Точка невозврата

Скрип.

Шаг. Тяжёлый. Уверенный. За дверью.

Её тело замерло, дыхание исчезло. Гул в ушах стал оглушительным.

Конец.

Дверь отворилась – медленно, с долгим, болезненным скрипом.

И в проёме возник силуэт. Невысокий парень, вся фигура в тени. В руке – пистолет.

Он смотрел на неё. Глаза в глаза. Молча. И взгляд его… не был пустым. Он был тяжёлым. Как у человека, которому часто приходилось делать выбор. И всегда – неправильный.

Он ничего не говорил. Просто изучал.

Время замерло. Она слышала, как её сердце отбивает удары где-то в висках, и между каждым ударом казалось простирается вечность.

Хочешь – стреляй. Я устала бежать. – кричал её взгляд. – Давай – закончи это. Прямо сейчас.

– Что там, Андрей? – голос Егора снаружи прозвучал как гильотина.

Парень вздрогнул. Мгновение – и сделал шаг внутрь. Поднёс палец к губам.

– Здесь её нет! – крикнул он. Громко. Твёрдо.

А потом – ещё раз. Тише, но твёрже:

– Она опять нас провела…

Он развернулся и вышел.

Снаружи – глухая брань, топот, хлопки, голоса. Что-то летело, гремело и с неприятным скрежетом падало.

– Тут есть запасные ворота! – крик откуда-то слева.

Мгновения позже – тишина. Стало понятно, преследователи, не обнаружив следов беглянки, вынуждены были отправиться по новому ложному следу.

Даша выдохнула, как будто вырвала из груди камень.

Но облегчение было ложным. Передышка, не более. Пауза – перед следующим броском.

Она медленно опустилась в солому. Та кололась, пахла сыростью и гнилью, но несмотря на это, сейчас она казалась мягче постели. Глаза закрылись почти сразу. Изнеможение схватило её, как медведь за горло.

Мысли метались.

Надо в город. Надо сообщить Марте. Надо…

Полиция.

Егор. Его необходимо наказать… Но он ведь её брат.

Брат? Брат, убивший своего отца! Так легко, так безжалостно…

Она ведь могла его остановить. Или не могла?

Документы.

Отец… Она никогда его так не называла.

Он ведь действительно любил её. Хотел защитить. Хотел искупить. Только не успел.

Неужели теперь ресторан – её? Его детище. Его труд.

Мысли хаотично прыгали с одной на другую.

И только один вопрос острой иглой застрял в сознании:

Почему он её не выдал?

И эта мысль, странная, живая, стала последней…

Перед тем, как её измученное сознание медленно уплыло в чёрные, глубокие воды спасительного сна.

Глава 4

– Чёрт бы её побрал… – Егор зло выругался, наступив в коровью лепёшку, когда перепрыгивал через канаву. Его ботинок с хлюпаньем утонул в мерзкой жиже, а сам он, сжав челюсть, с ненавистью посмотрел в сторону дороги. – Не могла же она просто испариться?!

Вечер давно уступил место ночи. Три дорогих автомобиля, выстроившихся у обочины, ярко светили фарами в никуда – как ослепшие хищники, потерявшие добычу. Арчи стоял рядом с красной машиной и молча хлопал ресницами. Он уже знал: гнев Егора непредсказуем, и лучше не привлекать к себе внимания.

– К чёрту эту деревню! Мне кажется, я уже сам провонял навозом, тупостью и убогостью. Всё, возвращаемся в город! Хватит с меня. Ей всё равно не хватит мозгов долго скрываться… По машинам! – скомандовал он.

– Я… подъеду позже, – раздался спокойный голос. Парень в чёрном стоял чуть позади, в тени. Голос его прозвучал отстранённо. Он, кажется, вообще не участвовал в общей суете.

Егор прищурился.

– Ты серьёзно? В эту ночь – в этот дом? Какого чёрта ты не продашь эту хижину?

– Давно там не был. Нужно… просто заглянуть.

– Ты с ума сошёл. Что ты там забыл? Или решил на старости лет заняться выращиванием кабачков и укропа?

Егор грубо расхохотался и вся компания, словно свора собак, поддержала своего вожака.

Парень не отреагировал.

– Как знаешь, – буркнул Егор, захлопывая дверцу. Через секунду его машина сорвалась с места и исчезла в тени деревенских берёз.

Спустя ещё пару минут фары чёрной машины мигнули в тишине. И медленно развернувшись, машина отправилась в обратную сторону. Сделав пару осторожных поворотов, автомобиль остановился у забора кирпичного дома, за которым угадывался сад.

Водитель вышел из машины. Воздух был густой, тёплый, пропитанный летом. Здесь пахло не бензином и асфальтом, как в городе, а яблоками, мятой и землёй, остывшей после дневной жары.

Он встал у калитки. Под пальцами – та самая щеколда, которую отец придумал когда-то, просто из прихоти. Инженер-энтузиаст, с руками, которые всегда пахли железом и сосновыми опилками.

Он закрыл глаза. Перед ним снова – рыбалка с отцом, когда не нужно было говорить, чтобы понять.

Мамины пирожки, вкус которых невозможно было воссоздать – даже шеф-повар бы не справился.

Сестра с забавными веснушками, бегущая по двору с ведром воды, смеющаяся до слёз.

Кот, застрявший на дереве, которого он когда-то спас, карабкаясь по мокрому стволу под грозой.

Это было его единственное настоящее.

Этот дом не был просто зданием. Он был свидетелем всего хорошего, что ещё оставалось в нём живым. И когда становилось невмоготу – он приезжал сюда. Один. Всегда один. Чтобы вспомнить, зачем он вообще живёт.

Одиночество для него стало привычкой. Не выбором. Он потерял семью рано, слишком рано. После аварии мать долго лежала в коме, отец сломался морально и медленно гас. Сестра уехала. Друзей он растерял. А потом появились деньги, улицы, схемы, компромиссы. И появился Егор. Как странный якорь – пугающий, но удерживающий.

И всё же… он часто думал: если бы не тот вечер в клубе пять лет назад…

Музыка била по голове, как молот. Свет – вспышками, резал по глазам. Толпа извивалась, как единый организм, забывший, где кончается кожа одного и начинается боль другого.

Он сидел у барной стойки. Третий час. Один. Как всегда. Он пил дешёвый виски и делал вид, что не слышит, как за спиной началась возня.

Возня набирала обороты. Крик. Суматоха. Он повернулся из любопытства, совершенно не собираясь отрываться от виски и собственных липких мыслей. Но что-то пошло не так.

К его ногам упала блондинка. Молодая. Красивая, как его сестра. Её резко толкнул спортивный парень, явно требуя каких-то объяснений. Девушка была в слезах. Тушь размазалась по щекам. Волосы взъерошены. На белой блузке кровь. Алое пятно, сыгравшее роль спускового механизма.

– Эй, послушай… – он сорвался с места и ринулся в бой. Обижать женщин – не по-мужски. – так его воспитывал отец.

Первый удар пришёл слишком неожиданно – в бок, сильно. Он тут-же упал, резко грохнулся об пол, вдохнул пыль, табак, отчаяние. Кто-то пнул его по рёбрам слева. Потом ещё справа. Сил сопротивляться не было. Это всё виски. Сколько он выпил? Достаточно, чтоб потерять ориентацию в пространстве.

Он закрыл голову руками. Всё. Так заканчиваются ночи, которые должны были быть обычными. Так заканчивается свобода выбора. Так заканчивается…

– Эй! Псы! – рявкнул чей-то голос. Громкий. Твёрдый. Уверенный.

Кто-то оттащил нападавшего за шиворот. Послышался хруст челюсти. Рёв. Ещё один удар. Грохот.

И тишина.

Избиваемый с трудом приоткрыл глаза. Над ним склонился парень, примерно его ровесник. Лицо грубое и тяжёлое, как камень. Черты резкие. Взгляд острый. В глазах – сила. Спокойная. Опасная. Живая.

– Живой? – спросил он.

Он кивнул.

– Пошли. Тут воняет подлостью.

Спаситель проводил его до своей машины и дал приложить холодную банку к лицу.

– Почему ты вмешался?

– Это мой клуб. Не люблю, когда разборки в нём проходят без меня, он протянул руку. – Егор.

Так всё и началось.

Он никогда не называл Егора другом вслух. Просто знал, что, если тот позовёт – он придёт. Потому, что тот однажды не прошёл мимо. Просто протянул руку. Проявил участие. Возможно, спас жизнь.

И потому что, когда ты долго живёшь в одиночестве, даже тень рядом с тобой кажется теплее холода.

Если бы не тот вечер в клубе… кем бы он был теперь? И был бы он ещё жив?

Он не знал. И, возможно, не хотел знать. Некоторые ответы больнее самих глубоких ран.

Чтобы ни о чём не думать – он приезжал в это место, где время будто бы остановилось. Дом. Их старый и всеми забытый дом. Именно к таким местам тянет сильнее всего, когда внутри слишком много шума.

За отчим домом приглядывали соседи. Регулярно отсылаемая им сумма, была залогом их ответственности и добропорядочности. Сейчас он видел, соседи – не подвели. Дом находился в ценности и сохранности, и, как прежде, был готов принять в свои объятия посетителей.

Полный предвкушения о тихом вечере у отцовского камина, он сунул руку в карман.

В кармане оказалось пусто. Ключ. Он всегда его носил. Как амулет. Как важный штрих к воспоминаниям.

Пусто.

Он нахмурился. Потрогал другой карман. Бардачок. Под сиденьем. Ещё раз – всё на месте: пачка сигарет, зажигалка, мобильник, жвачка, пистолет… Ключа не было.

Он выругался тихо. Глупо, но очень обидно.

Даше снился тёплый, ласковый сон, что-то из далёкого детства: запах сирени, лучи солнца на лице, бабушкины руки, качели взмывающие в воздух, как тогда… до того, как всё разбилось. Она почти улыбалась – пока чужой голос не разорвал ткань сна, как лезвие.

– Не ожидал увидеть тебя снова.

Голос был тихим, без угрозы – и именно поэтому страшным. Живой. Настоящий.

Сон рухнул. В груди будто что-то оборвалось.

Даша вздрогнула, как от удара током. Свет фонарика ослепил. Сквозь щели сарая струилась липкая, тревожная темнота.

– Кто здесь?! – сорвалось с её губ.

– Меня зовут Андрей, – прозвучало спокойно.

Этот голос. Слишком знакомый, чтобы быть случайным. Его голос… Того, кто пощадил. Кто не выдал.

Даша резко села, прижалась к стене, как к последней границе между собой и опасностью. Сердце билось в висках. В животе стянулось кольцо страха.

– Ты… вернулся, чтобы… убить меня? – голос её предательски дрожал.

Он сделал шаг ближе. Улыбнулся уголками губ – почти насмешливо. Присел у стены и закурил. Лёгкое потрескивание огня от зажигалки прозвучало громче, чем должно было.

– Нет, – ответил он коротко, выпуская в воздух тонкую струйку дыма.

– Что тебе нужно? – в её голове мелькала вспышками яркая, паническая картинка: он нападает, гасит фонарик, она кричит… напрасно. Здесь никто не услышит.

– Ты не видела мои ключи? – зачем-то спросил он, понимая, что все его поиски закончились провалом. За сегодняшний день, он трижды исколесил деревню и теоретически мог выронить ключ, где угодно.

– Что? – она моргнула. Его слова были будто из другого мира.

– Забудь. Поднимайся. Пора на автобус.

– Какой автобус?! Сейчас ночь!

– Спецрейс. До города. – он бросил окурок, раздавил его подошвой. – Долго объяснять. Просто вставай и пойдём.

– Я никуда с тобой не поеду, – прошипела она, сжав кулаки

Он посмотрел на неё внимательно, словно взвешивал.

– Мне кажется, ты не в том положении, чтобы сопротивляться, – голос стал твёрже, резче. – Я не враг. Я могу помочь, если ты хочешь выбраться отсюда.

– Зачем? – она сжала зубы. В каждом слове – недоверие, сдавленная ярость. – Что тебе до меня?

Молчание. Он медленно выдохнул. Уставился в пол. Потом вдруг поднялся и направился к выходу, не оглядываясь.

– Следующий автобус идёт в город только завтра, в полдень. – его голос прозвучал как приговор. – Смотри не проспи. А то застрянешь тут ещё на сутки. Желаю удачи.

Ручка двери заскрипела.

– Подожди! – вырвалось из неё, прежде чем она успела подумать.

Глава 5

Они ехали молча, растворяясь в чернильной тьме просёлочной дороги. Ни фонарей, ни билбордов, ни следов суеты. Только фары резали ночь узкими лучами, и эти полосы света казались единственным доказательством, что они ещё существуют.

Город был далеко. Суета, пробки, неон – всё это сейчас казалось каким-то другим миром, нереальным. И в этой темноте, откуда ни возьмись, в голову Даши вернулись образы из той жизни, что казалась вечностью – пока не рухнула за один день.

Тихая деревня, утренние зори, пение птиц за окном и запах бабушкиной каши.

Она вспомнила, как мечтала сбежать оттуда. Поступить в институт. Стать архитектором. Создавать города – новые, смелые, ослепительные. Тогда она грезила шумными улицами, архитектурой, неоновыми вывесками и стеклянными небоскрёбами. Хотела творить, строить, менять города. А теперь – всё, чего ей хотелось, это снова услышать голос бабушки, тихий и тёплый, как плед в морозный вечер.

Но бабушки больше не было.

Два года борьбы. Надежда. Пожирающее предчувствие смерти… и пустота.

Теперь её отец тоже мёртв. Убит. Практически на её глазах.

Словно кто-то грубо захлопнул ту самую внезапно открывшуюся дверь, оставив за ней только страшное эхо.

Она – свидетель. И её нужно убрать.

Холодно. Точно. Как бывает в кино. Только без дубля.

И человек, у которого сегодня был шанс это сделать, сидит сейчас рядом.

Даша искоса посмотрела на попутчика. Его лицо было в полумраке. Тени плясали по скулам, по губам, по линии подбородка. Спокойный. Вроде бы. Но в его глазах – что-то незнакомое. Не то жалость, не то злость. Не то… надежда?

Он мог бы. У него был шанс. Но он…

Всё внутри снова начало дрожать. От страха. От того, что поверила. На миг. Слишком опасно.

Она с трудом отогнала вихрь мыслей и спросила тихо, как бы проверяя, жив ли ещё её голос:

– Ты… ты специально вернулся? Знал, что я всё ещё в сарае?

Он сосредоточенно смотрел вперёд, не отрывая взгляда от дороги:

– Думаешь, у меня есть дар ясновидения? – Андрей усмехнулся. – От моих родителей в Мухино остался дом. Я заезжал туда, и обнаружил, что где-то выронил ключи. Начал проверять, где был днём. Тот участок с сараем был последней надеждой. Ключей не нашёл… но услышал какой-то шорох.

Пауза.

– Тебе говорил, что ты очень громко храпишь?

Он сказал это с улыбкой. Не насмешкой – просто, чтобы разрядить обстановку. Но Даше было не смешно. Ни на грамм.

– Зачем ты мне помогаешь? – её голос дрогнул.

Он ничего не ответил. И молчание стало гуще. Тяжелее. Словно звук был излишеством, а дыхание – слишком громким.

Наконец замигали огни. Город подкрадывался, как нечто древнее и знакомое. Машина остановилась в малознакомом районе. Всё было тихо, даже ветер затаился.

Они вышли. Он молчал. Она – тоже. Молчание между ними было тяжёлым, как свинец. Оно говорило больше, чем могли бы сказать слова.

Он взял её за руку… Подъезд. Лифт. Седьмой этаж. Дверь открылась, и Андрей жестом пригласил её внутрь.

Даша замерла. Стояла в лифте, как на краю обрыва.

Он повернулся. И, не дожидаясь её согласия, просто подошёл и… поднял на руки. Легко. Уверенно. Перекинул через плечо, будто она – просто чемодан, лёгкий, измотанный, опустошённый.

– Здесь кухня, – сказал он, опуская её на пол. – Там спальня. Ванная – по коридору. Сейчас приготовлю что-нибудь съестное.

Она молча кивнула и медленно пошла в ванную. В зеркале отразилась не девушка – а кто-то другой. Смесь боли, усталости и бессилия. Волосы растрёпаны, лицо опухшее, взгляд – будто застывший где-то между двумя мирами. Ни макияжа, ни достоинства, ни смысла.

Горячая вода обжигала кожу, но не могла смыть день. Он въелся в неё. Впитался в самую суть. Михаил Юрьевич. Кровь. Егор. Сарай. Шаги. Выстрел, которого не случилось…

Когда она вышла, на кухне её ждал чай и два бутерброда. Андрей без излишних церемоний сообщил:

– Ешь. Я сплю в машине.

И ушёл. Без разговоров. Без пояснений. Просто – ушёл.

Она с жадностью поглощала еду, как будто только сейчас вспомнила, что её тело тоже требует внимания. Бутерброды казались пищей богов. Лучшим, что могла с ней сейчас произойти.

Она быстро всё съела, запивая горячим чаем, и впервые за день – улыбнулась, будто внутри на мгновение загорелась свеча.

Потом – спальня.

За окном внезапно началась гроза… Ночь жалобно завыла и стала беспощадно резать небо молниями, как нервный художник – холст. В открытую форточку бесцеремонно врывались раскаты грома, добавляя в обстановку почти мистическую жуть.

Ветер метался, стучал в окна, словно кто-то снаружи хотел ворваться. Спросить. Добраться. Найти.

Она забралась под покрывало, как под щит, но щит не спасал.

Её трясло. Озноб пронизывал до костей. Она слышала каждый скрип, каждый порыв ветра. Внутри всё гудело от переутомления, ужаса и надлома.

Чужая комната. Чужая кровать. Чужая жизнь. И всё, что было – кажется, уже не принадлежало ей.

Вдруг – щелчок замка.

Она вздрогнула. Тело напряглось.

Андрей.

– Погода зверствует. Машина гремит, как барабан. Холодно. Спать там невозможно. – Он подошёл к кровати. – Придётся спать вместе.

Он лёг на другую сторону, не спрашивая.

– У тебя… нет второго одеяла? – осторожно спросила она и голос дрогнул.

– Нет, – коротко ответил он.

Молчание.

Резкое движение. Скрип матраса.

Руки. Осторожные, тёплые. Он обнял её. Без подтекста. Без слов.

Просто – живой человек.

В любой другой день она бы вырвалась, ударила, ушла. Но не сегодня. Сегодня она была пустой оболочкой, из которой вылетела сила.

Она позволила. Вскоре согрелась и, наконец, уснула.

Глава 6

Даша проснулась от тишины.

Не от звука, не от тревоги. Именно от тишины, слишком правильной, слишком солнечной – и потому пугающей.

Первые секунды её сознание плавало в полудрёме. Солнечные лучи проникали сквозь слегка зашторенные окна, вычерчивая на обоях длинные золотые полосы. Свет играл на незнакомой мебели, отражался от стёкол, преломлялся в ручке шкафа. Комната была чужой, но… не враждебной. Просто – чужой.

С улицы доносился заливистый щебет птиц, а небо за окном, глубокое и прозрачное, будто нарисованное акварелью, манило своей чистотой. Никаких следов вчерашней грозы. Ни луж, ни ветра, ни звуков грома. Природа, как и всегда, была безразлична к человеческому горю.

Вспоминать не хотелось, но оно пришло само.

Образы – резкие, смазанные, кровавые.

Она резко повернулась. Постель рядом была пуста. Андрея не было.

В квартире царила звенящая тишина – гулкая, как на морском дне.

Она встала. Прошлась по комнате, ощущая под ногами холод ламината, который будто был доказательством, что ей всё это не снится.

На кухонном столе – лист. Обычный тетрадный лист и всего два слова:

«Дождись меня.»

Почерк мужской, чёткий, уверенный. Без лишних эмоций.

Она повертела бумагу, будто надеялась найти на обратной стороне объяснение. Его не было.

Заглянув в холодильник, Даша поняла: Андрей здесь бывает нечасто. Хозяином он был скорее формальным. Полупустые полки, остатки сыра, два яйца, ломтик слегка засохшего хлеба. Она захлопнула дверцу с лёгким раздражением.

Желание уйти возникло мгновенно. Но другая мысль, более сильная, более трезвая, остановила её: а куда идти?

Чайник – ярко-оранжевый, точная копия её собственного. Даша машинально нажала на кнопку, словно цепляясь за этот случайный параллельный штрих. Пока вода закипала, она отправилась в ванную.

Душ работал плохо. Вода текла лениво и устало. Пришлось наполнить ванну.

Впервые за два дня она снова почувствовала, что вода может быть утешением. Тепло окутало, словно очень близкий друг, который не говорит, но всё прекрасно понимает.

После получасового лежания в горячей воде выходить не хотелось. Возвращение в реальность казалось вторжением. Её одежда лежала в углу, пропитанная страхом, потом и запахом старого сарая. Она не могла снова её надеть.

На вешалке – мужская рубашка. Чистая, белая, с запахом стирального порошка и чего-то ещё… неуловимого, но живого.

Она переоделась, постирала свои вещи, повесила сушиться, сварила яйца, сделала бутерброды. Ела медленно, не отрывая взгляда от экрана маленького кухонного телевизора, который бубнил что-то о погоде, будто всё было, как всегда.

Гостеприимный и такой таинственный хозяин квартиры не торопился возвращаться домой.

Даша обошла квартиру. Ничего особенного. Ни фотографий, никаких других следов, раскрывающих историю своего хозяина. Чужое пространство, стерильное, как пустая тетрадь. Одиночество сквозило в каждом предмете.

Мысли вернулись к главному – что делать дальше.

Возвращаться домой? Смешно. Это было бы самоубийством.