Сталинград. Дважды доброволец

Сталинград

Дважды доброволец

Глава 1

Алексей спешил на школьное комсомольское собрание, он не привык опаздывать, но обстоятельства сложились не в его пользу, с утра у него неожиданно поднялась высокая температура, и школу пришлось пропустить. Но не явиться на такое важное мероприятие он не мог, в этот раз на повестке дня комсомольского собрания стояло много серьезных вопросов, которые были важны для каждого советского человека в военное время.

С утра на улице моросил мелкий надоедливый дождь, и на дороге, ведущей к школе, разливалась жидкая грязь. Сильно болела голова, и ломало все тело, перепрыгивать лужи просто не было сил, и Алексей шел, не смотря под ноги, наступая в лужи, ботинки промокли, и было слышно, как в них журчит вода. Рядом проносились, обдавая пешеходов грязью, машины, часто встречались знакомые лица с таким же мрачным выражением лица, как у него. Вот показалась и школа, занятия в ней уже закончились, и только в его классе горел свет. В большом светлом вестибюле сидела уборщица баба Глаша, она только что закончила мыть полы, они еще влажно поблёскивали и

сверкали чистотой.

– Здравствуйте, баб Глаша, – поздоровался Алексей и сделал несколько шагов.

На полу остались грязные следы от ботинок, парню стало неудобно, и он остановился, баба Глаша тяжело поднялась.

– Иди, Алеша, я подотру, ноги вытри и иди, ребята уже давно заседают, тебя одного не хватает, и ведите себя тише, директор еще здесь!

Опоздавший виновато вошел в класс, за учительским столом сидела Марина Котова, она вела протокол комсомольского собрания. У доски стояла комсорг класса Ирина Правда, крепкого телосложения, широкая в плечах, она больше походила на мужика в юбке, чем на школьницу, ее суровый вид всем внушал страх, даже многие ребята постарше старались не вступать с ней в конфликтные ситуации. Ее тяжёлый взгляд скользнул по опоздавшему.

– Леш, ты что пришел? Лежал бы! – с нежностью в голосе сказала Правда.

Алексей посмотрел на свои грязные ботинки и остался у двери, лишь присел на корточки. Лицо его от высокой температуры было красным, глаза сами собой закрывались, хотя он пытался сделать вид, что совсем здоров, но, чувствуя на себе сожалеющий взгляд, опустил голову.

– И так, продолжим, как прошли выходные, сначала пусть доложат девочки.

Класс, как и у всех, был поделен на звенья, у каждого звена выбран командир, решением отряда постановили, что девочки по выходным ходят в медсанбаты помогать ухаживать за ранеными, им там доверяли самую грязную работу, но девчонки не чуждались никакой работы, они помогали раненым, которые пострадали, спасая их от врагов. А мальчишки все ходили на танковый завод, но им тоже не доверяли ответственную работу, они таскали мусор, железо, разгружали и загружали вагоны. Им всем хотелось точить на токарных станках снаряды, делая свой вклад в эту войну, но пока им предлагали работу грузчиков которых не хватало.

– Мое звено, – докладывала Александра Макашова, – проработав выходные, кроме похвал от медперсонала ничего не получали, да и в других звеньях то же самое. Это я, чтобы не терять время, забегаю вперед.

– Хорошо, – деловито сказала Правда, – перейдем к опросу мальчишек.

– Можно я скажу за всех? – спросил Олег Иншаков.

– Давай! – махнула рукой Ирина.

– За минувшие выходные мы разгрузили и погрузили шесть эшелонов.

– Шесть, молодцы! – похвалила Правда.– А что грузили?

– Военная тайна! – коротко обрезал Олег.

Ответ Иншакова Ирине понравился, в военное время, когда враг может скрываться и подслушивать за любой дверью, нужно хранить тайну.

– Так, что у нас в газетах? – Ирина взглянула на Алексея, он сидел у двери и лишь развел руками. Алексей мог, как никто в школе, прочитать любую газету и выяснить, что написано между строк. Этому его научил сосед по коммуналке в старом доме, где он жил до переезда в новый дом.

– Комсорг, ну хватит уже тянуть время, – нервничал Алик Ильясов, – пора переходить к вопросу, по которому мы сегодня собрались.

– Продолжим, – опять громким голосом начала Ирина, – теперь о том вопросе, что предлагают мальчишки. Убегать на войну – это неправильно, мы не дети, нам не хватает немного до восемнадцати и мешает нам только школа, до окончания осталось совсем немного, можно подождать. Мы сдадим экзамены, получим аттестат, и перед нами откроются все пути, может, кто-то захочет поступить в военное училище, я узнавала, так можно, по окончании его многим из вас уже исполнится восемнадцать, и вот тогда можно на фронт.

– Нет, – вскочил со своего места Колька Белоусов, – это что значит, опять за парту? Пока мы будем в училище учиться и ждать повестки, немцев уже прогонят, и мы повоевать не успеем.

– Да уж, так и прогонят! – возразил Сергей Конев.

– Да, а что? – воскликнул Белоусов. – От Москвы же прогнали!

– Нет, не прогнали, а только остановили! – старался кричать громче всех Ильясов.

В классе начался хаос, все хотели высказать свое мнение и перекричать товарища, комсорг в такие минуты всегда сидела и молчала, только внимательно слушала, она считала, что в такие моменты, когда человек говорит импульсивно, он наиболее честен. Вдруг открылась дверь, на пороге стоял директор, вид у него был усталый, но он внимательно всматривался в лица ребят, будто пытался догадаться, что такого важного они тут замышляют. Аркадий Геннадьевич Мазур в школе пользовался большим авторитетом, в Гражданскую войну он в двадцать лет командовал полком, о многих разнообразных подвигах своих однополчан он рассказывал ребятам на классных часах. В самом конце войны его ранило в руку, и пальцы левой руки у него теперь плохо работали, но все в школе знали, что он рвется снова в бой и просится, чтобы его отправили на фронт. Но пока безрезультатно.

– А почему, позвольте спросить, вы в столь позднее время еще в школе? Ведь занятия уже давно закончились…

Ребята встали, приветствуя директора, но на его вопрос никто не хотел отвечать. Мазур ходил по классу и заглядывал каждому в глаза, пытаясь понять, но школьники смотрели в пол, тогда он подошел к комсоргу.

– Так, с вами все понятно, будете молчать, а вот Правда мне правду скажет?

Ирина смотрела в глаза директору смело, не моргая.

– Правда всегда говорит правду, мы проводим комсомольское собрание!

– Так, хорошо, – немного оживился директор. – Повестка дня?

– А вот на этот вопрос я ответить не могу, промолчу, я вас очень уважаю, но это не моя тайна. – Ирина опустила глаза в пол – Хочу только вас уверить, что ничего порочащего высокое звание комсомольца, нами принято на этом заседании не будет.

– Я в этом не сомневался, вот как раз по этому поводу я волнуюсь за вас, как бы вы чего не натворили.

Последние слова директор сказал тихо, с минуту он внимательно оглядывал весь класс, затем, не прощаясь вышел из класса, ребята подождали, пока Аркадий Геннадьевич покажется за окном на улице, и вновь продолжили обсуждения.

– Хорошо, – наконец громко крикнула комсорг, – мы выслушаем каждого по очереди, кого называю, вставайте и говорите свое мнение.

– Коля Белоусов?

– Я за то, чтобы как можно скорее идти на фронт, и хорошо бы попасть всем вместе в одну роту!

– Сергей Конев?

– Скороговор дал хорошую идею пойти на войну всем вместе, мы учились с первого класса вместе, почему бы и не умереть вместе, если доведется, или вместе встретить победу. Я за!

– Саша Корнилов?

– Я, ребята, с вами готов пойти воевать в любое время, там, где рядом друг, мне ничего не страшно, никакие расстояния не напугают меня. Но я смею вам напомнить, что если идти нам всем скопом, мы можем попасть только в пехоту, а есть еще летчики, которые парят в небесах и бьют фашистов с неба, есть разведчики, которые ходят через линию фронта и приводят пленных немцев, есть танкисты, артиллерия, моряки, подводники. Я- за!

– Опять он умничает, вундеркинд, – заворчал Юра Сысоев, – не можешь просто сказать, за или против.

– Вова Малышкин?

С последней парты поднялся верзила, он был самым большим парнем в классе, да не только в классе, но и во всей школе. Его рост два метра четыре сантиметра, он обладал небывалой силой, согнуть подкову было для него мелочью, он мог на спор кулаком сбить с ног годовалого быка, поднять тяжести, которые простому человеку невозможно сдвинуть с места. Еще он отличался от всех своей непритворной простотой и заторможенной реакцией, если любая тема для всех была уже понятна, то для Малыша надо было еще объяснять подробнее, это касалось не только уроков, но и всего остального. Но ко всему этому он был очень добрым, с его огромным телом как-то не сочеталось всегда улыбчивое добродушное лицо. Он молча в знак согласия кивнул.

– Саша Быков?

– Я, за!

– Юра Сысуев?

– Вундеркинд правильно говорит, я вот, например, всегда хотел стать летчиком-истребителем. И если мы все подадим заявление в летное училище, мы сможем и воевать вместе, это я предлагаю как вариант, но там нас могут распределить по разным фронтам. Но вместе с вами все равно лучше. Я за!

– Олег Иншаков?

– На миру и смерть красна. Я за.

Смирнов Сережа?

– Я за!

– Алик Ильясов?

– Я готов прям сейчас вступить в неравную схватку с врагом, но если мне обещают трехразовое питание, – пошутил Алик.

– Дима Грибакин?

– Война, как много в этом звуке для сердца русского слилось и с болью в нем отозвалось.

– Пушкин, ты с нами? – не выдержал Белоусов.

– Я от коллектива никогда не отбивался, хотя я всегда мечтал стать подводником.

– Павел Скрипка?

– Да поскорее бы на войну, я бы вам всем показал, как надо воевать, вот увидите, я первый немца убью, и уничтожу врагов больше вас всех.

– Что!? – возмутился Корнилов. – Да я в тире лучше тебя стреляю, и немцев я больше убью.

– Кто, ты лучше стреляешь? Да не смеши мои штиблеты.

– Тихо! – повысив голос, прервала их Правда.

Ирина взглянула на дверь, там на корточках сидел и спал Алексей Благовидов, комсорг подошла к нему, пощупала его лоб и покачала головой, нежно взяла его за подбородок и подняла голову. Алексей тяжело открыл глаза, в полуобморочном состоянии он тихо прошептал:

– Я тоже за!

– За, кто бы сомневался, что ты за, – ворчала Правда. – Вова Малышкин, отнеси его домой.

– Слушаюсь, командир, – сказал басом здоровяк, легко поднял Благовидова и исчез в коридоре.

– Так, главный вопрос мы решили, время позднее, пора закругляться, – комсорг закрыла тетрадь.

– Ирина, – с места встала Виктория Наумова, – Ирина, а почему ты с нами, с девчонками, не советуешься, отпускать мальчиков на фронт или нет?

Ребята все хором засмеялись.

– Тихо! – повысила голос Правда. Потом несколько минут она думала, что ей предпринять.

– Я придумала вот что. Мы здесь собрались, чтобы узнать мнение ребят, как им идти на войну, это им идти воевать с фашистом и только им надо решать. Но все равно мне интересно знать мнение девочек, и мы с удовольствием их выслушаем. Я так же буду называть фамилии, а вы вставайте и говорите, что об этом думаете.

– Вика Наумова?

– Ребята, я вам сейчас скажу, но вы не обижайтесь, ладно? Мы вас всех очень любим и не представляем, что будет с нами, если с вами что-то произойдет, – на глазах Вики выступили слезы. – Вы здесь сейчас друг перед другом хорохоритесь, а война – это не шутки, это смерть, кровь, убитые и искалеченные люди, их уже, наверное, миллионы. Я не уговариваю вас прятаться от войны, а лишь прошу пойти на фронт, когда призовут. Вам всего по семнадцать лет, а Лешке Благовидову шестнадцать.

– Викоста, замолчи, слышать тебя тошно, мне за отца мстить надо! – перебил Конев.

Но его тут же перебила Вика. Она в классе считалась тихой девочкой, но в этот момент в ней все увидели другую, более смелую и отчаянную. Она подошла к Сергею и продолжила:

– Сережа, ты рвешься на войну. А ты о матери подумал? Она только что на отца похоронку получила. Как ты ей скажешь, что убегаешь на фронт, что с ней будет, если и на тебя похоронка придет?

Вика упала за парту, закрыла лицо руками и зарыдала, многие девчонки так же в один момент заплакали. Но тут и ребята впервые подумали о своих матерях, что с ними произойдет, если все пойдет не так, как они себе представляют войну. Староста класса немного подождала, она смотрела на своих друзей, ей очень нравились и ребята, и девчата, наверное, это был единственный дружный класс во всей школе, они дружили не кучками или мелкими компаниями, они дружили всем классом, влюблялись, прогуливали уроки, дрались с ребятами из других районов. Многие завидовали их дружбе, а учителя нарадоваться не могли, если кто-то отставал и получал плохие отметки, на него наваливался весь класс, и оценки быстро исправлялись. И игры у них были всегда общие, ребята могли с девчатами прыгать на асфальте, играя в классики, могли девочки играть в Чапаева, бегая с утра до самого позднего вечера по стройкам, по лесам, иногда даже ходили ночью на старое кладбище, чтобы самоутвердиться. Теперь перед ними стояла задача куда сложнее. Как им поступить в этот трудный момент, как сказать родной маме, что он уходит на фронт? Матери все поняли, когда бы подошел год призыва, но он еще так далек, а ждать некогда. Правда в эту минуту не только наблюдала за своими друзьями, но и думала о своей матери. Что такого придумать, чтобы как можно меньше расстраивать мать?

В классе стояла тишина, ее никто не хотел нарушать, у всех не было слов, в голове стояла самая лучшая женщина на свете – мама. Как можно объяснить ей, что идет война, и он должен оставить дом, ее и идти на фронт не по призыву, а по зову сердца. А может, сейчас ребята пытались разобраться в себе, для чего они, в самом деле, бегут туда, где смерть ходит рядом и заглядывает каждому в глаза, выбирая себе жертву? И кого она выберет сегодня, а кого оставит на завтра… Может, в действительности молодые юноши хотят просто показать себя перед друзьями храбрецами, представляя себя героями, идущими после победы по улицам родного города в медалях и орденах, как их встречают с цветами девчонки, прыгают им на шею и радуются их возращению. А вечером ребята будут рассказывать, как им достался орден или медаль, и какой ценой, кто погиб в том или ином бою. Молодые парни могли сейчас только представлять эти радостные минуты победы. А вот что придется перенести совсем еще юным мальчикам во время войны под артобстрелом, под ливнем пуль, это они себе представить еще не могут, они этого пока не видели, и слава Богу.

– Так, братцы-кролики, – прервала Правда мысли ребят, – вопрос о нашем бегстве на фронт остается открытым, приказываю всем поговорить, как можно вежливее, с вашими близкими и спокойно объяснить, почему мы уходим на войну!

– Уходим? – переспросил Колька Белоусов.

Комсорг сильно занервничала, покраснела, потом поправила себя:

– Вы, мальчишки, уходите, конечно, вы. И в заключение я хочу опросить всех девчонок, мне надо знать их мнение. Я спрашиваю, вы отвечаете!

– Александра Макашова?

– Простите, ребят, я против!

– Юля Косова?

Юля медленно встала, виновато посмотрела на ребят, пожала плечами и покачала головой.

– Марина Котова?

– Нет!

– Ольга Мамаева?

– Безусловно, я против, и объясню, почему. Наше правительство неслучайно призывает в армию с восемнадцати лет, потому что именно с этого возраста формируется из юноши мужчина. Именно когда ему исполняется восемнадцать, он начинает умнеть и взрослеть, а если пойдет раньше, он не только себе может навредить, но и тем солдатам, которые будут находиться рядом с ним, из-за того, что юноша сбежал на войну, могут пострадать бывалые солдаты, и поэтому я на стороне здравого смысла. Не обижайтесь, ребят, придет время, вы повзрослеете и пойдете воевать.

– Выскочка какая! – ворчал Белоусов.– Вечно умничает.

– Ася Мальцева?

– Я совершенно согласна с Мамаевой, если ребята сбегут на фронт, то я могу назвать такой поступок только преступлением, и мы, как комсомольцы, не должны пускать это на самотек, если ребята не выбросят эту мысль из головы, следует обратиться к товар….

– Прасковья Петешова?

– Обращаться никуда не надо, и ребятам не надо никуда бежать, придет время, пусть служат родине, а так, думаю, не следует!

– Настя Мохнатова?

– Я против!

– Светлана Ланцова?

Я, конечно, против, потому как не могу своим голосованием отправить своих друзей на верную гибель, ведь они еще совсем молодые и неопытные ребята. Я целиком и полностью поддерживаю Мамаеву!

– Галя Шендакова?

– Ребята, девочки, я сегодня в трамвае ехала, и рядом сидели два полковника, я случайно подслушала их разговор, они говорили, что немец идет к Сталинграду, к нашему городу.

– Нет, такого не может быть, – закричали со всех сторон, – немцы застряли под Москвой и Ленинградом. Они же не могут на три фронта разделиться!

– Тихо! Это обсудим после, сейчас у нас голосование. Галь, твой голос.

– Если немцы нападут на Сталинград, то я поддержу ребят, а так нет!

– И наконец, Катя Ливанова?

– Девочки, мальчики, моя мама сейчас сварщиком перешла работать, она уже второй день варит противотанковые ежи, если немец не собирается на наш город нападать, то зачем варят ежи?

– Ладно с ежами. Ты за что?

– Если немец идёт к нам сюда, то обязательно надо спасать наш город, а если нет, то, ребят, простите.

В классе на время все замолчали и смотрели на комсорга, что было в ее голове в эти минуты, было непонятно никому, класс разделился, ребята рвались на фронт, девчонки были против, понятно, они хотят, чтобы их друзья остались в живых. Молчала и Правда, она не знала, что ей предпринять, ничего не придумав в этой сложной ситуации, она встала.

– Собрание окончено, вопрос остался открытым, я должна с кем-то посоветоваться из старших товарищей.

–Уууу, – заворчали ребята, – это опять растянется на неопределенное время. – кричали ребята, а девчата сидели тихо и улыбались, у них получилось хоть на несколько дней отстрочить бегство на войну.

– Приказы не обсуждать, – громко крикнула Правда, – уже поздно, всем по домам.

Баба Глаша стояла за дверью и весь разговор ребят слышала, когда дверь открылась и ребята вышли, пожилая женщина со слезами на глазах смотрела, как мимо нее проходят совсем еще дети, но они с такой отвагой рвутся на фронт спасать страну от фашистов. Когда дверь закрылась, она привычным жестом перекрестила школьников:

– Господи, спаси и сохрани!

Глава 2

Весеннее утро радовало восходящим солнцем, несколько суток шел мелкий и противный дождь, он превратил дороги в непролазную грязь, даже на асфальтированных улицах повсюду разлились большие лужи. Люди неторопливо брели по центру улицы, потому что только там можно было пройти, не промочив обувь, когда проезжала машина, пешеходы разбегались в поисках безопасных мест.

Алексей Благовидов проснулся от звонкого будильника, открыл глаза, в окно светило солнце, этот ранний светивший в окно солнечный лучик поднимал настроение, Алексей привычным движением встряхнул градусник и засунул под мышку. «Тридцать семь и девять! – обрадовано воскликнул больной и хотел вскочить, но тут же повалился обратно в постель. Болело и ломило все тело, хворь из организма еще не вышла, а так хотелось идти в школу. «Ребята на войну собрались бежать, а я их задерживаю», – назойливо билась мысль в голове. Алексей медленно поднялся, вышел на балкон, вставало солнце, было похоже на сказочное явление, будто солнышко своим появлением разгоняло врагов, на востоке еще клубилось множество черных мрачных дождевых туч, но под волшебными лучами они разбегались и таяли на глазах. Алексей поднял руки и почувствовал, как приятные солнечные лучики коснулись лица, по его телу пошло целебное тепло, наслаждаясь тишиной и покоем, он еще постоял на балконе и зашел в комнату. На столе лежали оставленные мамой таблетки и завтрак, приняв лекарство, зажевал их бутербродом, запил чаем и опять улегся в кровать, решив, что так он быстрее поправится.

Занятия в школе шли в обычном режиме, только ребята из класса Ирины Правды обиделись на девчат за то, что они не поддержали их на собрании, а выступили против поездки друзей на фронт, и мальчишки объявили подругам молчаливый бойкот. Девочки к парням приставали с разговорами, как-то хотели объяснить свою позицию ещё раз, но ребята упорно молчали. Даже после уроков они ушли одни, девчонки тоскливо смотрели, как удаляются их друзья, но они считали, что поступают правильно потому, что спасают их жизни.

Мальчишки шли на свое излюбленное место, когда-то здесь шумела большая стройка, начали возводить сразу четыре многоэтажных дома, но помешала начавшаяся война, дома успели построить лишь до половины. Вот это и стало любимым местом сбора местной детворы, они тут играли в Чапаева, в казаки-разбойники, можно сказать, что все детство их прошло на стройке. Любимым занятием ребят было уехать за город и там, в степи, играть в казаки-разбойники или в Чапаева, весь класс делился поровну, это были незабываемые моменты детства, может быть, это сблизило их, и девочек, и мальчиков, превратив их в единый дружный коллектив.

– Я с девками нашими вообще никогда не заговорю! – крикнул Сашка Быков.

– Да как они могли так с нами поступить?! – поддержал Смирнов Сергей.

– Будто мы для себя стараемся? – воскликнул Колька Белоусов, как всегда, скороговоркой, – мы же, несомненно, для них и стараемся, чтобы немец в наш город не пришел их убивать и насиловать.

Ребята долго ругали своих одноклассниц, а кому не хотелось осуждать, они принесли дровишек и разожгли костер; когда огонь разгорелся, все подсели к нему поближе и смотрели, как языки пламени вырываются вверх, как маленькие, но яркие искорки отлетают от огня в разные стороны. Ребята часто разводили костер даже летом, в жару, им очень нравилось наблюдать за пылающими дровами и вести тихие разговоры, ощущая плечо друга.

– Интересно, – начал протяжно Саша Корнилов, – почему всегда на душе становится спокойно, когда смотришь на огонь, почему забываешь про все печали, даже на девчонок злобы больше нет.

– Да это потому, что ты, вундеркинд, боишься на войну идти! – воскликнул Алик Ильясов.

Ребятам не понравилось, что сказал Алик, но они смотрели на вундеркинда, что он ответит.

– Алик, позволь мне осведомиться, как мое поведение отразило в твоей тупой голове то, что я боюсь идти на войну?

– Да такое! Когда мы зимой с железяками дрались, ты от страха чуть в штаны не наложил!

Железяками звали ребят, живущих рядом с железнодорожным вокзалом, они всегда враждовали, и драки меж ними возникали довольно часто. Корнеев был спокойным, уравновешенным, но тут он уже злился и хотел с кулаками налететь на обидчика. Вова Малышкин встал между ними и всем своим большим ростом мешал им накинуться друг на друга.

– Да! Ну, скажи, как струсил, я убежал с драки?

– Нет, ты не убежал, – продолжал Алик, – просто ты боялся.

– Я не дрался?

– Дрался, но ты боялся!

– Алик, заткнись, а то получишь по шее, – пригрозил Малышкин и показал свой огромный кулак, который почти закрыл его лицо.

– Вечно этот Алик нарывается, – продолжал ворчать вундеркинд, – если хотите, я хоть сейчас пойду драться на Железку и покажу, что я не трусливее других.

– Эх, ребят, – вскочил со своего места Дима Грибакин, – а что если и вправду пойдем на железку для самоутверждения и подеремся?

– Ураа! – крикнул Алик, – наконец-то хоть мы себе занятие нашли. И заодно проверим, кто из нас кто.

– Алик, ты сейчас говоришь так, будто мы с ними никогда не дрались!

– Ребят, пошли, а то страшно скучно, подеремся хотя бы, – жалобно произнес Алик.

Друзья быстро собрались, костер затушили и пошли в сторону железнодорожного вокзала, их район всегда враждовал с железяками, дрались всегда честно, до первой крови, кому разбивали нос, тот отходил в сторону и в драке больше не участвовал, правила соблюдались строго, это был неписанный закон. Ребята шли через весь свой район; видя, как они устремленно идут по улице, их ровесники спрашивали, куда идут.

– Железку бить, – за всех всегда отвечал Алик.

К ним присоединились еще человек двадцать, кто постарше, кто моложе, все шли бить соседей по району. Часто драка разжигалась, если железяки обидят кого с района, и тогда вставал весь район, заступаясь за своих. Еще с ними граничил центральный район, но там было ребят намного больше, и шансов победить никаких. Ребята с железнодорожного района всегда находились в недостроенном стадионе, около которого раскинулось большое футбольное поле. Вот туда и пришли любители приключений. Алик шагал впереди всех, он заложил пальцы в рот и что есть силы, свистнул, из стадиона показалось несколько человек, послышались чьи-то крики, и вскоре на противоположной стороне поля стали собираться железяки.