Сомнительные луидоры

То был обычный осенний вечер. Я заканчивал прибираться в лавке. Расставлял все пакеты и банки с кофе на свои места, протёр запылённые столы и, подметя пол, вышел на улицу и принялся вытряхивать веник. Распрямив спину, я немного потянул её, и, свободной рукой уперевшись в бок, принялся осматриваться по сторонам. Всё было тихо. То есть, не было слышно разговоров людей, уже было слишком поздно, но были слышны звуки… Плеск воды в каналах, тихий порыв тёплого ночного ветра, даже звёзды, казалось, тоже тихо перешёптывались друг с другом… И я на мгновение замер, прислушиваясь к этому неспешному жизненному ходу…

Как вдруг…

Что-то зашуршало у меня за спиной. Обернулся. Никого.

Ещё несколько мгновений я всматривался в темноту за углом у моего дома, но, вспомнив, что меня ещё ждут несколько счетоводческих торговых бумаг, я тряхнул головой, и, убедившись, что я тут точно один, решил, что, пока никто не видит, самое время вымыть веник в канале. Знаю, так делать нельзя, но как удержаться, когда сильно хочется…

Совершив сие противозаконное деяние, я отряхнул веник об угол мостика, перекинутого через канал, и, зевнув, вернулся в лавку, и ещё некоторое время просидел над бумагами, которые, честно признаться, на дух не переношу.

Проведя в сём приятно занятии ещё четыре (а, может, и добрых пять) четверти часа, я потёр глаза, слегка даже, от усердия, поцарапав перстнем щёку. Взглянув на часы, обнаружил, что уже далеко заполночь. А я ведь сегодня собирался ночью к одной сеньорите, и.. уже давно должен был быть у неё, а я тут просидел над… Какая досада! Но я ещё успеваю провести в её тёплых, горячих объятиях несколько драгоценных часов, так что…

Я быстро поднялся. Когда я вспомнил о своём обещании, сон как рукой сняло. Быстро собрав бумаги и убрав их в прочный, обитый железом ящик. Говорят, в Англии появились какие-то специальные шкафы, надо бы и мне заиметь себе парочку для хранения особо ценных бумаг. Покончив с этим, я накинул плащ, потушил свет, и, заперев лавку, вышел в ночь…

Стало ещё прохладнее. Свежий ветер овевал моё уставшее лицо. На мгновение я закрыл глаза, растворяясь в сладком моменте, а так как шаг мой был достаточно быстрый, ибо у меня была веская причина торопиться (наслаждение, это всегда самое важное для меня), то чуть не упал в канал. Н-да уж, как говорится, ты уж всё-таки смотри на дорогу, Руджеро Гравано!

Через примерно десять минут я уже был у неё, и утопал в её нежных, сладких объятиях.

***

Наутро, быстро одевшись, я направился в лавку, ни свет ни заря, ибо меня ещё ожидало огромное количество дел, требующих моего внимания.

Я, как обычно, остановился перед дверью в поисках ключа. Я его вечно куда-то да запропащу! Либо перепутаю с ключом от дома, либо с ключом не от своего дома, а от чьего – даже лучше не спрашивайте. Но на этот раз поиски затянулись, и, пока я нырял раз за разом в глубокие карманы своего длинного плаща, я вдруг заметил то, отчего моё сердце вдруг ёкнуло, а пульс участился: на косяке двери были едва заметные, однако, при пристальном осмотре всё же различимые параллельные полосы, словно чья-то неосторожная рука сорвалась, и царапнула дверь. Я нагнулся поближе, дабы получше рассмотреть…. Сомнений быть не могло – кто-то потрудился над замком. Нахмурившись, я тотчас нащупал в кармане нужный ключ и вошёл в лавку.

Плотно закрыл дверь, я пристальным, напряжённым взглядом обвёл всё вокруг. Вроде бы всё стояло на своих местах…

Так как беглый осмотр ничего не дал, я запер дверь изнутри, и принялся тщательно осматривать каждый дюйм. Переставляя, в затем возвращая на место каждую банку на полке, я всё размышлял… А что если я сам как-то, будучи в несколько опьянённом вином состоянии, случайно поцарапал дверь, просто заметил это только сейчас, ибо замешкался с ключом чуть дольше обычного. Не знаю. Но внутренне я ощущал тревогу и смутное чувство того, что тут что-то не то, подсказывало мне, что я не ошибаюсь, а такие ощущения меня никогда не подводят.

Я перевернул всё вверх дном. Ну как перевернул, постарался сделать это с минимальным ущербом, к тому же, у меня мелькнула мысль, что человек, что-то здесь искавший (если, конечно, мои глаза и мои предчувствия меня не обманули) может вернуться, и нельзя дать повод подумать, что я о чём-то догадался…

Итак, обыск ничего не дал, ничего не было взято, ровно как и ничего не прибавилось, ничего не украдено, но.. какой в этом смысл?.. Тут я вспомнил про ящик с ценными бумагами. Я кинулся к нему, и, от возбуждения, осенённый догадкой, даже не сразу смог вставить ключ в замок. Лихорадочно вывернув всё содержимое ящика на стол, я перебирал бумаги не меньше часа, и… Ничего. Всё на месте. Чёрт! Надо было посмотреть, как они лежали, а не спешить! Быть может, их просто посмотрели…

Всё это было странно, нелепо, и, главное, не напрашивалось ни на одно логическое объяснение… Я, нахмурившись ещё сильнее обычного, потёр пальцем подбородок. Логика говорит одно, а мои предчувствия – другое. Логика говорит, что эти царапины могли быть оставлены случайно, а заметил я их лишь потому, что слишком пристально пялился в ту сторону, но чувства… Чувства говорили мне, что тут дело нечисто, что здесь и впрямь кто-то побывал, причём не с самыми добрыми намерениями в мою сторону…

Я остановился посреди комнаты и принюхался. Закрыв глаза, я приложил пальцы ко лбу. Не уверен, что уверен в том, что чувствую, но, как мне показалось, я уловил какой-то тонкий, незримый, едва уловимый запах.

Странно… Очень странно… Я чувствовал, ощущал нутром, что здесь кто-то был, но вот только зачем? Какой вор будет поступать так безрассудно? Идти на риск ради.. чего? Может, какой тайный недоброжелатель рассыпал тут мышьяк или ртуть, чтобы ускорить моё счастливое воссоединение с праотцами? Хм.. Раньше я никогда не задумывался о таких вещах. Но, по всей видимости, стоило. Что-то всегда бывает впервые, ведь правда?..

Я усмехнулся. Вот это уже по мне, как быстро мысли скатываются в весьма и весьма пошлом направлении… И я вспомнил одну сеньориту, которая, когда я…

Но вернёмся. Так, сосредоточься, Руджеро! Я встряхнул головой, отчего мои волнистые волосы подпрыгнули и снова рассыпались по плечам. Какое-то время я всё ещё стоял в задумчивости посреди комнаты. Наконец, крепко зажмурившись, я тряхнул головой. Да что это я, в самом деле? Придумываю какие-то глупости! Пора приниматься за дела.

Разобрав все необходимые бумаги, я открыл лавку. Успех и удача продолжали оставаться на моей стороне, так что под конец дня, я уставший, но довольный, вывалился на ватных ногах в объятия несколько похолодевшего вечернего воздуха, и, хорошенько проверив замок и закрыв его, поспешил отобедать в каком-нибудь ресторанчике. Мне захотелось выбрать тот, который я раньше не мог себе позволить, теперь хотелось погулять на широкую ногу!

***

Ужин выдался на славу. Выходя, я удивился, как, после всего того, что в меня вошло (раньше я даже не подозревал о такой завидной вместительности моего желудка), я всё ещё мог оставаться на ногах.

Ну что ж.. ужин был отменный, значит, теперь пора подумать и о других областях бытия человеческого, которые также требовали к себе внимания. Я плотоядно усмехнулся и направился к одной своей старой знакомой – держательнице борделя.

***

На следующее утро я тотчас же, как проснулся, а то было около шести утра, отправился по делам, но дорогой, вопреки моему обыкновению, думал вовсе не о прекрасно проведённой ночи, а о вчерашней находке… Теперь мне всё вовсе не виделось в таком мрачном свете. Подумаешь, мало ли от чего могли остаться эти отметины, а я уж себе и напридумывал сразу.

Однако, когда я подошёл к лавке, то сначала, прежде чем открыть дверь, остановился перед ней, и принялся внимательно вглядываться. С чего бы мне вообще это делать? Но я уже очень хорошо знаю себя. Уж изучил за эти годы. А потому я решил, что не просто так меня не покидает это смутное осознание, это предчувствие, это ощущение… Ещё раз внимательно осмотрев замок, я резко вставил в него ключ, повернул, и, чуть не выломав, открыл дверь.

Пару мгновений я просто стоял и смотрел в пустоту, а если быть точнее – на вполне по-обычному выглядевшую лавку. Нахмурившись, я походил туда-сюда. Попереставлял банки с места на место, размышляя… Неосознанно я толкнул одну из баночек с кофе, и она упала, разбившись вдребезги.

– Чёрт побери! Проклятье! – воскликнул я, выходя из задумчивости. – Только ещё убытков мне из-за моих глупых подозрений не хватало!

Но, тем не менее, но, тем не менее…

***

День прошёл удачно. Выручка была превосходная. Я уже видел себя в ближайшем будущем весьма преуспевающим дельцом, которому не надо каждый божий день самому, с утра до ночи, стоять у прилавка.

День близился к закату, и лавка уже давным-давно (уже как два часа тому назад) должна была быть закрыта, но поток покупателей всё не утихал. Так, что дошло до того, что мне пришлось уже буквально выпроваживать за дверь последних, пообещав, что назавтра в благодарность за ожидание, сделаю им весьма неплохую скидку.

Наконец-то, расправившись со всем этим делом и закрыв дверь, я тут же решил привести в исполнение то, о чём задумывался весь день, пока сновал от полки на склад, к прилавку и обратно, – а именно, сделать одну очень простую вещь – рассказать обо всём этом своему дядюшке Витторио, уж он-то точно подскажет, что делать…

***

А сейчас позвольте…

Раздаётся стук в дверь. Быстрые шаги, сопровождаемые словами: «Сейчас-сейчас! Ох, и принесёт же кого-то, как обычно, под вечер, ну, если это снова ты, Бертолуччио, то я за себя не отвечаю! Клянусь святыми, если это снова ты явился мне надоедать своими сплетнями и отвлекать честного человека, подданного Светлейшей Республики, Витторио Гравано, то, клянусь…»

– Руджеро!

Громко восклицает он, резко открыв дверь, так, что она, не успев даже вскрипнуть, пронеслась, разметав мои кудри прямиком мимо моего (слава Богу, не такого длинного, как у Бертолуччио) носа.

– Ах, так это ты, оказывается, мой маленький негодник! – продолжил восклицать он, оглядывая мою весьма и весьма высокую фигуру. – Проходи!

С улыбкой на губах я переступил порог дорогого моему сердцу дома.

– Ну, как ты поживаешь теперь? Эх, молодёжь! Нет бы оставаться со стариком Витторио! Сейчас всё так дорого! Ну, садись-садись, сейчас принесу тебе кофе, и кое-что ещё, что ты так любишь! – с этими словами, не дав мне вставить ни единого слова, он скрылся в проёме, ведущем на кухню.

Улыбнувшись, я обвёл взглядом комнату. Всё по-прежнему. Это самое главное. При стремлении к развитию и движению вперёд всегда важно, чтобы что-то оставалось неизменным, что-то такое, к чему всегда можешь обратиться, и в чём черпать силы для дальнейшего движения. Я опустился на мягкий диван, и, заложив ногу на ногу, откинулся на подушки. Закрыл глаза, глубоко вдохнул, и с выдохом открыл. Взгляд мой был направлен прямиком на окно, выходящее на улицу с каналом. Вечерние блики от него весело поплясывали на стенах. Послышались шаги. Я обернулся. В комнату вошёл Витторио с большим, я бы даже сказал, громадным подносом. Я хотел было встать, чтобы помочь ему, но он и взглядом, и жестом, и словами меня остановил. Но не остановил.

– Руджеро, нет, не надо! Да Руджеро, только помешаешь! Ты мой гость…

– Гость? – шутливо, изумлённо поднимая брови, спросил я.

– Ах ты негодник! Сам же знаешь, что это твой дом, но так как ты сейчас не живёшь здесь, то ты сейчас гость, и я угощаю. Что ты пристал? – он шутливо толкнул меня локтем, когда мы, полусовместными усилиями поставили поднос на стол.

– Ну, давай, садись, мой дорогой прохвост!

– Обычно ты говоришь «дорогой моему сердцу…»

– Ах, Руджеро! Не цепляйся к словам! Ты же знаешь! – он всплеснул руками. – Так я говорю только тогда, когда исключительно зол на тебя!

– А, то есть сейчас наполовину? – я, поднося чашку кофе к губам, поиграл бровями.

– Ах ты негодник, Руджеро! Однако, погоди… – он привстал с кресла, и, потянувшись ко мне, похлопал тыльной стороной руки по животу. – Что-то ты поднабрал.

– Витторио! – в притворном негодовании воскликнул я, втягивая действительно немного увеличившееся пузо.

– Тебе надо больше ходить, – глубокомысленно произнёс Витторио, с прямой спиной, чуть ли не как англичанин (ещё оттопыренного мизинчика не хватало), отпивая кофе, проговорил Витторио.

Я рассмеялся, откидываясь на подушки, но тут же поднялся обратно, чтобы потянуться за восхитительной канноли. Такие канноли в Венеции умеет делать только Витторио! И, честно скажу, по своему опыту, может потягаться в этом мастерстве с самими сицилийцами.

– Ммм, божественно! – проговорил я, откусывая. Витторио довольно усмехнулся. – Витторио, прости, но я пришёл к тебе не только для того чтобы проведать, как ты поживаешь, и взять с собой ещё парочку лишних килограммов, которые, я уже предчувствую, точно унесу на своих боках… Я пришёл к тебе за советом.

– Что ж, выкладывай, что ты успел натворить, – он опустил чашку, откинулся на спинку кресла, и, скрестив руки на груди, свёл брови к переносице. – Дело, как я полагаю, опять касается…

Я вскинул руки в протестующем жесте.

– Нет-нет!.. Это не то, что ты мог подумать…

– Уже подумал, – добродушно-снисходительно усмехнулся Витторио, но от меня не укрылось облегчение в его голосе.

– Тут дело довольно странное… – начал я, нахмурившись, и тотчас же заметил, что лицо Витторио, как зеркало, отразило моё. Как же мы всё-таки похожи… – Сначала я было подумал, что ничего такого, но… Ты же знаешь, мои предчувствия меня никогда не обманывают.

Он молча кивнул.

– Мне кажется, что…

И я пересказал ему случившееся. А также все свои подозрения. Некоторое время Витторио сидел в задумчивости, потирая подбородок.

– Если тебе так кажется, значит, так оно и было, – неожиданно для меня, и, вполне возможно, что и для себя тоже, проговорил он.

Мои брови удивлённо поползли вверх.

– Я.. я пока всё ещё сомневаюсь… – начал было я, но он резким взмахом руки остановил меня.

– Нет, Руджеро, никогда не сомневайся в своих чувствах. Разум может анализировать, но он также может и приходить к неправильным выводам.

– Но чувства ведь тоже могут обмануть…

Витторио комично выгнул бровь и его проницательные глаза пристально посмотрели на меня, словно изучая…

– Ты ли мне это говоришь, Руджеро Гравано? Ты, всегда доверяющий и следующий своим чувствам… Неужто ты стал взрослее? А может, ты стареешь? – уже тише, точнее, совсем тихо добавил он, положив руку мне на колено, и тут же откинулся назад, рассмеявшись.

Я усмехнулся, стиснув зубы и сжав губы.

– Очень смешно… Нет, но… Это другой случай. Я следую чувствам во всём том, что касается любви и… Но здесь….

Витторио энергично покачал головой.

– Вот и применяй это и в других областях жизни. Чем-то должны же пригодиться твои.. хм.. навыки, – тихо посмеялся он.

Я изобразил негодование. Именно изобразил, потому что на Витторио невозможно обижаться серьёзно.

– Ну полно, полно! – он похлопал меня по плечу. – Я говорю серьёзно, Руджеро. Следуй своим чувствам, и никогда не сомневайся в них. Разум должен тебе помогать, но чувства знают больше, ты и сам не понимаешь, откуда знаешь. Уж поверь старику Витторио, разменявшему не один десяток.

Я улыбнулся.

– Я тебе верю. Но подтверждения пока что моим ощущениям я не вижу. А говорят, с женщинами сложно. Напротив, с ними сразу всё понятно. А тут… Никаких подтверждений я пока что не вижу, я ведь перерыл вверх дном всё уже почти что два раза, – я всплеснул руками.

Витторио покачал головой.

– Погоди… Если ты чего-то не знаешь, то это ещё ничего не значит.

– Мне пришла даже в голову одна дикая мысль… А вдруг кто-то что-то подсыпал в банки с кофе, чтобы… Зачем? Но я всё проверил – по запаху я сразу бы определил.

– Есть лишь один способ узнать, – задумчиво смотря в сторону, на причудливые блики, отбрасываемые водой на стены, проговорил Витторио.

Я с выражением вопроса воззарился на него.

– Давай поработаем.

Его губы расплылись в загадочной улыбке.

***

Ночь. Тихая и неповторимая. Ибо нигде, ни в одной точке мира, нет таких ночей, как в Венеции. Вы можете мне не верить, это моё личные ощущения, и я их никому не навязываю, но и меня, в свою очередь, переубедить вы не сможете. Но вернёмся на нашу грешную землю, пока я окончательно не погряз в одах, воспевающих красоту моей родной, и, как всегда во веки вечные, дорогой моему сердцу Венеции!

Вернёмся к делу.

А дело наше было таково…

– Да тихо ты!

– Что?

– Придумал курить!

– Так никого ещё нет!

– Ну и что, а когда появится?

– Да мало ли кто тут курит…

– Да-да, конечно, в два часа ночи, Федерико, – присоединяюсь я к протестам Витторио, и Федерико, разочарованно пожав плечами, убирает сигарету обратно в задний карман брюк.

Я закатываю глаза.

– Тебе правда так хочется оповестить о нашем местоположении всех, кого не требуется?

– А что я такого сделал?

– Дай сюда!

– Эй! Витторио! Что он делает?! Почему он меня лапает? Останови своего племянника!

– Федерико, заткнись, – строго произносит Витторио, пока я достаю спички у Федерико и убираю во внутренний карман своего плаща.

– Ты что, боишься, что я подожгу их своим задом? – начинает хохотать он, но Витторио тут же предусмотрительно, прежде чем Федерико успевает начать издавать басовитые звуки, прикрывает его рот рукой.

Я серьёзно смотрю на Федерико, потрясая спичечным коробком.

– А ты можешь! – рычу я и убираю коробок обратно во внутренний карман. Как вдруг, моего уха донёсся тихий-тихий звук. – Тихо! – я вскидываю указательный палец, и вытягиваю голову, прислушиваясь…

Из-за угла, за которым мы прятались в тени, послышались шаги. Сначала робкие, отдалённые, но затем становящиеся всё более явственными… Мы все переглянулись, и, не сговариваясь, осторожно выглянули из-за скрывавшей нас стены палаццо. Капюшон моего плаща слегка упал, но я не поправил его, боясь произвести даже малейший шум. Мы, затаив дыхание и замерев, словно статуи, напряжённо ждали…

Шаг, шаг, ещё шаг… Шаг… Ещё ближе… Ну же, чёрная высокая фигура, иди скорее, ближе сюда.. к лунной полоске света, падающей как раз так хорошо на дверь моей лавки… Ну же, ещё-ещё… Ещё маленько.. Ну.. и..

Моё лицо вытянулось от постигшего меня в следующее мгновение разочарования. То был обычный пьяный заблудыга, возвращающийся ночью домой после очередной веселушечной попойки. И я даже знал его, и открыл было рот, чтобы сказать остальным, что тревога ложная, но Витторио опередил меня.

– Это Фертуччио. Возвращается из кабака Лоренцо.

Я молча, плотно сжав губы, кивнул.

– Есть смысл ждать ещё? – подал тихим шёпотом (в своём понимании) голос Федерико. – А не то я уже есть хочу!

– Федерико! – хором шепнули мы с Витторио сверху вниз, так как Федерико был ниже меня на две, а Витторио на одну голову.

– Ну ладно-ладно! – ответил он, капитулируя, и мы все вновь одновременно спрятались за угол стены.

– Если первый попавшийся человек не оказался грабителем и взломщиком, то это вовсе не означает, что он не явится, – прошептал я.

Федерико лишь, разведя руками, пожал плечами.

– Он должен вернуться, – проговорил я, подперев поясницу, скорее убеждая сам себя. – Раз он не успел осуществить то, что задумал в первый раз, при прошлом проникновении в мою лавку, то это значит, что он вернётся. – Я глубоко вздохнул и сел прямо на дорогу. – Честно, я тоже устал.

– Да.. ты-то привык проводить ночи по-другому.. В мягкой постели, с горячей сеньоритой..

Я метнул на него испепеляющий взгляд.

– Молчу-молчу! – пискнул Федерико, и, вправду замолчал.

Но в тишине мы просидели недолго. Минут через пять-семь вновь раздались приближающиеся шаги… Но меня тут же постигло сомнение, раз мы слышим его.. вряд ли бы вор-взломщик позволил бы себе такую роскошь, но я всё же неохотно поднялся и осторожно выглянул из-за угла, натянув поглубже капюшон… Моему примеру последовали Витторио и Федерико.

Но каково же было моё разочарование, пусть и ожидаемое, когда вместо грозного злодея-мошенника и вора, нашему взору предстал очередной выписывающий мыслете пьянчуга-заблудыга.

– Они что, все этой дорогой решили ходить? – раздражённым шёпотом процедил я сквозь зубы.

– Как бы он в канал таким путём не свалился. Только посмотрите, как он ходит, – добродушно проговорил Федерико.

– Хм, ты заботишься об этом пьяном заблудыге? – йорнически проговорил я.

– Что ж тут плохого? Коли случилось так, что заблудшая душа. Мы с Витторио с улыбкой переглянулись.

Помолчав некоторое время, я в задумчивости проговорил:

– А если такой просто перепутал горячим вечерком в таком состоянии свой дом с моей лавкой?

– Хм, – только и сказал Витторио и замолчал.

Я тихо усмехнулся. Подвыпивший мужичок вроде бы пока шатается в правильном направлении, а потому, мне не хотелось пока покидать наше убежище, дабы не выдавать наше местоположение, если вдруг кто-то, как и мы, сейчас наблюдает за этим местом.

Когда начавший распевать песни пьянчуга скрылся за поворотом, мы, вздохнув, вновь скрылись в тени палаццо, служившей нам кровом в эту ночь.

Ждём ещё минуту. Две. Три. Десять. Четверть часа. За это время никто не проронил ни слова, каждый думал о своём.

Как вдруг…

Снова послышались шаги, но, как мне показалось, довольно уверенные. Я подскочил на ноги.

– Тихо, Руджеро! – предостерегающе посмотрел на меня Витторио.

– Если это вновь какой-нибудь пьянчуга, я спущу его прямо в канал! – прошипел я, и, накинув спавший на плечи капюшон, выглянул из-за угла.

По той же стороне улицы, через канал, шёл ещё один заблудыга. Не знаю, что во мне взыграло в тот момент, но я помню, что уже где-то далеко за спиной был едва различим предостерегающий шёпот Витторио и причитания Федерико – я уже мчался через мостик и вмиг подлетел к нетвёрдо стоящему на ногах, пошатывающемуся человеку.

– Ах ты! Ты кто такой? – воскликнул я, схватив его за грудки.

– Я? Я.. Я честный подданный Венецианской Республики и достославного дожа… – ответил он мне как на духу, вмиг протрезвев.

Я фыркнул, закатив глаза.

– Ты думаешь, что я куплюсь на твою ложь, то очень сильно, глубоко ошибаешься… – продолжил неистовствовать я, ещё сильнее сжав его рубашку, так, что аж ткань заскрипела под моим натиском, и, притянув к себе, сильно тряхнул. – Признавайся! Чего ты хотел от моей лавки?

– Ничего, ничего, сеньор, вот Вам крест! Я просто проходил мимо… Она ж не человек, чтоб я чтой-то от ней хотел, – он собирался сказать что-то ещё, но, вместо этого, громко икнул.

Я вновь закатил глаза.

– Ты мне тут не умничай! Я итальянский язык лучше тебя знаю! А ещё, впридачу, испанский, французский, греческий и латынь! Давай-ка лучше отвечай на мои вопросы, если не хочешь оставшуюся часть ночи трезветь в канале!

– В канаве, сэр? – вновь икнул. – Я не вижу здесь никакой канавы, только канал…

– Ах ты каналья! – воскликнул я, и уже было собрался привести в исполнение свою угрозу, как вдруг мне на плечо легла тяжёлая рука. Я обернулся. Витторио с укоризной смотрел на меня.

– Отпусти его.

И весь мой запал тотчас же охладел. Вновь бросив взгляд на пьянчугу, которого я только что тряс за грудки, я резко отпустил его, да так, что тот пошатнулся, оступился, и чуть было не свалился в воду, но я успел подхватить его в последний момент. Витторио неодобрительно покачал головой.

– Иди и не оборачивайся, – я хлопнул пьянчугу по спине и подтолкнул в нужном направлении, а тот, казалось, и вовсе думать забыл о произошедшем с ним только что происшествии, и уже шёл, покачиваясь, и распевая во всю глотку. Я обернулся к друзьям и пожал плечами.

– Ну вот зачем ты это сделал?! – всплеснул руками Витторио.

– Не знаю, – отмахнулся я. – Я устал уже оставаться в неведении!

Витторио вздохнул и закатил глаза.

– Терпение – твоя добродетель.

Я фыркнул.

– В любом случае, скоро рассвет, – кивнул в сторону горизонта Федерико.

И правда. Линию горизонта уже резала тонкая, красная полоска.

***

Как только голова моя коснулась подушки, я тотчас же погрузился в глубокий, крепкий сон. Но продлилось такое счастье недолго, ибо уже через два часа после моего возвращения, пришло время идти в кофейню… Ах, чёрт бы побрал эту ночь со слежкой!..

Плескаю себе холодной воды на лицо. Переодеваюсь. Как обычно – одет я был как на свадьбу.