Город

Стена не пустила. Сердце толкнулось об нее изнутри и притихло. Я была взаперти, не имея сил выбраться. Весь мир снаружи. Ну и пусть. Ничего уже не изменить, и я не буду больше плакать не от злости. И будут мои прежние друзья и знакомые жениться, выходить замуж, заводить детей, путешествовать, учиться. Жить. И лет через пятьдесят уже будет безразлично, была ли такая незрячая, о чём думала, как жила, чем дышала. Всё будет неважно. Поскорее бы.

Мама заглянула ко мне через полчаса. Сказала, что сходит в магазин. Я кивнула, села в кресло, подождала, пока хлопнет дверь. Спать хотелось невероятно. Раз уж мне нигде нет места, так чего бояться. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Тёмные волны сна, спущенные с цепи, накрыли с головой, растворили в себе, укрыли и защитили от всего сразу. Я возвращалась домой, в Город.

Я присела на скамейку на знакомом бульваре, пахнущем полевыми цветами. Город, как и мой покой, был снова со мной.

Вдоль дорожек росли высокие деревья, мягко шелестели на ветру листьями. Люди прохаживались по белым плиткам дорожек, сидели на скамейках, разговаривали негромко, смеялись. Бегали, играя, дети. Взгляд машинально зацепился за мужчину напротив, через дорожку. Нет, не мужчину. Молодой парень. По возрасту как я, наверное. Ничего примечательного. среднего роста, темноволосый, приятное лицо.

Я отвернулась и тут же забыла о нём. Не хотелось ни о чем думать. было ощущение, что я вернулась домой. Мне показалось, что ветерок тихо гладит меня по щеке.

– Ты тоже рад, что я здесь? – спросила я вполголоса. – Я знаю. Ну что, что с тобой было в прошлый раз?

Я, естественно, не ожидала ответа. Вздохнула, бездумно скользнула взглядом. И застыла.

Парень на скамейке напротив смотрел на меня. Внимательно смотрел, слегка удивленно. Как смотрят на человека, внезапно на ваших глазах заговорившего с самим собой.

Я смотрела на него, он на меня. Наконец взгляды расцепились, он глянул куда-то мимо, уже без интереса, а потом и вовсе опустил голову. Я поднялась и зашагала прочь. Неужели снова неприятные сюрпризы. Мой тихий, спокойный Город, мой мир защиты и успокоения, ты ли это?

Всё, кажется, вернулось на место. Дни стали временем ожидания, ночи временем жизни. Привычный за последние годы ритм успокаивал, возвращал уверенность. Город ждал меня. Рыжее небо выливалось струйкой в чаши его двориков, стекало расплавленными каплями по стенам домов. Деревья шумели листвой в потоке ветра, цветочные ароматы толстыми кольцами лежали на земле, при малейшем ветерке расползаясь невидимой сетью. Однажды я попала под дождь. Он начался внезапно, будто наверху включили душ. Звонкие струйки забарабанили по плиткам мостовой, по зелёной листве, по спинам и головам людей. Те начали разбегаться в поисках укрытия. Посередине улочки, внезапно пропахшей свежестью, остались я и местные городские пичужки. Они галдели, купаясь в быстро появлявшихся лужах, а я просто стояла, запрокинув голову. Одежда промокла вмиг, но холодно не было, дождь был теплый и ласковый. Капли нежно трогали лицо, скатывались по ресницам. Мне хотелось смеяться. Такого ощущения беззаботной легкости у меня не было с детства. Словно дождевая вода смывала тело, оставляя только невесомую и прозрачную душу, стремящуюся вверх, к свету и облакам.

Я слизнула капли с губы и оглянулась. Под аркой ближайшей ко мне уличной беседки пряталась от дождя молодая мама с дочкой лет двух. Дитё внимательно разглядывало меня сейчас, насупив бровки. Я подмигнула ей и улыбнулась. Девчушка подумала секунду и возбужденно затараторила что-то на своем детском языке, состоявшем, в основном, из звуков а, и, уа, ма, я-я и им подобных. Молодая женщина вздрогнула, глянула в мою сторону, куда таращилась малышка, недоуменно улыбнулась и пожала плечами. Я рассмеялась, помахала девочке рукой и зашагала по вспыхивающей фонтанчиками воды мостовой. Мне было невероятно хорошо.

Я проснулась с улыбкой. Несколько секунд перед открытыми уже глазами дрожала яркая картинка, борясь с темнотой. Залитая весёлыми брызгами, лучами солнца и мокрым остро пахнущим воздухом улочка. каменные потемневшие плитки мостовой. Смешные люди, ёжащиеся от прохладных капель и беззлобно ругающие погоду. Взлетающие с тонких башенок, трогающих небо, птицы. Я понимала, что уже никогда не смогу без всего этого. Я как стакан водой наполнена пьяным чувством этого странного места, я, как наркоманка без дозы, не могу без его свободы и ритма жизни. И мне тяжелее потерять его, нереальное, чем настоящую жизнь. Если у меня не станет Города, я закончусь. Я не перенесу этого.

Эта мысль, уже не раз приходившая ко мне, как обычно слегка испугала. Страшно осознавать свою сильную зависимость от того, чего нет и не будет никогда. Потом я коснулась волос пальцами. Мне показалось, что они влажные и пахнут дождём. Я опять улыбнулась. А какая, по сути, разница? Может быть, вокруг вообще нет и не будет ничего, и любая привязанность страшна и опасна. Поздно бояться. Да и все равно ничего не изменить.

Так прошло две недели. Привычная колея. Однажды с утра, когда я вышла к завтраку, папа положил мне руку на плечо и задумчиво сказал:

– Надо же, как ты выросла. А я, как обычно, всё пропустил. А помнишь, когда ты была совсем маленькая, ты приносила к завтраку свою куклу? Страшненькую такую.

– Папа, – я рассмеялась, наощупь двигая табуретку. – Ты чего вспомнил? Это же было сто лет назад. И не была моя Ляля страшной.

– Была, была, – немедленно встрял Славка. – Я её даже боялся.

– Да ты вообще трусишкой рос, тебе было всё равно, чего бояться, – отмахнулась я.

– Ты ещё поила её только из своей кружки, – продолжил отец. – Такой керамической, с мультяшными собачками.

– Которую я потом случайно разбил, – мрачно буркнул что-то жующий Сергей.

– Ты? – Возмутилась я. – Вон оно когда открывается! А я так плакала!

Он фыркнул, встал, и в ладони мне неожиданно лёг тяжелый предмет с ручкой. Чашка.

– Вот, решил исправиться. Такая же самая. Вместо разбитой.

– Спасибо, – пробормотала я, не зная, плакать или смеяться.

Все эти ночи, бывая в Городе, я ни разу не приближалась к реке. Просто было страшно. И этот страх маленькой капелькой яда отравлял душу. Погружаясь в сон, как в воды тихой реки, я загоняла вглубь неприятное ощущение, делала вид, что его нет. Но долго тянуть так было невозможно. Я решилась.

Следующей ночью я шагала по улицам города с четкой целью. Это было странно – идти, не повинуясь мимолетному порыву и пряному аромату ветра, а знать, куда ты двигаешься. И для меня, и для Города это было в новинку. Парк, тенистые аллеи, цветы по обочинам дорожек в живописном беспорядке. Небольшой стадиончик, где играют дети. Я присела на скамейку для зрителей и поманила рукой парнишку лет десяти, скучавшего, пока его друзья гоняли мячик. Причина была очевидна – нога мальчишки была аккуратно забинтована в колене. Он улыбнулся в ответ на мой жест и медленно подковылял.

– Привет, – сказала я. – Что с ногой?

– Привет, сказал мальчик, глядя мне в глаза. – Упал вчера. Мама забинтовала, теперь вот играть не могу.

– Ничего, – утешила я. – Пройдёт. А ты здесь живешь?

– Вон там, – он махнул рукой куда-то мне за спину. – У нас окна прямо на парк выходят.

– Ясно. – я помолчала, а потом решилась. – А ты можешь мне помочь?

Он кивнул и я продолжила.

– Тут у вас недавно река разлилась. Правда? Расскажи мне, пожалуйста.

Лицо мальчика погрустнело.

– Да, – вздохнул он. – Там много кого погибло. Ночью ка-а-ак вырастет волна, ка-а-ак зальёт берег.

Сердце моё сжалось. Значит, правда. Не было это посторонним сном, кошмаром. Всё это было.

Глядя на моё, наверное, сильно изменившееся лицо, мальчик вдруг положил свою тёплую ладошку поверх моей, вцепившейся в край скамьи.

– Тётя, а у вас там кто-то пропал, да? – Сочувственно спросил он. – Так вы сходите к охранным постам на набережной. Они списки составляют, кто погиб, кто потерялся, кого нашли. Может, и вам помогут.

– Спасибо, – я нашла в себе силы улыбнуться, погладила добровольного помощника по голове и встала, зашагала в ближайшую аллею. Под каблуками скрипел мелкий гравий. Это было. Река, разбросанные по берегу вещи, вывороченные плиты набережной, глаза мертвого мужчины. Было. Было! А, значит, может повториться в любой момент. И созданные моим сознанием могут гибнуть вот такие мальчишки, как этот, с забинтованной коленкой. Могут разрушаться дома. Всё может быть ещё хуже, чем в моей реальной жизни. Просто потому, что я больна. Мой мозг болен, и теперь, вместо покоя и защиты, как раньше, он создает ужасные картины и заставляет меня их смотреть. Я схожу с ума.

Я сжала виски ладонями в отчаянии. И начала проваливаться в темный туман. Просыпаюсь. Не знаю теперь, хочется мне этого или нет.

Вздрогнув, я открыла глаза. Какое-то мгновение передо мной ещё стояла яркая цветная картинка, буквально долю секунды, затем исчезла, и мозг переключился на привычную темноту. Отстраненно проплыла мысль, что я ей даже немножко рада. Она делает выбор за меня. Так проще.

Полежав еще немного, я поняла, что не усну. Пробралась на кухню, попила воды. Не уходило никуда тревожное ощущение незавершенности чего-то, словно бросила на полпути какое-то важное дело.

Мне вдруг до спазма в горле захотелось на улицу. На воздух, мокрый от недавнего дождя. Кружилась голова. Вдруг подумалось, что, возможно, я выйду на улицу здесь, в своём мире, а окажусь в том, другом. Ведь не может быть, чтобы он так ярко, выстроенно, неизменно существовал только в моей голове.

Почти не соображая, что делаю, я выскользнула за дверь. Тихо, никто не проснулся. С тех пор, как я сама стала жить на звук, я быстро научилась понимать, как те же звуки могут слышать другие. Это оказалось просто.

Я распахнула дверь подъезда и шагнула в волну холодного ночного воздуха. Капли мелкого моросящего дождя хлестнули по лицу. И я очнулась. Ничего не изменилось. Не было никакого другого мира. Сон был сном. Вокруг было темно. И пахло мокрой сиренью.

Я прислонилась спиной к подъездной двери и закусила губу. Боль в груди была настолько острой, что даже не казалась моей собственной. А ещё у неё был сладковатый привкус. Настойчиво пахла сирень. Я вдруг подумала, что есть вещи, которые связывают меня с этим миром, несмотря на прелесть каких-то других. Например, этот запах.

Нащупав мокрый, почти упирающийся в дверь куст, я осторожно отломала веточку. Поднесла к лицу, вдохнула свежий сладкий аромат. Зажала в пальцах, как последнюю соломинку для утопленника. Вот она была настоящей, она, а не мой дурацкий сон. И вообще, мне пора к психиатру. Наверное.

Поднявшись в квартиру, я переоделась в сухое и легла. А ветку сирени положила на подушку рядом. Мне показалось, что её запах защитит меня от несбыточных мечтаний и разочарований в них. И уснула без снов.

Я спускалась вниз, постоять у подъезда, теперь почти каждую ночь. Свежий весенний воздух гасил пылающие мысли и охлаждал голову. Город снился урывками. Посещения его не доставляли прежнего счастья, я металась по его улицам и площадям словно раненая тигрица. Словно искала что-то, сама не зная, что. Казалось, Город тоже тоскует. Улочки были пустыми, ветер не шумел в деревьях. Всё было не так, как раньше. Я просыпалась, ворочалась, грызла ногти, как в детстве. Уснуть не удавалось. Я ругалась про себя, вставала, одевалась и тихо выходила из дома.

В очередной раз постояв, подышав весной и успокоившись, я поднималась в квартиру. И услышала шаги на лестнице внизу. «Забавно, кто это, кроме меня, бродит по ночам», – мелькнула первая мысль. Но шаги быстро приближались, и я вдруг испугалась. Одна, в пустом подъезде, не видя, что происходит вокруг. Я сжалась в комок, закусила губу, чтобы не закричать. Человек дошёл до площадки второго этажа и стал подниматься на третий, туда, где стояла я. Он шёл сначала быстро, потом всё медленнее и медленнее. Я поняла, что меня заметили. Я стояла, прислонившись спиной к подоконнику. Человек стоял на последних ступеньках лестницы и молчал.

– Интересно, – наконец сказал он едко. – Что ты тут делаешь? Да ещё в такое время?

Голос был слишком уж знакомым.

– Сергей? – промямлила я.

– Нет, его призрак, – фыркнул брат. – Ты, я спрашиваю, чего здесь делаешь?

– А ты? – я перешла в наступление. Он умолк и вздохнул.

Мы сидели прямо на ступеньках в подъезде. тянуло сквозняком, и Сергей постелил мне свою куртку. Слова падали как пёрышки из подушки, легкие, невесомые, кружились в воздухе, мягко ложились между нами.

– Её Юля зовут, – Сергей, судя по звуку, откинулся на перила. – Когда-нибудь я вас познакомлю

– Не будешь стесняться? – прямо спросила я. Сейчас не хотелось быть тактичной и обходить острые вопросы.

– Чего? – удивился он.

– Не чего, а кого. Меня. Я же не такая, как все.

Он помолчал немного, потом спросил очень серьезно:

– А ты считаешь, что тебя из-за этого нужно стесняться?

– Ну да.

– Бред, – отрезал он в своей обычной решительной манере. – Бред. Что, собственно говоря, с тобой не так? Не придумывай. Юльке ты понравишься, я уверен. Вы чем-то похожи.

– Как она тебя терпит? – Фыркнула я. – Если мы хоть чем-то похожи, то это удивительно.

– А со мной-то что не в порядке? – Возмутился брат. – Чем я тебя не устраиваю?

Да всем он меня устраивал. Просто был всегда для меня чем-то недосягаемым. Слишком взрослый, слишком серьёзный, мало внимания обращавший на назойливую сестрёнку. Не так уж и много раз за всю жизнь он со мной разговаривал. Я вдруг подумала, что ведь вот так, просто, как с равной, как с сестрой и близким человеком, вообще в первый раз. стоило стать слепой сумасшедшей, чтобы это произошло. Стоило?

– Просто у тебя тяжелый характер, – я обняла колени, подтянула их к подбородку. – Так мама говорит.

– Давай я не буду озвучивать, что она говорит про тебя, – хмыкнул он.

– А про твою Юлю она знает? И про поздние возвращения? Все ведь думают, что ты работаешь.

– А про твои побеги по ночам? – ответил он вопросом на вопрос.

– Понимаешь, что я предлагаю? – я поерзала на ступеньке, размещая поудобнее затекшие ноги.

– Шантажистка, – вздохнул Сергей. – Ну хоть расскажи, где ты была, чтоб я не беспокоился.

– Стояла у подъезда, дышала воздухом.

– Гулять хочется? – сочувственно спросил он. Его голос напомнил мне своей интонацией голос мальчишки из Города, того, которого я расспрашивала про наводнение.

– Хочется, – честно сказала я. – Воздуха не хватает. Плохо мне.

И саму удивили эти вырвавшиеся слова. Как признание. И себе и ему, такому, по сути, далёкому человеку. Словно отдала частичку этого «плохо». А он принял, подержал в невидимых ладонях и спрятал где-то у себя.

– А днем никак?

– Нет, – так же честно сказала я. – Не могу.

– Не настаиваю, – он снова вздохнул. Помолчал, потом предложил:

– Хочешь, буду приходить и гулять с тобой?

– Не знаю, – растерялась я. – Ты же занятой.

– Ага, – сообщил он мне грустно. – Слишком. А ты слишком много себе надумываешь. И сбегаешь по ночам. Слишком самостоятельная. Всё у нас слишком что-нибудь. А результат…

За окном подъезда прошуршали колеса машины. Крадущийся такой звук, очень подходящий для ночи.

– А почему ты скрываешь свою девушку от родителей? – спросила я. – Тут, вроде бы, нет ничего страшного. Ты взрослый, сам давно всё в своей жизни решаешь. Боишься, что не понравится?

– Нет, – отозвался он. – Уверен, что понравится. Просто хочу сначала сам определиться. Когда решу, что вот, это и есть любовь всей моей жизни и ничего другого мне не надо, тогда и познакомлю.

– Странные вы, мужчины, – я фыркнула. – Любовь, на всю жизнь, а потом утверждаете, что это женщины эмоциональные и заморачиваются романтическими бреднями.

– Мы все одинаковые, – усмехнулся Сергей. – Просто женщины не пытаются это скрывать. А ты что, не веришь в, как ты сказала, романтические бредни?

– Не знаю. Наверное, нет.

Пауза. Какая-то неловкая, словно мы затронули что-то очень чувствительное, нежное, тоненько и жалобно зазвеневшее.

– Ты тогда сильно переживала? Ну, когда с Мишкой эта история была? – брат спросил осторожно, и я поняла, что, стоит мне только нахмуриться, закусить губу, хоть как-то продемонстрировать, что тема болезненная, и он больше никогда её не поднимет.

– Нет, – честно сказала я. – Я не переживала. Я сгорела. Полностью. Ничего внутри тогда не осталось. жить не хотелось.

Снова пауза.

– Мы со Славкой, когда узнали, что он тебя обманул, всерьёз планировали идти бить ему морду, – вдруг чуть смущенно признался Сергей.

– Что планировали? – я чуть челюсть не потеряла, похлопала глазами несколько секунд, потом расхохоталась. – Ну вы даете!

– А ты думаешь, нам приятно было смотреть на тебя тогда? – ворчливо отозвался он. – Ты не спала, не ела, не разговаривала. Мне кажется, у всей семьи было желание убить этого козла.

– Как выяснилось, это было не самое страшное испытание в моей жизни, – сказала я и улыбнулась через силу. Была тема болезненной, была, грызло что-то внутри, не отпускало, не уходило с годами.

– Жалеешь? – тихо спросил Сергей. И я поняла, о чём он.

– Жалею. Себя. Живую, настоящую, искреннюю. Нет больше такой. До истерики жалею. Словно умер кто-то. Хотя, почему словно?

– Может, не надо жалеть? – спросил он. – Идти вперёд, а там…

– Что? Что у меня впереди? Годы темноты, – я скривила губы, чувствуя, как тёмной волной накатывает прежнее безысходное отчаяние, требующее биться головой о стену, выть раненым зверем, ломать пальцы, выцарапывать проклятые глаза. Задыхаться от ненависти к жизни. Кричать. За что? Почему я? Кто так решил? За что?

Тугая петля непрорвавшихся рыданий знакомо сдавила горло. Я сглотнула и встала.

– Пойдем, а то кому-то с утра на работу, – сказала я. Сергей тоже поднялся, поднял куртку.

– Знаешь, – неуверенно начал он.

– Знаю. Миша женится. Совет да любовь.

Мой голос был спокойным, но мы оба знали, чего стоит такое спокойствие.

Уже возле двери в квартиру я вдруг решилась.

– Серёж, а у тебя нет знакомого психолога? – спросила я. Он остановился, и я почувствовала, что он внимательно на меня смотрит.

– Тебе зачем?

– Кошмары мучают, – я даже не соврала. – Хочу получить консультацию.

– Ну есть, – подумав, сказал он. – Хороши парень, на психиатрии специализируется.