Зигзаг у дачи

– Простите, но вы неправы, – вмешался в разговор Тима, который до этого молчал. – Точнее, в основе капучино, латте и флэт уайта, разумеется, лежит эспрессо с добавлением вспененного молока, но разница все же есть, и именно она влияет на вкус. Весь секрет в пропорциях и способе приготовления.

– Ну-ну, просвети меня, темную. – Я покосилась на подругу, у которой, похоже, сегодня было не самое хорошее настроение. Иначе с чего бы ей быть такой саркастичной.

– Капучино представляет собой идеальный баланс кофе и молока, – Тима был совершенно невозмутим. – Это самый известный и распространенный напиток, вкус эспрессо в нем чувствуется, но не преобладает над вкусом молока. Золотая середина, так сказать. Но скучная. Стандартный капучино готовят в чашке объемом сто пятьдесят – сто восемьдесят миллилитров и используют одну порцию эспрессо. Большой капучино – это две порции эспрессо, которые разводят в чашке, размер которой начинается от двухсот восьмидесяти миллилитров. Изначально капучино включал поровну по одной трети эспрессо, теплого молока и молочной пены. Однако в современных кофейнях от этого стандарта отходят. Молока наливают больше, а пены делают меньше, чтобы напиток получался более приятным по текстуре.

– И откуда ты это знаешь? – подивилась подобной осведомленности я.

– Студентом подрабатывал в кофейнях, – с легкостью признался Тима. – Латте имеет более выраженный кофейно-сливочный вкус. Это самый большой и самый молочный напиток на основе эспрессо. Его предпочитают те, кто не любит яркий вкус кофе.

– Как его можно не любить, – фыркнула Машка и допила свой напиток. – Сделай еще, будь другом.

– Да, конечно, – Тима с готовностью встал и пошел к кофе-машине, впрочем, не прекращая своего рассказа. – Латте готовят в чашке объемом от двухсот пятидесяти до трехсот миллилитров, используют всего одну порцию эспрессо, остальной объем доливают молоком, используя немного молочной пены. Если в капучино ее слой составляет сантиметр, то тут только полсантиметра. Ну а флэт уайт имеет очень яркий кофейный вкус. В нем на чашку в сто пятьдесят – сто восемьдесят миллилитров используют две порции эспрессо, то есть в два раза больше, чем в капучино. А молочная пенка совсем тонкая – примерно с четверть сантиметра.

– Теперь ясно, почему мне нравится, – Машка засмеялась, принимая из рук моего помощника очередную чашку. – Хотя для здоровья, несомненно, вреднее, но мы не младенцы, молоко пить. Нам кофе подавай. А пирожные у вас есть? Или к кофе подается только лекция?

– Есть, – Тима поставил на стол коробку с моими любимыми корзиночками.

От Димы я знала, что он специально консультировался с ним, чтобы узнать, где их лучше покупать и какие пирожные я больше люблю. Причем если сначала я восприняла подобное поведение как готовность к подхалимажу, то теперь видела в нем просто искреннее желание доставить удовольствие и сделать свою работу максимально комфортной. Кажется, мне снова повезло с помощником. А то при виде Анечки я всерьез опасалась, что уже использовала отведенный мне шанс и теперь навсегда потеряла благосклонность судьбы.

– Ты чего такая нервная сегодня? – тихонько спросила я у Машки, дождавшись, пока Тима соберет чашки и отправится их мыть. – Что-то случилось?

– Плевакин расписал на меня дело, связанное с использованием искусственного интеллекта, а я в этом ничего не понимаю, – призналась моя подруга.

– Да ладно, – усомнилась я. – По информации на апрель этого года, в России нет судебных дел, связанных с нарушением законодательства при использовании ИИ, так как нет соответствующего административного и уголовного законодательства как такового.

– Да, но тем не менее работа с нейросетями может привести к судебным спорам, – Машка снова вздохнула. – Мое дело как раз из такой категории.

– Спор об авторском контенте? – проявила осведомленность я.

– Нет, еще хуже. С авторским правом у нас как раз все более или менее понятно. Часть четвертую Гражданского кодекса РФ никто не отменял. А вот с созданием дипфейков лично я сталкиваюсь впервые. И теперь мне предстоит определить серьезность возможных юридических последствий их использования в диффамационных целях.

– Мошенники? – уточнила я, заинтересовавшись.

– Пока непонятно. Но, возможно, да. Буду разбираться.

Тима вернулся с вымытыми чашками и теперь прислушивался к нашему разговору.

– С тех пор как в в две тысячи двадцать третьем году Минцифры предложило проект «дорожной карты» по развитию и регулированию искусственного интеллекта, которое включает в себя и законодательные инициативы, суды вынесли почти полтысячи решений по искам, связанным с технологиями ИИ. Пятьдесят три процента заявленных требований удовлетворили в той или иной части, а тридцать четыре процента отклонили. Среди них преобладали такие категории дел, как получение грантов разработчиками IT-продуктов. Сумма исков составила порядка двенадцати миллионов рублей. На втором месте нарушение условий лицензионных соглашений и договоров на разработку программного обеспечения, но тут средняя цена иска невелика – всего-то двести сорок тысяч. И на третьем месте штрафы за звонки с использованием автоматизированных ИИ-систем. Цена вопроса сто тысяч рублей за иск. Внимание к искусственному интеллекту повышается, так что количество судебных тяжб будет увеличиваться.

– Это-то и пугает, – пробормотала Машка и встала. – Опять тебе повезло, Кузнецова. Этот твой помощник – просто ходячая энциклопедия. И в кофе разбирается, и в интернет-технологиях.

И снова я не понимала, шутит Машка или просто завидует. И что же это такое с ней происходит? С мужем, что ли, поссорилась?

Не в моей натуре лезть к человеку в душу, даже если это моя близкая подруга. Захочет – сама расскажет.

Машка ушла, а я глянула на часы и убедилась, что до начала следующего судебного заседания еще есть время.

– Тима, найди мне информацию про судебную практику в сфере искусственного интеллекта, – попросила я своего помощника. – Если количество таких дел будет возрастать, то следующей жертвой Плевакина могу стать уже я. Хотелось бы быть готовой.

Тима с готовностью вытащил смартфон. Он предпочитал работать на нем, а не на компьютере, что тоже было мне внове. Ну да ладно, пусть делает так, как ему удобно.

– Термин «искусственный интеллект» впервые появился в Указе Президента № 490 от 10 октября 2019 года и Федеральном законе № 123-ФЗ от 24 апреля 2020 года, – начал зачитывать Тима результат, выданный нейросетью. – ИИ и нейросети – система технологических решений, охраняемых в рамках законодательства об интеллектуальной собственности. Важно, что полноценное регулирование рассматриваемой сферы и устоявшиеся подходы в правоприменительной практике при решении споров, связанных с ИИ, отсутствуют, однако судебные споры, возникающие в последние два года, становятся фундаментом для корректировки регулирования свода законов в будущем. Острее всего стоит вопрос правового регулирования и применения на практике нейросетей с позиции авторского права. Например, до конца непонятно, подлежат ли правовой защите произведения, сгенерированные нейросетями, и как обезопасить правообладателей произведений от несанкционированного использования их работ со стороны ИИ.

– А за границей как? – полюбопытствовала я.

Тима быстренько забил новый запрос, который, как я теперь знала от своего помощника, называется промпт.

– Правовые пробелы касательно использования ИИ-технологий, в частности нейросетей, присутствуют в законах всех стран мира, – сообщил нам с ним ИИ спустя несколько мгновений. – Однако большинство государств выбрало путь правовой защиты произведений, сгенерированных искусственным интеллектом. Показательным является решение суда китайского округа Наньшань от 25 ноября 2019 года. Истец – Shenzen Tencent Computer System, ответчик – Shanghai Yingxun Technology. Главным вопросом, который стоял перед судом, была фактическая возможность защиты прав автора на произведения, созданные нейросетями. Shenzen TCS создала ПО Dreamwriter, которое умеет генерировать тексты по определенной структуре. Истец создал техзадание для ИИ, загрузил в программу и позволил нейросети создать статью о Шанхайском фондовом индексе. Ответчик без разрешения истца опубликовал эту статью от имени своей компании, не позаботившись даже об изменении заголовка. Суд встал на сторону истца.

– Чем обосновали? – теперь мне стало по-настоящему интересно.

– Выводы суда гласили, что промпт для создания текста производил человек и что ИИ создал текст на базе заранее заданных алгоритмов, которые тоже создавал человек, а не машина. И что нейросети автоматизируют лишь часть процесса создания готового произведения. А это означает, что полученный с учетом нейросети текст все равно был создан благодаря интеллектуальному труду человека, а потому результат подлежит охране с позиции авторского права.

– Разумно, – согласилась я.

– И в США суд так и не признал искусственный интеллект автором, – продолжил оглашать результат своих изысканий Тима. – Представители Бюро авторского права еще в две тысячи двадцать втором году не поддержали защиту произведения, сгенерированного нейросетью. Запрос подал изобретатель, вот уже несколько лет борющийся за признание авторских прав на изобретения, созданные ИИ. Он уже подавал аналогичный запрос ранее, получил отказ и теперь пытался оспорить само требование о том, чтобы автором произведений мог считаться только человек. В Бюро подчеркнули, что законодательство США в настоящее время защищает исключительно результаты интеллектуального труда людей. Иными словами, авторским правом защищены только произведения, созданные людьми. Прецеденты, содержащие иную позицию, по сей день отсутствуют. Тогда этот же изобретатель обратился в суды других государств. Мнения судей разделились. Его позицию, например, поддержали в ЮАР.

– Если кратко резюмировать все, что ты рассказал, то работы, сгенерированные искусственным интеллектом, можно признать произведениями, охраняемыми авторским правом, во многих странах их правообладателями считаются не системы ИИ, а люди. Нейросети по-прежнему являются инструментом, который именно люди используют для создания текстов, картинок и других произведений, а значит, только человек может быть признан автором и правообладателем. Однако законодательная база для регулирования онлайн-сервисов, которые генерируют контент, еще не разработана, – подытожила я.

– Все верно, – кивнул мой помощник. – Если человек использует искусственный интеллект для реализации своей задумки, направляет работу ИИ и редактирует результаты, то он и правообладатель. Момент признания ИИ как субъекта авторского права, как показывает мировой опыт, пока не настал, и в ближайшее время это вряд ли произойдет, хотя законодательство все время развивается.

– А значит, и нам предстоит учиться, учиться и еще раз учиться, – задумчиво сказала я. – Заветы дедушки Ленина по-прежнему актуальны, но лично я учиться совсем не против. Так, у нас через семь минут начало заседания. Вот что, Тима, сделай мне пока еще одну чашечку своего волшебного кофе.

Наталья Кузнецова чувствовала какое-то смутное внутреннее беспокойство. Избавившись от домика в деревне, она вдруг начала мечтать о собственной даче. Не такой, как у нее была, – разрушающейся деревянной халабуде, а о современной даче с водопроводом, отоплением и канализацией, чтобы не просто приезжать туда на пару дней кормить комаров, но и жить круглый год.

Идеальной картинкой, поселившейся в голове и визуализирующей ее мечты был загородный дом, в котором сейчас со своей новой семьей жила Варя Миронова, бывшая жена Виталия. В глубине души Натка не понимала, как возлюбленный ее сестры мог добровольно отказаться от такого прекрасного дома. Конечно, от Москвы далековато, но это из-за пробок, а не из-за расстояния. Зато какое там раздолье, особенно для детей.

Сейчас уже начались летние каникулы, так что дети нового Вариного мужа, восьмилетний Петька и трехлетняя Алиса, полностью перебрались за город, где им, разумеется, было гораздо вольготнее, чем в московской квартире. Их отец Виктор, работающий в крупной IT-компании, переехал вместе с детьми и большую часть времени проводил на удаленке, наведываясь в офис в Москве один-два раза в неделю и выбирая для этого те дни, когда сама Варя, имеющая скользящий график два на два, оставалась дома на выходных и могла приглядывать за детьми.

Другими словами, у Гладышевых царила полная идиллия, которой Натка, разумеется, не завидовала, потому что в ее собственной семье тоже все было хорошо. А вот комфортной загородной жизни не завидовать не получалось, и каждое утро, глядя на московский двор с буйно разросшимися, но пыльными кустами сирени, Натка невольно вздыхала, представляя, как хорошо выйти на крыльцо собственного особняка в шелковой пижаме, спуститься босиком на мягкую пышную траву и вдохнуть свежесть утра с ароматами цветущих трав и голосами разных птиц.

– Последовательность – твое второе имя, – заметил Таганцев, когда жена поделилась с ним своими мечтами. – У тебя был пусть небольшой, но все-таки вполне пригодный для проведения там времени летом деревенский домик, который ты продала, а теперь тебе, оказывается, для счастья не хватает именно дачи.

– Костя, от такого предложения грех было отказываться, – резонно заметила Натка. Она не любила, когда ее решения подвергались сомнению. – Мы получили за наш дом в полтора раза больше его рыночной цены. А он все равно нуждался в ремонте, на который у нас не было денег. Теперь же они у нас есть, лежат на счете в банке и растут потихоньку, так что при грамотном планировании мы можем себе позволить купить землю и построить новый дом. На порядок лучше, современнее и комфортнее, чем был наш.

– Ты мне сейчас напомнила анекдот, – Костя от души улыбнулся.

– Какой?

– «Опять весна и хочется в Париж, как и в прошлом году». – «А вы в прошлом году были в Париже?» – «Нет, просто мне тоже хотелось».

Натка надулась.

– Не смешно. В прошлом году мне не хотелось ездить на дачу, потому что там пол под ногами норовил провалиться. А у тебя вечно не хватало времени, чтобы все там привести в порядок. А на новую дачу я бы с удовольствием ездила. Я тоже могу часть недели проводить на удаленке, так что могла бы с детьми жить на природе с четверга по понедельник, а вторник и среду проводить в Москве, чтобы контролировать рабочие процессы.

– А дети во вторник и среду с кем бы оставались? – полюбопытствовал Таганцев. – Моя-то работа, если ты не забыла, удаленку не предусматривает. И еще вопрос на логику: если у меня не было времени даже на то, чтобы починить деревянный пол, то как, по твоему разумению, я мог бы контролировать строительство?

– А я и не прошу тебя ничего контролировать, – с вызовом в голосе сообщила Натка. – У меня есть бригады мигрантов, которые делали ремонт в моем ТСЖ, так что я бы с ними договорилась. Они бы мне все построили под ключ и гораздо дешевле, чем берут всякие фирмы, которые дерут с людей втридорога. Надо только найти подходящий земельный участок, чтобы был от Москвы недалеко, но при этом стоил недорого.

– Натка, в словосочетании «быстро, качественно, недорого» одно слово, как известно, лишнее, – Костя покачал головой. – Такого нового участка, который бы тебя устроил и при этом мы могли бы его себе позволить, мы не найдем. Так что собирай детей к Сизовым и, если хочешь, поезжай туда на недельку-другую сама. Старики всегда рады тебя принять, а этого срока будет вполне достаточно для того, чтобы возродить в тебе любовь к мегаполису. Надолго тебя в деревне не хватит.

До отъезда детей в деревню к Сизовым оставалось еще две недели. Сенька готовился к итоговым крупным соревнованиям по плаванию, которые должны были принести ему новый спортивный разряд, а Настя пока ходила в детский сад. Это время Натка, не бросавшая слов на ветер и не привыкшая легко отказываться от своих желаний, провела за мониторингом предложений земельных участков в ближнем Подмосковье.

Результаты этого мониторинга привели ее в уныние. Костя в очередной раз оказался прав. Та земля, которая ей нравилась и подходила, стоила столько, что денег на нее и строительство не хватит, даже если продать их московскую квартиру, к слову, купленную в ипотеку. А другой деревянный сарайчик, доступный им по деньгам, Натке не нужен. Не для этого она продавала дом рядом с такими замечательными соседями, как Сизовы.

В запале она даже показала мужу рекламу программы «Дальневосточный гектар», в рамках которой всем желающим раздавали бесплатно по одному гектару земли на Дальнем Востоке. А что, может, махнуть туда? Землю получить бесплатно, построить дом на имеющиеся деньги, московскую квартиру сдавать, чтобы рассчитываться с ипотекой. Будет детям задел на будущее, когда придет им пора определяться с институтом.

А самим встретить старость фактически на берегу Тихого океана, например на Камчатке. Природа там красивая. Полицейские везде нужны, так что Костя работу легко найдет, да и она сама без дела точно не останется.

Своими мыслями Натка поделилась с мужем, когда он вечером пришел с работы.

– Понимаешь, эта программа позволяет любому гражданину России, вне зависимости от места жительства и семейного положения, бесплатно получить до одного гектара земли.

– Зачем тебе один гектар? – осведомился Костя.

Он явно устал и был не в духе. Ему хотелось поужинать и провести тихий семейный вечер за просмотром мультиков вместе с Настенькой, а не вовлекаться в очередные бредни его дражайшей супруги. Надо же, какой-то дальневосточный гектар придумала.

– Мы могли бы построить себе большой дом, а рядом еще гостевые дома. И открыть туристический бизнес. Людям сейчас совершенно некуда путешествовать, а Камчатка очень красивая, но там сервиса почти нет. Я читала. Мы бы могли предлагать комфортное проживание и питание, организовывать экскурсии. При надлежащей рекламе к нам бы гости валом валили, и все вложения довольно быстро бы окупились. А с рекламой нам бы Сашка помогла. Она раскрученный блогер, которого читают небедные люди. Ее подписчики могут себе позволить купить билет на самолет до Камчатки, тем более что эти направления компенсируются государством.

– Наташа, если бы все было так просто, то там бы уже было не протолкнуться от подобных гостевых домов, – призвал к остаткам Наткиного разума Костя. – Программа «Дальневосточный гектар» работает с две тысячи шестнадцатого года.

– Да. И за это время участки уже получили более ста пятидесяти тысяч человек. Ты хочешь сказать, что все они ничего не соображают? Да только с января того года двенадцать тысяч человек подали свежие заявки. Я искренне не понимаю, почему мы не можем оказаться в их числе? Это же ни к чему не обязывает. Я понимаю, что решиться переехать на Дальний Восток насовсем довольно трудно, однако можно считать это своеобразной инвестицией. Земля есть земля, ее всегда можно будет продать.

– Точно как в Настином любимом мультике про кота Матроскина, – Таганцев тяжело вздохнул. – Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет.

– У нас есть деньги, – Натка повысила голос. – В банке лежат под приличный процент. Их вполне можно использовать для строительства будущего загородного дома. И я намереваюсь увеличить эту сумму. Буду с каждой зарплаты откладывать на тот же счет по десять тысяч рублей.

– На маникюре сэкономишь? Ты же и так все время говоришь, что мы живем впритык, от зарплаты до зарплаты, а вокруг все дорожает.

– Сэкономить можно всегда, – упрямо заявила Настя. – Тем более летом, когда Сенька и Настя будут в деревне. За кружки и секции платить не надо, на развлечения детей водить не надо, вот и отложим, сколько сможем, в фонд будущей фазенды.

– На Дальнем Востоке?

– А пусть бы и так!

Не найдя понимания у мужа, Натка решила обсудить свою новую идею с сестрой.

– Я не понимаю, почему он упирается! – возмущенно пересказывала она разговор с мужем. – Уже три года можно бесплатно получить землю не только на Дальнем Востоке, но и, например, в Карелии, а это гораздо ближе. И природа там замечательная. А воздух какой.

– Ты хочешь замуровать себя в карельской глуши? – кажется, Лена тоже не разделяла ее оптимизма.

– Да какой глуши?! – возопила Натка. – Землю можно взять всего-то в двадцати километрах от городов с населением в триста тысяч или даже в десяти километрах от маленьких городков с населением в пятьдесят тысяч. Главное, чтобы земля там не была зарезервирована под государственные нужды и не находилась на территории заповедников. Надо просто съездить и посмотреть на месте. Лена, можно подать коллективную заявку. Если участвуют десять человек, то это десять гектаров земли. Ты бы рассказала Виталию, может, он заинтересуется строительством своего поселка будущего именно в Карелии. Нас четверо, вас, с учетом Сашки, тоже четверо, вот тебе уже восемь гектаров. И есть пять лет, чтобы подумать. Чем плохо?

Сестра что-то приглушенно сказала в сторону от трубки. Видимо, обращаясь к помощнику.

– Вот, я теперь пользуюсь искусственным интеллектом благодаря Тиме. Так что мне понадобилось меньше минуты, чтобы ответить тебе на вопрос, что плохо, – снова услышала она голос Лены. – У участника программы «Дальневосточный гектар» действительно есть пять лет, чтобы освоить землю. Построить дома, начать вести сельское хозяйство, создать бизнес, обустроить дачу и оформить участок в собственность или аренду. Однако уже через два года безвозмездного пользования человек должен задекларировать выбранный вид использования участка – сообщить, что именно он собирается делать на этой земле. Поэтому думать четыре года, сидя на попе ровно, не получится. В период безвозмездного пользования участок нельзя ни продать, ни подарить, ни заложить, поскольку все права на него остаются у государства. И если ты не освоишь его в течение пяти лет, то потеряешь на него все права, а повторно получить землю уже не получится. Натка, согласись ты уже, что твой очередной прожект не имеет никакой связи с реальностью.

Натка тяжело вздохнула. Даже искусственный интеллект и тот против нее. Что ты будешь делать? Впрочем, мечта о собственном загородном доме не развеялась, а потому Натка с удвоенной силой начала штудировать рекламные объявления в поисках подходящего земельного участка в Подмосковье. Ладно, надо признать, что идея с дальневосточным гектаром вряд ли выгорит, да и не хочет Натка жить нигде, кроме Москвы. Но построить дом недалеко от столицы ей никто не сможет помешать. Нужно лишь терпение и чуточку везения.

Пока что все предложения начинались от двухсот двадцати тысяч за сотку. И тут Натка увидела объявление, которое заставило ее не поверить собственным глазам. Совсем близко от Москвы, более того, практически в том же самом месте, где находился ее старый деревенский дом, фактически на окраине Красных Холмов, где когда-то в советские годы располагались колхозные поля, распродавалась земля всего за десять тысяч рублей за сотку.

Такая низкая цена объяснялась специальной акцией по переводу бывших земель сельскохозяйственного назначения в новую категорию пользования, что Натку очень заинтересовало. На счету в банке у нее лежали шесть миллионов рублей. Если купить тридцать соток, а больше им для семьи и не надо, выйдет всего-то триста тысяч, так что оставшихся денег вполне хватит на строительство приличного дома со всеми удобствами и коммуникациями. Только надо поторопиться, потому что земли вокруг все меньше, а дачу, как говорится, хочется всем.

Костя ее новую идею тоже встретил без всякого восторга.

– Наташа, бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ты же сама мониторила объявления и видела, что земля даже в самом невыгодном месте стоит в двадцать раз дороже. А в хорошем месте и до нескольких миллионов за сотку доходит. Скажи, за счет чего тогда весь этот аттракцион неслыханной щедрости? Да тебя просто обдурят, и все. Деньги заберут, а никакой земли ты не получишь.

– Почему ты так говоришь? – возмутилась Натка. – Ты же даже не изучал вопрос, а уже сразу обвиняешь незнакомых людей в недобросовестности. Знаешь, Костя, это в тебе профессиональная деформация говорит. Ты во всем видишь мошенничество и злой умысел. А всего-то надо съездить в указанный в рекламе офис и все узнать.

– Я никуда не поеду.

– Тогда хотя бы позвони.

– И звонить я не буду. Мне не нужна дача. У меня все равно нет времени на нее ездить.

Пожалуй, в этот вечер они впервые за все время семейной жизни практически поссорились и спать легли крайне недовольные друг другом. Лежа на боку, отвернувшись от мужа, Натка размышляла о том, каким упертым бывает Таганцев. Ничего ему не нужно. Не хочет ради семьи даже пальцем о палец ударить. Как будто не понимает, что она думает в первую очередь о будущем детей, об их здоровье и комфорте. Не для себя же ей нужна эта дача.

Майор Таганцев же, чувствуя, что сон не идет, думал о том, что, пожалуй, немного устал от вечных взбрыков своей неугомонной супруги. Когда-то Наткины непредсказуемость и спонтанность казались ему этаким веселящим газом, способным разогнать тучи любого плохого настроения. Сейчас же ему хотелось немного отдохнуть от этого постоянно грозящего извержением вулкана. И этот симптом казался ему тревожным. Жену майор Таганцев любил, а семью свою ценил больше всего на свете.