Москва навсегда. О нелюбви и не только

Глава 1. Приезд

– Граждане пассажиры, приехали! Конечная станция Москва! – объявила маленькая востроносая проводница седьмого плацкартного вагона. Пассажирский поезд, прибывший из Западной Сибири, раскинулся шестнадцативагонным телом по перрону Казанского вокзала. Сотни пассажиров устремились навстречу столице. Среди них был двадцатитрехлетний Андрей Крайнов, среднего роста, крепкого, скорее жилистого, сложения, светло-русый и коротко стриженный, он был в туфлях Баффало, летних голубых джинсах, короткого рукава футболке. Закончив университет и отслужив лейтенантом, год проработал в торгово-производственной фирме в родном Новосибирске. Он долго добивался и, наконец, добился перевода в Москву в отдел маркетинга, в центральный офис компании, и сейчас, попрощавшись с проводницей, выходил навстречу своему московскому будущему.

На перроне Андрея встречал старый школьный друг Денис Столяров, переехавший в Москву около года назад. Денис работал аранжировщиком поп-музыки, его карьера развивалась успешно для музыканта из провинции – он пережил начальный, самый сложный для приезжего период московской жизни, поработав несколько месяцев звукорежиссером и музыкантом в московском клубе Hungry Duck. Его заметили в музыкальной тусовке, и сейчас он устроился аранжировщиком на студии Дмитрия Валерьяновича Лещенкова – когда-то главной звезды советской эстрадной песни, неувядаемое мужское обаяние которого еще пользовалось спросом на корпоративах у менеджеров и бухгалтерш финансовых и сырьевых фирм – флагманов российской экономики. Зарабатывая у Лещенкова превращением его патриотичных советских хитов в мускульные синглы с современным звучанием, Столяров саунд-продюсировал будущих московских поп-звезд, с ненасытным удовольствием провинциала вкалывал и вгрызался в нутро российского шоу-бизнеса.

Долговязая Денисова фигура недвижимо стояла среди бешеного перронного мельтешения прибывших, встречающих, грузчиков, таксистов, продавцов минеральной воды, сдатчиков квартир на ночь или сутки.

– Как ты, Денис? Освоился в Москве? Машину успел купить? Ты, вроде, собирался, – поздоровавшись, спросил Крайнов.

– П-п-привет, – с детства он немного заикался, близкие люди, зная это, ждали следующих слов и фраз, которые он чаще всего говорил без запинок. – П-п-пока нет, на метро поедем, а в Новосибирске что нового?

– Из самого нового – Щербицкий месяц назад развелся…

– Н-н-ну, правильно, головой надо думать… в 18 лет жениться…

Подхватив багаж и вспоминая общих знакомых, друзья направились к метро. Поезд с Комсомольской кольцевой с грохотом рванул вперед; понесся по чреде станций на север Москвы: Рижская, Алексеевская, ВДНХ… Из метро друзья пересели в трамвай, он, застучав колесами, тронулся вперед. В левом окне перед глазами Крайнова проплыла триумфальная громада главных ворот ВДНХ. Затем показались главные скульптурные герои советского соц-арта – Рабочий и Колхозница – они все еще держались вместе, упрямо противостоя новым героям эпохи 90-х: крепко сбитому, бритому наголо брутальному парню в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами и тонконогой обесцвеченной стеклянноглазой блондинке в розовой мини-юбке. Рабочий и Колхозница поднимали вперед руки с серпом и молотом и искоса, осуждающе смотрели на Крайнова. Свернув направо, на Галушкина, и проехав с минуту, трамвай затормозил.

– Н-н-наша остановка, выходим, – сказал Денис. Пройдя в небольшой дворик десятиэтажного дома красного кирпича, друзья поднялись на лифте на пятый этаж.

– П-п-пару дней назад с дачи хозяин приехал, – сказал Столяров, открывая дверь. Тут же в прихожей оказался и хозяин квартиры, маленького роста мужчина, лет 30—40; брюнетистый, с бегающими глазами интеллигентного пьяницы и мелкого дебошира, в грязно-серых летних штанах и длинной, давно не стиранной нательной рубахе, из-под которой выглядывал волосатый мамончик.

– Аа, Денис, я – Серега, – брюнетистый хозяин быстро всунул маленькую сухую ладонь в руку Крайнову и тут же ловко исчез из прихожей.

Это была квартирка с двумя одинаковыми по метражу комнатами, небольшим коридорчиком, туалетом и ванной, шестиметровой кухонькой; в квартире были заметны следы ремонта: когда-то хорошего темно-зеленого ковролина, деревянных, лакированных межкомнатных, дверей, хороших обоев. В Денисовой комнате напротив окна стояла небольшая тахта.

– Р-р-располагайся, – кивнул в ее сторону Столяров. Напротив тахты, в противоположном углу стояла незаправленная одноместная кровать; рядом с кроватью шифоньер, в переднем углу, рядом с окном, стол с компьютером и двумя стульями. На стульях навалены столяровские шмотки. Посреди комнаты прямо на ковролине в хаотичном, понятном только музыканту порядке, была нагромождена музыкальная аппаратура: усилители, синтезатор, микрофоны, по стенам комнаты – музыкальные колонки; между шифоньером и столом – куча мусора: бутылки из-под колы, пепси, минералки, сигаретные пачки Marlboro Lights, Kent, целлофановые пакеты, по комнате в разных углах были раскиданы журналы «Птюч» и ОМ. – Давно ж ты уборкой не занимался, – сказал Крайнов.

– З-з-завтра пионерка придет, приберется, – ответил Столяров. – Я сейчас на день рождения к приятелю еду. Хочешь, со мной п-п-поехали.

– Еду, в душ схожу.

– Оп-п-паздываем, – кивнул Денис, уходя на кухню.

– Жди, я быстро, – Крайнов достал полотенце из одной из сгруженных рядом с тахтой вещевых сумок, отправился в душ.

Поднявшись на эскалаторе метро Арбатской, друзья вышли в уже начавший вечереть август. Солнце заваливалось куда-то за Новый Арбат, за высотку гостиницы «Белград» и еще дальше на запад, за гостиницу «Украина». Позади остались книжные развалы и тренькавшие на гитарах уличные музыканты, от которых за версту разило дорогой; друзья прошли по подземному переходу, приближаясь к ресторану «Прага», снова спустились в подземный переход, поднялись со стороны Московского дома книги.

– П-п-пиздец, что с баксом происходит?! – выругался Столяров, показав глазами на обменник, у которого улыбчивая девушка в голубых джинсах меняла цифры.

Друзья шли по Новому Арабу, на противоположной стороне в вечереющем блеске сияла мажорная «Метелица»; словно играя в пятнашки, легко и изящно покачиваясь, больше чем за сотню, в сторону Кутузовского по Новому Арбату пронесся мотояпонец; он был истинный москвич – легкий, быстрый, скоростной и наглый. Они подошли к высотке, рядом со «Спорт-баром» стояли дорогие машины: купе и родстеры, вокруг крутились набриолиненные молодые люди и длинноногие красавицы в коротких юбках.

У Дениса пискнул пейджер, он просмотрел сообщение, поднимаясь по лестнице, обернулся к Андрею: «Идем».

Крепкий охранник, напряженно думая, уставился на друзей и положительно среагировал только на денисовское «свои». Друзья прошли по первому этажу, через танцпол, в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Парни в блестящих брюках, женщины в легких радужных платьях вызывающе танцевали, совершенно не стесняясь раннего вечера, незнакомых людей, собственных эксцентричных движений.

Друзья поднялись на второй этаж и направились в дальний конец зала, в ресторанную зону, где за одним из столиков сидели двое – парень и вихлястая рыжеволосая девица. Молодого, коротко стриженного под альтернативу голубоглазого, курносого парня Андрей узнал – это был Матвей Журавский, ведущий молодежной телепередачи «До 17 и старше». На столике стояла початая бутылка золотой текилы, несколько маленьких, тонюсеньких рюмок, бокалы для сока, пара блюдец с тонко нарезанным лимоном, кувшин с соком, солонка. Познакомились. Крашенная рыжеволосая девица улыбнулась Денису, не заметив Крайнова. Столяров достал из пакета пару DVD-дисков в подарок Журавскому: Reload, Metallica и Homogenik Byorke.

– Спасибо, Денис, за подарок. Скажи, как тебе понравилось, слушать можно, серьезные вещи? – спросил Журавский.

– М-м-мetallica, рубит лавэ, скуксилась, а у Бьорк – альбом охуительный.

– Да все знают, какое время сейчас, бабки только и рубят, кому что еще нужно, – ответил Журавский. – Выпьем!

Он разлил по маленьким рюмкам текилу, резко запахло сивухой.

– Все знают и помнят, как пить текилу? Из мексиканских кактусов сделана, по голове бьет, мама не горюй! – Журавский глянул на Крайнова. – Смотри, сыпем соль на руку, слизываем, выпиваем и закусываем лимоном.

Все, включая рыжеволосую девицу, выпили. Повторили.

– В швейцарских барах после шестой текилу б-б-бесплатно наливают, – к чему-то сказал Столяров. Выпив еще по одной, все за столом как-то оживились…

– …Лучшие камеры и зарплаты на НТВ, у меня жена второй год на канале вкалывает как рабыня, но ей башляют. Сейчас в командировке в Хорватии, Гусинский в своих вкладывает, не то что на Первом, мы никому не нужны! В это время к их столику подошла улыбчивая официантка, Матвей занялся ей.

«Интересно, а кто ему рыжеволосая?» – подумал Крайнов.

– Л-л-любовница, – как будто поняв, о чем думает друг, негромко сказал Столяров. – Но ненадолго, бросит.

– Почему?

– Жадный. И д-д-денег нет. С-с-смотри… – Денис насмешливо махнул рукой в сторону Журавского, который с пафосным видом что-то объяснял молоденькой официантке.

– Денис, скажи, что там, Багровская придет? – спросил Журавский, поговорив с официанткой.

– Д-д-да, написала на пейджер, что подъезжает… – ответил Столяров. – А вон и Юлька…

Крайнов оглянулся. К ним подошла высокая, худенькая девушка. У нее были темные энергические глаза, темно-каштанового цвета волосы, уложенные в каре, чуть вздернутый, вострый носик. На ней была кремового цвета летняя юбка, легонькая темная блузка. Столярова она как бы не заметила, он сам притянул ее к себе за руку, чмокнув в щеку.

«Ноги красивые… и в Нске, и здесь красивые женщины вокруг Дениса… богема…», – подумалось Крайнову.

– Я узнала, что Игорь Сорев только что разбился – выкинулся с шестого этажа своей квартиры на Тверском, и сейчас в реанимации, – сказала Багровская.

– Я услышала в новостях, по «Русскому радио», – добавила она.

– Вот так день рождения у тебя, Журавский, то бакс прыгает, то Сорев разбивается, – фыркнула рыжеволосая.

– И не говори… Сам не ожидал такого от своего рождения, событие одно другого круче… Ты что будешь пить, Юль? – спросил Журавский, повернувшись к ней.

– Я, пиво.

Официантка принесла, жареную картошку, пиво, мясо по-французски. Под мясо выпили. На первом этаже мелодичные, танцевальные переливы сменил энергичный рейв. Крайнов поймал на себе взгляд Багровской, она, не стесняясь, внимательно, изучающе рассматривала Андрея.

«А она интересная…», – снова закрутилось в пьянеющей голове Андрея.

– Расскажи, как тебе здесь, в Москве? Замечаешь отличия с Новосибирском? Надолго к нам? – Крайнов как будто бы издалека услышал вопрос Журавского.

– Посмотрю, как получится…

Выпили, потом еще по одной. Андрей вслушивался в новый разговор компании. Говорили в основном Матвей и рыжеволосая. Они заспорили о российской музыке.

– Да что ты мне говоришь про наш рок, перестань, дорогая! Все, что осталось, это «Сплин» и «Мумий тролль», да попсовый Дельфин, – перекрикивал рейв Журавский. – Говорю же я тебе, остальной русский рок – старье, помойка, совок. Да и Лагутенко по большому счету попса. Денис, что скажешь?

Денис в ответ хохотнул:

– С-с-сейчас диджей Грув, диджей Фонарь – вот кто рулит. Лагутенко крут, а из попсы был талантливый проект – «И-и-иванушки», да не стало, Сорева шоу-бизнес с-с-сожрал!

Крайнов опьянел, его подташнивало. И тут же Журавский разлил еще по одной, отказаться показалось слабостью, Андрей выпил, и организм принял мексиканскую сивуху, тошнота прошла.

Столяров, заметив самочувствие Андрея, двинулся из бара на воздух, Крайнов протянул руку Журавскому, тот продолжал что-то доказывать рыжеволосой. Внезапно Крайнову как день стало ясно, что Журавскому нравится Багровская. Крайнов еще раз глянул на нее, поймав на себе ее внимательный взгляд, кивнул всем и, чуть пошатываясь, направился за Столяровым; вышли на уже поночневший Новый Арбат.

– В-в-вот она, Москва, Андрюха, – хавай ее! – пафосно, по-нски сказал Денис. Они спустились по лестнице на бульвар Нового Арбата.

Денис закурил.

– Как ты с ней познакомился? – спросил Крайнов, кивнув в сторону «Спорт-бара».

– Н-н-не я, Журавский, на тусовке у каких-то банкиров ее склеил. Юлька Плешку закончила, работает в банке, голубая московская кровь, в шикарной квартире на Проспекте Мира с матерью живет. С-с-своя квартира в Марьиной Роще; не то, что я, сибирский лошок, – разоткровенничался Денис.

– Нравится она тебе?

Денис, помолчав, ответил:

– М-м-москвички не такие душевные, как наши девчонки, но москвичка достанет твое сердце из груди и его в мясорубке на ф-ф-фарш перекрутит… Я тебя на тачку посажу, по Москве п-п-прокатишься.

Денис отцепил второй ключ с магнитиком от подъездной двери от колечка и протянул Андрею:

– Н-н-на хозяина внимания не обращай, он, может быть, уже бухой, но в принципе мирный, только среди ночи курить или бабок стреляет. Д-д-денег не давай, не вернет. Мы поедем в клубешник, еще потусуемся.

– Когда тебя ждать?

– З-з-завтра, я после клуба к Юльке поеду. А у тебя какие планы?

– Созвонюсь с парнем, в универе учились вместе, сейчас с ним в одной фирме работаем, по работе поговорим.

– О'кей, я завтра к вечеру в-в-вернусь, – ответил Денис.

Таксист, проехав по Садовому, мчался по Проспекту Мира, в сторону ВДНХ. Количество неона и электричества, громадные размеры города, домов, шикарные европейские и японские машины, москвичи с их отношениями и интересами ослепляли и будоражили одновременно. Пьяный непонятным, нерусским, кактусовым хмелем Крайнов почувствовал, что влюбился в Москву в первый же день своего приезда – в понедельник, 17 августа 1998 года.

Приоткрывшись, скрипнула комнатная дверь, в дверном проеме показалась небритая, растрепанная физия хозяина квартиры, Сереги.

– Денис, Андрюха, к вам гостья! Я ее оставил в прихожей. Просыпайтесь!

Андрей встрепенулся и, соскочив с тахты, стал одеваться; сколько он проспал и сколько сейчас времени, совершенно не понятно, Дениса не было, а Серегина довольная физия все не исчезала.

– Ну так я скажу ей, чтоб проходила? Симпатичная, – сочным полушепотом добавил он.

– Привет, меня Рита зовут, – представилась худенькая миловидная девушка лет семнадцати. – Я помогаю Денису убираться, иногда в гости к нему прихожу. Она стеснительно пожала своими девичьими плечиками, светло посмотрев на Андрея.

«Юная поклонница таланта, что ли? А да, пионерка, он что-то вчера говорил», – вспомнил Крайнов.

– Проходи, – сказал он, кивнув головой. Он сложил постельное белье на край тахты и пошел умыться в ванную. Голова, как ни странно, после вчерашней мексиканской сивухи была ясной. Умывшись, вернулся в комнату, наблюдал за девушкой, наводившей порядок в столяровском бардаке. Она сложила постельное белье и шмотки, взялась за целлофановые пакеты с мусором, пустые бутылки и пепельницы с окурками, в руках появился веник, совок. У нее был типичный, свойственный москвичкам, вздернутый аккуратный носик, маленький рот, полные, красивые, бантиком губки, серые, глаза; собирая пакеты, она поглядывала на Андрея.

– А ты в гости приехал к Денису, ты тоже музыкант? Из Рязани?

– Не совсем музыкант. А почему из Рязани? – удивленно спросил Андрей.

– Денис же из Рязани.

– А-а, вот как, да. Не, я не из Рязани, я из Сибири, из Новосибирска, – добавил Крайнов.

– Ну, это же где-то рядом. Включи музыку, – попросила она,

– Что любишь слушать?

– Что угодно, только не радио. Что у Дениса есть интересного?

Крайнов включил диск Mercury Falling, из басовитых дорогих колонок зазвучали мелодичные, успокаивающие переливы Стинга. Она закончила уборку, поправила волосы, мило пыхнув на челку, спросила:

– Я принесла печеньев, в прихожей пакет оставила, в упаковке, вкусные. Согреть чай? Принесу?

– Да, конечно, – ответил Крайнов.

…Они лежали на тахте, он на боку, подставив под голову локоть, смотрел на ее юное, худенькое, совсем белое, без капли загара девичье тело. Она, заметив Андреев внимательный взгляд, присела и выудила из страстно-скомканной кучи белья свои трусики, юбку, блузку, принялась одеваться.

– Так ты закончила 10 классов, а тебе 17?

– Да, я оставалась на второй год в пятом классе, сильно болела.

– А куда после школы пойдешь?

– Еще не решила…, в техникум или институт.

– На кого будешь учиться?

– У меня шить хорошо, получается, – сказала она, одеваясь. – Мне пора, я пойду, Денису привет.

– Хрен знает, что сейчас творится в России, Андрюха! А особенно в Москве! Бакс за три дня вырос в цене в два раза! И еще будет расти, точно тебе говорю! Ты же видишь по тиви, как у Кириенки очки запотевают! Если много деревянных – меняй!

– Надо бы, да. Я на пару дней подзабил на все, вчера со своим школьным другом текилу пил…

Илья Савинов присвистнул. Это был высоченный, представительный, с аккуратной русской бородкой сибиряк, так же, как и Крайнов, закончивший экономический факультет Новосибирского универа, поступивший на пару лет раньше Крайнова; в Москву переехал в 96-м году, доучивался в Нске наездами. Он работал в центральном офисе той же фирмы, куда в отдел маркетинга в Москву перевелся Крайнов. Савинов был тертым жизнью мужиком, приехавшим в Нск в 16 лет из глухой таежной деревни, с ходу поступив в универ, был одним из лучших, не только на курсе, но и на факультете. Выучил английский и свободно говорил на нем. Нская профессура на него не нарадовалась, но он рано женился, завел двоих сыновей-погодок, а сейчас жена была на сносях и ждали третьего; научная карьера Савинова с третьего курса была заброшена, он обеспечивал семью. Но Илья нисколько не выглядел испугавшимся кризиса. Наоборот, он получил от него тонус, глаза его горели новым блеском.

– Ты понимаешь?! Сейчас все пойдет по-новому в России, сначала 96-й год – «Голосуй, или проиграешь», и у нас тут, в Москве, была сладкая жизнь, деньги рекой, а сейчас и власть будет другая, и этот кризис – он круче и важней 93-го. Это эко-но-ми-ка! Теперь и Боря Энерджайзер долго не протянет, через годок закатают!

– Слушай, – в ответ спросил Крайнов. – А ты со своей семьей, – он кивнул в сторону кухни, где раздавались шкворченье кастрюль и стук тарелок, которыми руководила ильевская жена. – Не боишься? Зарплату порежут?

– Ха-ха, – захохотал Илья, – да скорей всего! Порежут, и квартплата вырастет! Мы ж в Москве в баксах за жилье платим!

– Что будешь делать?

– Ничего, старик! У меня всегда есть место для отступления, – смеялся Илья. – Уеду в тайгу, в свою деревню.

– А жена?

– А что жена, жена – учительница начальных классов! Вот уж кто без работы в деревне не останется! Да все в порядке, старик! Кризис очищает! И экономику, и людей! И страну. Вот тебе будет сложней, маркетинг точно порежут. Должность сократят. Но ничего, что-нибудь придумаем! А сейчас пойдем, посмотрим, что жена приготовила, выпьем водки за встречу.

– Давай, Илюх, но без фанатизма.

– Пара бутылок, не больше. Какой там фанатизм…

Савинов оказался прав, должность в отделе маркетинга, которой добивался Крайнов, сократили. Но он помог Андрею с работой, устроив его помощником финансового директора в автоцентр «ВАЗ-Авто». На волне кризиса даже в Москве упали продажи бюджетных иномарок, продажи русских «девяток» и «десяток», напротив, выросли, и ни безалаберность сборки на заводе, ни рекламно-маркетинговые махинации вазовских автодилеров в кризис не отпугивали покупателей. Это была не совсем та работа, на которую рассчитывал Крайнов, но кризис 98-го года, драйв от московской жизни увлекли его и затянули в Москву.

Глава 2. Знакомство

– Держала сыр ворона в пасти, а ворон умирал от страсти! Рекламная служба «Русского радио»! – голосом хохмача и радиоведущего Фоменкова кричали колонки из торговых палаток; выйдя из их рядов, Крайнов вместе с потоками туристов и отдыхающих направился в сторону главных ворот ВДНХ. Решив вопрос с московской работой, он снял комнату на юге столицы, еще не переехав в нее, собрался, наконец, посмотреть одну из главных московских туристических достопримечательностей. Родной Новосибирск, выросший в миллионник в советскую эпоху 20-го века, был размашистым городом, с большими проспектами и домами. Но храмовые красавцы-павильоны, золотые скульптуры фонтана Дружбы народов, впечатляли и завораживали. Московское ВДНХ и в российские 90-е оставалось любимым туристическим местом, где умершая советская эпоха поклонения будущему, уступила склочной, базарной России, закидавшей шмотьем архитектурных советских монстров.

За павильоном «Карелия» Крайнов свернул в заброшенную, обросшую липами аллею; пройдя пару десятков метров, он заметил, как сбоку от дорожки, на одной из освещаемых августовским солнцем прогалин, двое парней, примерно его возраста устроили небольшой пикник с бутылкой шампанского, шоколада, каких-то фруктов. Один из них, высокого роста, худой, темно-русый, с щегольскими усиками а-ля рус, улыбался, показывая большие и кривые, как не из его челюсти, а какого-то большего существа, зубы, насмешливыми карими глазами смотрел на Андрея.

– Подскажи, сколько время? – спросил он.

Андрей глянул на наручные часы: – Пять минут третьего.

– Час спокойно есть, – сказал темно-русый своему товарищу, такому же худощавому, но пониже ростом, размеренного склада движений голубоглазому блондину. Крайнов на мгновение задержался взглядом на бутылке с шампанским. Кареглазый, поймав Андреев взгляд, улыбнулся, словно почувствовав желание Крайнова побыть в компании, махнул рукой в сторону шампанского: – Присоединяйся.

Андрей, шагнул на полянку.

– Владимир, – протянул темно-русый маленькую ладонь.

– Роман, Никитюк Роман, – уже протягивал свою руку блондин.

– Да у меня нет ничего к столу…

– Зато у нас есть! – сказал Владимир, доставая пластмассовый стаканчик из целлофанового черно-белого пакета, на котором была изображена жеманная дама с томными глазами, в шляпе.

– По какому случаю шампанское? – взяв в руки стаканчик и подставляя его под вино, которое взялся разливать Роман, спросил Крайнов.

– Обмываем удачные переговоры с моим будущим шефом, – ответил Владимир. Крайнов вопросительно посмотрел на него.

– Я осенью поступаю в аспирантуру здесь, в Москве.

– Понятно, а вы откуда?

– Мы из Томска, – впервые заговорил Роман. У него был размеренный и неспешный, глубокий баритон, который часто встречается у худощавых людей с крупными чертами лица.

– Я в этом году закончил исторический, Володя – социологический.

– Это молодой факультет, в Томском универе, первый выпуск, – сказал Владимир.

– Так мы почти земляки! Я из Нска. Завтра в Москве первый день на работу выхожу, – обрадовавшись как своим, ответил Крайнов. – Поздравляю тебя, Владимир!

Тот довольно улыбнувшись, кивнул другу, Роман достал из пакета бутылку дешевого российского коньяка.

– О, надо же, хорошо подготовились! – усмехнулся Крайнов.

– Да, что от этой шипучки толку… Открыв бутылку, Роман разлил по стаканчикам буроватую, пахнувшую затхлым, крепким алкоголем жидкость.

– Давайте за знакомство, – сказал Владимир, и не дожидаясь никого, не чокаясь, выпил. Выпив потянулись за шоколадом и фруктами.

– Ндаа, наш коньяк…, – морщась и кривя глаза на бутылку, пробормотал Роман.

– Ну, наливай тогда, за то, чтобы через три года пить французский.

Роман снова разлил по стаканчикам, выпив, достал из кармана летних брюк пачку сигарет «Голуас», вытащил сигарету, предложил закурить.

– Бросил, – сказал Крайнов. Владимир достал сигарету, прикурив и затянувшись, прищурившись, глянул на Крайнова: – Ты надолго в Москву?

– Посмотрю, как пойдет с работой, но собираюсь здесь начать, да.

– В России только в Москве можно чего-то добиться, – ответил Владимир.

– У себя всегда успеем, да…, – согласился Крайнов.

В полчаса они допили оставшийся коньяк.

– Володя, нам пора, – засобирался Роман. – Еще сумки из камеры хранения забирать…

– Я в кусты по малой схожу, – ответил Владимир.

– Да и я…

Втроем они зашли за куст, синхронно долго и молча мочились…