Ведьма Дженни может объяснить

В 1951 году Соединённым Королевством правит король Георг VI. В честь Праздника Британии в Лондоне открывается Королевский фестивальный зал, а в парке Баттерси – фестивальные сады и ярмарка развлечений. Консерваторы во главе с Уинстоном Черчиллем побеждают на всеобщих выборах. В Харлоу-Нью-Таун (Эссекс) строится первый в Британии многоэтажный дом. Дама Агата Мэри Кларисса, леди Маллоуэн (больше известная как Агата Кристи) выпускает политический триллер “Они прибыли в Багдад”. Девочки, дозвонившись до местных радиостанций, просят поставить для них песни “нашей Грейси” и Веры Линн2. А скромный, но чертовски милый клерк Дерек Роуз из городка Хэттлстоун становится отцом двух очаровательных зеленоглазых дочерей: 3 мая его жена Эллисон родила малышку Эву Шарлотту, а 15 мая его юная любовница Хелен родила девочку, которую назвала Дженнифер (в честь своей матери).

)0(

Когда нам с Шарлоттой было по двенадцать лет, мы решили стать лучшими версиями себя. Это разрушило нашу дружбу.

Ранней весной умерла миссис Холли, наша любимая миссис Холли, ей было 84, и она до последнего дня работала в Публичной библиотеке Хэттлстоуна. Для нас это было огромной болью. Наши матери, как всегда в таких случаях, говорили, что миссис Холли огорчилась бы, увидев меня и Лотти сейчас. Миссис Холли хотела бы, чтобы мы её никогда не забывали.

Проникшись атмосферой потери, мы поняли, что смертны и даже составили "завещания". Я завещала Лотти свой болин3 – серповидный нож для срезания трав с красивой белой рукоятью, а она оставляла мне на память свои прекрасные тёмно-каштановые косы (их мне завещано было хранить до дня замужества).

Я привлекла подругу к сбору и сушке магических трав. Мама и ведьмы её ковена согласились, что это достойное занятие для девочек, которые хотят пережить горе вместе. Травы и цветы с холмов Хэттлстоуна и с берегов реки Сент-Эстер – их так много, что кажется – здесь есть все, и мы увлеклись ими не на шутку. Старые рукописные травники ведьм, видавшие виды, с расплывшимися пометами на полях и многочисленными закладками из старой бумаги и ткани – всё это было откопано с чердаков и передано нам с Лотти, чтобы явились на свет новые магические записи. И мы действительно испещряли новые тетрадки своими каракулями, а ещё резали старые тряпочки на ленты, перерисовывали из журналов фигурки женщин и "одевали" их в цветочно-травяные наряды – это были закладки.

Дни и ночи напролёт, если не было дождя, мы охотились за колдовскими растениями. Мы срезали их по очереди моим серповидным ножом. Когда я вспоминаю об этом времени, то в первую очередь перед глазами встаёт солнечный день, Лотти в белом платье на сильном ветру, на вершине холма, на фоне безоблачного неба.

К концу июля Шарлотта заскучала, она всё время о чём-то думала. "Кто скажет о нас, как говорят о миссис Холли – эти женщины не зря прожили свою жизнь? Травы не заменят нас, Дженни. А колдовство слишком хрупко, и всё исчезает".

Шарлотта хотела создать то, чего ещё не было – то, что обязательно будет храниться в библиотеке Хэттстоуна – и то, что душа миссис Холли смогла бы прочесть, если бы ей вдруг захотелось. Лотти задумалась о создании "Иллюстрированного путеводителя по Хэттлстоуну с приложением в виде городских легенд".

Август выдался на редкость холодным, а Лотти предстояло сунуть свой маленький нос повсюду, начиная от узких улочек на задворках до центральных улиц, возможно с захватом части пригорода. Она показала мне карандашные зарисовки старинного здания, где размещалась булочная и разные лавки, и маленькие цветные наброски театра (фасад, фойе и сцена, дальше внутрь она не попала). Надев практичную одежду и удобные ботинки, Шарлотта всё свободное время тратила на то, чтобы ездить по городу на велосипеде, рисовать, расспрашивать старожилов о "таинственных городских легендах". Если погода портилась, она сидела в библиотеке и изучала старые местные газеты или шла в музей, где тоже безостановочно зарисовывала и писала. Когда я с самого начала хотела включиться в работу, Лотти со смесью превосходства и сожаления сказала: "Это дело моей жизни, Дженни. Найди своё".

Потом наступило время школьных занятий. В нашем классе появился Роберт – мальчик с большими синими глазами, которые всегда первыми приковывали внимание к его лицу. Мальчик, который совершенно мерзким и наглым образом в меня плевался. Только в меня и в мои вещи! Остальных это миновало. Его оставляли после уроков, но это не прекращалось, а Лотти, вместо того, чтобы поддержать, перестала со мной разговаривать. А потом и вовсе стала дружить против меня с Марго, Лиззи и Лорен. Даже сейчас, спустя столько лет, не понимаю, как могла Шарлотта, моя милая Лотти, возненавидеть меня в одночасье. И без причины. И этот странный противный мальчик тоже меня ненавидел!

Но мама всегда была на моей стороне.

– Можно я не буду ходить в школу, мама? Я буду работать вместе с тобой в "Лунных лисицах". Посвяти меня в ведьмы!

– Отличная идея, Дженни, давай вернёмся к этому разговору через месяц.

Ни для кого в городе не было секретом, что Хелен Степфорд – профессиональная ведьма. Это обстоятельство тоже стало излюбленной темой для школьной травли.

Однажды мама испекла круглое шоколадное печенье с корицей и дала мне его с собой в школу.

– Постарайся угостить этим печеньем Шарлотту и Роберта и посмотри, что будет, ведь оно волшебное.

– Они превратятся в мух?

– Остынь, детка. Остынь. Если они проглотят хотя бы крошку, больше никогда не обидят тебя, поверь.

Я подкараулила Шарлотту, когда она выходила из дома, и встала у неё на пути. Нам с ней было рукой подать до здания Хэттлстоунской средней школы. Я шла пешком, она, подражая новым подругам, добиралась на велосипеде. Хотя по желанию школьный автобус мог подвезти любого ученика.

– Шарлотта, постой!

– Чего тебе, ведьма? – Лотти прислонила велосипед к забору и сделала вид, что её от меня тошнит. – В городе ходят слухи, что у всех девушек из ваших "Лунных лисиц" завелись блохи.

– Мы можем помочь друг другу.

– А это уже интересно.

Шарлотта расхохоталась так, что чуть не проглотила попавший ей в рот локон. Спасибо, западный ветер! Я была закалена травлей, поэтому внешне была спокойна. Я протянула ей пакет с печеньем.

– Угости им, пожалуйста, Роберта в школе, хорошо? Я знаю, он тебе нравится.

Лотти покраснела и оттолкнула мою руку.

– Убери от меня свою отраву.

Я достала одно печенье и съела у неё на глазах.

– Пахнет вкусно, – согласилась чертовка, – но…

Но в этот момент со стороны Уиллоу-роуд появились Маргарет и Лиззи, обе мчались на своих велосипедах, и обзор на эту сторону улицы был у них превосходный…

Роберта в этот день вовсе не было в школе, поэтому я скормила печенье Томми Рэю: что сжевать и в каких количествах ему, собственно, было всё равно. Ещё мне повезло привлечь на свою сторону Айви Уоттс. На физкультуре во время игры в раундерс4 я успела перехватить мяч, который летел по прямой траектории прямо ей в лицо. Это была случайность, но Айви была убеждена, что это колдовство. У Томми взгляд прояснился, он перестал жевать и на переменах начал ходить хвостом за Айви, вымаливая прощение. Ведь отбитый им мяч чуть не сломал девочке нос.

Шарлотта стала пропускать занятия в школе, полагаю, для того, чтобы продолжать работу над "Путеводителем" для миссис Холли. Не знаю, ела ли она и спала ли вообще в эти дни. Меня утешала мысль, что при всей одержимости "делом жизни", она не решится приблизиться к лунной изнанке Хэттлстоуна, к дому Салазара, мужчины-ведьмы, что жил здесь и умер много лет назад. У меня была его автобиография "Ведьмы Луны", собственно, одна из последних книг, что дала мне миссис Холли, и я её не вернула. Эта книга стала моим сокровищем, моим утешением. Салазар как будто вёл беседу со мной прямо здесь и сейчас, с какого бы места я ни начала читать. Я стала навещать его могилу в Холмах, для этого надо было дойти до городской окраины, спуститься по просёлочной дороге, а потом немного пройти через лес. Я никому бы в этом не призналась, но, кажется, я любила его…

Глава 2.

Металлические ворота с облезшей краской открылись сами собой, и тихий мужской голос позвал меня внутрь. Этого не было. Никто меня там не ждал. Дух Салазара, если он обитал в заброшенном доме, уж точно не мечтал увидеть в своём святилище рыжеволосую девочку, сжимавшую в руках грязный рюкзак, набитый свечами и спичками. Возможно, его разбудило изумление.

Я была наслышана о зловещей атмосфере этого места и думала, что меня ожидают прогнившие панели пола, ступени лестниц, угрожающе скрипящие при каждом шаге и густая паутина, готовая пасть с дубовых балок удушающей пеленой. Но древесина была крепка, а паутину я любила. У маленькой язычницы в моём лице был свой бог в обличиях паука и белой бабочки. Так вот, Манон-паук был настолько же мил, сколь опасен и безжалостен был Манон-бабочка. Когда паутина коснулась ладоней и облепила лицо, я приняла это за молчаливое приветствие Салазара и снисходительную благосклонность Манон: "Ты на верном пути, девочка". Каждое прикосновение – как рукопожатие: "Здравствуй, Салазар. Здравствуй, Манон".

Я никогда не забывала, что этот участок с домом и садом принадлежит живым. Что я пришла во владения кого-то из родных Салазара. Но так случилось, и я не чувствовала гнева Манон (в то время я доверялась только мужскому божеству, а богиню боялась).

Подобно тому, как Шарлотту забрал город, меня поглотил этот дом. Я приходила сюда с утра вместо школы – с едой в бумажном пакете, свечами и тряпками в рюкзаке. Я расставляла и зажигала свечи всюду, куда не заглядывал солнечный свет. Открывала настежь комнаты и комнатушки, изучала кладовые, в том числе место под лестницей и чердак.

Я отскребала полы щёткой и мыла окна, если получалось их открыть (хотя для этого было уже холодновато).

Всё самое ценное и интересное из найденного я складывала у камина в кабинете, чтобы позже как следует рассмотреть, почистить и разложить так, как понравилось бы хозяину дома.

Когда я нашла комнату с Алтарём, то села перед ним на пол и просто сидела так, забыв про время. Сердце колотилось. Ещё нигде я не чувствовала присутствие Салазара так сильно, как здесь, рядом с его магическими инструментами. Рядом с его самыми любимыми и нужными книгами и его Книгой Теней5. Я задавалась вопросом, как всё это могло уцелеть? Почему это не под стеклом в Музее Магии и Колдовства? О чём думали многочисленные последователи Салазара и где они сейчас? Я чувствовала себя одновременно преступницей и Колумбом.

И мне нужно было во что бы то ни стало связаться с Ним. Маятник или игла с алфавитной таблицей в круге, Доска Уиджа, всё что угодно, – я должна была это сделать. На мои вопросы мог ответить лишь тот, кого я любила и чью могилу украшала цветами.

А в то время как я мыла, скребла и драила чужой дом, Городской попечительский совет готовил документы для отправки моего нового одноклассника Роберта Бэка и ещё нескольких детей из семей с низким достатком – из их полуподвальных нор на окраине Хэттлстоуна – в Шеффордский приют для мальчиков Святого Франциска. В те дни родителям Шарлотты пришлось стать свидетелями немыслимых истерик, поскольку Лотти грозилась отравиться крысиным ядом, если они не спасут её нового друга и его опустившую руки мать. Со слов мистера Роуза, сцена была грандиозной.

(P.S. Знала ли я, что он мой отец? Все знали, но это отдельная песня. Главное, что Дерек Роуз готов любить "своих чучундриков" вечно. Даже сейчас, когда мы с Шарлоттой в капитальных контрах, отец регулярно выходит на охоту, чтобы отловить и затащить нас в закусочную "на откорм". Ещё у нас общее чувство юмора).

Глава 3.

"О матери, скажите своим детям не делать того, что делал я"6. Пребывание в доме Могущественного Мертвеца, вызов духа умершего с помощью Доски Уиджа в одиночку, в замкнутом пространстве, без построения элементарного защитного круга – в этом не было для меня ничего пугающего, но расплата явилась в виде боли, когда Он ответил. Красивая планшетка-указатель с козлиной головой и деревянная доска упали с колен, когда я поднялась с пола в Алтарной комнате. "Я вернусь домой и изорву твой портрет в клочья, Салазар!" – эта мысль помогала мне сдерживать слёзы, пока я сбегала по лестнице.

"Можешь брать, что угодно, ты же за этим сюда явилась".

Я не вынесла ни пылинки из этого дома, даже пустую металлическую шкатулку из разрушенной садовой беседки выскребла дочиста и поставила на каминную полку. Жестокий, вероломный, порочный старик, как ты смеешь считать меня воровкой?! Мне нужно было как можно скорее выбраться на улицу.

Внезапно тишина взорвалась звуками громкой оркестровой музыки, источник которой, несомненно, находился в доме. Любопытство заставило меня развернуться и пойти на звук – я просто не могла не идти.

На столе в кабинете стоял патефон, но стоило мне зайти внутрь, музыка смолкла, а дверь за моей спиной захлопнулась.

Я обернулась: у двери стоял мальчишка с огромными синими глазами, тот самый любитель плеваться. Сначала сердце у меня ушло в пятки, а потом пришла здравая мысль, что, возможно, неблагодарный Салазар заслуживает того, чтобы его ковры немного пострадали.

– Как ты сюда попал?

(Глупый вопрос. А как я сюда попала. Может нам пора организовать "Гильдию прогульщиков"?)

– Это ты поставил пластинку?

Он смотрел на меня во все глаза и молчал. Похоже, смелым он был только в окружении шумной толпы на школьном дворе, где можно скрываться за чужими спинами.

– Сюда нельзя приходить. Больше никогда этого не делай, ясно? Соседи увидят и вызовут кого-нибудь из Полицейского управления.

(Ха-ха, попробуй найди себе соседей в этой старой части города).

Но глупый мальчишка даже не понял шутки, зато подал голос.

– Я с Шарлоттой!

"Это дело моей жизни, Дженни". Ясно, какое. Легко представить, как Шарлотта ходит по дому, роется в книгах Салазара, трогает и переставляет регалии на его Алтаре!.. Я подтолкнула Роберта к глубокому креслу у камина. Огонь уже угасал, но было ещё тепло.

– Оставайся здесь. Ничего не трогай, или я тебе врежу, ясно?

Я взбежала вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки и чуть не сбила свечи, которые сама же на них поставила. Оттаскаю Лотти за волосы, если она к чему-нибудь прикасалась! (Да, я уже не считала себя последователем Хэттстоунского ведьмака, но чувствовала, что должна защитить его вещи. Согласна, звучит глупо, но мне было двенадцать).

Шарлотта сидела в коридоре, прислонившись спиной к двери Алтарной, на потускневшем зелёном ковре, покрывавшем половину этажа, и тяжело дышала. Глаза моей бывшей подруги были прикрыты, ресницы подрагивали, к груди она прижимала самодельную тетрадь, распухшую от зарисовок и записей. (Забегая вперёд, скажу, что Лотти могла стать превосходным художником, если бы не пошла в журналистику вслед за Робертом, подобно крысам, зачарованным игрой Пёстрого Флейтиста).