Амулет. Детективно – мистическая повесть

,, …Мне снился сон.

Я был мечом,

В металл холодный заточен

Я этому не удивлялся.

Мне снился сон.

Я был мечом.

Взлетая над чужим плечом,

Я равнодушно опускался .

Я был на это обречён.

Мне снился сон.

Я был мечом,

Людей судьей и палачом.

В короткой жизни человека

Я был последнею свечой… ,,

Г . Л . Олди

Пролог

Тёплое весеннее солнце уже клонилось к закату и его по вечернему ласковые лучи косо освещали через мутное оконное стекло тёмную и захламлённую чердачную площадку большого старинного дома. По загаженному окурками и заплёванному полу, по стенам с отбитой штукатуркой весело плясали солнечные зайчики и колыхались призрачные тени, отбрасываемые большим тополем, тихо шелестевшим листвой у самых окон и чем-то неуловимо напоминавшему о детстве. Совсем рядом, под высокой двускатной крышей, о чём-то своём тихо ворковали голуби, словно дополняя эту идиллическую картину.

На самом краю нежилой лестничной площадки, украшенной лишь ржавой и перекошенной дверью чердака, неподвижно стоял высокий худой человек, маленькими затяжками куривший сигарету с длинным фильтром и аккуратно сбрасывавший пепел в пустой спичечный коробок. Задумавшись о чём-то, он переступил с ноги на ногу и под толстой рифлёной подошвой ботинка в гулкой тишине пустого парадного оглушительно хрустнул осколок бутылочного стекла, словно специально рассыпанного по всему полу. Неожиданно громкий звук взрывом адреналина отозвался в крови и вывел его из минутного оцепенения. Вздрогнув, человек осторожно потушил окорок в импровизированной пепельнице и спрятал коробок в карман. А потом тихонько расстегнул молнию на китайской кожаной куртке, скрывавшей очертания его фигуры почти до середины бедра, и вытащил из-за широкого пояса брюк пистолет, ствол которого был удлинён сантиметров на двадцать матово поблескивающей трубой глушителя. Посмотрев на часы, он удовлетворённо хмыкнул и, взявшись двумя пальцами за раму пистолета, всё также аккуратно и стараясь не шуметь, перезарядил оружие, придерживая пружину затвора. Убедившись, что всё сделал правильно, он снова засунул пистолет за пояс и запахнул куртку. В предстоящем деле пистолет не должен был понадобится и был захвачен с собой лишь на крайний случай. Из глубокого кармана куртки на свет был извлечён нож. Это был самый обыкновенный кухонный нож, какие тысячами продаются в хозяйственных магазинах, с простым, односторонней заточки лезвием из нержавеющей стали и деревянной рукояткой на алюминиевых заклёпках. Длинное лезвие ножа тупо отблескивало в полутьме подъезда и, поставив ногу на металлическую перекладину перил, человек прямо на колене закатал нож в захваченный с собою газетный лист. Проделав все эти нехитрые манипуляции, он снова замер, превратившись в каменную статую, и со стороны могло бы показаться, что даже перестал дышать. На самом же деле в глубине его души бушевали страсти, а холодные голубые глаза неотрывно фиксировали всё происходящее перед домом через заранее открытое окно подъезда этажом ниже.

То, что собирался сделать сейчас этот человек, никогда и никто не способен сделать по-настоящему бесстрастно. И соверши ты хоть тысячу убийств, само по себе убийство никогда не станет для тебя обыденным делом. Штука в том, что сначала всё твоё существо противится этому, а потом так бывает, что приходит вкус и даже своеобразная эстетика убийства, превращающая, в общем-то, отвратительную и грязную работу в своего рода искусство и увлекательную охоту, со своими тонкостями и даже азартом.

Человек не был новичком в своём деле и сейчас, стоя в полутёмном подъезде в ожидании жертвы, он искал в себе знакомое волнующее чувство, до предела взводящее нервную систему и обостряющее все органы его восприятия. И чувство это пришло! Словно холодная волна откуда-то снизу прошла по позвоночнику и леденящей вспышкой ударила в мозг. Мир вдруг стал простым и понятным, как первобытные джунгли, в которых не было места ни глупым заповедям, ни убогой морали. И вместе с этой волной откуда-то с самого дна его души поднялась и заполнила всё его существо без остатка какая-то властная тёмная сила, от одного присутствия которой всего его охватила странная смесь восторга и чего-то ещё, очень смахивающего на ужас.

В прямоугольном прицеле окна появился, наконец, невысокий холёный человек в добротном летнем плаще и с дорогим кожаным портфелем в правой руке. Неторопливой походкой уверенного в себе человека он приближался к подъезду, а из темноты каждое его движение отслеживала пара глаз, принявших странно отсутствующее выражение.

Охотник аккуратно и тихо, по-индейски ступая с пятки на носок, стал медленно спускаться по лестничному маршу, мысленно прикидывая точку вероятной встречи с жертвой. В левой, слегка согнутой в локте и расслабленной, руке он держал свёрнутую трубкой газету, в которой по-змеиному пряталось узкое лезвие длинного ножа…

Двумя этажами ниже он замедлил свой спуск и почти остановился, вслушиваясь и контролируя шаги поднимающегося по лестнице человека. А потом, повинуясь безотчётному инстинкту и действуя как автомат, сделал несколько быстрых шагов, перепрыгивая сразу через две ступеньки, и повернул, почти нос к носу столкнувшись с тем, кого он прождал здесь уже полтора часа.

Подавшись назад и влево, словно собираясь его пропустить, Охотник слегка отвел согнутую правую руку и, резко повернувшись всем корпусом, коротко ударил жертву в лицо твёрдым, как дерево локтем, затянутым в коричневую гладкую кожу. Жёсткий удар парализовал маленького человека, и его голова дёрнулась как у тряпичной куклы, а поблескивающий никелированными замками портфель выпал из безвольной руки и грузно плюхнулся на бетонные ступеньки. Не давая ему опомнится, Охотник резко ткнул человека в правый бок зажатой в руке газетой. Бумажная трубка смялась, выпуская хищное лезвие ножа, которое лишь слегка задержалось на ткани модного плаща и, легко пробив кожу и мышцы, глубоко вошло в печень жертвы.

Маленький человек издал всхлипывающий звук и, согнувшись от удара, обоими руками судорожно вцепился в руку убийцы. А тот, с силой нажав книзу на рукоятку ножа, резко крутанул им в теле жертвы и выдернул лезвие.

Через мгновение он уже поднимался наверх быстрыми прыжками, а в зажатом подмышкой портфеле убитого лежали его часы, бумажник и окровавленный нож, ещё обмотанный перепачканной кровью газетой.

Обитая рыжими от ржавчины листами железа скрипучая дверь чердака закрылась за ним и словно сразу же отгородила от случившегося. Здесь стояла тишина и пыльная тьма, прорезаемая местами яркими столбами солнечного света, проникающего сюда через прорехи в черепичной крыше. Он перевел дыхание и положил портфель в специально для этого припасённый большой пластиковый пакет, бросив туда же и тряпку, которой наскоро оттёр окровавленную руку. На ходу, быстро и почти бесшумно пробираясь в полутьме среди нагромождения деревянных балок, Охотник хладнокровно просчитывал заранее подготовленные пути отхода. Не прошло и пары минут, как он спокойно вышел из подъезда на противоположной стороне дома и смешался с толпой, снующей по оживлённой в эти часы улице. А ещё через полчаса он сидел на берегу широкой и глубокой в этих местах реки и не торопясь разглядывал содержимое пузатого портфеля убитого им человека. Бутылка хорошего коньяка и несколько плиток дорогого швейцарского шоколада перекочевали в объёмистые карманы его куртки. Туда же отправилась толстая пачка банкнот из красивого бумажника с металлическим лейблом какой-то заграничной фирмы. Часы известной марки, стоящие целую кучу денег, он без сожаления забросил далеко в воду. И так же поступил с портфелем, без интереса пролистав лежавшие там документы в тиснёных кожаных папках и набив его для верности галькой, в изобилии лежавшей вокруг.

Ему достаточно заплатили за эту «охоту» и он был слишком искушён, чтобы не рисковать, оставляя себе опасные сувениры на память. Их быстро затянет илом на дне глубокой реки, навсегда упрятав от следствия истинные мотивы убийства.

Он ещё посидел немного, наслаждаясь свежестью прохладного весеннего вечера и прислушиваясь к собственным ощущениям. Внутри было спокойно и пусто, лишь лёгкая усталость напоминала о напряжении последних часов, да где-то на самом дне его души маленьким чёрным комочком притаилось зло. Ему было даже немножко жаль маленького человечка, оставшегося лежать на холодном бетоне в луже собственной крови, но всё это было уже так далеко в прошлом…

Глава 1

К полудню пляж почти опустел. Августовское солнце, ещё только утром радовавшее мир своими ласковыми тёплыми лучами, вошло в зенит и нещадно пекло, яркими бликами отражаясь от гладкой поверхности воды и обкатанных морем камней, которыми был усеян весь берег. Голубая веранда, с щелястой дощатой крышей на высоких металлических столбах, спрятала от полуденного зноя самых стойких любителей пляжного отдыха, не желающих пропустить и часа драгоценного курортного времени и скучающих теперь в её спасительной полосатой тени.

По опустевшему пляжу гордо расхаживала бесстрашная чайка и, косясь на людей чёрными бусинками блестящих глаз, выискивала что-то своим длинным клювом среди голышей и раскалённого солнцем песка. Пытаясь выковырнуть из-под большого тяжёлого камня остатки чьей-то утренней снеди, чайка вздрогнула от звуков громкого голоса, взмахнув белоснежными крыльями и отскочив от своей добычи. Но тут же парой быстрых прыжков вернулась и продолжила своё увлекательное занятие. Сидящие под близкой верандой люди не обращали на птицу решительно никакого внимания, продолжая заниматься своими непонятными ей человеческими делами, и лишь маленький светловолосый мальчик грустно смотрел на чайку своими синими, как море глазами, наполненными недетской тоской.

Плотный, невысокого роста мужчина, с красным от возбуждения одутловатым лицом и уже намечающимся брюшком, нервно жестикулируя руками громко и зло выговаривал казалось совершенно не слушавшему его малышу:

– Что тебе не ясно было сказано?! Купаться пойдёшь, когда я тебе разрешу! И зачем только я тебя взял с собой?! Сидел бы с матерью дома! – свои слова он подкреплял увесистыми затрещинами, от которых мальчик даже не пытался закрыться, сжимаясь в комок и боясь сдвинуться с места.

– На сегодня ты наказан! Сиди здесь и только попробуй мне ещё куда-нибудь деться, я с тебя вообще тогда шкуру спущу! – мужчина отвесил мальчику, так и не проронившему ни звука, ещё одну оплеуху напоследок и очень довольный собой направился к сидящей неподалеку компании, со стороны которой раздавался заливистый женский смех и громкие весёлые голоса.

Наблюдавший за этой сценой сухой и прямой как жердь высокий старик, с белыми словно снег волосами и короткой, аккуратно остриженной седой бородой, слегка прихрамывая подошёл к малышу, забившемуся в угол у штабеля старых растрескавшихся лежаков и понуро смотревшему себе под ноги. Опустившись на корточки подле сидящего прямо на песке мальчика, он ласково погладил его морщинистой сухой рукой по голове и пристально посмотрел в ярко синие, залитые слезами глаза:

– Не плачь! Совсем уже скоро ты вырастешь и станешь очень сильным. Тогда уже никто не сможет тебя обидеть! А отец твой просто глуп! Ты не держи на него зла. Он не понимает, какой у него сын! Ведь это же твой отец, да? – старик бросил взгляд холодных глаз в сторону ушедшего мужчины.

– Да, – тихо ответил мальчик и опасливо покосился в сторону веселившейся компании.

– Ты не бойся! Никогда и ничего не бойся! В жизни бояться следует только одного – самого страха! Потом ты это поймешь, а пока… – старик, внимательно осмотревшись вокруг, незаметно подобрал на песке небольшой камешек и протянул его малышу: – Пока возьми вот это! И когда тебе будет совсем плохо, сожми его в руке и попроси помощи. Тебе обязательно помогут! – он мягко вложил нагретый солнцем камешек в ладонь мальчугана и обеими руками сжал его тонкие детские пальцы.

– Кто поможет?! – удивленно спросил мальчик, не заметивший откуда взял камень старик, и с интересом разглядывавший его матово блестящую чёрную поверхность.

– А это ведь совсем неважно, не так ли? Ведь тот, кто тебе помогает, уже твой друг! Разве не так?!

– Наверное, – всё так же односложно ответил мальчик, на глазах которого уже высохли слёзы, и очень внимательно посмотрел в лицо старика…

Глава 2

Над тихой рекой, в которой грустно отражались равнодушно плывущие по небу облака, быстро сгущались сумерки. По медленно струящейся воде пошли лёгкие круги и прохладный ветер, ласково зашелестевший укутывающим берег высоким камышом, заставил Охотника поднять воротник и запахнуть отвороты лёгкой куртки. Первый комар, разбуженный уходящим в закат солнцем, тонко пища закружился, выискивая, и деловито уселся на туго обтянутое тканью колено. Охотник внимательно посмотрел на комара, дождался, когда он поудобнее усядется и глубоко всадит под кожу своё длинное тонкое жало, а потом коротким и точным движением коснулся хрупкого тельца раскалённым концом дымящейся в его руке сигареты. Сделав ещё одну короткую затяжку, он щелчком забросил окурок далеко в воду, проследил, как падающей звездой пролетел он в тёмно-серой мгле, окутавшей землю, и встал с замшелого толстого бревна, кем-то принесённого сюда из чернеющего вдалеке леса.

Сидя на порожке своего потрёпанного, канареечного зелёного цвета Жигуля, убийцу поджидал напарник. Безмятежное круглое лицо Валета не выражало совершенно никаких эмоций, и он равнодушно, как корова жевал толстый бутерброд, изготовленный из целого батона, запивая его минеральной водой прямо из большой пластиковой бутылки. Крошки хлеба осыпались на его новенький спортивный костюм и, не прерывая своего увлекательного занятия, Валет смахивал их в придорожную пыль, заодно разгоняя вылетевшую на ночную охоту мошку.

– Давай, поехали! Заскочим к тебе на часок, помянем упокоившегося раба божьего. Как бишь его?! А, ну да, Алексея! Кстати, чего это там у тебя с мотором? – Охотник уселся на переднее сиденье машины и, по-хозяйски включив автомагнитолу, принялся крутить ручку настройки приёмника.

– Да бендекс что-то барахлит, будь он неладен! Надо заскочить как-нибудь в мастерскую и посмотреть. Ещё откажет в неподходящий момент! – Валет воткнул ключ в замок зажигания и затарахтел стартером.

– На свалку тебе надо заскочить с твоей «Антилопой Гну»! Что ты крохоборствуешь, на похороны себе копишь? – Охотник холодно посмотрел на поперхнувшегося остатками бутерброда водителя и, коротко ткнув негнущимся пальцем в клавишу, вырубил радио, из которого неслись какие-то хриплые завывания и треск радиопомех.

– Тьфу, тьфу, тьфу! Ну, у тебя и шутки! – напарник покосился на спокойно сидящего на своём месте убийцу и, выжав сцепление, выехал на автостраду.

– А ты у нас ещё и суеверный! – наконец оборвал тягостное молчание Охотник.

– Ладно! Я тут съезжу, отдохну пару недель, а тебе надо будет кое-чем заняться. Во-первых, смени этот драндулет на что-нибудь поприличнее! Девятку, что ли возьми какую, неприметненькую. А во-вторых, поройся в базах, покатайся по городу и найди мне человечка! Так, чтобы он водилой был на каком-нибудь грузовике. УРАЛ там, МАЗ подбери в общем, чтобы помощнее. И главное – он, водила этот, должен судимость иметь, хотя бы условную! И быть одного со мной роста и комплекции. Ну, хотя бы приблизительно. Всё понял?! – Охотник сузив глаза посмотрел на приятеля.

– Что за заказы такие странные?! Маскарад что ли будем устраивать? – Валет внимательно смотрел на дорогу, вглядываясь в светящиеся далеко впереди габаритные огни.

– Узнаешь всё в своё время! Тема будет интересная… и денежная! Да ты смотри, не спались там с этими поисками! Аккуратненько, со стороны всё срисуй, в контакты не входи.

– Сделаем! В лучшем виде! – Валет улыбнулся, сверкнув фиксой тусклого жёлтого цвета…

Глава 3

Покрытые унылым голубым кафелем холодные стены прозекторской казалось навсегда впитали в себя приторно сладкий, въедливый запах тления, который не могла заглушить даже вонь формалина, исходившая от расставленных по стеклянным шкафам банок с препаратами. В секционной городского морга стояла типичная для этих мест гулкая тишина, лишь изредка разрываемая резким стуком хирургического инструмента, небрежно брошенного на металл стола санитаром в новеньком белоснежном халате и тёмно-сером клеёнчатом фартуке.

Мёртвый белый свет ртутных ламп ярко заливал лишённое теней восковое лицо лежащего на оцинкованном столе трупа, с заострившимся, уставленным в потолок носом и тёмными, запавшими внутрь провалами плотно зажмуренных глаз.

Бесстрастный и привыкший к виду смерти санитар, с дымящейся сигаретой, прилепившейся в уголке безразличного рта, толстой кривой иглой набрасывал широкие грубые стежки, стягивая суровой ниткой распоротую грудину мертвеца, безвольно дёргающего при каждом движении иглы свесившейся со стола жёлтой рукой. И тошнотворная эта картина невольно наводила на мысли о тухлой рыбе и чем-то ещё, весьма далёком от печальной торжественности конца.

Суровый на вид пожилой судмедэксперт, опираясь рукой на стол и не обращая ни малейшего внимания на лежащее прямо у него за спиной мёртвое тело, спокойным и лишённым всяких эмоций голосом докладывал результаты вскрытия следователю по особо важным делам, полчаса назад прибывшему в отделение:

– Всего зафиксировано две точки приложения травмирующей силы. Первая – удар твёрдым тупым предметом в область левой височной кости. Не повлёк за собой вреда здоровью и не находится в прямой связи с последовавшим летальным исходом. И вторая – глубокое проникающее ранение в область живота справа. Нанесено колюще-режущим клинковым оружием с одной режущей кромкой, скорее всего самым обычным кухонным ножом с длиной лезвия не менее двадцати сантиметров. Повлёк за собой смерть потерпевшего от массивной кровопотери и острого травматического шока. Повреждения нанесены приблизительно между восемнадцатью тридцатью и девятнадцатью часами. То есть где-то за час до смерти, которая наступила в отделении реанимации. В сознание он не приходил. По всей вероятности его сначала оглушили ударом по голове, а уж потом ножом…

– У него были шансы выжить после такого ранения, если бы помощь подоспела быстрее? – отдуваясь и промокая платком вспотевший лоб, толстый следак бросил напряжённый взгляд на покойника.

– Нет! Били наверняка, если вы это имеете ввиду. Повреждены средняя и верхняя доли печени, пробита правая почка… Внутри всё искромсано ножом. Не мог он ни выжить, ни даже в сознании пребывать после такого удара.

– Как, по-вашему, профессионал бил?

– Вполне возможно, Иван Андреевич! Видите ли, обычно умысел на убийство связывают с поражением таких важных органов, как сердце или головной мозг. Но на фронтальной поверхности человеческого тела где-то около восьми-десяти процентов составляют так называемые убойные места, повреждение которых влекут за собой смерть с очень высокой, почти стопроцентной вероятностью. Скажем, повреждение бедренной артерии или печени, как в данном случае. Вы полагаете, что имело место заказное убийство?

– У потерпевшего пропали ценные вещи и портфель с документами, а возможно деньгами. Но это могло быть сделано для отвода глаз и создания ложной версии о нападении с целью ограбления. Пару месяцев назад уже было нечто подобное. Директору крупной сети магазинов проломили голову арматурным прутом, когда он выгуливал свою собаку. Её, между прочим, тоже убили, сломав позвоночник. И никто ничего не видел, никаких следов, как и сейчас. Дело до сих пор висит глухарём на отделе и перспектива у него… – следователь покрутил в воздухе указательным пальцем. – Перспектива у него – ноль!

– Полагаете, киллер у нас завёлся? Этот-то покойничек тоже не из простых смертных будет…

– Похоже на то… Не часто у нас режут в подъездах зампредседателей банков! Дела решили объединить, как бы неофициально. Вот только что это даст?! Концов никаких и убитые, как это ни странно, даже не были между собой знакомы. В таком-то городе, как наш…

Глава 4

Сквозь густо разросшиеся над головой, увешанные созревающими гроздьями ветви виноградной лозы, заплетавшие решётчатую крышу открытой террасы, почти не пробивались жаркие лучи полуденного солнца. А со стороны моря, бескрайней синевой раскинувшегося у самых ступеней ресторана, ласково веяло свежестью лёгкого ветерка, и доносились радостные голоса ребятни, плещущейся в тёплой воде. Несмотря на обилие приезжих в самый разгар курортного сезона, здесь было тихо и спокойно, чему в немалой степени способствовали слава одного из самых дорогих мест округи и действительно очень высокие цены прейскуранта. Здесь как будто навсегда застыло тихое и спокойное счастье и даже музыка, обычно навязчиво гремевшая в подобных местах, мягко струилась из больших акустических колонок и дополняла ощущение комфорта и почти домашнего уюта.

Отлично вышколенный официант, одетый в стилизованную морскую форму, подобострастно поклонился, приняв заказ у молодой пары, расположившейся за угловым столиком, и быстрыми лёгкими шагами умчался по своим делам. Отсюда, с террасы открывался отличный вид как на море, с белыми точками парусов на горизонте, так и на внутренний зал ресторана, мягко освещённый светильниками в глубоких боковых нишах.

– Как здесь здорово! – стройная симпатичная брюнетка лет двадцати пяти, с точёной фигуркой, словно вылепленной рукой великого мастера, с большим интересом разглядывала оригинальное убранство зала, детали которого были сплошь посвящены морской тематике и состояли из якорей, корабельных рынд и каких-то сложных морских узлов, тут и там развешанных по стенам.

– И почему это мы раньше сюда не заходили?! – она весело посмотрела на спутника большими карими глазами, в тёмной глубине которых плясали озорные чёртики.

– Всё когда-то происходит впервые. А в мире ещё очень много прекрасных мест и в каждом из них мы обязательно побываем! – с улыбкой ответил ей высокий худощавый парень, с чёткими чертами волевого лица и крепкими жилистыми руками, на которых так и играли, перемещаясь под тонким загаром кожи, упругие канаты хорошо тренированных мышц.

– Ты обещаешь?! – игриво спросила девушка, кокетливо поведя хрупкими плечами, просвечивающими сквозь тонкую ткань, и внимательно всмотрелась в его лучившиеся счастьем глаза, как будто вобравшие в себя всю синь безбрежной морской дали и бесконечного неба над головой.

– Обещаю!! – неожиданно твёрдо и очень серьёзно сказал парень: – И вот тебе маленький сувенир в знак этого! – он достал из кармана маленькую коробочку чёрного бархата и осторожно положил её на самый краешек стола перед девушкой.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула девушка, когда на атласной подушечке футляра брызнул всеми цветами радуги в ярком свете дня крупный бриллиант. Отлично огранённый камень не менее в полкарата украшал прекрасное кольцо явно редкой и очень тонкой работы.

– Андрей, но ведь это, наверное, невероятно дорого стоит! – лицо девушки всё светилось от счастья, зардевшись румянцем от возбуждения и радости.

– Эх, Леночка, да это такая безделица в сравнении с твоей красотой! Поверь, ты достойна гораздо лучшей оправы! – парень, улыбаясь, смотрел, как девушка примеряет кольцо: – Нам на работе премию выдали. Вот я и решил, что пора нам помолвиться…

– Так это мы с тобой помолвку так отмечаем! Как романтично! Вот только не знаю точно, но, по-моему, на помолвке должны присутствовать родители и друзья… – девушка хитро улыбнулась.

– Ну, во-первых, у меня нет родителей.

– Прости, я не хотела!

– Ничего. А во-вторых, мне кажется нам для этого никто и не нужен! Потому, что если ты скажешь «да», я тебе и так поверю, без всяких свидетелей. Так «да»?!

– Ты же знаешь.

Их беседу прервал официант, почтительно склонившийся у столика с бутылкой дорогого французского вина. Плеснув немного золотистой, искрящейся жидкости на самое дно бокалов, он предложил одобрить предложенный выбор и замер, приняв на редкость гордый и независимый вид.

Отпив глоток вина из высокого, поблескивающего полированным хрусталём бокала, Андрей вдруг замер и глаза его, только что буквально светившиеся от счастья, приобрели вдруг какое-то странное, чужое и незнакомое Лене выражение. Она проследила его взгляд и увидела вошедшего в ресторан невысокого плотного мужчину, одетого, несмотря на жару в светлую пиджачную пару и при галстуке.

Мазнув по залу равнодушным взглядом, мужчина прошёл вглубь ресторана к установленной там барной стойке, купил себе что-то, расплатившись с барменом одной бумажкой, и не взяв сдачи, бодрой походкой вышел из ресторана.

– Это твой знакомый? – обернулась она к Андрею, лицо которого уже приобрело прежнее выражение, а глаза улыбались, смотря на девушку.