Человек и свобода. Дневник реакционера

НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ ДЕМОКРАТИИ

Новый президент Украины заявил на встрече с председателем Евросовета, что евроинтеграция гарантирует благосостояние украинцев и станет крахом имперского проекта России. Мне Зеленский пока нравится независимо от его антироссийской риторики: странно видеть патриотов, которые точно как либералы убеждены в том, что все наши соседи обязаны быть нашими друзьями. Разве что одним надо, чтобы все следовали фарватеру нашей внешней политики, а другим – чтобы мы плелись в хвосте делегации цивилизованных стран на пути к миру и прогрессу. У всех свои национальные интересы, и каждый президент добивается их соблюдения. Если на Донбассе воцарится мир, какая разница, ценой каких слов? Слова – это не человеческие жизни. А если в наследство от этого президентства останется, как от Порошенко, не благосостояние, а только слова и трупы, это многое объяснит и в евроинтеграции.

Но дальше стало совсем смешно. Выяснилось, что речь для президента подготовили спичрайтеры, которые параллельно работали на Порошенко. И Порошенко произнес все то же самое на съезде своей партии. Команда нового президента обвинила старого в провокации, хотя я ничуть не удивился бы, если ласковые телята-спичрайтеры просто хотели срубить бабла с двух папок. Казус Зеленского примечателен, но сама по себе политическая риторика интересна для анализа и вне контекста этого анекдота. И в данном случае речь о претензиях к имперскости России. Претензии к ней украинцев еще понятны: превратив Россию во врага, эту тему надо эксплуатировать в хвост и в гриву. А вот претензии нашей прогрессивной интеллигенции и политических элит стран Запада довольно забавны. Как будто Империи Зла противостоит Идея Демократии.

Империя в современном мире – понятие достаточно расплывчатое. Наверное, так можно называть в пропагандистских целях страны или союзы, претендующие на международное лидерство. Империями можно назвать Китай и Соединенные Штаты (вспомним хоть пресловутый американский империализм), империей традиционно называют Россию, а лидер английских лейбористов Джереми Корбин называл «империей XXI века» и «милитаристским Франкенштейном» Евросоюз. И тут начинается обычный в случае с прогрессивной фразеологией когнитивный диссонанс. То есть, империя – это, конечно, плохо, но только в случае, если империя – Россия. А если про то, что империя – плохо, говорит человек, который против Евросоюза, это тоже плохо, потому что прогрессивная империя против имперской России – это хорошо. Вроде бы, юмор на уровне Петросяна, но, к сожалению, аргументация нашей оппозиции примерно его по большей части и напоминает.

В дискуссиях с представителями прогрессивной интеллигенции часто возникает интересный кульбит. Загнанные в угол примерами нехороших поступков уважаемых западных партнеров, они внезапно говорят: да, вы правы. Политика – грязное дело. Но разве это значит, что мы должны брать с них пример?! Тут обычно записные остряки, выдержав мхатовскую паузу, говорят: «занавес!» Вообще-то, должны. И дело тут не в народной мудрости насчет того, что с волками жить – по волчьи выть. А в том, что вся система международной безопасности последние 70 лет держится на ядерном паритете, и в широком смысле даже Крым, Донбасс и Сирия стали следствием, продолжением и развитием политики сдерживания, которой Россия занимается точно так же, как и ее международные соперники и конкуренты. Наверное, можно мечтать о том, что Путин должен уйти, но довольно комично надеяться, что от его ухода в этом мире изменятся правила игры.

Еще смешнее, что идеологическим обеспечением тезиса «Путин должен уйти» служит идея демократии. Любые претензии к нашей суверенной мне понятны; в некотором роде, на то она и демократия, чтобы иметь к ней претензии. Забавно, что в пример ей приводятся западные. Я бы тут хотел процитировать не Хазина, Дугина или Старикова, а Владимира Буковского, который говорил в 2011 году в Тбилиси: «Европейский союз, отвечая на нашу критику своих структур, признаёт: да, у нас есть дефицит демократии. Я очень люблю Европейский союз именно за то, что он ведёт себя точно как описал Оруэлл: вот эта фраза «дефицит демократии» – это абсолютно оруэлловская фраза. Не может быть дефицита демократии, так же, как нельзя быть немножко беременной. У тебя или есть демократия, или её нет. Так вот, в европейской структуре её нет».

Но евроимперия – не единственный пример нищеты западной демократии. Английский журнал «The Economist» вышел с заголовком «Следующий удар – по Конституции» на обложке, который сопровождался рисунком: обвязанный взрывчаткой Биг Бэн и горящий бикфордов шнур. Речь о том, что британская демократия превращается в селектократию, когда главу исполнительной власти избирает не народ, а – благодаря хитроумным демократическим процедурам – несколько десятков депутатов. Ровно то же происходит и в Германии, где о сменяемости власти можно говорить только с улыбкой. Как будто ориентиром для оплотов свободного мира становится китайский опыт. К сожалению, демократия – лишь еще одна идеологическая манипуляция, и в этом нет ничего хорошего или плохого. Она везде суверенная. Как справедливо заметил Черчилль, наихудшая форма правления, за исключением всех остальных.

6 июня 2019

РОМАНТИКА АБСУРДА

Дело Ивана Голунова примечательно для современной России мгновенным явлением бога из машины там, где эта машина обычно перемалывала косточки людей при всеобщем молчании. Первая реакция на арест журналиста была достаточно прогнозируемой: мгновенное возмущение либеральной аудитории и радостные вскрики патриотической: барыгу-либерала поймали! Но дальше начались чудеса, которые уже не прекращались. Сначала фуфловые фотки нарколаборатории якобы из дома журналиста, которые спустя несколько часов были дезавуированы самой полицией, потом весь остальной бред из тайн следствия, атомный взрыв в фейсбуке, вставшие на защиту Голунова записные патриоты, реакция высших чиновников, закулисные переговоры Венедиктова и Муратова, домашний арест и волшебное освобождение с последующим поруганием за слив протеста.

Мне эта история больше всего напомнила Первый съезд народных депутатов СССР, когда вся страна вдруг начала взахлеб обсуждать то, что и раньше прекрасно знала. Можно подумать, историй с подбрасыванием наркотиков мы не слышали каждый день. Но тут вдруг количество произвола превысило критическую массу и запустило цепную реакцию. И реакция эта оказалась совершенно неожиданной. Например, в разгар истории с Голуновым был почти незаметно освобожден по УДО попавший за решетку тем же путем чеченский правозащитник Оюб Титиев. А сразу после хэппи-энда выяснилось, что в кустах случайно оказался законопроект о смягчении наказания за хранение наркотиков, который мгновенно будет внесен в государственную думу. Предположить, что власть прогнулась и начала сдавать позиции, может только очень наивный человек.

Тут же начались конспирологические изыскания по поводу того, кем и зачем был срежиссирован этот скандал. Больше всего растеряны оказались ура-патриоты, не готовые к тому, что из недр системы, как пророк Иона из чрева кита, вышел живой и невредимый оппозиционер. Они даже заподозрили во всем этом козни наркомафии. Отдельной неразрешимой загадкой осталось, были ли задержавшие Голунова полицейские разыграны втемную – специально для того, чтобы произвести показательную чистку системы. А в том, что она уже началась, сомневаться не приходится, и более чем высока вероятность, что генералами-стрелочниками не ограничится. Но дальше фокус внимания переключился на оппозиционную общественность, протестные настроения которой были возбуждены до необычайности.

Единственный странный момент заключался лишь в фокусе этого возмущения. Сначала было понятно, что спасать надо Голунова. Выяснилось, что с либералами в этом солидарны и записные патриоты. И это определенно стало неожиданностью: журналистская солидарность не то чтобы редкость, но в таком масштабе проявляется впервые. Когда к независимым патриотам примкнули и государственные СМИ, вообще повеяло перестройкой. Был назначен марш в поддержку Голунова. И вот этот момент стал, на мой взгляд, симптоматичным и переломным. Профессиональная солидарность – она на то и солидарность, что со всеми представителями своей профессии. Один за всех и все за одного. Как в данном случае продемонстрировали патриоты. А проблемы преследуемых журналистов явно не ограничиваются историей с Голуновым и одной нашей страной.

Ждет суда журналист Игорь Рудников, подозреваемый в вымогательстве 50 тысяч долларов у главы Следственного комитета по Калининградской области: ему светит десять лет. Кириллу Вышинскому на Украине – пятнадцать. Это даже если не вспоминать Джулиана Ассанжа, которому грозит экстрадиция в США. Тишина. Неактуально. Дальше – больше. Власть делает ход конем и освобождает Голунова. Казалось бы, вот он, хэппи энд! Народ ликует, но назавтра собирались выходить на улицы под лозунгами «Свободу Голунову!» Карты спутаны. «На этом нельзя останавливаться!» – кричат растерянные протестующие, хотя вышедший на свободу Голунов советует разойтись.

Как и руководство «Медузы», Венедиктов и Муратов.

Тут трагедия окончательно превращается в фарс. Людей, благодаря стараниям которых Голунова освободили, герои фейсбучного протеста начинают смешивать с дерьмом как коллаборационистов. Концепт грядущего марша по-прежнему непонятен: за что-то конкретное, или за все хорошее против всего плохого? Голунова освободили, но есть за кого бороться дальше. Повестка отсутствует. В этот момент рефлексирующая часть патриотической общественности начинает горевать: смотрите, либералы за своих всем пасть порвать могут, а мы – нет! С этим нельзя не согласиться – о том же Вышинском патриоты вспоминают разве что в пику либералам: вы-то за наших не заступаетесь!..

Сюжет развивается. Чиновники мэрии пытаются как-то договориться с организаторами марша. Но те гордо отказываются от закулисных переговоров: только в прямом эфире на канале «Дождь»! Звучит красиво, я бы посмотрел. Вы хотите выставить своих контрагентов идиотами и сатрапами? Интересно. Только зачем это надо им? Вам предлагают согласованную акцию 16 июня. Но это не подходит вам. Вы уже на гребне волны и закусили удила. Хотя даже друг с другом не можете согласовать, чего хотите, и все превращается в обычный бред, который выплескивается на улицы. Начинаются задержания. Винтят кого попало. Все радостно фотографируются в автозаках и с притворным удивлением пишут: в чем логика этих задержаний? Тут у меня возникает легкая оторопь. Если вы хотели добиться этим маршем конструктивных целей, то почему вы не вели себя соответственно, – даром что власть демонстрировала редкостную конструктивность и максимальную травоядность.

Если вы хотели диалога, зачем обставляли его невыполнимыми условиями? Зачем пытались имитировать собственную конструктивность, жалуясь на неадекватность властей? Если хотите либерализации режима, почему вечно идете на конфронтацию с ним? Это выглядит чистым абсурдом. Если ваша задача – шатать режим, она хорошо понятна, – непонятно лишь, почему должна вызывать сочувствие у этого самого режима. Если протестный марш проводится под лозунгами свободы Голунову, а не свободы всем арестованным журналистам, у нас и на Украине, – это хуже, чем ошибка, это преступление против свободы слова. А если марш в поддержку Голунова идет, когда Голунов уже на свободе и «слил протест», это в чистом виде романтика абсурда. На улицы вышло много хороших и честных людей, только чего они хотели добиться? Конечно, народные гулянья с автозаками веселее и интеллигентнее, чем пьянки с мордобоем. Но польза – примерно та же. От трагедии до фарса – один шаг.

12 июня 2019

РЕАЛЬНОСТЬ ПО СХОДНОЙ ЦЕНЕ

В наше время осмысление реальности производится большинством духовных поводырей вообще без подключения разума. Системы распознавания «свой – чужой» достаточно для того, чтобы заполнить любые пустоты во всех непонятных случаях. Первичным основанием для суждений становится моральное негодование, способное, по словам Пелевина, наполнить любого идиота чувством собственного достоинства. Даром что информационные поводы, на которые мы реагируем, этой реакции и довлеют. Эмоции отключают разум, рефлексы заменяют рефлексию и превращают людей в зомби. Все это – азы пропаганды, но интересно поговорить не о том, как манипулируют людьми, а о том, как люди добровольно приносят свои мозги на алтарь этих манипуляций.

В конце концов, мозги нужны нам затем, чтобы выстраивать наиболее эффективные стратегии коммуникаций. Кому-то выгодны стратегии подчинения, кому-то – лидерства, кому-то – независимости. Кто-то кругом лжет, кто-то старается быть честным. Интереснее всего, когда лгут самим себе. Для сценариста очевидно, что люди говорят не о том, о чем говорят. Они могут говорить о колбасе, подразумевая свободу, или о свободе, подразумевая колбасу. Речь о любви может быть выражением ненависти, и наоборот. Сама по себе тема подтекста необыкновенно интересна, но сегодня меня занимает исключительно текст: не мотив произнесения речи, а дискурс, который по кирпичику выстраивается из образов, смыслов и мемов, и постепенно сам начинает изменять реальность.

Реальность – это то, что нам о ней сообщили. В лучшем случае – то, что мы сами о ней поняли (если, конечно, наше понимание с этой реальностью коррелирует). Но по умолчанию большинство имеет дело с реальностью, созданной за них и для них. Ведь описание реальности – это уже система смыслов, то есть идеология. Учат ли вас, что человек человеку волк и главное – отхапать свой кусок, или что родина превыше всего и смысл жизни – в самопожертвовании, вас причисляют к стае, в которой каждого можно обнюхать на предмет функциональной совместимости. В конце концов, с идеалистом вряд ли пойдешь грабить банк, а рецидивиста не сделаешь учителем воскресной школы: это – сюжеты для кинокомедий.

Идеология строится на мифах, будь то мифы о пионерах-героях или расправивших плечи атлантах. Идеологии бывают людоедскими или лживыми. Ну, например, фашистская и коммунистическая. Сравнения коммунизма и фашизма пересекаются лишь в точке тоталитарных практик, при этом фашизм был людоедским и правдивым (только что Холокост не афишировал), а коммунизм – гуманистическим и лживым (проповедовал одно и делал другое). Противовесом идеологии является система ценностей. Система ценностей отличается от идеологии тем же, чем свободный выбор человека от направления движения толпы. Идеология состоит из мифов, система ценностей – из опыта. Идеология прививает коллективную безответственность, система ценностей – необходимость личного выбора.

Сегодня идентифицируют себя как православных чуть ли не три четверти населения, из них воцерковленных – от силы десять процентов, а разделяющих систему ценностей христианства, очевидно, и того меньше. Над этим очень любят смеяться «либералы», не замечая, что их идеологическая оснастка не отличается ровно ничем. Скажем, только среди моих знакомых, считающих себя либералами, куча отъявленных гомофобов, ксенофобов и людей, вообще не считающих идеологических оппонентов достойными тех же прав и свобод, которые, по их мнению, им самим причитаются по умолчанию. Их свобода не заканчивается, пока может давить свободу других. Но при этом обвинять патриотов в тоталитарности они считают совершенно справедливым, никакого когнитивного диссонанса в этом не обнаруживая. Про таких теперь говорят: они же дети.

Этим детям необходимо выстраивать собственную мифологию. И создавать собственный образ врага. То есть порождать тот самый дискурс, по которому можно отличать своих от чужих, воспитывать новых адептов, сертифицировать или отзывать рукопожатность, колебаться вместе с линией партии, проводить товарищеские суды. Я за этим строительством прекрасного нового мира наблюдаю давно и пристально. Сначала внутренний мир прогрессивной интеллигенции практически слился с внешним миром ельцинского режима. Затем – эпоха оранжевых революций, Мюнхенская речь, майдан, Крым, Донбасс, санкции, и вот уже птица-тройка выходит из зоны их комфорта и несется совершенно не в том направлении, которое казалось им привычным и стабильным. Стабильность, замечу в скобках, нужна всем – только все ее, как это ни странно, представляют по-разному.

Теперь бенефициарам демократических перемен кажется, что напоролись они вовсе не на то, за что боролись. Привычный мир рушится, новую реальность становится необходимым осмыслить и объяснить. Но для нового мира есть только старый язык, и в арсенале либеральных пропагандистов появляются сравнения нынешнего «кровавого режима» то с гитлеровским, то со сталинским, то с брежневским. Так слепцы из известного анекдота пытались ощупывать и описывать слона. И понемногу в прогрессивном дискурсе начинает приживаться гениальный в своем идиотизме парадокс: хотя ползучую реанимацию советской власти необходимо бдительно выявлять и гневно осуждать, советские времена были чем-то получше нынешних.

Бантиком на торте идеологических манипуляций с человеческим лицом становится эксплуатация темы концлагерей как неисчерпаемого источника метафор. Апофеозом чудовищной пошлости и бестактности явилось написанное Дмитрием Быковым по следам предвыборного скандала с Нютой Федермессер: «Еще не грех родиться в гетто, но грех – избраться в юденрат». Самое смешное, что автор этого изречения, ныне с чистым сердцем осуждающий коллаборационизм, на закате советской власти ухитрился вступить в КПСС. Дилемма трусов и крестика нынешних прорабов духа совершенно не заботит. Для красного словца мастера фарса не пожалеют никакой трагедии. Но меня мучит один вопрос: каких чудес можно ждать от религии прогресса, для жрецов которой главный ритуал – жертвоприношение здравого смысла?

19 июня 2019

НЕ ТАК СЕЛИ

История с нашей делегацией в Тбилиси и реакция на нее в разных кругах заставляет задуматься о многих очевидных, но довольно плохо отрефлексированных вещах. Вот представьте: приезжает по официальному приглашению в Госдуму группа грузинских товарищей. Ее главу сажают в соответствии с протоколом на почетное место, он что-то говорит про мир и дружбу, и тут в зал врываются жириновцы, выкидывают его из-за стола, и гонят гостей столицы до Шереметьево под улюлюканье националистического сброда. Против кого начинают протестовать приличные русские люди? Против Грузии или против собственных подонков? Вроде бы, достаточно очевидная вещь. Но, когда я задал этот нехитрый вопрос в фейсбуке, нашлись приличные люди, которые начали порицать меня за некорректную аналогию: а давайте сначала представим, что 20% России оккупировано Грузией. Ну давайте тогда представим, что все это время и треть иностранных туристов составляют грузины. Вопрос мой касался не аналогий, а эмпатии, и был адресован прежде всего тем, кто притворно удивляется причинам возмущения и жесткой реакции со стороны России. Но, простите, право на национальную гордость вы оставляете всем, кроме русских?

К русским в Грузии действительно прекрасно относятся, и я не готов рассуждать об искренности или неискренности этого отношения: занятие настолько же продуктивное, как и анализ отношения русских к иностранцам. Дает ли национальная гордость право нарушать законы гостеприимства? Люди склонны судить других по себе, правда, при этом не готовы примерять проблемы других на себя. Забавнее всего, что наши либералы хвалят грузин за то же, за что ругают русских. А патриоты, обсуждая эту тему, не находят ничего лучше, чем попрекать грузин прошлым: дескать, вас без нас двести лет назад уже не было бы, а в Советском Союзе вы вообще зажрались, покуда мы в колбасных электричках катались. Это как либералы, в свою очередь, попрекают патриотов лендлизом и окорочками Буша. А что толку попрекать? Проехали. Времена Грибоедова и «Мимино» давно прошли. Русские в Грузии теперь не братья, а туристы. Национальная гордость соревнуется с экономическими выгодами. Что должна выбрать Грузия? Кривая спроса на свободу должна сходиться с кривой предложения хорошей жизни в точке политического равновесия. Экономикой нельзя объяснить души прекрасные порывы, а законы человеческого общежития – можно. Но не все. Могла Россия в 2008 году поступить по-другому? Если бы себя не уважала. Могли грузины отреагировать по-другому? Очевидно, ответ тот же. К сожалению, все, происходящее сегодня, обусловлено нашим общим прошлым. А причинно-следственные связи не любит никто, хотя все любят их выискивать.

Случившееся на постсоветском пространстве было предопределено «мудрой» национальной политикой товарища Сталина. Нарезанные поверх территорий обитания разных народов политические границы республик стали тикающей под СССР бомбой: примерно то же самое устроили западные державы на Ближнем Востоке. По счастью, в наших широтах полномасштабного взрыва не случилось. Как ни парадоксально, благодаря проклинаемым всеми Беловежским соглашениям. О распаде империи нельзя не сожалеть, но решение Россия, – как оказалось в конечном счете, – приняла рациональное, потому что в противном случае могла бы рухнуть под грузом межнациональных конфликтов вместе с Советским Союзом.

Произошедшее оказалось симптоматичным: Россия дала свободу республикам, которые не захотели дать свободу своим народам. Эмоциональный ответ на национальный вопрос обусловлен тем, что свой кусок никто добровольно отдавать не хочет. Достаточно посмотреть, как пыталась сохранить свою мини-империю, доставшуюся ей в наследство от Советского Союза, Грузия. История показывает, что силой удерживать народы в узде и не каждая кровавая диктатура в состоянии. А любая квазидемократия имеет в своем арсенале традиционный и довольно скромный арсенал средств: подкуп, шантаж и угрозы. К сожалению, уроки Чечни заключаются только в том, что никто, кроме России, не извлекает из этой истории уроков.

Обсуждая события в Грузии, патриоты напирают на мифическое братство народов, по причине которого эти народы нам по гроб жизни должны. Извините, на месте этого братства давно дефолт вырос. А либералы просто любят переворачивать стол. Сейчас они говорили о свободе, и вдруг уже об экономике. Только сосредоточились на экономике, как вдруг откуда-то вылезла национальная гордость. Господа, пусть мухи летают, а котлеты жарятся отдельно. Уже никто никому ничего не должен. Пора вписываться со своими романтическими чувствами в геополитический рынок. У смертного одра СССР все люди доброй воли были убеждены, что априори являются прекрасными и свободными, и единственная проблема – избавиться от тоталитарного Дракона.

Но вскоре выяснилось, что свободные люди не готовы признавать право на свободу за всеми. Пора было подумать и о вскармливании новых дракончиков заботами национальных государств, в которых на интересы народов, воспринимаемых как субэтносы, смотрели свысока. Забыв про то, что и у них имеется своя национальная гордость.

Все, что было дальше, можно описать девизом: «Свобода умерла, да здравствует свобода!» Еще в 1990 году Мераб Мамардашвили говорил: «задача нашей интеллигенции – поставить перед обществом не кривое, а нормальное зеркало, чтобы мы увидели историю нашего рождения, остатки тоталитаризма, наконец – убедились, что враг внутри нас, а не вовне». Нет пророка в своем отечестве.

25 июня 2019 

КОНЕЦ ПРЕКРАСНОЙ ИДЕИ

Стоило Путину заявить о том, что либеральная идея себя изжила, как со стороны прогрессивной интеллигенции посыпались саркастические комментарии и цитаты из классиков тоталитаризма, также обличавших либерализм. Капитаном Очевидность выступил даже мой любимый персонаж, бывший заведующий отделом агитации и пропаганды Дзержинского райкома КПСС г. Москвы Игорь Яковенко: «То, что живет в голове Путина в качестве «либерализма», который позволяет безнаказанно убивать, грабить и насиловать, к либерализму не имеет никакого отношения». Я думаю, с инвалидом идеологической войны и сам Путин бы охотно согласился. Симптоматичным для нашего времени является именно то, что безнаказанно убивать, грабить и насиловать теперь можно, называя это прекрасными благозвучными словами. Мы живем в мире симулякров.

То, что называется сегодня либерализмом, к либеральным ценностям имеет такое же отношение, как Крестовые походы – к христианским. А нынешние «либералы» отличаются тем, что защищают права и свободы от граждан, которые их недостойны. Чтобы понять, о чем идет речь, теперь надо договариваться о понятиях. Хотя, казалось бы, существует контекст, который не даст запутаться. Например, известный миротворец Барак Обама называл либерализм верой в радикальные перемены, осуществляемые с помощью практических мер. Как он осуществлял эти перемены на Ближнем Востоке, мы все прекрасно помним. Собственно, их последствия и обсуждал Путин в своем интервью.

Кстати, смешно, как нынешний кумир протестной аудитории профессор Соловей в 2012 году бичевал своих будущих поклонников: «Либералы экзистенциально чужды России и русским. Для них „эта страна“, „этот народ“ – колонизуемая территория, а они – посланцы высокой цивилизации, её культуртрегеры. Хотя на самом деле они типичные коллаборационисты, современные власовцы, колонизующие страну в интересах внешних центров силы». Это я к тому, что разброд по части дефиниций – не коллективная шизофрения. Существование симулякров свидетельствует о том, что означающее давно перестало означать означаемое.