Пролог.
Я баукать буду
Приговаривать буду
Закрывайте глазоньки
Расскажу вам сказоньки
Ой, вы, деточки мои
Сторонитясь темноты
За околицей волчок
Он укусят за бочок
И потощат во лясок
Ой, баю-баю-баю.
«Волчок (Русская колыбельная)».
Славолеск. Месяц Травень.
Две девушки сидели на кровати и внимательно слушали молодую служанку. Она делилась последними сплетнями, которые рассказывали на базаре бойкие торговки или на кухне между собой обсуждали бабы.
– Серьезно, верь мне, княжна. Матушкой Макошью клянусь, – уверяла холопка, сложив руки на груди, а слушавшие ее девушки тихонько хихикали.
Вечер близился к ночи. В ложнице горели восковые свечи. Пахло мёдом, ладаном и травяным настоем. Свечи уютно потрескивали, капали воском на тяжелые, испещренные узорами, подсвечники.
Девицы сидели на одной из крытых пологом кроватей, спрятав ноги под подолы длинных рубах, рассказывая друг другу страшные истории.
Окно было открыто. С улицы доносился собачий лай, следом послышался скрип двери и крик мужика на собаку. Пес заскулил и затих. Потом дверь с грохотом захлопнулась и до окна девичьей светелки донесся глухой стук засова. Не зги не было видно в ночи, даже яркий месяц притаился за тучами.
Только звуками была наполнена ночная мгла.
Слышался шелест листьев липы на ветру. Она еще не зацвела, ждала жары, а пока на землю падали лишь липкие почки. Дети челяди любят весной есть липовые почки с веток. Так говорила Аленка – прислуга, которая помогает княжеским дочкам одеваться и заплетать косы.
Стрекотали без умолку сверчки, в тяжелых ветвях яблони пела свою песню малиновка.
Слышно было как где-то недалеко от терема разговаривали гридни. Спать они явно не торопились. Любили до полуночи травить байки и приправлять их грязными шутками.
Тут ночную тишину взорвал хохот мужиков, отчего княжеские дочки встрепенулись и бросились смотреть, что там происходит. Какая-то баба начала ругаться на дружинников, те в ответ со смехом ей отвечали.
– Я на днях слышала дивную историю, – вдруг выдала Аленка, пока они все слушали перебранку во дворе. – Страшную, про оборотня в наших краях.
– Так что ты молчала все это время? – спросила одна из княжеских дочек, возвращаясь обратно в кровать. – Ну-ка, что за оборотень?
Аленка опустилась на низкую лавочку, потушила почти все свечи, оставив лишь одну для большей жути, и начала рассказывать невероятную сказку.
Однажды встретила на Коляду деревенская девка молодца. Он был красив, высок, румян – выделялся среди всех парней. Да и она ему приглянулась. Началась у них любовь. Казалось, что вся жизнь впереди у влюбленных, даже свадьбу думали играть.
Но жених пропал. Просто ушел в лес, да и не вернулся.
Девка плакала, всё искала его, только след давно простыл. Может, зверь задрал или лихой человек убил. Может, сам ушел по доброй воле. Никто не скажет, что в голове творилось у молодца.
Спустя некоторое время девка узнала, что понесет скоро. Родители ее были в ярости, заперли девицу дома, чтобы не позорила их семью. Стали думать, как им жить дальше. Избавиться бы от ребеночка, али отдать его бездетным супругам из другой деревни или просто подбросить добрым людям, как котенка.
Пришла осень. Месяц, говорят, грудень был на дворе. Девка избавилась от бремени и умерла.
Родилась девочка. Хорошенькая, румяненькая, как все младенцы. Бабка с дедом уже хотели ребеночка у себя оставить, чтобы напоминанием о любимой дочке был. Да только заявились к ним в дом орисницы и предрекли дитятке страшную судьбу.
Княжеские дочки затаили дыхание. Пошевелиться боялись. Одинокий огонек свечи выхватывал лицо Аленки из ночной черноты. На нем зловеще играли тени, словно это сама Морана к ним пришла в гости и сказки словесила.
– Какую? – шепотом спросила девушка, и Аленка как-то недобро усмехнулась и продолжила свою диковинную историю.
Родитель девочки был черт из Нави. Он и проклял свое чадо. Соблазнил честную девицу и понесла она от него оборотня. После первой луны ребенок должен был обернуться медведем, и каждое полнолуние в нем просыпался бы дикий зверь.
Только два пути было – любовь и смерть.
Если оборотня полюбит человек, вместе с его звериной сущностью, то спадет проклятие. Станет та девица человеком.
Орисницы сказали, что ждать долго. Оборотень перебьет всех в деревне и доберется до других городов.
И есть ли человек на всем белом свете, который полюбит чудище? Доля у нежити одна – смерть.
Велели орисницы отнести девочку в лес на съедение зверям. Лучше умертвить зло сразу, пока не разнеслось оно по миру, как зараза. Также приказали они бабке молчать, не рассказывать тайну никому, иначе пообещали лишить ее языка.
Прошло с той поры восемнадцать лет. Та бабка на смертном одре решила облегчить душу, и поведала обо всём родне, у которой жила после смерти деда.
По деревням пошла молва об этой дивной сказке. Дошла она и до нашего княжества.
Но поговаривают, что спас того ребеночка отец. Тот самый черт из Нави. Поселил в лесу в тереме, воспитал из нее колдунью. Оборачивается она медведицей, когда полная луна серебрится на небосводе, обходит свои владения. Если попадается ей одинокий путник в лесу, то немедля убивает его, а череп сажает на частокол.
Говорят, что служат колдунье медведи и волки. Бродят они по деревням, воют под окнами, задирают тех, кто не успел спрятаться за дверьми своего дома.
– Несчастная, – выдохнула светловолосая княжеская дочь. В ее больших глазах блестели слезы.
– Это же всего лишь сказка, – хмыкнула вторая дочка. – В нашем лесу нет никакой девицы-медведицы. Отцовские гридни бы знали об этом.
Внезапно свечка зачадила и с треском погасла. Девушки замерли.
– Не бойтесь, барышни, я сейчас зажгу свечу, – сказала Аленка и пошла в потемках искать огниво.
Из-за туч показался стройный месяц. Его бледный свет закрался в светелку, озаряя серебром волосы и лица девушек. Они как раз сидели возле окна. Каждая думала о своем и в то же время об одном и том же – об оборотне и о его дикой свите.
Далеко за оградой, где-то рядом с густым лесом, раздался печальный протяжный волчий вой.
Ласковая весенняя ночь вдруг стала холодной, наполненная страхами. Вдруг где-то за высоким тыном ступает медведица и, облизываясь, ждет свою жертву.
Глава первая.
Деревня Соловьиная Слободка. Месяц Грудень.
На широкой деревенской дороге стояла женщина. Она смотрела на окна крестьянской избы, которые озарялись едва заметным желтым светом от камелька. Только этот дом ночь не коснулась, не забралась под дверь, насылая сны.
Ночь была промозглой, темной. Ветер гулял над крышами, заглядывал в печные трубы, выл волком между верхушками деревьев и обрушивался вниз, к земле, разгоняя жухлые листья.
Изба, заинтересовавшая женщину, стояла на околице. Сразу за ней растекалось болото, а за болотной стынью чернел лес.
В полночной тишине где-то прокричала птица, и ее крик растянулся эхом, растворяясь высоко в небе.
Женщина держала в руках белый клубок с нитками. Она что-то шептала себе под нос и бросала дикие взгляды к единственному источнику света.
Обычного прохожего удивила бы такая картина – женщина в богатых алых одеждах стоит посреди грязной дороги в ночи и чего-то ждет. Или кого-то?
Ее волосы были заплетены в тугую косу. Голову украшал кокошник-полумесяц. Жемчужные рясны позвякивали на ветру, раскачивались из стороны в сторону. На красный сарафан, украшенный узорами из золотых нитей, накинута душегрея, отороченная мехом. Кожа у женщины была белой, гладкой, с легким румянцем. Глаза синие, напоминающие озерную воду подо льдом.
Она посмотрела на клубок в своих ладонях, улыбнулась нехорошей улыбкой и распутала толстую нить, зажав ее конец между пальцами. Нитка тревожно замерцала. Золотое сияние то вспыхивало, то меркло. Сыпались крошечные искры, падая на сырую землю, они гасли.
– Не волнуйся, – промурлыкала женщина клубку. – Скоро закончится твоя боль, твой страх и позор.
Она сделала несколько шагов навстречу избе, но кто-то схватил ее за локоть, резко дернув назад.
– Ты не посмеешь, Макошь! – прорычали за спиной.
Женщина вздрогнула от неожиданности, едва не вскрикнула. Она обернулась и увидела высокого мужчину в белой рубахе косоворотке.
– Велес, не ожидала тебя здесь встретить, – усмехнулась Макошь. – Не замерз? Как видишь непогода разыгралась.
Мужчина устремил на женщину тяжелый взгляд. У него были темно-русые волосы, короткая борода, темные глаза. Он представлял собой обычного деревенского мужика, у которого косая сажень в плечах и кулаки для местного кулачного боя. Ничего примечательного, кроме одной детали. Это был бог.
– Я предупреждал тебя, чтобы ты не лезла к людям, – сказал Велес, сдвинув брови к переносице. – Спрячь свой клубок подальше и иди в Правь обратно.
Макошь продолжала сжимать нить. Она посмотрела снова на избу, где все также дрожал слабый огонек в оконце, и перевела взгляд на Велеса.
– Это говоришь мне ты? – прошипела женщина и указала в сторону забора. – Там появляется на свет твоё дитя! От бога! В этот раз ты слишком далеко зашел. Тебя уже предупреждали. Твой сын полубог, рожденный от смертной женщины, придумал бороться со смертью, воскресать умерших…Наш батюшка будет в гневе. Люди, наделенные хоть каплей божественной силы, имеют привычку гордиться этим, превозносить себя до небес. Да, ребенок невинен, мил, но он вырастет очередным гордецом, когда проснется колдовство в его венах. Захочет найти мировое древо, захочет встать на ровне с нами или уничтожить привычное мироздание. Были такие умники и где они сейчас? Гниют на самом дне Нави. Такой судьбы ты желаешь младенцу?
Велес сложил руки на груди и тоже взглянул на избу. Его лицо вдруг стало печальным.
– Я понимаю, Макошь и готов ответить за свои ошибки. Расскажу все батюшке и пусть сам решает о наказании, но не рви нить Велимиры и дитя. Они не виноваты.
Макошь скривила рот от злости.
– Я твоя жена, и ты просишь пожалеть любовницу и ее ребенка?
Велес кивнул.
– Я не могу, – ответила Макошь. – Мне надоела эта история с Ягиней. Сколько лет ты мучаешься? Пятьсот? Ищешь ее душу среди смертных, как пес. Влюбляешься снова и снова. Из-за нее ты отсиживаешься в Нави и хочешь остаться там навечно? Вдруг тебя отправят к самым низшим божкам? Ты можешь потерять свою силу и влияние. Я порву нить этой девушки и младенца сразу. Они умрут и не будет нам горя, Велес.
– И что тогда? Что это изменит? – сказал мужчина. Изо рта, от очередного выдоха, вырвалось белое облачко пара, мгновенно рассеявшись. – Даже если ты порвешь нить, Ягиня переродится в другом теле. Мы опять будем вместе и так будет всегда, хоть тысячу лет!
Нитка в руках женщины едва мерцала. Пару искорок скользили по ней вперед-назад. Слабые всполохи отражались на лице богини.
– Видишь? – показала на клубок Макошь. – Девушка скоро умрет без моей помощи. Такова судьба. Молись, чтобы следом за ней на тот свет отправилось дитя.
Велес только хотел возразить, но тут осеннюю ночь разрезал детский плач. Он широко улыбнулся и облегченно выдохнул.
– Родила…
– Дочь. У тебя родилась дочь, глупец, – процедила сквозь зубы Макошь. – Теперь она обречена.
Велес сделал шаг к Макоши, они стояли вплотную друг к другу и смотрели на почти потухший клубок. Жизнь превращалась в смерть. Где-то в доме прозвучал едва слышный человеческий выдох, клубок охватила яркая вспышка, и свет тут же погас.
Боги молчали. Каждый размышлял о своем.
– На что она обречена? – хриплым голосом спросил Велес. Он провел теплыми пальцами по щеке женщины, скользнул к подбородку и слегка приподнял ей голову, чтобы видеть ледяные синие глаза. – Ответь?
– Ты пытаешься играть в любящего мужа после смерти любовницы? Забавно, – съязвила Макошь. – Оставил жену плести судьбы, вязать узлы на нитях, а сам развлекался с деревенской девкой, которая еще и понесла!
Она сжала губы и отвернулась в сторону.
– Хватит баять! Мне нужно знать, что будет с девочкой. Как я могу ее защитить? – злился бог.
Через густую ночную тишину прорвался смех Макоши. Рясны на кокошнике звенели, путались между собой. На глазах блеснули горошинки слез.
– Она обречена умереть, – выдохнула богиня. – Не будет ей житья, поверь, Велес. Клянусь, что уничтожу твоё чадо, как ты растоптал мою гордость.
Она щелкнула пальцами, и в ладони появился клубок. Нити даже в темноте горели алым.
– Что такое жизнь человека? Мгновенье для нас, – на долю секунды богиня замолчала и подняла клубок, показывая Велесу. – Это жизнь твоей дочери. Новая, яркая, свежая кровь. Ты знаешь, что я заведую всеми судьбами: плету узлы, связываю жизни, разъединяю их и обрываю. Так вот, чего мне стоит разорвать эту красивую нитку. Намотать на палец и дернуть. Это всего лишь плата за очередную измену.
Бог схватил Макошь за плечи. Из-под земли, которая была покрыта тонким саваном снега, стали пробиваться зеленые ростки. Они вытягивались, оплетали ноги женщины, поднимались по ногам к бедрам, к груди, опутали шею. На плетях проклюнулись иглы шипов, царапая дорогую одежду и кожу.
– Если ты это сделаешь, я отправлю тебя в самый ад Нави. Тамошние черти нас не жалуют и будут рады истязать богиню Судьбы. Твоя божественная сущность померкнет, и ты растворишься в лаве.
Богиня дернула плечом, пытаясь освободиться от хватки мужа. Шипы кололи кожу на шеи, и она чувствовала липкий холодок от капель крови, катившихся под рубаху.
– Не растворюсь. Я суть всего на этой земле. Даже твоя бесконечная жизнь в моих руках, – поморщившись от царапин, ответила женщина.
Велес отпихнул Макошь и плюнул ей под ноги.
– Ты противна мне, не знаю зачем на женился на тебе. Ты холодная, расчетливая змея, хоть тебя и почитают, и славят на ровне с Перуном. Место твое не с верховными богами, а среди мелкой нечисти. Они любят угрозами получать своё.
Бог махнул рукой и шипы растворились с тела богини. Он посмотрел на дом, где плакал младенец. Макошь все равно не отступится и умертвит ребенка. Велимира уже не защитит дочь, так что придется ему, Велесу, что-то придумывать дабы спасти это человеческое существо.
Далеко за болотом раздался волчий вой, и стайка птиц метнулась вверх, как черные брызги отображаясь на небе.
– Не трогай дитя, Макошь. Клянусь, если ты что-то наколдуешь, несдобровать тебе. Не побоюсь, что судьбой ты распоряжаешься, сам твою нить найду и оборву, – предупредил Велес и отвернулся от женщины. – Обиды на меня не держи. Не могу полюбить тебя, ледяное сердце в твоей груди, хоть и хороша собой. Прости.
Он пошел в сторону леса, на ходу превращаясь в большого бурого медведя. Зверь заревел. Макошь только хмыкнула.
– Что ж, все равно девчонке не выжить. Дед с бабкой, скрывая позор, грех на себя возьмут, отнесут в лес, а там пусть сожрут ее волки да лисы, – сказала в темноту женщина и взглянула на красный клубок. – Если передумают, то я помогу им принять верное решение.
Она вытащила толстую нить и завязала узелки, наговаривая на них:
– Плету, завязываю, связываю. Дитя рожденное наказываю. Станешь ты зверем диким коль жива останешься. Станешь девицей-медведицей после первой луны и каждое полнолуние будешь оборачиваться ею. Орисницы все расскажут смертным.
Макошь провела ладонью по шее, стирая запекшуюся кровь от царапин, отряхнула сарафан от налипших листьев и зашагала по дороге вдоль изб, постепенно растворилась в сыром воздухе грудня.
В избе было душно, пахло вчерашним дымом после бани и замоченными березовыми да дубовыми вениками. Догорала очередная лучина, угольки падали в чашу с водой, нарушая мертвую тишину тихим капаньем. За окнами занимался рассвет. Фиолетовые тучи разбавлялись молочным светом. Солнца еще не было видно, да и навряд ли оно могло показаться этим серым осенним утром. Над сухой травой в поле клубился туман, скрывая за собой также соседние дома. Кричали первые петухи.
Бабка Влася сидела на лавке и смотрела в оконце, но ничего перед собой не видела. В голове тоже был туман, как в поле, и пустота. Ночь была долгой, трудной – дочка разродиться не могла, а повитухи, как назло, в деревне не оказалось. Пришлось самим справляться.
Велимира лежала на длинной лавке возле печки. Руки сложены на груди, глаза закрыты, лицо осунулось. Подол сорочки был в крови, и на лавке оставались темные кровяные пятна, впитавшиеся в дерево. Влася остервенело отмывала в темноте дощатый пол до ломоты в пальцах, но память о произошедшем несчастье останется навсегда в этом доме.
Ребенок родился здоровым, крупным. Девочка. Сейчас ее убаюкивал дед Прокопий в сенях. Отмыли девку, накормили коровьим молоком и завернули в теплые тряпки. Дед не захотел видеть мертвую Велимиру, поэтому скрылся с ребенком в сенях, убаюкивая не только младенца, но и свое горе.
Ой, дура Велимира! Связалась с каким-то мужиком из другой деревни. Влюбилась. Он вроде жениться обещал, а сам обрюхатил дочь и сгинул к чертям. Ни весточки Велимира не получила, извелась вся, бедная.
Влася ее дома заперла, когда живот округлился, чтобы не шептались соседи. Позор на их семью. Всё не как у людей! Что теперь про девочку говорить? Откуда ее взяли? И так все ясно – нагуляла. Расплата, в виде смерти, не заставила долго ждать падшую душу. Дочь Велимиры теперь сторониться будут всю жизнь. Да и замуж никто ее взять не захочет. Родилась во грехе.
– Ой, что делать, Велимира, – проскрипела Влася. – Натворила ты дел, а нам с дедом расхлебывать.
Влася взглянула на мертвую дочь, и в душе снова стало горячо от боли, слезы запершили в горле. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Где-то в сенях заплакал младенец. Может, чувствует, что матери нет?
– Не проливай слезы, бабка, – сказал кто-то рядом странным тихим голосом. – Былого не воротишь, жизнь вспять не повернешь.
Влася подняла заплаканные глаза и увидела перед собой трех женщин. Они были словно призраки: прозрачные, легкие, с пустым взглядом.
Она их сразу узнала.
Орисницы – они приходят предсказать матери судьбу ребенка. Когда-то давно они приходили к ней после родов. Предрекли вещуньи короткую жизнь Велимире, но Влася не захотела принять эту весть и постаралась забыть. Только рано или поздно всё, сказанное орисницами, сбылось.
Поднялась бабка, низко поклонилась призрачным девам, те кивнули в ответ.
– Пришли мы рассказать тебе про дитя рожденное, – прошелестела самая старшая из орисниц, седовласая, с платком на плечах. – Особенная эта девочка, рождена она не от смертного, а от божества из Нави.
Влася так и упала обратно на лавку, за сердце схватилась.
– От черта что ли понесла? – испугалась она.
Младшая из орисниц рассмеялась. Ее смех напоминал звон маленького колокольчика. На вид ей было лет шестнадцать, не больше. Средняя дева строго посмотрела на младшую, и та притихла, опустив глаза.
– Тебе, смертная, ничего не расскажем. Это уже дело судьбы. Так случилось, – загадочно ответила старшая орисница.
Влася смиренно кивнула и принялась дальше слушать вещуний.
– Девочка эта проклята, – продолжила средняя орисница, бросая взгляд на дверь, которая вела в сени. – Оборотень она. После первой луны начнет перекидываться в дикого зверя, а стоит ей только подрасти, тогда всей вашей деревне беда. И скот пострадает, и люди.
– Так что же нам делать? – охнула бабка.
Одно горе за другим. Погубил этот бес из Нави всю их семью – и мать, и ребенка. Власе казалось, что она сходит с ума, что невозможно человеческой душе вынести столько испытаний. Жалко младенца. Что за судьбу такую Макошь для него сплела?
– Умертвить, – немного помолчав, выдала старшая из орисниц.
– Вы желаете, чтобы мы с дедом убили дитя? Да как можно так легко чужую нить оборвать? Боги накажут, – оторопела Влася. Руки ее стали ледяными только одной от мысли быть палачом собственной внучки.
Младшая орисница приблизилась к бабке и положила призрачную ладонь ей на плечо. Прикосновение было едва ощутимым, немного колким, словно хвойные иглы ужалили.
– Не прогневаются на вас боги, – произнесла она. – Все равно оборотня рано или поздно поймают и убьют. Или тебя с дедом эта девчонка загрызет.
– Может, есть все-таки способ снять проклятие? – Влася решила узнать сможет ли она помочь внучке.
Средняя орисница поджала губы, будто размышляя говорить об этом женщине или нет. Немного помолчав, наконец, призрачная вестница ответила:
– Снять проклятие можно, когда она станет девицей. Полюбить ее всем сердцем должны и даже ту суть, которая чудовищна. Только долго ждать потребуется. Пройдут года, дитя-оборотень много крови успеет пролить, поэтому умертви его, иначе беды настигнут ваши земли.
Старшая орисница накинула платок на голову, поклонилась Власе и махнула рукой своим сестрам, показывая в сторону двери.
– Только никому не рассказывай о предсказанной судьбе – немой станешь, – предупредили орисницы.
Взявшись за руки, они направились к выходу, но вместо того, чтобы отворить дверь, просочились сквозь нее.
Влася вскочила и выбежала в сени. От вещуний и след простыл, лишь дед сидел на тюфяке, набитым соломой, и дремал с ребенком на руках.
На деревню опустился вечерний сумрак. Влася и дед Прокопий оделись потеплее, укутали мирно спящую девочку в армяк Велимиры и бережно положили ребенка в корзину, в которую еще совсем недавно собирали грибы на зиму.
Прокопий прихватил с собой пару охотничьих ножей, вдруг дикий зверь на тропе покажется.