделил строку в проецируемом перед ним анализе. – Что это за органический компонент? Этот… сложный букет.

– Преобладают летучие органические соединения растительного происхождения. Преимущественно – терпены. Пинены, лимонен, камфен.

– Переведи на каальтуханский, а не на язык учебника по химии, – нетерпеливо потребовал Зодаш.

Короткая пауза.

– Запах леса. Смолы, сочащейся из коры. Хвои, прогретой днём и остывающей ночью. Дёгтя. Дерева, мха и влажной земли. Аромат, ассоциирующийся с примитивной биосферой.

Космонавт задумался, вглядываясь в тёмную стену чащи.

– То есть… это нормально? Для них?

– Для планет с низким уровнем технологического развития – да. На цивилизованных мирах подобный состав атмосферы обычно уничтожается промышленными выбросами в первые столетия технологической эры. Здесь этот процесс ещё не начался.

– Хм, – фыркнул пришелец. – Ты хочешь сказать, что эти дикари настолько отсталые, что даже не успели отравить собственную колыбель?

– Вывод верен. Уровень загрязнения атмосферы близок к фоновому, природному.

– Вот же недоумки, – тихо, но с неожиданной долей зависти расхохотался инопланетянин.

Он размял плечи, оглядываясь. Ветер шевелил верхушки деревьев, и странно, почти неприлично было осознавать, что этот ветер можно вдыхать полной грудью, без фильтров, без страха.

– Ладно, хватит отдыхать, – Зодаш потрогал ошейник на шее. – Пора работать. Включай протокол маскировки. Полная интеграция.

Из раскрытого «желудя» бесшумно выскользнул и поплыл по воздуху небольшой сфероид – модуль камуфляжа. Он завис перед охотником, и тонкие лазерные лучи очертили его фигуру. Затем сфероид рассыпался на мириады наноботов, которые живым серебристым потоком облепили космонавта.

Материал задрожал, заструился, затем потемнел, изменил текстуру, покрылся искусственными потертостями, трещинами, плёнками высохшей грязи и даже легкими, едва заметными штрихами, имитирующими плесень. За считанные секунды его гладкий, чёрный доспех превратился в потрёпанную, видавшую виды кожаную броню с железными заклепками, какие, поди, носили здешние наёмники или дружинники.

Шлем окончательно свернулся в простой металлический обруч на шее. Тяжелый штурмовой бластер за спиной сжался, изогнулся, и его формы накрылись голограммой, пока он не стал походить на туго согнутый, сложный лук из тёмного дерева и рога. А на поясе вместо рукояти энергетического клинка теперь висела обычная, на первый взгляд, рукоять меча с длинным черным клинком, похожим на изделие из булатной стали.

– Ну? Как я выгляжу? – спросил Зодаш, окидывая взглядом свои новые «доспехи».

– Как типичный представитель местной популяции с отклонением в 23,4%, – безразлично констатировал ИИ. – Рекомендую изменить прическу. Длинные волосы и борода являются доминирующим признаком мужской особи в данной культуре.

На лице пришельца, обрамлённом короткими, практичными волосами, мелькнула гримаса.

– Забудь. Я не буду отращивать антисанитарный веник ради нескольких процентов эффективности.

– Как знаете. Тогда вероятность быть опознанным как чужак или колдун возрастает на 7,3%. Согласно проанализированным фольклорным данным, местная культура предполагает сожжение подозрительных личностей на кострах.

– Безмерно благодарен за это душевное уточнение, «Кодекс-9», – скрипнул зубами инопланетянин. Он потрогал лубяной кошель на поясе, в который был замаскирован сканер. Тот отозвался тихим, утробным писком, понятным только ему. Всё было готово.

– Координаты деревни?

В воздухе вспыхнула знакомая голограмма – та самая карта, что звездный путешественник показывал дикарю. Теперь он мог разглядеть детали: извилистую, как змея, ленту реки, частокол, выглядевший с этой высоты игрушечным, и несколько десятков приземистых крыш, утопающих в зелени.

Карта дышала, на ней пульсировали крошечные огоньки – тепловые сигнатуры.

– И сколько идти?

– Семь стандартных единиц, – отчеканил «Кодекс-9». – По пути настоятельно рекомендую собрать образцы местной флоры. Биохимический состав растений этой планеты аномален и может представлять значительный интерес для…

– Нет, – отрезал Зодаш, уже делая первый шаг вперёд.

Его «новые» сапоги глухо шлёпнули по влажной земле.

– Но предписания Адмиралтейства…

– Я сказал – нет. Мы здесь не для составления гербария. Мы здесь на охоте.

Он шагнул вперёд, и под ногой с тихим, предательски громким хрустом сломалась сухая ветка. Звук показался пушечным выстрелом в гробовой тишине. Лес, всего несколько минут назад наполненный шепотом листьев и стрекотом невидимых насекомых, теперь замер в напряжённом, насторожённом молчании.

Но где-то впереди, за сплошной стеной вековых стволов, уже ждала деревня. И кто-то, кто мог говорить на языке этого мира и чей разум можно было вскрыть, как спелый плод.

Деревья расступались перед космонавтом неохотно, будто древние стражи, не желающие выпускать чужака из своих владений. Колючие лапы елей цеплялись за его доспехи, шепча что-то на тайном языке шорохов и треска, а ветви берёз, словно бледные призраки, заглядывали в лицо.

Но охотник шёл уверенно, не сбавляя шага, а сканер на поясе, замаскированный под лубяной кошель, тихо пощёлкивал и пищал, отмечая каждое движение, каждый биологический след, занося в память карту местности.

– «Кодекс-9», сколько осталось? – откинув очередную ветку, мысленно спросил он.

– Три с половиной стандартных единицы. Вы приближаетесь к водному препятствию.

– Водному… А, вот и она, – пробормотал инопланетянин.

Лес внезапно оборвался, уступив место узкой, но быстрой и своенравной реке. Вода в ней была тёмной, почти чёрной, словно впитавшей в себя все тени и все тайны этих дремучих мест, и несла на своей поверхности пенистый кружевной узор из опавших листьев и пузырей воздуха.

Чуть поодаль, перекинутый с одного берега на другой, виднелся мост – грубый, сколоченный из толстых, неотёсанных брёвен, но выглядевший на удивление крепким и надёжным. Зодаш прищурился. Его глаза, привыкшие к любому виду камуфляжа, мгновенно оценили обстановку.

– И кто-то ещё пользуется этим мостом, да? – констатировал охотник, заметив свежие следы на влажной земле у схода.

– Следы свежие. Принадлежат местным гуманоидам. Вероятность встречи в ближайшие четверть хронологической единицы: 34%.

– Замечательно, – без тени радости произнёс космический странник.

Он ступил на натоптанный грунт у начала моста, а затем и на само сооружение. Массивные брёвна под ногами инопланетянина слегка, почти незаметно прогнулись, издав негромкий, но выразительный скрип, который, казалось, разнесётся по всей округе и спугнёт всё живое. Но вокруг по-прежнему царила неестественная тишина – даже птицы не нарушали её. Лишь вода булькала и журчала под мостом, словно вела настойчивый, непонятный разговор сама с собой.

На самой середине моста Зодаш остановился. Порыв ветра донёс до него устойчивый, сложный запах – не дым костра, а запах множества печей, запах жизни человеческого поселения: тлённой золы, горящего берёстового луба, кисловатого хлебного кваса и томлёной в печи репы. Деревня была близко.

– «Кодекс-9», сканируй окрестности на полную мощность. Есть ли признаки засады? Скрытые наблюдатели?

– Никаких признаков организованного сопротивления или целенаправленного наблюдения, – доложил ИИ. – Однако настоятельно рекомендую соблюдать повышенную осторожность. Поведенческие паттерны местных аборигенов плохо предсказуемы. Они могут быть… излишне впечатлительными и реагировать неадекватно.

– О, огромное спасибо за это ценнейшее напоминание, – ядовито проворчал охотник. – А то я уже было начал забывать, как меня чуть не приняли за лесную нечисть и не попытались прибить топором.

Он сошёл с моста на тропу, явно вытоптанную множеством ног, и направился к частоколу, который теперь чётко вырисовывался меж стволов деревьев. Высокие, заострённые и обожжённые на огне колья, перевязанные крепким лыком, выглядели угрожающе и говорили о том, что обитатели этого места не чувствуют себя здесь в полной безопасности.

Эта стена была защитой от диких зверей. Или от таких, как он. Охотников. Чужаков. Пришельцев.

Глава 2

Частокол, издали казавшийся грозным укреплением, вблизи предстал скрипучим и покосившимся, потемневшим от дождей и времени. Ворота, представлявшие собой просто две подвижные секции из жердей, были распахнуты настежь, а у входа, на обрубке дерева, подставив морщинистое лицо под редкие лучи солнца, дремал стражник – древний старик с седой, пышной бородой, обмотанной вокруг шеи, словно шарф. Он даже не шевельнулся, когда инопланетянин бесшумно проскользнул внутрь, лишь во сне тихо пробормотал что-то невнятное.

Пробираясь меж низких изб, крытых дёрном, Зодаш замер на мгновение, наблюдая за мужиком, могучим, как лесной медведь, который с голым по пояс загорелым торсом орудовал топором с длинной рукоятью, раскалывая гигантские плахи. Движения его были точными и выверенными.

Размеренный взмах – чистый, безошибочный удар – и полено с тихим вздохом раскалывалось на две идеальные половинки. На развитых мирах, в его мире, тепло добывали квантовые генераторы и термоядерные мини-реакторы. Искусство превращения древесины в топливо было утрачено, забыто, как пещерная живопись.

Здесь же это было повседневным, почти священным действом, требующим силы, сноровки и знания дерева. Это было… примитивно, но впечатляюще.