- -
- 100%
- +
Я достала красную сумочку; она была из дорогой кожи. Сумочка блестела, когда появлялся свет. Не могла оторвать от нее взгляд. «Она была моя, моя, и ничья больше». Высыпала все содержимое на столик, перед этим задернув оконную штору. Дождь все так же шел, его потоки воды били в окно. Колеса начали стучать в такт моему сердцу. Чем дольше я смотрела на содержимое сумки, тем быстрее оно стучало. Волнение овладело мной, я улыбалась; на какой-то момент я ощутила чувство счастье.
На столе передо мной лежало много ненужного барахла: какая-то фотография мужчины в форме, пожелтевшая от времени; расческа; небольшая фигурка, вырезанная из дерева, которая была старой и не очень понятно, что изображала; носовой платок; нитки с иголками; пуговицы; какое-то старое, пожелтевшее от времени письмо с корявым почерком. Был еще паспорт, я его открыла и прочитала: «Свинская Раиса Васильевна, 21 апреля 1917 года рождения». На фотографии была женщина, которая похожа на бабушку с вокзала, только гораздо моложе. Я открыла форточку и выбросила его в окно. Все это меня не интересовало, следом за паспортом все это барахло так же улетело в форточку. Было то, что меня действительно интересовало, то, от чего я теперь улыбалась сама себе: красивая, яркая, толстая золотая цепочка, на которой было выгравировано «583». Надпись означала, что проба достаточно высокого качества. Еще был конверт, на котором написано: «Для внучков, от бабушки с дедушкой». Я его открыла, там была большая пачка денег, пересчитала – было девятьсот восемьдесят девять рублей, это как зарплата учителя за год. Переложила все деньги к себе в кошелек, кошелек положила в потайной карман юбки, которая сохла на верхней полке. Цепочку надела себе на шею, отодвинула штору на окне и стала любоваться своим отражением. «Какая же я красивая! Теперь я чувствую себя намного счастливее». Свет в очередной раз погас, и все поглотила темнота.
«Что такое счастье? Что значит быть счастливой? Металл на шее, деньги?», – мои чувства перемешались. Обрывки воспоминаний о семье, о родителях, о братьях, о сестрах, о коте. Воспоминания о мальчике по имени Адам – это все, что было у меня в жизни. Не было больше ни одного светлого пятнышка за все годы. Всегда был только страх, ужас, невыносимое одиночество и невыносимая боль. Я верила в свое будущее, верила, что познаю счастье, верила в настоящую, бессмертную любовь. В столице можно много добиться: поступить в институт, продолжать изучать различные науки, пойти далеко по карьерной лестнице, заработать много денег, встретить настоящую любовь и потом много путешествовать, купить большой дом и завести много детей. Я достойна быть счастливой, слишком много страданий выпало на меня. Я достойна, я хочу познать и понять, что такое счастье. Теперь у меня есть деньги, это достаточно приличная сумма. С помощью их и Артема я была уверена, что много добьюсь. С этими мыслями я провалилась в сон.
Железнодорожный вокзал в Казани был погружен в полумрак, дождь закончился. Поездов и электричек сегодня уже с него не отправлялись. Ближайшая электричка была только утром. Кассы пригородные и дальнего следования были давно закрыты. Работники разошлись по домам, только сторож дремал, сидя на стуле у входной двери.
У входа в здание вокзала стояла карета скорой помощи. Рядом с ней стояли милиционер, который, не торопясь, курил папиросу, иногда забывая стряхивать пепел, и фельдшер в белом халате.
– Что с бабкой? – спросил милиционер, не ради интереса, а чтобы поддержать разговор.
– Умерла старая.
– Да, это понятно, что умерла. Я спрашиваю из-за чего?
– Инфаркт, сердечко не выдержало. А ты чего здесь? Не криминал ведь вроде, – поинтересовался мужчина в белом халате, тоже закуривая сигарету.
– Инфаркт? Бывает. Сейчас не только у старых, но и у молодых бывает: курят, пьют, спортом не занимаются, наркотики всякие употребляют, – проявил милиционер свои знания в медицине.
– А тебя-то чего вызвали? – не успокаивался фельдшер.
– Да кричала, что ограбили. Сумку, говорила, украли. Вот меня и вызвали. Пока я бежал, потеряла сознание, и, как ты говоришь, инфаркт стукнул. Теперь уже не узнаем, правда, украли или просто спятила старая, – милиционер опять забыл стряхнуть пепел и он упал прямо на сапог.
– Ясно, ну померла так померла. Чего слышно? Зарплату вам повышать не планируют? – поинтересовался фельдшер, докуривая сигарету, – у меня жена в милиции работает.
– Не, не слышал, как бы эту не урезали. Работы все больше становится с каждым годом, а ничего не повышают. Посмотрю, недалеко до пенсии осталось. Если не повысят, то буду на пенсии сидеть. Ходить на охоту, на рыбалку.
– Ладно, пора бабку везти в морг! Пока! – попрощался фельдшер и сел в машину.
– Счастливо, – сказал милиционер, откозырял и медленно побрел на свой участок.
В лесу лежала одинокая фотография мужчины в форме, вся промокшая от дождя. Рядом с ней лежала фигурка, вырезанная из дерева, еще во время Великой Отечественной войны. Это была трудноразличимая фигурка ребенка, укутанного в платок. Рядом лежало письмо, но уже было не разобрать, что в нем написано: вода сделала свое дело и смыла чернила. Муж, любимый муж, отправил эту фигурку с письмом своей жене, которая успела сообщить, что у них будет сынок, перед тем как его убили немцы. Он хотел отправить фигурку любимой, которая в каждом письме писала, что она его ждет, любит и всегда рядом.
Жизнь этой женщины перевернулась, когда она узнала о гибели мужа. Самое светлое, доброе, любящее, ценное исчезло из ее жизни. Она ощутила невосполнимую пустоту в душе. И только эта одинокая фигурка и единственная фотография любимого спасали ее все эти долгие годы. Благодаря маленькому, вырезанному человечку, она преодолела все трудности, которые встречались ей на жизненном пути. Благодаря фигурке она вырастила прекрасного сына, который стал известным ученым, у которого была прекрасная семья. Благодаря фигурке она стала заслуженным учителем, прекрасным педагогом, которая воспитала не одно поколение прекрасных детей. Дети, которые много добились своим трудом и посвятили свою жизнь тому, чтобы сделать мир лучше. Дети, которые были всегда благодарны своему педагогу, всегда поздравляли ее с праздниками, дарили подарки. Женщина хотела съездить к сыну и подарить ему деньги, которые она копила для него всю жизнь, не покупала для себя ничего лишнего и годами ходила в одних и тех же платьях. Сын, который мечтал о машине, чтобы вывести свою семью и маму на море.
Женщина, благодаря этой фигурке, прожила долгую и праведную жизнь. Жизнь человека с большой буквы.
Фигурки у женщины больше не было. Пустота проникла в ее сердце и остановила его.
«От морей и от гор так и веет веками,
Как посмотришь – почувствуешь: вечно живём.
Не облатками белыми путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором, а Млечным Путём» (Я. Смеляков 1940 г.)
4. Солнце взойдет после заката
Солнце появилось из-за горизонта. Его лучи осветили могучий лес, отразившись разными оттенками зеленых и желтых цветов. Стоял зной, который поднимал дымку над кронами деревьев. Крик кукушки: «Ку-ку, ку-ку…» – эхом предлагал слушателям узнать, сколько еще ходить по этой бренной земле.
Василий облокотился на ствол старой ели и прислушался. «…33, 34, 35», – считал он. Кукушка замолчала, в лесу настала полнейшая тишина, только изредка из разных концов доносились голоса людей, которые кричали: «Даша! Таня! Ау!».
Прошли уже почти сутки, как девочки ушли из дома. Поиски не останавливались. Все взрослые мужчины из деревни прочесывали лес. Ночью зажгли факелы и, организовав большую цепь, в расстоянии около пятидесяти метров человек от человека, шли вдоль просеки. Наступил рассвет, но следов девочек не было. Мужчины из соседних деревень, откликнувшись на призыв о помощи, искали в других частях леса. Больше ста человек занимались поисками, но результатов не было.
– Волки в этом году свирепствуют, у соседей собаку загрызли, – сказал мужчина, когда небольшая группа людей отдыхала на полянке. Мужчины развели костер и грели паек, который состоял из вяленого мяса и пшенной каши.
– Да, волков много, сам видел, как по краю деревни шастают, куру смотрят, – ответил ему кто-то, при этом проверив, заряжено ли ружье.
– Да и медведь ходит, я не видел, но Санька – пастух, говорит, что видел.
– Кабанья много, я в ту неделю борова завалил, вот с такой головищей, – мужчина развел руками, показывая размер головы.
– Да, лес коварный, заплутать можно, но девахи-то местные, с ранних годков по грибы да ягоды ходят. Куда подевалися?
– С войны у нас в лесах никто не блудился, а тут – на тебе!
– А мне бабка моя, шептунья, еще говорила, что в лесу темные силы водятся, души неприкаянные ходят все, ищут чего-то. Бабка еще с прошлого века тут жила, видела, как крестьян непослушных в лес помещик уводил, привязывал к деревьям и оставлял на съедение зверью всякому. Вот их души и шастают по округе.
– Хватит тут сказки рассказывать, ересь всякую! Нет тут никого, я пятьдесят годков тут живу, все леса знаю, все обходил, все облазил. Никаких душ не встречал. Под самогонкой, если только, почудится чего. Да и то это не души, а жена моя, ведьма, с метлой бегает по деревне, по спине хлещет меня. Она темная сила, не поспоришь, – все кто был у костра, негромко рассмеялись.
Из-за деревьев вышел Василий и сел у костра. Он молчал, задумавшись, опустив глаза, смотрел на свои руки. Все мужчины сразу замолчали, сочувствуя, кивали головой, кто-то «охал». Подошел к Василию председатель колхоза, который тоже принимал участие в поиске девочек.
– Василий, ты не серчай только. Рассвет уже. Мужикам работать надо, сам знаешь, сейчас такое время – пора уборки урожая. Колхоз стоит, скот стоит, пора сенокосов. Работы много, Вася, – председатель похлопал его по плечу, Василий продолжал молчать, смотря на свои руки. – Вечером мужики продолжат поиски, а сейчас на поля надо. Ты давай, нос повыше, найдем их, – обнадежил председатель, но сам уже слабо верил, что девочки найдутся.
– Ладно, мужики! Давайте, уходим! Вечером пойдем прочесывать выше речки и до озера лесного! – все, кроме Васи, поднялись и начали расходиться.
– Вася, костер затушить или оставить? – спросил кто-то уходя. Вася, молча, подал знак, чтобы костер оставили.
Глубокое отчаянье и страх были в душе у отца. Он не знал, как идти домой к жене без дочерей. Не знал, что сказать ей, не знал, как утешить. И можно было хоть как-то утешить? Можно ли найти слова, которые смогут успокоить? Он продолжил сидеть и наблюдать за пламенем костра, искры от которого улетали в небо, приветствуя рассвет. Все начали выходить из леса, жизнь деревни не должна останавливаться. Если в деревне не работать, то деревни не станет, деревня потухнет, разрушится. Вася остался в лесу один, тяжелые и мрачные мысли терзали его. Он не мог встать, он боялся уйти и продолжал сидеть, вслушиваясь в шум леса. Ветер играл с листвой на деревьях, от чего лес пел различными мелодиями, переливаясь то быстрым и ровным темпом, то медленным и певучим. В таком шуме сложно расслышать какие-то звуки, которые бы не были связаны с мелодией леса.
Сутки без сна начали делать свое дело: Василия начало клонить в сон. Чтобы не уснуть, он поднялся и похлопал себя ладонями по щекам. Перед тем как уйти, затушил землей костер и убедился, что тот окончательно потух. Он решил пройти еще раз вдоль просеки и, потом зайдя за нее, дойти до старого дуба. Старый дуб рос на краю березняка, за ним уже начиналась непроходимая лесная чаща из кустов бересклета, сосны и ели. Вася повесил ружье на плечо и двинулся в путь. Он медленно перешагивал через сухие ветки деревьев, чтобы не поднять лишнего шума. Внимательно вслушивался в глубину леса, но из-за ветра по-прежнему было сложно различить какие-то сторонние звуки. Подошел к небольшому ручью, который ловко огибал деревья и бежал в неизвестном направлении. Мужчина наклонился и, набрав в ладони воды, выпил холодной воды и на какое-то время остался стоять у ручья. От усталости ноги уже слабо слушались, голова была как в тумане. В шуме листвы ему казалось, что он слышит голоса своих дочек – их звонкий смех.
– Таняяяя! Дашааа! – звал он, но ему никто не ответил, только с веток деревьев поднялась стая маленьких птичек и улетела высоко в небо. Вася умылся водой из ручья, потом опустил всю голову в воду, продержав несколько секунд. Поднялся и пошел дальше. После умывания стало немного легче.
Дома в это время Алена сидела у окна и внимательно смотрела в сторону леса. Каждый раз вскакивала и выбегала на улицу, когда на опушке появлялась какая-нибудь фигура. Но это оказывались или местные бабы с мужиками, или ребятня, или чья-то собака.
Сыновья, кроме младшенького Миши, были на пахоте. Миша молча сидел рядом с кроваткой Евы, которая спала, прижимаясь к коту. Рыжику очень понравилось спать в люльке у Евы – это теперь было его любимое место.
– Сынок, сбегай к соседям, попроси соли, – говорила мальчику Алена, продолжая смотреть в окно. Голос ее был ровным и спокойным, от которого мальчику было не по себе. Миша вскакивал со своего места и бежал к соседям за солью.
– Сынок, сбегай в огород, нарви щавеля, – Миша бежал в огород.
– Миша погляди, идет, кажись, кто-то. Выйди на крыльцо, проверь, – мальчик послушно выходил на улицу, но там никого не было.
– Нет никого там, – возвращаясь, говорил он маме.
– Точно нет? Может ты смотрел плохо? – Алена продолжала смотреть в окно. Миша повторил, что никого не видел.
– Иди еще посмотри, посмотри сынок.
– Мам, я ходил, никого, – неуверенно ответил Миша.
– Я сказала! Иди и посмотри! Чего ты сидишь как истукан? Что ты ничего не делаешь?! Где твои сестры?! Почему ты их не ищешь?! – Алена вскочила со своего места и начала кричать на мальчика, который, закрыв уши ладошками, начал в голос реветь. Кот подпрыгнул и попытался выскочить из дома, но, увидев, что дверь закрыта, спрятался за печь. Ева проснулась и начала пищать.
– Отец до сих пор в лесу! Братья твои работают! А ты чего сидишь?! Миша, ты чего сидишь и ничего не делаешь?! Миша! Сынок! Где твои сестры? Где Танечка? Где Даш… – голос у Алены сорвался, она опустилась на пол, закрыла лицо руками и начала молча плакать, все тело ее вздрагивало, сквозь пальцы просачивались слезы. Миша подошел к маме и сев рядом, обнял ее, продолжая плакать.
– Мамочка, мама, не надо, пожалуйста. Мамочка, я посмотрю, я схожу. Скажи, что сделать? – сквозь слезы успокаивал Миша. Алена обняла сына, прижала к своей груди.
Солнце уже поднялось в зенит, когда Вася подошел к дубу. Он сел под тенью его могучего ствола и пытался отдышаться. Мужчину мучила жажда. В тени дерева он увидел небольшую лужицу, подполз на коленях к ней и отпил. Следов своих дочерей он так и не нашел: ни одного сорванного грибочка, ни каких-нибудь отпечатков ножек, ни кусков одежды, за которые они могли зацепиться за ветки. Ни одного намека на то, что они были в лесу.
Вася прислонил голову к стволу дерева и начал наблюдать за кронами дуба. Дерево молчало, не отвечая на немые вопросы мужчины. Он взывал к нему, прося о помощи. Он просил своего друга, своего могучего друга, к которому он ходил с самого детства, помочь ему. Дуб, как и сорок лет назад, когда маленький Вася ходил к нему с родителями, так и сейчас неизменно возвышался над всеми, пряча в своей тени усталых путников.
Слезы текли по мужскому лицу, от чего борода стала сырой. Он закрыл глаза и увидел перед собой Таню, которая улыбалась и махала ему рукой. Увидел Дашу, младшенькую, которая играла деревянной лошадкой, которую ей Степа вырезал из дерева. «Иго-го, иго-го! Папочка, смотри, как лошадка умеет», – дочка поднимала игрушку над головой и кружилась вместе с ней в неопределенном танце. Вася улыбался сквозь дремоту, которая начала его накрывать. «Папа, а ты нас спасешь?» – спросила его Таня.
Вася вскочил на ноги и начал судорожно осматриваться по сторонам. Вокруг никого не было, только на ветке дуба сидел большой черный ворон и внимательно изучал мужчину. Казалось, что у ворона глаза, как угольки из костра, красные, которые при взгляде обжигали, когда птица смотрела на мужчину. Вася нацелил на него ружье, но стрелять не стал. Ворон не шевелился.
– Чего смотришь? Делать нечего? – спросил он у птицы, но ворон ничего не ответил, лишь продолжил безмолвно наблюдать. Вася внимательно осмотрел лес вокруг, но больше никого не увидел. Ветер стих, наступила полнейшая тишина, не было абсолютно никаких звуков, только слышно, как ворон скребет когтями по ветке дерева. Небо изменилось: оно было занесено серыми, а иногда казалось, что черными, облаками. Солнце больше не освещало лес, его лучи не пробивались на землю и не дарили своего тепло и своего света. Лес стоял в безмолвии и не шевелился. Вася не помнил, чтобы он когда-либо видел такую картину: птицы молчали, насекомые не летали и не кусали, листва на деревьях окаменела, ни один листочек не шевелился. Только ворон продолжал сверкать своими красными глазами, безмолвно, беспрестанно изучая мужчину. У Васи сжалось сердце. К опустошению и отчаянью добавился страх, первозданный страх, страх от невыносимого ужаса.
– Заплутал путник? – неожиданно раздался чей-то голос. Вася вздрогнул, снял ружье и начал направлять его во все стороны, но никого не увидел. – Наблюдаю за тобой я, смотрю, ты весь в отчаянье, весь уставший, – повторил голос. Вася от испуга выстрелил в воздух. Раздался грохот, который должен был напугать птиц в лесу, но листья на деревьях не шелохнулись, и не одна птица не взлетела.
– Кто здесь?! Выходи! А не то застрелю! – отчаянным, срывающимся голосом крикнул Вася.
– Я мог бы тебе помочь, если ты согласишься, – голос был ровным, успокаивающим, даже где-то приятным.
– Ох, ты! Кто ты? – Вася, наконец, заметил, что с ним разговаривает ворон.
– Я смотрю, ты потерял кого-то? Я могу помочь тебе! Хочешь? – говорил Ворон спокойным и монотонным голосом, почти не открывая клюв.
– Помочь?! Чем помочь?! – почти кричал Вася, не понимая, что происходит.
– Ты потерял своих деток, бедный. Я помогу тебе найти их, я знаю, где твои дочки, – ворон перелетел на ветку ниже.
– Говори, бес! Где!? – Василий направил ружье на птицу.
– Обязательно скажу, но я хочу получить кое-что взамен, – красные глаза ворона сверкали, почуяв добычу.
– Взамен? Что ты хочешь? Душу мою?! Забирай! Скажи, где девочки? – Вася кричал, от злости стиснув зубы.
– Душу? Нет, дружок, нам не к чему.
– Что тогда?! Говори!
– Сейчас ничего мне не надо, но однажды мы придем и кое-что попросим, попросим наше, – голос казался бархатным, как будто мама пела колыбельную, укладывая малыша спать.
– Попросишь свое?! Нет ничего на этой земле твоего, бес проклятый! – мужчина поднял ружье и выстрелил в ворона.
Вася открыл глаза. Он лежал, прислонившись спиной к дереву. Лес шумел. Птицы то поднимались над кронами деревьев, то снова садились на них. Солнце перевалило за зенит и начало держать путь в сторону горизонта. «Что за сон дурной?», – подумал Василий, поднялся и медленно пошел в сторону дома, внимательно осматривая все вокруг.
Алена покормила Еву, от бессонной ночи и переживаний молока почти не было. Дочка не спала. Она лежала в люльке и наблюдала за котом, который сидел рядом с ней и наблюдал за ней. Так продолжалось уже более десяти минут. Девочка смотрела на кота, иногда улыбаясь, кот смотрел на девочку, иногда мурлыкая. Миша, попив молока с хлебом, играл в углу с деревянными солдатиками, которые привез ему папа, когда ездил в город. Перед этим мальчик сходил в хлев и покормил Рыжуху и коров, сегодня их на пастбище не выпускали, так перед уходом велел отец.
Алена стояла на коленях в красном углу избы. В углу стояли иконка, лампада и несколько зажженных свечей. Алена молилась за спасение своих дочерей, она плакала, потом неразборчиво ругалась, потом снова плакала. Так продолжалось долго, потом женщина снова села к окошку, продолжая наблюдать за опушкой леса. Ева уснула, Рыжик тоже лег рядом, делая вид, что спит. Он иногда открывал глаза и смотрел на девочку, проверяя, закрыты ли глаза у нее, или она уже их открыла. И тогда было бы можно снова с ней переглядываться. Миша попросился у мамы пойти поиграть с игрушками во дворе, Алена согласилась. Мальчик собрал всех своих солдатиков и вышел на улицу. В комнате воцарилась тишина, было только слышно, как мурлыкает Рыжик и тихо посапывает Ева.
От усталости у Алены начали закрываться глаза, от мурлыканья кота и сопения Евы еще больше хотелось спать. Но Алена не могла себе позволить пойти и лечь в кровать. Невыносимая пустота в душе, отчаяние не позволяли это сделать. Она боялась заснуть. Боялась пропустить момент, когда появятся девочки, когда они придут и позовут ее, боялась, что они пройдут по кромке леса, а она их не увидит.
– Мама, а ты дашь нам леденчик? – говорила Таня, стоя в дверях горницы.
– Мама, посмотри, сколько мы грибочков насобирали! – говорила рядом стоящая с сестрой Дашенька.
Алена, очнувшись от дремоты, вскочила со стула. Двери в горницу были закрыты, и никого не было. Ева спала, Рыжик проснулся и просился на улицу. Сердце женщины бешено стучало, в горле стоял ком, слезы брызнули из глаз. Она опустилась на колени и стала безмолвно плакать, чтобы не разбудить спящую дочку.
– Мяу, – неуверенно попросил кот, чтобы ему открыли дверь, хозяйка не отреагировала.
– Мяу, мяу, – попросил он более настойчиво. Алена встала, выпила немного колодезной воды из ковшика, который стоял на столе, и выпустила кота, открыв ему дверь.
– Мяу, – поблагодарил Рыжик и вышел на улицу, с важным видом махая хвостом, как какая-то дворовая собачка.
– Иди уже. Сил моих нет больше. Как дальше теперь жить? Не хочу, не хочу больше. Как же тяжело, – сказала коту Алена.
Алена села обратно к окну, чтобы хоть как-то отвлечься, взяла в руки спицы и начала вязать зимний платок для Евы, который наполовину был уже готов. Иногда она поднимала глаза и смотрела в окно, вглядываясь вдаль. Она уже не вскакивала каждый раз, когда на опушке леса появлялись какие-нибудь фигуры. Алена провожала их взглядом и ждала, когда исчезнут.
Солнце уже перевалило за зенит. Скоро с пахоты должны были вернуться Степа и Ваня, надо было готовить обед и накрывать на стол. Но Алена забыла об этом, она потерялась во времени. Первые часы, когда она поняла, что пропали дочки, пролетали незаметно. Теперь же каждый час, каждая минута тянулась бесконечно долго. Каждая секунда со скрипом меняла предыдущую и с таким же скрипом переходила к следующей. Алена хотела все бросить и бежать в лес, бежать в чащу и не возвращаться оттуда, пока не найдет дочек. Но маленькое чудо в люльке останавливало ее: маленькое, светлое творение Высших сил, жизнь которой зависела от Алены. И ей оставалось в беспомощном ожидании смотреть в окно. Она вспоминала, как появились на свет Таня и Даша, какими легкими были роды, какой свет они излучали и какую приносили радость. Вспоминала, как девочки первый раз встали на ножки, как они первый раз произнесли слова «мама» и «папа».
В дверь кто-то тихо постучал, прервав бесконечный поток мыслей Алены.
– Входите, – еле слышно сказала она. Никакой реакции не последовало. В дверь еще раз постучали. Стук был равномерным, тихим. «Свои не стучатся. Кто там может быть?»
– Дверь открыта! Войдите!
5. Мертвый город
Каменные коробки разных размеров разрозненно поднимаются над землей. Если человек видит их первый раз, то он может подумать, что они растут из земли, как деревья. Но это не является тем, что придумала природа, это то, что придумал и создал человек. Человек: чело – голова, век – сила. Силой сознания, силой мысли придуманы эти каменные коробки. Коробки придуманы не ради красоты, а чтобы поселить в них тех, кто их придумал. Теперь эти серые, невзрачные прямоугольники растут до самого горизонта, загораживая и уничтожая то, что было создано не силой сознания млекопитающего, а силой сознания природы. Силой непознанной и недостижимой для млекопитающего, которое само придумано этой силой.
Город спал. В домах горел редкий свет, желтым сиянием встречая поезд, в котором ехала я. Проводница постучала в дверь, разбудив меня: «До прибытия осталось сорок минут, встаем!». За окном была еще ночь, но звезд, из-за городского свечения, на небе видно не было. От этого мне стало немного грустно, там, где я жила до этого, я всегда любила просыпаться ночью и смотреть в окно на звезды. Со временем я научилась их различать и даже дала им имена. «Котик, лошадка, коровка», – так звали моих небесных спутниц. Мне казалось, что это образы из далекого детства. Животные, которые были у нашей семьи, – может, мне они и приснились, и их на самом деле не было. Но я мечтала и хотела, чтобы это было правдой. «Обязательно заведу себе котейку», – представила я, как кошечка спит у меня на груди. Даже подумала, что попрошу Артема, чтобы первым делом помог мне найти котенка, и чтобы обязательно был рыжим, не знаю почему, но мне так хотелось.