Сталинград. Дважды доброволец

– Алик, – теребил его за руку парень из параллельного класса, – за что деремся?

Алик набрал в рот воздух, чтобы что-то соврать, но позади стоял Малышкин.

– А…. че ж, они тут живут….

Железяки выслали парламентера, его звали Князь, он был ростом чуть меньше, чем Малышкин, с широкими плечами и с огромными кулаками, его длинные волосы закрывали глаза, и ему приходилось часто убирать их привычным движением головы. Алик пошел к нему навстречу, ребята с той и другой стороны выстроились в ряд, Алик посчитал:

– Наших тридцать восемь!

Парламентер от железняков ушел, он отсчитал тридцать восемь бойцов, человек двенадцать отошли подальше от поля. Враждующие стороны начали сходиться, четверо крепких ребят стали держаться рядом, они смотрели на Малышкина, Владимир понял, они выбрали его своей жертвой и нападать они будут вчетвером на него одного. Драка началась, все старались попасть сопернику в нос или в губы, где быстрее пойдет кровь, тем, кому уже досталось, отходили на задний план. Поначалу казалось, что железяки побеждают, но посередине стоял Малышкин, те, кто на него нападали, отлетали и, если они находились в сознании, отползали подальше от поля битвы. В конце боя остались Малышкин с окровавленными кулаками, Алик и еще человек шесть, они тяжело дышали, и казалось, их силы на исходе. У железняков осталось трое, парламентер еле стоял на ногах.

– Вы проиграли! – устало сказал Алик.

Парламентер кивнул головой, согласившись в проигрыше.

– А вы что приходили, а?

Алику нравился этот парень, он отличался справедливостью, другие могли больше бойцов вывести, а он никогда, соврать Алик ему не мог, он подошел к нему ближе и сказал:

– Мы собираемся бежать на фронт, а здесь мы для того, чтобы утвердиться в смелости!

У парламентера загорелись глаза, ему очень понравилась эта идея, его глаза забегали, и вдруг он как выдаст:

– А давай объединимся и пойдем центральных бить?

Алику понравилась идея, он взглянул на свое войско, Малышкин тяжело дышал, осматривая раны на кулаках, другие почти все были с побоями, у кого синяк, у кого текла кровь из носа, первые минуты после битвы ребята осматривали свои повреждения и были заняты только собой. Алик глазами искал Корнилова, вундеркинд был всегда красноречив и находил, что сказать на толпу, поднимая всем боевой дух. Сашка стоял недалеко и платком вытирал кровь с лица.

– Сашка! – крикнул Алик. – Айда сюда.

Сашка медленно, вразвалочку подошел, у него опух нос, набухала и кровоточила губа, ему хорошо досталось в этой схватке, но взгляд был бодрым, он подошел к Алику.

– Че?

– Саш, мы тут посовещались, и Князь предлагает, объединившись, напасть на центральных.

Сашка потрогал свой опухший нос.

– Я согласен, пойдем!

– Да это понятно, что ты согласен, но ребята устали, им надо речь толкнуть, ну, как ты умеешь!

Вундеркинд немного подумал, потом обратился ко всем присутствующим:

– Товарищи!

Все, кто окружал Сашку, насторожились, они поняли, что он хочет что-то сказать, и стали поближе подходить к оратору, обступая его со всех сторон. Князь принес большую деревянную столитровую бочку, помог Корнилову на нее залезть. Сашка осмотрел это большое побитое войско и громко, чтобы его было слышно всем, начал:

– Товарищи комсомольцы, я смотрю сейчас на вас с этой бочки и гордость за своих товарищей переполняет мое сердце. Наша родная коммунистическая партия может быть спокойна, у нее выросла надежная смена, у многих на лицах я вижу отметины в виде синяков и ссадин, и мне приятно на них смотреть, потому что я теперь точно знаю, что у меня в друзьях трусов нет. И я с любым из вас могу завтра пойти в разведку, и я не буду оборачиваться назад, потому что знаю, мою спину прикрывает мой надежный друг. И вот сейчас мой новый друг и преданный товарищ Князь мне сказал, что мы все выдержали это испытание в битве с малым войском противника достойно. Но как поведет себя наш человек, когда на него попрет большое подразделение противника? Вот, например, я не знаю, я не уверен. И поэтому наш новый друг Князь предлагает пойти и проверить свои боевые качества в центральный район, сразившись с более сильным врагом.

Корнилов замолчал, все стали переглядываться в нерешительности, не зная, что им предпринять и как поступить. Князь, что есть силы, громко крикнул:

– Ураааа! Идем бить центральных!

Все поддержали его и стали так же кричать, подбадривая себя и других.

Все было решено, участники групповой драки забыли про свои болячки и стали кричать в поддержку новой драки. Вся толпа ринулась в бой, они шли по улице, готовые на любую битву с любым врагом, и каждый из них хотел только одного: показать, что он не трус и готов идти на войну и воевать с настоящим врагом. Колонна ребят старалась избегать центральных широких улиц и двигалась по дворам, в этих дворах к ним присоединялись еще желающие проверить свои боевые качества, к тому времени, когда подошли в центральный район, их было уже около ста человек. Все знали любимое место пребывания центральных – старая полуразрушенная княжеская усадьба, туда и пришли проверить свое геройство пацаны двух районов. Центральное здание усадьбы было целым, но вот другие строения сильно подпорчены во время Гражданской войны, посередине раскинулось большое поле. Центральных никто не любил, они считали себя королями города, иногда они ловили парней из других районов и на этом поле издевались над ними. Прийти отомстить за своего друга никто не мог, потому что в центральном районе легко можно было собрать двести или двести пятьдесят ребят. Ни один район не мог поставить в строй даже и половины, а объединиться они не могли, потому что сами всегда враждовали с другими районами. Злость у всех была велика к противнику, и каждый хотел поквитаться за свой многолетний страх к сильному сопернику. На середине поля княжеской усадьбы стояло человек шестьдесят, они стояли кругом вокруг кого-то, кто приковал их внимание к себе, они даже не заметили, как их окружило войско противника, да даже когда они и обратили на них внимание, в их лицах не читался страх, а больше задумчивость. Алик взял за руку Корнилова и стал пробираться в центр вражеской толпы. Алик знал их вожака в лицо, его звали Вратарь, вот его-то он и искал в толпе, но никак не находил. Взгляд Алика остановился перед парнем посередине вражеского стана, тому на вид было лет пятнадцать, но держался он уверенно, как лидер. Около него стоял стол, на котором лежали какие-то бумаги, парень их собрал и положил в карман, затем взглянул на непрошенных гостей.

– Где Вратарь? – строго спросил Алик.

– Зачем он тебе?

– А ты кто такой, чтобы мне вопросы задавать? – выпячивая грудь вперед, сказал Алик.

– Я брат Вратаря.

– А мы пришли к вам поквитаться!

Лидер улыбнулся, оглядел, насколько смог, гостей.

– Слышь ты, вратаренок, че ты лыбишься?

Ильясов сказал громко, чтобы его было слышно всем, к нему ближе подошел Малышкин и встал позади, с такой защитой Алик стал смелее и уже хотел пустить в ход кулаки.

– Вы, наверно, пришли к нам в гости, чтобы показать какие вы храбрые?

– Да хоть и так! – Алик засучил рукава, готовый к драке.

– У нас тоже было много ребят, и они тоже хотели доказать всем, что они смелые, храбрые, что не боятся никого, только вот в отличие от вас, они пошли не в другой район драться, а ушли биться на фронт с немцами. И вот сегодня мы на семерых получили похоронки. – Вратаренок достал маленькие конвертики и показал гостям, – им было всем по семнадцать лет, они ушли драться с фашистами, и мы сегодня здесь собрались, чтобы поклясться на похоронках своих друзей, что отомстим за их смерть. Пусть сами ляжем костями на полях сражений, но все равно уйдем и будем мстить, пока бьются наши сердца, пока льется кровь в наших венах.

Парень замолчал, когда он говорил, его лицо краснело, даже было видно, как вены вспухли на его лице. Алик был ближе всех к нему, он опустил глаза и стоял как провинившиеся ученик перед учителем.

– Как тебя зовут? – подошел ближе и спросил Корнилов.

– Сергей!

– Сергей, положи, пожалуйста, похоронки твоих друзей на стол.

Сергей немного подумал, потом бережно достал из кармана маленькие треугольники и положил на стол. Вундеркинд подошел к столу, положил правую руку на похоронки и торжественно произнёс:

– Я, Александр Корнилов, на похоронках своих братьев клянусь любой ценой уйти на фронт и бить там фашистскую гадину до последней капли крови, и если я нарушу эту клятву, пусть меня презирают все мои друзья и ленинский комсомол.

Следующим подошел Алик и повторил клятву, вскоре очередь выстроилась по всему княжескому двору, петляя, уходила к дальнему забору. В ней перемешались и железнодорожные, и местные, они произносили одну клятву, и враг у них был сейчас один. Когда клятву произнес последний, солнце уже клонилось к закату. Алик так и стоял рядом с вожаком местных.

– Как думаете на фронт уходить? – спросил Сергей.

– Научи, если знаешь, как уходили твои друзья, – попросил Алик и взглянул на похоронки.

– Если бежать, можно сесть в поезд с призывниками, если повезет, то доедете, но чаще всего ссаживают и возвращают домой. Если кому есть семнадцать, проще, надо поступить в военное училище, после его окончания уже не смотрят, сколько лет, если не хватает несколько месяцев до восемнадцати, все равно отпускают. А если нет семнадцати, можно сказать, что ты из детдома, что документы сгорели при бомбежке, и что уже восемнадцать есть, но тут надо выглядеть постарше.

Прощались с центральными, как с братьями, и молча брели домой, несколько раз к большой молчаливой толпе подъезжали милиционеры, Корнилов им объяснял, что идут они с похорон своих героических друзей.

Глава 3

Следующее утро было хмурым, свирепствовал настоящий ураган, ветер дул со степи и принес много песка, он попадал в глаза, в рот, и не было от него спасения. Ребята брели по дороге по направлению к школе, они были еще под впечатлением вчерашнего. Разговаривать друзьям не хотелось, каждый считал, что он обязан быть сейчас на войне, как те с центрально района. «Они уже семерых потеряли, а мы все ждем чего-то», – думал каждый из них. На уроках все сидели скучные, с девчонками не разговаривали, продолжали бойкот, девочки несколько раз на переменах пытались пояснить свою позицию, но у ребят настроения не было, и разговор не клеился. После уроков пришли на свое место, развели костер, сели покучнее.

– Вундеркинд, давай, начинай!

– А что я-то? – возмутился Корнилов.

– Ты умнее всех, вот и говори, – Алик почти прошептал, будто у него все силы иссякли.

Сашка подумал немного, но даже у него никак не получалось начать разговор.

– Ребя, – заговорил Павел Скрипка, – отец нас всех звал пострелять в тире, сказал приходить всем, он патроны получил.

Отец Павла работал в тире, когда у него оставались патроны, он всегда звал ребят пострелять бесплатно, им это очень нравилось, они всегда устраивали соревнования, кто больше набьет очков. Но сегодня и эта новость не внесла веселого настроения в дружный коллектив.

– Ребя, – встал со своего места Юрий Сысуев, – я предлагаю узнать, где идет набор в авиационные училища, и написать туда заявления, пойдем все вместе и станем истребителями.

Ребята оживились, все стали кричать, перебивая друг друга.

– Тихо! – громко сказал Алик. – Не надо кричать, дело для нас новое, если кто-то что-то знает об этих училищах, где обучают немцев сбивать, высказывайтесь по одному.

– Ребя, – опять продолжил Сысуев, – вы меня не перебивайте, я вам все расскажу. Здесь в тридцати километрах на том берегу Волги прям в степи как раз и есть то, что нам надо. Задача школы – обучить курсантов-пилотов пилотированию и дать общие знания по технике и военной подготовке. Что надо иметь при себе, диплом о среднем образовании и все!

– А сколько учиться? – закричали со всех сторон.

– В мирное время один год, в военное время девять месяцев.

– Уууу, это долго, – заворчали все хором.

– В особых случаях срок обучения сокращается на три месяца, – гордо и громко сказал Юрий.

– Ты что, там был? – спросил Алик.

– Зачем был, просто у встречного летчика спросил и все!

– И что, он тебе раскрыл военную тайну, первому встречному? – вредничал, как всегда, Алик.

– Почему первому встречному? Он сосед моей бабушки.

Всем очень понравилось, и обучение короткое, и возраст позволяет. Но где взять аттестат по окончании школы? Все опять стали перебивать друг друга, и собрание превратилось в хаос.

– Тихо! – снова крикнул Алик. – Юра, есть что дополнить?

Юрий пожал плечами и сел на свое место, на какое-то время стало тихо, все думали, что предпринять, но хорошие мысли в голову не приходили, Алик опять встал.

– Корнилов, твое слово!

– Ну, вот, опять я!

– Саша, ты самый умный, зачем нам всем мозги напрягать, если ты можешь сказать один, не напрягаясь, но ты не спеши, подумай и потом нам скажи!

Алик облокотился на Малышкина и стал ждать, пока вундеркинду придет что-то в голову, долго ждать не пришлось.

– Я так думаю, завтра придем в школу, помиримся с девчонками, расскажем им, что идем поступать в военное училище летчиков, но обучение им скажем не три месяца, а девять, они подумают, что к тому времени нам восемнадцать всем исполнится, а может, и война закончится, их это устроит. А мир с девчонками нам нужен еще и для того, чтобы они нам помогли получить аттестат об окончании девятилетки.

Малышкин встал, подошел к Корнилову, поднял его, держа за локти, высоко над головой, потом опустил и поцеловал в лоб.

– Голубь ты мой сизокрылый, и откель в твоей голове столько ума, а? Ведь как все хорошо продумал и нам растолковал, а мы сидим и думаем, головы ломаем, а у тебя все просто.

– Все простое и есть гениальное, – гордо проговорил Сашка.

– Браво, Сашка!

Ребята оглянулись, это к ним подошёл Алексей Благовидов, а никто и не заметил.

– Ты что, уже выздоровел? – доносились с разных сторон возгласы друзей.

– Леха, ты все слышал. Тебе есть что добавить?

– Что можно добавить к словам вундеркинда, он самый умный среди нас, быть летчиком-истребителем почетно, но туда отбор по здоровью идет очень жесткий. Но мы молодые, здоровые, пройдем.

– Ребяты, – встал с испуганными глазами Малышкин, – а я в истребитель влезу?

– Войдешь, – успокоил Алик, – только вот он с тобой не взлетит.

Все засмеялись.

– Вова, не переживай, там есть еще бомбардировщики, они, знаешь, какие большие, специально под твою фигуру.

Ребята заметно повеселели, у них уже был план действий, и это вселяло надежду на какое-то, пусть и далекое, будущее. Им всем хотелось быть настоящими комсомольцами и быть полезными своему народу в трудное военное время, когда каждую минуту гибнут люди от этих проклятых фашистов. Совсем молодые ребята опять мечтали, как придут они с войны все в медалях и орденах.

– Леха а че ты такой довольный? – спросил Алик Благовидова. – У тебя улыбка не сходит с лица.

Алексей еще больше заулыбался, у него действительно была хорошая новость.

– Ребзя, мы сегодня письмо от бабушки получили, она уже вышла из тюрьмы и скоро приедет.

– Ураа! – закричали ребята. – Справедливость восторжествовала.

Бабушка Алексея, игуменья Фотиния, была очень добрым человеком, ребята ее знали давно, любили и уважали. Часто, особенно в зимние вечера, друзья собирались в доме Алексея, и бабушка рассказывала им очень интересные истории из жизни святых людей, она была потрясающий рассказчик и могла любую, даже самую обычную историю рассказать так, что у ребят сердце замирало. Вот так, как сказочку, ребята с детства познавали сначала Новый завет, потом Ветхий завет, они знали всех святых людей, как и что их привело к вечной жизни. Но это была их тайна, и ребята держали посещения в строгом секрете, даже родителям не рассказывали. Монастырь, в котором служила бабушка, был маленький, в нем проживало всего несколько монахинь, и особого внимания к себе он не привлекал. Но в 1937 году сотрудники НКВД пришли с разъяренной пьяной толпой, разворовали все ценное, а остальное сожгли на монастырском дворе. Ребята сидели на заборе и смотрели, как в огонь бросали святые иконы, как издевались над монахинями, заставляя снять с себя кресты. Главными в НКВД считались два рослых широкоплечих человека, близнецы, очень похожие друг на друга, волос на голове у них не было, и они ходили, поблескивая лысинами на солнце, но их главной отличительной чертой было холодное мертвое лицо без всяких эмоций, казалось, что на них надета маска. Их подчиненные старались им во всем угодить и таскали из церкви и из других помещений все, что горело, в костер, а то, что представляло хоть маленький интерес, они бросали в отдельные кучи. Около этих куч с ценностями стояли два близнеца, они равнодушно смотрели на все происходящее, даже отказ монахинь снимать кресты не изменил выражения лиц. Монахинь увезли в неизвестном направлении, родные и дети сильно переживали за добрую бабушку. И только через год родные узнали, что все монахини были осуждены на длительные сроки заключения и находятся на Соловецких островах.

– Лех, а когда она приедет?

– Бабушка написала, что Сталин издал приказ, чтобы открывали церкви и монастыри, освободили всех священников. Она сейчас в монастыре, немного там поможет и приедет к нам.

– Вот здорово, – слышалось вокруг.

– А где ты весь день был? – вдруг серьезно спросил Алик.

Алексей вдруг покраснел и занервничал, по его виду стало понятно, что он что-то скрывает.

– В школе тебя не было, а после уроков я тебе заносил домашнее задание, но твоя мама сказала, что тебя нет, и ушел ты к Светке Ланцовой, которой сегодня в школе так же, как тебя, не было! – напирал Алик.

Алексей вдруг поменялся, он смотрел на своих друзей, и, казалось, что он искал у них помощи, но язык его не поворачивался рассказать. Ребята тоже ждали, что он ответит, иметь секреты от друзей нельзя. И он непременно должен рассказать, где он был. Алексей встал, в его виде было что-то неизвестное и необычное, он то краснел, то бледнел, это и насторожило ребят. Чтобы не доводить дело до критической точки, Алик вдруг быстро заговорил:

– Ребя, мы сегодня засиделись, уже темнеет, айда по домам.

Друзья косо поглядывали на Алексея и не могли понять, что его так беспокоит, но решили не теребить его, пусть сам расскажет, что у него случилось, когда посчитает нужным. В их компании было заведено, что нет такой тайны, которую нельзя было бы рассказать всем на собрании. Много раз на собраниях поднимались самые тяжелые вопросы, от которых становилось нестерпимо стыдно. Но как бы ни было тяжело, ребята находили в себе силы простить или помочь в любой ситуации, как бы ни было им трудно. Этим и отличался девятый «б» от всей школы.

Утро следующего дня было обычным, уроки длинные, неинтересные, ребята откровенно скучали, лишь только Алексей в этот день сел со Светланой Ланцовой на последнюю парту, и для них двоих, казалось, больше ничего не существует вокруг. Учителя на это не обращали никакого внимания, они вели уроки. Когда началась война, учителя стали другие, у всех без исключения кто-то воевал на фронте, отец, сын, брат, а некоторые уже получали похоронки. Поэтому атмосфера в классе резко изменилась по сравнению с довоенной. В конце урока в класс зашел директор в хорошем настроении:

– Здравствуйте, товарищи комсомольцы, сегодня по домам рано не разбегайтесь, вас ждёт сюрприз, – директор игриво подмигнул и быстро вышел.

Звонок прозвенел, и в класс вошла их классная руководительница, вот он сюрприз, о котором говорил директор. Виктория Владимировна Лебедева была у них классным руководителем с четвертого класса, у нее сложились замечательные отношения с учениками, три месяца назад она вдруг пропала, директор сообщил, что она в командировке. И вот теперь она зашла в класс в форме лейтенанта, военная форма очень красиво смотрелась на ее прекрасной фигуре. Всем стало понятно, что она прошла обучение в летном училище. Ребята обступили любимую учительницу и засыпали вопросами.

– Виктория Владимировна, ну как же, вы нас бросаете? – слышались упреки.

– Ребятки мои, мне уже двадцать пять лет, а я для победы еще ничего не сделала! Как мне учить детей любви к родине, если я в трудные годы, когда она нуждалась во мне, не помогла!

– Виктория Владимировна, – обратился Сашка Корнилов, – позвольте поинтересоваться о вашем личном. Скажите, как отнеслась к вашему решению уйти на фронт ваша мама?

Учитель стала серьезной, она не сразу ответила на такой сложный вопрос, на лице отразилась боль за любимого человека, видно, что Корнилов задел ее самое больное место.

– Объяснила, как могла, но мама последнее время всегда плачет, я же у нее одна, четыре моих брата погибли в финскую, пятый на Халхин-Голе. Я вас попросить хотела, если будет время, заходите к ней, ладно?

Девчата обещали, что постараются заходить проведывать почаще, а ребята с завистью смотрели на военную форму своей любимой учительницы.

– Виктория Владимировна, – обратилась Светлана Ланцова, – у нас сейчас будет комсомольское собрание. Вы сможете… у вас есть минутка?

Ланцова заволновалась, сильно покраснела, к ней подошел Благовидов, взял ее за руку. Присутствующих это очень удивило, и все стали быстро рассаживаться за парты. За учительский стол сели Правда, классный руководитель, Котова, она открыла свою толстую тетрадь и приготовилась записывать. Не дожидаясь, пока Правда начнет, Ланцова и Благовидов вышли на середину класса, они взялись за руки и опустили головы. Всех это сильно поразило, все смотрели на них в недоумении.

– Ребята…, – начала Светлана и запнулась.

– Света хочет сказать, что она тяжелая! – выпалил на одном вздохе Благовидов.

Ребята настолько были ошарашены услышанным, что поначалу все онемели и только нелепо хлопали глазами, даже у Корнилова не находилось слов выразить свое мнение об услышанном. Все посмотрели на классного руководителя, но и она сидела в оцепенении.

– Это… – пыталась заговорить Правда, – так комсомольцы не поступают!

Светлана заплакала, уткнувшись носом в плечо Благовидова, он ее нежно обнял и с укором посмотрел на Правду. Выручила учитель, она встала, подошла к Светлане, нежно ее обняла и обратилась к Правде:

– Ира, не надо так говорить, ничего порочащего для комсомола она не совершила. Они не сделали. Может, в другое время и я бы посмотрела на это другим взглядом. Но сейчас идет война, фашист наступает на нас несметной силой и усеивает нашу землю трупами наших людей. Кто знает, что будет с вами на следующий год, ведь вам исполнится восемнадцать, да и, зная вас уже много лет, понимаю, вряд ли вы усидите до следующего года, и, может, так случится, что этот маленький человечек станет единственным утешением для всех девочек, пока вы не вернетесь с войны. Поздравляю вас.

Классный руководитель нежно обнимала Светлану, а та почему-то плакала, и никто не понимал, отчего.

Все стали соскакивать со своих мест и поздравлять плачущую Светлану и растерянного Алексея.

– А я не согласен, – Алик Ильясов вскочил на парту и косо посмотрел на Светлану и Алексея.

– Слезь с парты и скажи нормально, – прикрикнула на него Правда.

– Не слезу, меня так лучше видно, у них так не пройдет, – Алик опять посмотрел на виновников, те только сильнее прижимались друг к другу.

– Надо им устроить хорошую свадьбу!

– Ураа! Молодец! – закричали ребята, сняли Алика с парты и почему-то начали его качать.

– Стойте, стойте, – Алик вырвался из рук радостных друзей, – друзья, тише, дайте продолжить. Мы почти год собирали деньги, чтобы купить один на всех велосипед, теперь он нам ни к чему, давайте на эти деньги сыграем нашим молодоженам свадьбу.

– Урааа !!!

– Здравствуйте!

Друзья не заметили, как в класс вошел директор, он сурово смотрел и не понимал, что могло вызвать такую бурную радость.

– Я не понял, чему вы тут так радуетесь?

Друзья попали в неловкое положение, и все вместе стали глазами искать Корнилова, чтобы он что-то ответил, Сашка стоял рядом с директором, он пожал плечами и сказал, что первое пришло на ум.

– Мы Викторию Владимировну провожаем на войну!

Глаза директора расширились, он несколько раз открывал рот, стараясь что-то сказать, но не находил слов, пожав плечами вышел из класса.

– Саша!? Ну, ты сказал! – удивленно воскликнула учитель.

– Извините, Виктория Владимировна, я сейчас его догоню и расскажу, что наши Благовидов и Ланцова ждут ребенка, – пошутил Корнилов.

– Нет, нет, пусть останется все так, как есть! – задумчиво сказала классный руководитель. – Мне пора, давайте прощаться.

Виктория Владимировна прощалась трогательно, обняла каждого, подошла к двери и, обращаясь к ребятам, посоветовала: