Конец времени. Полная Сага

Она сжала кулак – и в тот же миг из воздуха выросли ледяные осколки, вонзившиеся в тварей, как сотни кинжалов.

Она развела руки в стороны – и ледяной ветер, резкий, как лезвие, пронёсся над полем, срезая чудовищ пополам.

Она резко соединила ладони – и несколько тварей взорвались изнутри, их тела разорвало в клочья, словно кто-то натянул нити их сущности – и дёрнул.

Её глаза, теперь полностью залитые золотым светом, горели холодной яростью. Она не кричала, не рвалась вперёд – она правила хаосом, стоя в его центре, непоколебимая, как сама смерть.

А рядом с ней кружила Серамифона.

Её изогнутые мечи сверкали, описывая в воздухе смертельные спирали, рассекая тварей с такой лёгкостью, будто они были сделаны из дыма. Она не просто сражалась – она танцевала, её тело изгибалось, уворачиваясь от ударов, а каждый её шаг, каждый взмах клинков был частью безупречного ритма. Даже её косы, перехваченные песочной лентой, стали оружием – когда одна из тварей попыталась схватить её сзади, она резко откинула голову, и тяжёлые косы, словно плети, врезались в морду чудовища, оставив на ней жгучие рваные раны.

Она не останавливалась ни на мгновение. Если клинок застревал в теле – она вырывала его, если тварь падала – добивала, если их становилось слишком много – отступала на шаг, лишь чтобы тут же ринуться вперёд с новой силой. Лишь изредка когти чудищ достигали её – царапины на доспехах, капли крови на щеке – но ничто не могло её остановить.

А вокруг них бушевала бойня.

Воины Детей Света, хоть и сражались слаженно, несли потери – один падал, пронзённый костяным шипом, другой захлёбывался собственной кровью, когда тварь впивалась зубами ему в горло.

Чудища, несмотря на потери, не отступали. Они лезли вперёд, к городу, к его стенам, к людям, что прятались внутри.

И где-то в этой кровавой круговерти, среди криков, звонов стали и рёва тварей, решалась судьба Вариналоса.

И тут стена рухнула с глухим рокотом, словно сама земля содрогнулась от боли. Камни рассыпались, подняв облако пыли, и в этот миг твари уже приготовились ринуться внутрь – в узкие улочки, где прятались перепуганные жители, к водопаду, где дрожали дети, прижавшиеся к скалам.

Но прежде чем первая тварь сделала шаг, Изабелла опустила руки.

Её пальцы, ещё дрожащие от напряжения, вытянулись к земле, а затем – резкий взмах, ладони развернулись, руки слегка разошлись в стороны.

И воздух дрогнул.

Между тварями и проломом в стене возник барьер – невидимый, но ощутимый, как стена из уплотнённого ветра. Он протянулся вдоль всей разрушенной стены, до самого места, где каменная кладка смыкалась со скалой, за которой низвергался Занатан. Вода, падая с высоты, брызгала на незримую преграду, и капли застывали в воздухе, будто ударяясь о стекло.

Твари, уже рванувшие вперёд, врезались в него. Одни отлетели, другие, более сильные, бились в него когтями, но барьер держался.

Но Изабелла не могла защищать всех.

Пока она удерживала щит, Серамифона кружила вокруг неё, её клинки сверкали, отражая всё, что летело в сторону Сестры Света. Камень, брошеный тварью, раскололся в воздухе от удара её меча. Осколки ребра, вырванного из тела другого чудища, рассыпались, не долетев.

Но Генерал тварей не был глуп.

Он стоял в центре бойни, его мёртвенно-багровые глаза-щели пристально смотрели на Изабеллу. Он видел её Силу. Видел её уязвимость.

И действовал.

Его длинные пальцы впились в пробегавшую мимо тварь, сломали её, вырвав хребет – ровный, заострённый, идеальный для броска.

Он не стал целиться в саму Изабеллу.

Он знал – её Хранитель не пропустит удар.

Но конь – другое дело.

Хребет вонзился в грудь белоснежного скакуна с такой силой, что животное даже не закричало – лишь рухнуло, как подкошенное.

Изабелла не успела среагировать.

Конь пал, её нога оказалась придавлена, а в глазах, ещё секунду назад пылающих золотом, мелькнуло недоумение.

И щит рухнул. Барьер исчез, словно его и не было. И твари хлынули в город.

Первые уже переступали через обломки стены, их когти скребли по камням, а рты, лишённые губ, растягивались в беззвучных криках.

А Изабелла лежала под телом мёртвого коня, её золотые узоры гасли, а Серамифона, впервые за всю битву, застыла на мгновение – понимая, что опоздала.

И город закричал.

Изабелла вырвалась из-под мёртвого коня, её светлые одежды пропитались кровью и пылью, но в глазах всё ещё горел тот же неистовый золотой свет. Она окинула взглядом город – и сердце её сжалось.

Хотя тревогу подняли вовремя, не все успели добежать до укрытия. Узкие улочки Вариналоса превратились в кровавые коридоры: твари гнались за отставшими жителями, их когтистые лапы шлёпали по камням, оставляя за собой чёрные следы. Женщина, не успевшая спрятать ребенка, упала, прикрывая его собой – и тут же была разорвана. Старик, споткнувшись о мостовую, протянул руки в мольбе – и его голова отлетела в сторону, словно сорванный ветром цветок.

Но воины не сдавались. Они врезались в толпу чудовищ, пытаясь отсечь их от бегущих людей. Мечи сверкали, отрубая конечности, щиты с грохотом ломали кости, но твари всё равно прорывались вперёд – к водопаду, к пещерам, где прятались последние выжившие.

Изабелла повернулась к Серамифоне.

– Водопад… Конь, нам нужен конь.

Её голос был хриплым, но твёрдым.

Хранитель не стала тратить время на ответ – резко свистнула, и её рыжий скакун, будто почувствовавший зов, рванулся сквозь хаос битвы к ней. Серамифона побежала навстречу, не дожидаясь, пока он остановится.

А Изабелла тем временем вскинула руки.

Казалось, сам воздух вокруг неё содрогнулся.

Камни мостовой взорвались.

Они не просто разлетелись – они пришли в движение, как живые, взметнувшись вверх и обрушившись вниз с чудовищной силой. Одних тварей раздавило сразу, их тела превратились в кровавую кашу под тяжестью глыб. Других лишь придавило, и они, выворачиваясь, пытались вырваться, но воины уже настигали их, добивая клинками.

На мгновение продвижение тварей к водопаду остановилось. Но Изабелла знала – это ненадолго. И в этот миг Серамифона уже неслась на своём коне, вытянув руку. Изабелла протянула свою. Пальцы Хранителя впились в её запястье, и с силой, которой позавидовал бы любой воин, рывком закинула её в седло позади себя.

Конь даже не замедлил шаг. Они рванули вперёд прямо к тому месту, где стоял Генерал. Тот самый, что метнул хребет. Тот самый, что лишил город защиты. И теперь его глаза-щели снова уставились на них. Он ждал.

Конь мчался сквозь хаос битвы, его могучие мышцы напрягались под седоками, копыта выбивали из земли кровавые брызги. Серамифона, сжав поводья в одной руке, вела его безошибочно – каждый поворот, каждый прыжок через груды тел был выверен до миллиметра. Её второй клинок сверкал в воздухе, описывая смертоносные дуги – одно мгновение, и голова твари слетала с плеч, другое – и коготь, занесенный над беззащитным воином, падал на землю, отрубленный по самый сустав.

Изабелла сидела сзади, неподвижная, словно изваяние. Её руки были опущены, пальцы тянулись к земле – она собирала Силу. Вены на её руках пульсировали золотым светом, узоры расползались по шее, подбираясь к лицу, будто жидкое пламя, готовое вырваться наружу.

Генерал был уже близко.

Серамифона метнула клинок.

Лезвие просвистело в воздухе, смертоносное и точное – но Генерал увернулся, лишь лёгкая полоска осталась на щеке. Чёрная жижа сочилась из раны, но он даже не дрогнул, его багровые глаза-щели сузились, словно в насмешке.

Но он не успел повернуться.

Изабелла вскинула руки, слегка запрокинула голову. Золотой свет хлынул из её глаз, узоры на теле вспыхнули, как раскалённые проволоки. В тот же миг небо обрушилось на Генерала.

Не метафорически – буквально.

Скалы, земля, обломки стен – всё сорвалось с места и обрушилось на него, как лавина. Его прижало к земле с такой силой, что камень под ним треснул. Он извивался, его длинные конечности дергались, пытаясь вырваться, но Изабелла не отпускала. Каждый раз, когда он пытался подняться – новая волна камней вдавливала его обратно.

Конь резко остановился, храпя от напряжения.

Серамифона спрыгнула, приземлившись рядом с Генералом в облаке пыли.

Изабелла оставалась в седле, её поза не изменилась – руки вверх, голова запрокинута, золотой свет лился из её глаз нескончаемым потоком.

Серамифона не стала ждать. Её клинок вонзился Генералу в череп с хрустом раскалывающегося камня. Она выдернула лезвие – и рубанула снова, на этот раз по шее. Голова отлетела, покатившись по земле. Но тело дергалось. Оно не умерло.

Изабелла опустила руки, и лавина рассыпалась в пыль. Серамифона не замедлилась. Её клинок воткнулся в хребет, провернулся – и вырвался обратно с мокрым хлюпом. Тело замерло. И начало таять. Чёрная жижа закипела, пузырясь, плоть распадалась на пепел, который тут же развеял ветер.

Генерал исчез. Но битва ещё не закончилась. Твари продолжали прорываться к водопаду. Одни продвигались через город, а другие стали лезть на городские стены.

Изабелла снова развила руки и развернула ладони, создавая невидимый барьер, окружающий водопад. Воины Света добивали тварей, они понесли значительные потери, но победа уже была близка.

Несколько чудищ почти добежали до водопада, но врезались в невидимую преграду, и воины, прижав их к ней, зарубили их. За стенами бой начал затихать. И, наконец, все чудища были повержены. Битва затихала.

Твари, ещё недавно рвавшиеся к водопаду яростным потоком, теперь лежали поверженные – одни с размозженными черепами, другие с отрубленными конечностями, третьи просто застывшие в неестественных позах, словно сама смерть сковала их в последнем спазме. Воздух гудел от тяжёлого дыхания уцелевших воинов, их доспехи, покрытые кровью и чёрной жижей, тускло поблескивали под солнечными лучами.

Изабелла стояла, всё ещё держа руки раскинутыми, её барьер – невидимый, но нерушимый – окружал водопад, не давая ни единому чудовищу приблизиться к священным водам.

– Всё кончено, – произнесла Серамифона, её голос, обычно такой твёрдый, звучал устало.

Изабелла опустила руки.

Золотые узоры на её коже начали меркнуть, свет в глазах потух, словно кто-то задул свечу. Она пошатнулась – и тут же сильные руки Хранителя подхватили её, не дав упасть.

Казалось, самое страшное позади.

Но война – коварная штука.

Одно чудище, почти разорванное пополам, всё ещё было живо. Его тело, изуродованное ударами, больше напоминало кровавый комок плоти, но оно ползло.

Медленно. Упорно. Ползло к водопаду.

Изабелла, стояла у коня позади Серамифоны и не видела его. Её взгляд скользил по полю боя, по телам павших, по уцелевшим воинам, по стенам города, которые теперь придется отстраивать заново.

А чудище продолжало двигаться.

Оно уже достигло края расщелины, где низвергался Занатан. Вода, чистая и сверкающая, падала вниз с грохотом, но чудовищу было всё равно.

Одно движение. Всего одно. Изабелла повернулась, будто почувствовав неладное. Её глаза расширились.

– Нет!

Её рука вскинулась, пальцы растопырились – но золотые узоры не успели вспыхнуть.

Чудище рухнуло в воду. Секунда. Тишина. А потом вода начала умирать.

С самого дна, там, где тело твари коснулось её, поток почернел. Не просто стал грязным – превратился в пепел. Он стал поднимался вверх, как яд, расползаясь по воде, пожирая воду, превращая в ничто.

Изабелла упала на колени. Она смотрела, как Священный водопад исчезает. Снизу-вверх. Каскад за каскадом. Пока над расщелиной не осталось лишь пустое место, где когда-то была жизнь. И ветер развеял последние крупицы пепла.

Занатан умер. А вместе с ним – часть самого Вариналоса.

Когда последняя капля Священного водопада обратилась в пепел, рассеявшись в холодном горном ветре, мир будто сделал болезненный вдох – и замер.

Каждый Дитя Света ощутил это.

Как будто незримую нить, связывающую их души с древними водами, внезапно перерезали.

Для простых горожан это было смутное чувство – тревожный холодок под кожей, внезапная тяжесть в груди, необъяснимая тоска, заставившая женщин прижать детей крепче, а стариков – закрыть глаза, словно от внезапной боли.

Но для сильнейших…

Для тех, чья кровь помнила тысячелетние клятвы, чьи сердца бились в унисон с ритмом мира – это было как потеря части себя.

Аврора стояла у окна.

Её золотые глаза, обычно холодные и всевидящие, были прикованы к горизонту. Она не видела гибели водопада, не слышала, как его воды превращались в прах – но ощутила.

Внезапно. Резко. Как удар.

Её пальцы инстинктивно сжались на груди, вцепившись в ткань белоснежного платья прямо над сердцем, будто пытаясь унять невидимую рану. Губы, всегда такие твёрдые, дрогнули, и на миг в её осанке появилось что-то хрупкое – словно величественная статуя дала трещину.

За окном город Света жил своей жизнью – люди спешили по делам, дети смеялись, фонтаны плескались в садах. Но Аврора больше не видела этого.

Она видела пустоту. Ту самую, что теперь зияла в мире – место, где больше не было Занатана. И впервые за долгие годы Правительница Детей Света почувствовала страх. Не за город. Не за народ. А за то, что будет дальше.

Потому что если пал Священный водопад – что падет следующим?

Глава 9

Город Еремод лежал, словно драгоценный камень, оправленный в чашу гор, его голубые камни дышали тихим светом, переливаясь под лучами двух солнц. Озеро, носившее то же имя, что и сам город, было идеально круглым, словно кто-то вырезал его из самой ткани неба и положил среди долины. Его воды, глубокие и загадочные, меняли оттенки в зависимости от времени суток – утром они были прозрачными, как слеза, днём – насыщенно-голубыми, а к вечеру темнели до чернильной синевы, поглощая последние лучи заката.

По краям городских стен, словно стражи, стояли низкие смотровые башни, их округлые формы гармонировали с плавными линиями города. Они не подавляли своей высотой, а лишь мягко обозначали границы Еремода, словно напоминая, что за ними – лишь дикие горные выступы и пещеры, где, по слухам, обитали духи древних вод.

Внутри города царила упорядоченная красота. Улицы, выложенные гладкими плитами того же голубоватого камня, что и дома, расходились ровными кругами от озера, как круги на воде. Дома, все одинаковой высоты – два этажа, ни больше, ни меньше – стояли ровными рядами, их стены то светились призрачным сиянием в лунные ночи, то становились матовыми и тёплыми под солнцем. Окна были широкими, с тонкими переплётами, сквозь которые в комнаты лился мягкий свет, а двери, вырезанные из светлого дерева, украшали серебряные ручки в виде водяных лилий.

Между домами цвели сады – буйство красок, казавшееся ещё ярче на фоне голубых камней. Цветы всех оттенков: лазурные ирисы, сиреневые гиацинты, алые маки, золотые лютики – пестрели в аккуратных клумбах, оплетали арки и беседки, наполняя воздух густым, сладким ароматом. Ветви деревьев, усыпанные белыми и розовыми цветами, склонялись над тропинками, создавая живые тоннели, по которым с визгом носились дети, пытаясь поймать переливчатых птиц с хрустальным пением.

Город жил, дышал, бурлил. На центральном базаре торговцы раскладывали свои товары: фрукты с горных долин, ткани, вытканные из нитей, светящихся в темноте, украшения из перламутра и голубого янтаря. Голоса сливались в вечный гул – кто-то торговался за связку ароматных трав, кто-то смеялся, попивая прохладный напиток из лепестков в уличной харчевне. Музыканты играли на углах, их мелодии переплетались с плеском воды и криками уличных акробатов, крутившихся в воздухе с лентами цвета пламени.

А над всем этим, у самого берега озера, возвышался дом Тенариса Фансоруана. Его стены, сложенные из того же камня, что и остальные здания, прорезали тонкие золотые прожилки, будто по ним струилась жидкая молния. В солнечный день он казался окутанным сиянием, а ночью золотые нити мерцали, словно звёздная карта.

И где-то вдали, за городом, в горных пещерах, журчали подземные источники, питающие озеро, которое, в свою очередь, питало сам Еремод – не водой, а чем-то большим. Чем-то, что заставляло его камни светиться, а цветы цвести вечно.

Конница Детей Света летела по горной дороге, словно чёрная молния, рассекающая золото долины. Впереди всех, неудержимая и стремительная, мчалась Габриэлла – её иссиня-чёрный скакун, могучий как ночная буря, словно не касался копытами земли, а парил над ней, оставляя за собой лишь клубы пыли.

Её плащ, цвета грозового неба, развевался за спиной, будто крыло падшего ангела, то сливаясь с тенью, то вспыхивая глубокой синевой. Кожаный доспех, облегающий каждую линию её стройного тела, переливал оттенками ночи – то почти чёрный, то пронзительно синий, как глубина океана перед штормом. Серебряный обруч на руке сверкал, ловя лучи двух солнц, а пепельно-русые волосы, заплетенные в замысловатую косу, колыхались в такт бешеному галопу, словно живое серебро.

Рядом с ней, не отставая ни на шаг, скакал Ли-Сун. Его конь, цвета тёмного шоколада, тяжело дышал, но бежал ровно, мощные мышцы играли под глянцевой шкурой. Сам Хранитель казался воплощением тишины перед ударом – чёрные кожаные доспехи, обтягивающие мускулистое тело, не звенели, не стесняли движений, лишь подчëркивая смертоносную грацию. Чёрный плащ вился за ним, как тень, неотрывно следующая за своим хозяином. Двойной изогнутый меч на боку, напоминающий серп молодой луны, и короткий кинжал с другой стороны – оба казались продолжением его рук.

Солнца стояли высоко, заливая мир яростным светом, когда внезапно – Габриэлла вздрогнула.

Резкий, ледяной спазм пронзил её грудь, словно невидимая рука вцепилась в самое сердце и вырвала из него кусок.

Она глубоко вдохнула, и в этом вдохе было что-то большее, чем просто воздух – осознание.

Занатан погиб.

Рядом Ли-Сун тоже замер – его пальцы непроизвольно сжали поводья, а глаза, обычно такие непроницаемые, расширились на мгновение.

Они повернулись друг к другу. Взгляды встретились. И в этой тишине, среди грохота копыт и свиста ветра, прогремел целый немой диалог.

Габриэлла резко выпрямилась в седле, её лицо, с острыми скулами, омытыми ветром, стало жестким, как клинок.

– Быстрее! – её голос разорвал воздух, как удар хлыста.

И конница рванула вперёд, словно сама смерть гналась за ней.

***

Последние алые лучи солнца скользнули по перламутровым стенам Еремода, словно прощаясь, и уступили небо холодной луне, поднимающейся над горами. Город, окутанный мягким сиянием светильников и жидкого огня, плывущего в стеклянных шарах вдоль улиц, казался островком тепла и жизни в наступающих сумерках.

Из распахнутых окон таверн лились смех и музыка, переплетаясь с ароматом жареного мяса и пряного вина. Дети, не желая идти спать, носились по мостовой, их босые ступни звонко шлепали по гладким плитам, а заливистые крики разносились между домами. Торговцы, не спеша сворачивавшие свои лотки, переговаривались с соседями, обсуждая последние новости. Никто не знал. Никто не видел.

А в это время, с двух сторон, к городу неслись две армии.

Со стороны боковых ворот, по пыльной дороге, мчалась конница Детей Света – их доспехи, покрытые дорожной пылью, всё ещё отсвечивали тусклым золотом в лунном свете. Впереди всех, не сбавляя хода, скакала Габриэлла, её плащ, цвета грозовой тучи, развевался, как знамя, а глаза, горящие холодной решимостью, были прикованы к силуэту города.

Но прежде чем они достигли стен, они увидели их.

С другой стороны, от чёрного леса, надвигалась волна.

Не просто толпа – живое море тьмы, клубящееся, шипящее, бесформенное и в то же время смертельно цельное. Чудища, сотни, тысячи их, двигались с неестественной скоростью, их тела сливались в единую массу, из которой то тут, то там вырывались когти, шипы, пустые глазницы. Они не кричали – лишь шелестели, как сухие листья под ногами, но этот звук был страшнее любого вопля.

Они мчались к главным воротам. И время замерло. Секунды растянулись, будто капля смолы, медленно падающая с края чаши.

Кто первым достигнет стен? Выдержат ли ворота? Успеют ли воины Габриэллы ворваться в город до того, как тьма прорвется внутрь?

А Еремод всё ещё смеялся, всё ещё жил, всё ещё не знал, что его судьба сейчас решается в бешеном галопе по пыльной дороге и в шелестящем приближении кошмара.

И только луна, холодная и равнодушная, наблюдала за этой гонкой, не выбирая стороны.

Габриэлла взметнула руку вверх – и золото вспыхнуло.

По её коже, словно раскаленные молнии, побежали узоры, вены засветились изнутри, будто по ним текла не кровь, а жидкое пламя. В тот же миг колокола на сторожевых башнях взорвались звоном. Медный гул, пронзительный и неумолимый, прокатился по Еремоду, срывая с улиц смех, музыку, разговоры – всё, что ещё секунду назад казалось таким важным.

Люди замерли. Потом – начался хаос.

Но Габриэлла уже не смотрела на город. Она махнула рукой в сторону – и боковые ворота распахнулись перед ней, створки, тяжёлые, дубовые, разошлись в стороны, будто их открыла невидимая длань.

Её конь рванул вперёд, не сбавляя хода.

Войско разделилось.

Первая часть, словно отточенный клинок, развернулась и ударила во фланг чудищам, несущимся к главным воротам. Копья опустились, мечи сверкнули – и чёрная волна встретила сталь.

Вторая часть, как тень Габриэллы, ворвалась в город следом за ней.

Она снова взмахнула рукой – на этот раз в сторону орды у главных ворот.

Земля взорвалась. Глыбы почвы, камни, корни деревьев – всё взмыло вверх, обрушившись на тварей, отбрасывая их назад, заваливая чёрные тела под тоннами земли.

Габриэлла протянула руку к главным воротам, пальцы сжались – она хотела возвести барьер, запереть тьму снаружи…

Но тут – крики и грохот. С другой стороны города. Там, где никто не ждал.

Пока всё внимание было приковано к главным воротам, вторая волна чудищ подкралась незаметно. И стены рухнули. Не с грохотом, не с боем – тихо, словно их просто стерли с лица земли. И тьма хлынула внутрь.

Еремод был окружен.

Как только последний всадник пронесся сквозь распахнутые боковые ворота, отряд Габриэллы, словно золотой поток, устремился по извилистым улочкам Еремода. Копыта коней высекали искры из голубоватого камня мостовых, а доспехи воинов, покрытые дорожной пылью, теперь отсвечивали тусклым блеском в свете уличных светильников.

Город, ещё несколько мгновений назад дышавший беззаботным весельем, теперь метался в панике. Люди, застигнутые врасплох, бросались в разные стороны – женщины хватали детей, старики спотыкались о брошенные корзины с товарами, молодые парни пытались организовать хоть какую-то оборону, хватая всë, что могло сойти за оружие. Воздух наполнился криками, плачем и грохотом опрокидываемых лотков.

Чудища, словно чёрный прилив, уже просачивались в сердце города. Их извивающиеся тела преодолевали препятствия с пугающей легкостью – одни перепрыгивали через ряды воинов, их костлявые конечности сжимались и распрямлялись с нечеловеческой силой. Другие карабкались по стенам домов, оставляя на светящихся камнях липкие чёрные следы, чтобы затем прыгнуть на крыши и продолжить движение по кровлям, обходя защитников.

Особенно страшной была та часть тварей, что устремилась по крайнему кольцу улиц. Они двигались странно синхронно, словно управляемые единым разумом, их чёрные тела сливались в единый поток, огибающий город. Их цель была ясна – незаметные боковые ворота у подножия скалы, за которыми прятались последние надежды Еремода: подземные пещеры и тоннели, где сейчас пытались укрыться женщины, дети и старики.

Габриэлла, чувствуя эту угрозу, резко развернула своего иссиня-чёрного скакуна. Её плащ взметнулся, как крыло хищной птицы, когда она устремилась наперерез этой смертоносной волне. Воины, следуя за своей предводительницей, выстроились клином, пытаясь перекрыть узкий проход между домами, но твари уже начали находить обходные пути – через дворы, переулки, даже проламывая стены домов.

Над городом повис тяжёлый, сладковато-гнилостный запах, смешивающийся с запахом страха и крови. Где-то впереди уже слышались первые крики тех, кто не успел добежать до убежища. А с крыш продолжали сыпаться чудовища, их длинные тени скользили по освещенным улицам, как предвестники неминуемой гибели.

Конь Габриэллы мчался по узким улочкам Еремода, его могучие мышцы напрягались под седоком, копыта выбивали из голубых камней искры. Габриэлла не правила им – её руки были заняты войной. Рядом, не отставая ни на шаг, скакал Ли-Сун – его шоколадный конь вёл своего собрата цвета вороного крыла. Скакун Габриэллы, словно тень, повторял каждый поворот, каждый резкий маневр лошади её Хранителя.