Зарево. Фатум. Том 1

– Штефа…

– Вперед я сказала!

Морис, дернув губой, огрызнулся и потянул Ансельма за собой. Я же бросилась в сторону, к засыпанным снегом машинам. С одного удара рукояткой пистолета выбила стекло в одной из них. Зафиксировав один конец ветви о спинку кресла, уперла второй в клаксон. Плаксивая сирена ударила по ушам. Одернула руки – ветвь скоро сползет, но на время грохочущий звук отвлечет внимание тварей – и бросилась за удаляющимися мужчинами.

Нагнала их у выхода из проулка на развилку, и чуть не вскрикнула облегченно: застава.

– Налево! Вперед по линии забора метров пятьдесят, дыра по правую! Зеленый дом – ориентиром!

Клаксон кричал еще пару мгновений, а затем умолк, и громкое сбивчивое наше дыхание оглушило страшнее исчезающего эха сигналки.

Нырнули в дыру забора. Ансельм чуть не упал; хрипло застонал, но продолжил бежать, и только сейчас я заметила тянущиеся за ним кровавые следы. По запутанному двору. Зеленые стены дома с выбитой дверью. В помещение буквально ввалились. Несколько шагов вглубь, подальше от открытого пространства. В соседнюю комнату. У окна прижалась к стене и сползла вниз, понимая, что ноги больше не держат. Тьма спряталась по углам, от ужасного смрада защипало в глазах – натянула ворот водолазки на лицо, но и он не спасал от вони. Кислота наполнила глотку. Морис согнулся от рвотного позыва и закрыл рот и нос руками. Блэк тяжело осел на пол, стискивая зубы.

– Здесь рядом выгребная яма. Нас не учуют. Но теперь молчим, – тихо выговорила с усилием. В груди барабанило сумасшедше. Руки дрожали. Саму нехило трясло.

Воздух пропитан гнилью и разложением. Морис, преодолевая тошноту, приблизился к Ансельму – бедро того кровило.

– Штырь, – произнес Блэк одними губами. На лице его выступила испарина; при такой морозной погоде со лба его обильно тек пот. – Не страшно.

Пока Морис накладывал жгут из подручных средств, я, прислонившись затылком к стене, прислушивалась к звукам на улице. Ветер. Далекое эхо. И шум собственной крови в ушах.

Когда на полу проплыла тень с улицы, почувствовала, как сердце упало вниз. Глаза Блэка округлились. Морис, перехватив удобнее крупный нож, обернулся в сторону входа и приготовился. Я, сглотнув, достала кинжал и чуть обернулась к окну, точно могла что-то разглядеть под таким углом. Время остановилось, и только под ребрами дрожало непозволительно сильно.

Металлический привкус во рту. Холодный пот.

Тень неторопливо скрылась – медленная тварь – и я тяжело повернула голову в сторону дверного проема. Дыхание казалось слишком шумным, а свет с улицы слишком ярким. Мучительное ожидание…

Но кадавер прошел мимо.

Около полудня. Белый солнечный диск проглядывал из-за ржаво-кирпичных облаков.

Ансельм тяжел; как Морис умудрялся тащить его один? С виду не особо мощный Конради оказался на удивление сильным и выносливым.

Сам Блэк хорохорился, старался шутить и всячески подбадривать своих хмурых помощников, хотя выражение его лица выдавало болезненность каждого движения. И я, и Морис, взвалив Блэка на плечи, напряженно поглядывали по сторонам, ожидая нападения кадаверов. Почти миновали путь, прошли парк аттракционов: сейчас обиднее всего попасться и помереть.

Впрочем, еще более обидной могла стать смерть от рук людей Ансельма.

Смотровые заметили нас заблаговременно, но помогать не бросились, а подозрительно наблюдали за нашим приближением.

– Послушай, Блэк, – процедила сквозь зубы прежде, чем нас могли услышать. – Если вдруг там окажется западня, ты первый об этом пожалеешь.

– Не доверяешь никому, да? – Ансельм постарался улыбнуться. – Что ж, правильно делаешь. Но подвоха не будет никакого, я тебе клянусь в этом, – говорил он с большой одышкой. – Но сразу скажу, что публика у нас там разношерстная. В лучшие времена все разные роли играли, по полярные стороны раскиданы были… Хотя, наверное, публичное мировоззренческое столкновение всё равно будет менее опасно, чем ваш утренний марш-бросок.

– Я отказываюсь принимать участие в безумных затеях второй раз за день, – прохрипел Морис, давя смешок.

– Прежде, чем мы окажемся внутри, я бы всё же очень хотел, чтобы вы ответили на мой ранее озвученный вопрос. Почему вы сделали это? Почему кинулись мне помощь? Зачем рисковали?

– Все вопросы туда, – краем глаза заметила, как Морис качнул головой в мою сторону. Ансельм выразительно обернулся.

Я ответила не сразу:

– Богиня Матерь зачла тебе старый должок в час нужды, – слова сорвались с губ будто сами собой. Я ощутила тяжелый взгляд Блэка, но не повернула головы, продолжая смотреть вперед, на спешно спускающихся с площадки смотровых.

– Это значит…

– Ровным счетом ничего. Я лишь ответила на твой вопрос. Не более.

– Тебе стоит знать, – внезапно проговорил Ансельм после небольшой паузы, – что среди выживших находятся Харитина Авдий и Харрисон Хафнер, – информации ударила по голове. Я стиснула зубы, но беспокойства не выказала.

– Авдий? – переспросил всполошившийся Морис. – Харитина Авдий и Харрисон Хафнер? Жена и внук Оберга Авдия? Идейного вдохновителя "Анцерба"?

Блэк подтвердил. Я смотрела вперед, покусывая в волнении губу изнутри.

"Анцерб". Два года прошло с момента, когда "Горгона" поставила точку в деятельности этой антиправительственной – а потому преступной – организации, базирующейся в Западных землях. Всё, что меня связывало с "Анцербом" – несколько выпущенных заметок о наиболее ярких диверсиях, да аллюзорные метафорические статьи. Главред нашего издания позволял писать провокационные материалы, помогал с публикацией. Самое значимое (приведшее по итогу к встрече со жнецами и долгим разборкам) – репортаж с места подрыва "Анцербом" плотины на Волунтасе. Хватило же тогда мне ума произнести название организации, до того момента еще не только ни озвученное официальными СМИ, но даже не признанное самим правительством. Впрочем, сказать, что сделано было то случайно – не совсем честно. Спустя столько времени до сих пор тешил душу факт, что я стала практически первой, во всеуслышание признавшей существование организации под терракотовыми знаменами.

Что еще я знала об "Анцербе"? Остальная информация вычленялась уже из заявлений Трех и доползавших слухов: о том, что горгоновцы сломили сопротивление организации, перебили ее совет, а тело самого Оберга Авдия доставили в Мукро в гробу терракотового цвета (воспринято это было монархами крайне негативно). О том, что жена Оберга исчезла. Что не найдены были и внуки Авдия: агитационная художница и наследник "Анцерба". Что преследования жнецов не увенчались успехом, а "Горгона" не принимала участие в дальнейших действиях против остатков организации.

Воспоминания пронеслись яркой вспышкой перед глазами. Так давно это все случилось, словно в другой жизни. Словно в чужой жизни. Тогда "Горгона" для меня была не больше, чем еще одним символом Трех. Недосягаемая спецгруппа, члены которой сокрыты мраком и окутаны тайной. Не написать о них. Не найти информации. Довольствоваться домыслами да легендами. Тогда я даже предположить не могла, что всё так круто повернется. Буквально всё.

Признать откровенно, мне даже не хватило сил удивиться тому, что Харитина Авдий и Харрисон Хафнер оказались живы. Обнаружились здесь. У границ Центральных земель. У меня под носом.

– Собранные здесь люди – результат нашей с Харрисоном работы, – бросил Блэк вполголоса, отмечая главное. – Харрисон держит линию, а они держатся за него.

– И ты? – слегка вскинула бровь.

– Я – человек служивый, Штефани, – отозвался Блэк отрывисто. – И вполне привык выстраивать порядок там, где другие видят хаос. Чтобы выжить, нужно оставаться в строю. И пока строй работает слаженно – у нас есть преимущество перед тварями живыми и мертвыми.

Может в тот день действительно стоило сразу уходить? Вновь окольными путями вернуться к поместью? Оставить Блэка и распрощаться? Но крики кадаверов то и дело разрезали морозную тишину, и почти тогда же двое смотровых распахнули тяжелые ворота двора, пропуская нас внутрь.

– Ансельм! Живой! Мы было думали… – один из мужчин перехватил у нас из рук Блэка. Второй (явно еще один военный, больно уж выправка и манера держать оружие считывались) темноволосый и сероглазый, недоверчиво оглядывал нас с Морисом. – Харрисон с ребятами ушел тебя искать.

– Твою же… – прохрипел Блэк, кривясь. – Ладно, разберемся. Роккур, убери пушку, это свои, – Ансельм оступился, еле удерживаясь на ногах. Увидев встревоженные взгляды встретивших добавил спешно, – всё в норме, напоролся на штырь. Не критично.

– Идём к Бергманам, пусть тебя латают, – проговорил один из караульных.

– Да, надо бы. И Харитину позвать, гостей представить… – Ансельм обернулся. – Штеф, вам нужно немного подождать здесь. Я оповещу о вашем прибытии, и тогда вас пропустят. Буквально пара минут. Элиот побудет с вами. Простите, что приходится оставлять вас на улице, но…

– Ансельм. Тебе нужна медпомощь, – деликатно оборвала, кивнув на его дрожащий ноги.

Блэка увели практически насильно.

Трехэтажный дом из красного кирпича был отмечен символикой Трех, выдавая жилище местного градоначальника. Значит, внутреннее пространство организовано таким образом, чтобы обеспечить максимальную функциональность и безопасность, а цоколь, вероятнее всего, оборудован под убежище.

Из окон, одергивая шторы, выглядывали люди.

Легкое волнение поползло по телу. Морис натужно сопел позади меня, да и у самой ныли зубы от напряжения.

– Ансельм всегда такой? – спросила как можно дружелюбнее, переводя взгляд на оставшегося с нами смотрового.

Мужчина, помолчав, чуть потянул уголок губ, изгибая брови к переносице:

– Чрезмерно опекающий и переживающий? Да, зачастую. Это его достоинство и главный недостаток, – затем посерьезнел, глядя в наши с Морисом лица. – Отряд Ансельма, что утром вернулся, доложил об огромном количестве кадаверов в городе. Всё настолько плохо?

– Все живы. Значит не настолько плохо.

– Не все, – ответил мне мужчина чуть тише. Затем выдохнул, протягивая руку Морису. – Элиот Роккур. Спасибо, что вернули Блэка.

– Морис Конради, – парень крепко пожал протянутую ему мозолистую ладонь; я успела заметить сетку маленьких белых шрамов, оплетающую пальцы Элиота. – Сказал бы, что можете обращаться, но пока не горю желанием на постоянной основе устраиваться спасателем.

– А вы, судя по всему, Штефани, – выдохнул Роккур, переводя взгляд. Он многозначительно склонил голову, и лишь чудом я не вскинула бровь на этот неожиданный жест. – Ансельм рассказывал, что пересекался с вами на территории города.

– Предлагаю сразу опустить формальные обращения. Протоколы не заполняем, в заседаниях не участвуем, а комфортная коммуникация это всегда важно, – ответила мягко, не понимая даже, что сказала практически те же самые слова, что произнес Роберт в нашу первую встречу. – Не знаю уж, что про меня наговорил Ансельм…

Закончить мысль, однако, не успела. По стеклу окна первого этажа постучала молодая девушка, кивком указывая Роккуру на дверь, и он проводил нас с Морисом внутрь, сам оставшись на улице.

Не сказать, что в доме было сильно теплее, чем на улице. Темный, полупустой – вряд ли обнесли мародеры, больше похоже на спешные сборы бывшего хозяина, – мрачное затишье окутало, давая понять, что здесь уже давно не живут полноценно. Стены выцвели, шторы висели небрежно, пыльное зеркало в прихожей отражало только тень прошлого. Дом дышал забвением, пропитался насмешкой судьбы – не спасло ни золото, ни современные некогда системы безопасности. Остро чувствовалось, что не было души в этом месте ранее; не найти ее было тем более сейчас. Нависающие паутинные сети обрамляли окна и дверные проемы. Всё вокруг потускневшее, мертвое.

На задворках мыслей уловила, как скрипнул пол наверху. Подняла голову, замечая украшенную объемными рельефами падугу. Среди образов и цветочного орнамента различила слова: "В единстве – сила".

Изящная девушка, укутанная в сливочного цвета дублёнку, представилась Акирой. Монолидные светло-серые глаза ее, густо подведенные черным карандашом, смотрели пронзительно, но благожелательно: "Вас ждут, пройдемте". Мы с Морисом проследовали за ней мимо закрытых дверей и скинутых в кучу пожиток в большой зал и, наверное, девушка проводила бы нас дальше, но путь преградили двое мужчин. Одного из хмурых "надзирателей" я сразу узнала.

– Ансельм сообщил об обилии тварей в городе, – надменно процедил Андреас. – Мы не против, чтобы вы немного переждали, но всё оружие вы должны сдать. Чужаки не будут находиться в этих стенах вооруженными. Мало ли, что взбредет вам в голову.

– Андреас, перестань, пожалуйста, – начала Акира, но тот зыкнул на нее настолько агрессивно, что девушка замолчала.

– Сначала оружие. Потом гулять по дому. И уж тем более к леди Авдий никто не зайдет без досмотра.

Я переглянулась с Морисом, качнула головой еле заметно. Конради в согласие моргнул.

– Сдавайте оружие. Вам запрещено его здесь носить, – Андреас криво усмехнулся.

Здравый рассудок, который должен был бы намекнуть промолчать или хотя апеллировать к тому, что и мы сами-то не знаем, что придет в голову собравшимся вокруг, упрямо молчал. Я вскинула подбородок, расправляя сильнее плечи:

– Что-то не припомню, чтобы спрашивала у кого-то разрешения.

В этот же миг двустворчатая дверь распахнулась, открывая взгляду малую темную залу. На пороге замерла уже не молодая высокая женщина. Холодная неприступная элегантность, твердый взгляд. Даже заношенная одежда на ней выглядела как эталонный образец высокого стиля и утонченного вкуса.

Стоящий за Андреасом мужчина сделала полушаг назад, Акира потупила взгляд.

– Я уж думала, вы умудрились заплутать в одном прямом коридоре, – женщина оправила шерстяную шаль терракотового цвета на плечах. Харитина Авдий. – Акира, золотко, я попросила что-то непонятное? Или наших гостей настолько впечатляет этот дохлый интерьер, что они предпочли остановиться и рассмотреть сетку паутины в углах, заставив меня ожидать?

– Нас впечатляет, что нас заставляют ожидать, озвучивая нелепые запреты. К сожалению, Акира не смогла проводить меня и моего спутника, ибо оказалось, что для свободного передвижения необходимо разоружиться. А я, знаете ли, не склонна прислушиваться к просьбам, касающимся ограничения моей свободы и безопасности.

– Это не просьба, – одернул меня Андреас. – Это требование.

– В таком случае, – проговорила я тверже, обернувшись к мужчине, – твои слова и вовсе не представляют ценности. Ты не смеешь отдавать мне приказы.

– Ты и вправду забываешься, девоч…

– Гофман, закрой, будь добр, свой рот, – Харитина театрально вздохнула, махнув рукой. – Акира, золотко, прекрати ты уже слушаться этого балбеса. Если у него между ног скрюченный стручок, это не делает его ни мудрее, ни уж тем более авторитетнее, – Андреас побагровел, открыл даже рот для ответа, но женщина продолжила речь, не обращая на того ни толики внимания. – Морис, если не ошибаюсь? Акира, проводи мальчика в теплое место, предложи горячего чая; смотри, как продрог. Штефани, приглашаю тебя побеседовать пока со мной. А то рассказы Ансельма сумбурные, поди там разбери, что и о ком он говорит. Не беспокойся, прошу, никакой подоплеки и скрытых помыслов. Блэк присоединится к нам после перевязки, а твой спутник сможет прийти, когда согреется. И, конечно же, оружие может оставаться при вас.

– Но, леди Авдий, Харрис…

– Замолчи, Андреас. Харрисон не будет против.

Поленья негромко потрескивали в огне, по комнате растекалось тепло и хвойно-перечный запах. Лишь оказавшись в сравнительной безопасности я начала чувствовать усталость, даже легкую сонливость.

Когда только заходила за Харитиной в малую залу, была уверена, что представлюсь бывшим корреспондентом: расскажу о своих репортажах, посвященных "Анцербу", начну расспрашивать об организации, о том, как Авдий очутилась в здешних краях. Была уверена, что воскрешу тот образ, пепел которого развеяла. Что, оказавшись с Харитиной лицом к лицу, вдруг решу, будто безопаснее и правильнее будет солгать, но вместо этого вновь предпочла водить оппонента кругами за его собственными мыслями и сомнениями. Я сидела напротив Авдий, и чувствовала руку Роберта на своем плече; неосознанно копировала его позу, положение рук при жестикуляции. А сама всё думала о том, что сейчас делает Морис, что говорит. Мы не успели переброситься и фразой, и мне оставалось лишь молить Небеса о том, чтобы Конради предпочтет не сильно разглагольствовать. Почему-то была уверена, что он не обмолвится о поместье, о том, как строится наша жизнь в крайние дни… Но не знала, как отреагирует на возможные вопросы обо мне, какие слова могут сорваться с его губ.

Поначалу Харитина завела почти светскую беседу: о плохой погоде, остервеневших кадаверах, сложностях поиска ресурсов и тоске по прежним временам, где существовал спокойный сон, надоедающая до чёртиков рутина и стиральная машинка с деликатным режимом. О том, что где-то на Западе должна находиться внучка Ариса и внучатый зять леди Авдий – Моро – которому удалось увезти жену в безопасное место в самом начале эпидемии. Затем наш диалог перетек в рассуждения о Сообществе.

Авдий оправдывала все сплетни, что вились вокруг ее персоны. Женщина умело выстраивала беседу – старалась вывести на сложные темы и деликатные вопросы, подловить на неосторожных высказываниях или проскользнувшей эмоции. В леди Авдий невооруженным глазом виделся мастер игры слов и тонкого намека, способный изворотливо маневрировать внутри разговора. Проблема заключалась лишь в том, что я не собиралась быть пойманной на её манипуляции, и раз за разом сама задавала двусмысленные вопросы, явно намекающие на "Анцерб", и намеренно не замечала косвенных указаний на мою связь с "Горгоной".

Харитина, оправив короткостриженные серебристые волосы, закурила длинную сигарету.

– Мне так утомительно играть, Штефани, было бы неплохо говорить откровенно. К тому же никто не станет подслушивать наши с тобой перешептывания, – женщина вальяжно откинулась на спинку кресла. – Ты ведь знаешь, кто я, верно? А я знаю, кто ты. Ансельм заочно посвятил нас обеих в тайны друг друга, – прежде, чем я ответила, Харитина подняла руку. – Не стоит в очередной раз изворачиваться. Мне действительно просто интересна судьба других змеек.

– Боюсь я не совсем та, за кого вы меня принимаете, – ответила, мягко улыбнувшись.

Леди Авдий усмехнулась, выпустив колечко дыма и постучав длинным ногтем по сигарете.

– Ладно уж, могу понять, почему ты так увиливаешь от ответов, но ведь ты и к чаю даже не притронулась. Неужто не хочешь согреться? Или думаешь, что я собралась тебя отравить?

– С учетом того, насколько сильно вы убеждены в том, что я горгоновец, не могу исключать эту вероятность. Кто знает, какие личные обиды таятся в вашем сердце после уничтожения "Анцерба".

– Роберт в своё время поспособствовал тому, чтобы наследие "Анцерба" как раз-таки уцелело. Я помню, что жива благодаря горгоновскому командиру, что остались живы и мои внуки. Что мой муж избежал пыток жнецов, и тело его было доставлено в Мукро с должными почестями, – пепел с сигареты Харитины сорвался на столешницу. – То, что случилось с организацией, стало следствием многих причин и, поверь, горгоновцы не стали колом в ее сердце.

– Но стали гвоздями в крышке её гроба, – я чуть понизила голос. – Насколько, конечно, мне известно из слухов.

– Мой внук с тем был бы готов поспорить; но рекомендую с ним имя "Горгоны" не поднимать, больно уж остро реагирует. Настолько сильно, что Ансельм не стал делиться с ним ни своими предположениями касательно одной личности, обнаруженной среди Руин, – в словах Харитина скользила хитрость, – ни тем, что по осени в °17-21-20-30 пересекся с членами группы. Представляю, как отреагировал бы мной внук, узнай, что Ансельм помогал человеку, с которым у Харри взаимная смертельная неприязнь, – я старалась оставаться невозмутимой, но чувствовала, как испытующе всматривалась в мое лицо Авдий. – Богиня Матерь, как ты молчалива! Впрочем, бывали дни, когда и более упрямые личности становились разговорчивы. Хотя, может, там роль сыграл ведущий допрос Харрисон. С кем же он вел беседу, дайте Незримые памяти… Кристофер Льюис!

Это был удар под дых.

Я дернулась, буквально на долю секунды глянув в лицо Харитины, но этого оказалось достаточно: женщины улыбнулась победоносно, а я сжала зубы, мысленно ругая себя и Криса.

– Оу, это имя для тебя не чужое, верно?

Подумать только, среагировать так глупо и опрометчиво! Иронично, что даже в этой ситуации единственным уязвимым местом для меня стал чертов Льюис!

– Кристофер не стал бы разговорчивым, даже с ножом у горла, – я осторожно перехватила фарфоровую чашку и демонстративно отпила чай. – Если, конечно, под "разговорчивостью" вы не подразумеваете саркастичные замечания и неуместные шутки.

– Именно их, дорогая, – Харитина улыбалась. – Ну, хвала Матери, а то мне уж казалось, что и Ансельм, и я ошиблись. Признать откровенно, мне подумалось, что ты действительно не связана "Горгоной". Больно уж юная и… Изящная, – и вновь не успела я ответить, как Харитина продолжила. – Так что с остальными горгоновцами?

– Да хранят их Небеса и Змееволосая Дева. Надеюсь, остаются в добром здравии.

– Да хранят Небеса, – согласно кивнула женщина, на что я лишь вопросительно изогнула бровь. – В битвах с мертвецами пускай побеждают живые. В битвах с идолопоклонническим рабством пускай побеждает воля к свободе.

– "Леди Анцерба" не изменяет себе, – усмехнулась невольно. – Взор Трех заменился глазом фанатиков, а вы все также мечтаете о терракотовых цветах на могилах деспотов, и всё равно, чьими руками эти могилы будут вырыты. Впереди такой далекий, такой сложный путь на запад… – повела головой, театрально-задумчиво проговаривая слова. – По пятам следует Сообщество, в ваших рядах много беззащитных людей и, кажется, тех, кто способен противостоять мертвым и живым недостаточно. Вам действительно "просто интересна" судьба горгоновцев? Или на краткий миг уже представили, как бы предложили внуку объединиться с ними? Как бы он отреагировал?

С губ Харитины не сходила улыбка.

– К сожалению, Штефани, жизнь слишком четко дала мне понять, что в ней нет места ни пристрастности, ни предубеждениям. Один из моих внуков отрекся от семьи и стал жнецом, по слухам, одним из непреклоннейших в Мукро. Он не пришел, когда семья в нём нуждалась, и уничтожил всё, что с ней его связывало. Лучший друг Харрисона, "истинный анцербовец", продал организацию и всех своих самых близких людей за личную эфемерную безопасность. "Истинный жнец", засланный в мой родной °3-6-18-1, чтобы идти по следу "Анцерба", помог моей семье покинуть Теневые берега, переправиться через Кровавый залив на Север. Мы все вальсируем на серой стороне, создавая вокруг себя личный ад и рай, и любое наше решение будет воспринято другими бесчисленным множеством разных реакций, – женщина развела руками. – Как бы отреагировал Харрисон? Не знаю. И не вижу смысла пытаться предугадать то, что рисовано перьями по водной глади. Раскидывать карты следует лишь в миг, когда вся колода в твоих руках.

– Да, верно. И ваши руки сейчас пусты.

Недолгое молчание воцарилось в комнате. Леди Авдий смотрела в мои глаза, чуть склонив голову:

– Одна карта все же есть. Однако пока не могу понять ее аркан.

– Я могу подсказать: карта не из той колоды, которую бы вы желали. Бывшая журналистка, в свое время даже об "Анцербе" писавшая.

Но Харитина внезапно рассмеялась. Я лишь чуть изогнула бровь, оставаясь неподвижной.

– Дорогая Штефани, даже оскорбительно! У тебя было достаточно времени, чтобы придумать более правдоподобную ложь.

Мое недоумение было неподдельным. Впервые за многие месяцы я озвучила правду и… В нее не поверили. Восприняли шуткой, неумелым обманом – что говорить о Харитине, если и мне произнесенные слова показались чуждыми, настолько далекими, что не странно усомниться в действительности сказанного. Но, как и всегда, лучшей ложью оказалась окутанная смутной пеленой правда.

Я только набрала воздуха в грудь, чтобы наступать собственными вопросами, как дверь резко распахнулась, и в комнату волевым шагом ворвался мужчина лет тридцати-тридцати пяти.

Чуть вьющиеся темные волосы были уложены назад, серо-голубые глаза смотрели пронзительно. На шее виднелся длинный белый шрам – точно кто-то старался перерезать артерию. Увидев меня напротив Харитины, мужчина замер. Взгляд его скользнул по моему лицу и задержался. Непозволительно долго.

– Харрисон, с возвращением, – голос Харитины вынудил нас обоих обернуться к лучезарно улыбающейся женщине. – Ты опоздал со спасением Ансельма. Блэку уже помогли наши гости.