13 историй проклятого дома

Вступление

В центре города, там, где река делает плавный поворот, возвышается «Белый Шпиль» —новостройка, чей силуэт словно вырастает из земли. Двенадцать этажей безупречного дизайна, подземный паркинг, консьерж и закрытый двор с идеально подстриженным газоном и яркой детской площадкой.

Но есть в этом совершенстве что-то неправильное. Что-то, что заставляет прохожих невольно замедлять шаг, а затем ускорять его, стремясь поскорее миновать это место. Будто дом хранит какую-то тайну, которую не хочет раскрывать. Воздух вокруг дома тяжёлый, пропитанный странным ароматом, смесью свежей краски и затхлости, нового бетона и болотной сырости. Этот запах словно говорит о том, что за безупречными фасадами скрывается нечто иное, нечто зловещее, что было здесь раньше и останется после.

В ясные дни здание сверкает, как драгоценность, но в сумерках его силуэт искажается, а окна начинают отражать окружающий мир искажённо, словно кривые зеркала в парке ужасов. А иногда, если присмотреться внимательнее, сквозь безупречную современность проступают очертания другого здания: разбитые окна, облупившаяся краска, граффити на стенах. Словно дом существует в двух временах одновременно, как будто его идеальная оболочка скрывает сломанную, потрескавшуюся сущность, которой ей только предстоит стать.

13 этаж

Я никогда не думал, что запах нового дома может быть таким тревожным.

Свежий бетон, лак, немного краски – казалось бы, обычный аромат новостройки. Но почему-то он всегда вызывал у меня ощущение, будто здание ещё живёт. Будто стены не успели остыть после того, как их «собрали», будто внутри бетонной плоти всё ещё что-то шевелится, дышит, ждёт.

Меня зовут Илья Немов. Двадцать семь лет, программист. Вернее, уже не просто программист, а руководитель отдела разработки в крупной IT-компании нашего маленького города. Звучит солидно, хотя на деле это значит, что теперь я отвечаю не только за код, но и за ошибки людей, которые его пишут. Да и размер нашего города означает, что крупность нашей компании на общероссийском уровне с трудом можно разглядеть в микроскоп.

Как бы то ни было, работы стало больше, времени – меньше. Зато появилась возможность позволить себе то, о чём мечтал все последние годы: собственную квартиру. Да не просто квартиру, а место в хорошем новом доме.

«Белый Шпиль» выглядел так, будто его вырастили прямо из земли: тонкая, блестящая «свечка» из стекла и бетона на самом берегу реки. Двенадцать этажей, один подъезд, закрытый двор с газоном и фонарями, подземный паркинг, охрана и консьерж, который улыбается даже тогда, когда ты приходишь домой в три ночи. В центре города, но при этом в стороне от прочих зданий. В рекламных буклетах квартиры называли «городскими апартаментами у воды», и, признаться, впервые переступая порог, я чувствовал себя как человек, который наконец-то выбрался из грязи и смог дотянуться до чего-то настоящего.

Квартира на одиннадцатом этаже – мечта любого одинокого айтишника. Просторная гостиная с видом на реку, панорамное окно на всю ширину стены, отдельный кабинет, где можно сидеть за ноутбуком до рассвета, не замечая, как темнеет за окном. Первые ночи я даже не закрывал шторы, а просто сидел в кресле и смотрел на отражения фонарей в воде. Мир казался упорядоченным и спокойным. Идеальным.

Но с самого начала было кое-что странное.

Я не мог объяснить это ощущение словами. Оно появлялось каждый раз, когда я находился в лифте один. Не страх и не тревога, а скорее морозный холодок под кожей, будто кто-то дышит тебе в затылок, но ты не слышишь дыхания. Ощущение чужого присутствия. Как будто в тесной кабине вместе со мной находился кто-то ещё. Не человек, не животное. Просто неведомый наблюдатель.

Я пытался списать это на переутомление. Нервная система после сложных проектов и дедлайнов часто выкидывает и не такие фокусы. Но однажды, возвращаясь домой поздно вечером, я заметил то, чего не мог объяснить никакой логикой.

Перед самым открытием дверей на моём этаже, дисплей лифта на мгновение вспыхнул невозможной цифрой «13».

Я моргнул и посмотрел снова. Там уже было привычное «11». Тишина стояла такая густая, что я услышал собственный пульс, бьющий в висках.

Показалось. Конечно показалось. Лифт в двенадцатиэтажном доме не может ехать на тринадцатый. Такого этажа просто не существует.

Но почему тогда сердце колотилось так, будто я стоял на краю пропасти?

Через пару дней история повторилась. Только на этот раз чуть иначе. Я поднимался домой после встречи с друзьями, было уже за полночь. В кабине я был один. На панели мигнуло «10», потом «11»… и вдруг снова «13». Лифт не остановился. Казалось, что он движется дольше, чем должен. Как будто я поднялся выше одиннадцатого, и даже выше двенадцатого этажа.

Когда двери открылись, я вышел в коридор и первым делом посмотрел на табличку рядом с дверью.

«11 этаж»

Как и всегда.

Я нервно выдохнул и снова вздохнул, не заметив, как до этого задержал дыхание. Воздух здесь был другой. Сырой, холодный, будто в шахту попал сквозняк. И где-то далеко, в глубине коридора, мне показалось, что я слышу шаги. Глухие и трескучие, будто кто-то шагает по плотному снегу. Медленные и размеренные.

Я простоял так, прислушиваясь и не двигаясь, минуту или две. Потом тихо выдохнул и открыл дверь своей квартиры. Лифтовая шахта и лестничный марш располагались в самом центре здания. На каждом этаже их по кругу обвивал коридор, двери из которого вели в квартиры. На каждой из четырёх стен одна дверь, четыре квартиры на этаже. Моя квартира располагалась справа от выхода из лифта. Но это значит, что никто не мог ходить в коридоре далеко, потому что весь коридор был рядом. Разве что в одной из квартир не закрыли дверь, и я слышал шаги из дальней комнаты той квартиры. Эта мысль немного меня успокоила.

Вот только с того вечера я стал замечать это всё чаще. Иногда лифт останавливался на секунду между этажами, замирал, как зверь, прислушивающийся в темноте к дыханию добычи. Но потом снова трогался. Иногда лампы внутри моргали, хотя во всём доме свет работал идеально. А иногда мне казалось, что двери открывались чуть-чуть раньше, чем следовало, словно кто-то хотел выйти первым.

Я убеждал себя, что это просто мелочи. Но с каждым днём уверенность таяла.

Я не сразу понял, что боюсь пользоваться лифтом. Каждый раз, нажимая кнопку, я на секунду замирал в нерешительности, будто знал, что делаю что-то опасное, но всё равно продолжаю. Как ребёнок, который кладёт руку на плиту, даже зная, что обожжётся.

Прошла неделя. Работа засосала меня полностью: новая должность, задачи, планёрки, десятки сообщений в чатах. Я приходил домой поздно, ел что-то на бегу и засыпал прямо в одежде. И всё это время пытался не думать о лифте.

Но он напоминал о себе.

Странности продолжили проявляться в мелочах. Иногда кабина чуть дольше стояла на первом этаже, будто кого-то ждала. Или двери закрывались слишком медленно.

Пару раз мне показалось, что внутри пахнет гарью. Я обращался с этим вопросом к консьержу, но никаких пожаров или поломок в доме не было. Да и запах он никакой не почувствовал.

Однажды я даже ощутил, как за спиной кто-то выдохнул мне в шею. Резко обернулся – никого. Я был в лифте один.

Я рассказывал об этом друзьям – они смеялись. «Переработал», «слишком много кофеина», «надо сходить к психотерапевту». Я и сам хотел бы в это верить. Но в глубине души понимал, что это не стресс.

***

Вечером пятницы я задержался на работе дольше обычного. Хотя, учитывая увеличившуюся нагрузку, стоит сказать, что вышел я в обычное своё время. Выйдя из офиса, поймал себя на странном ощущении: мне не хотелось домой. Не потому, что там было плохо, а потому что там был лифт. Но выбора не было, не ночевать же на работе.

Часы показывали без пятнадцати час ночи, когда я вошёл в холл. Консьерж спал, положив голову на стол, а вестибюль был залит тусклым светом ламп, включённых в ночном режиме. В такие минуты дом казался не новым, а старым. Слишком старым, словно стоял здесь не несколько месяцев, а сотни лет.

Перед лифтом я немного задумался, как и всегда, может стоит воспользоваться лестницей? Но длинный рабочий день и высота моего этажа постоянно разрушали это моё намерение.

Я нажал кнопку вызова.

Щелчок реле. Двери открылись мягко, без звука.

Внутри я сразу почувствовал, что сегодня всё будет не так.

Кабина не тронулась сразу. Она стояла несколько секунд, как будто прислушивалась к моему дыханию. Потом плавно начала движение вверх.

«1», «2», «3», – цифры менялись как обычно.

На «10» свет внутри лифта моргнул. Один раз. Второй. Потом снова загорелся ровно. Когда высветилось «11», я уже потянулся на выход, но лифт не остановился.

Он ехал дальше.

Я застыл, не в силах пошевелиться.

«12» не появилось. Дисплей погас полностью. Только мягкое гудение мотора и лёгкая вибрация пола подсказывали, что лифт не сломан и продолжает своё движение.

Секунда. Другая. Ещё несколько. Сколько это длилось – не знаю. Казалось, целую вечность.

А потом резкий щелчок, и двери раскрылись.

Первое, что я почувствовал, был запах. Холодный, сырой, гнилой. Как в старом подвале, где годами хранились забытые вещи. Следующее, на что я обратил внимание, была тишина. Абсолютная. Отсутствовало даже привычное еле слышно гудение ламп.

Я вышел.

Коридор, на первый взгляд, выглядел точно так же, как на любом другом этаже: серые стены и металлические двери квартир.

Но кое-что было не так. Во-первых, таблички с номерами отсутствовали. Вместо них на стенах висели пустые золотистые прямоугольники. Во-вторых, почтовые ящики, которых раньше не было, теперь висели у самого лифта. Старые, ржавые, с выломанными замками. А главное – свет. Он был не электрическим. Бледный, подобно лунному, он лился откуда-то сверху, будто проникал сквозь потолок.

Я сделал несколько шагов вперёд. Под ногами хрустели осколки стекла. Из-под одной двери тонкой струйкой тянулся туман. За поворотом скрипнула дверь.

– Есть тут кто-нибудь?.. – сказал я и сам не узнал свой голос.

Ответом мне стало то ли эхо, то ли шёпот. Непонятное бормотание, от которого по спине поползли мурашки.

Я хотел вернуться в лифт, но вдруг заметил, что двери за моей спиной закрыты. Панель не горит. Кнопки не светятся. Лифт исчез. Или никогда не существовал на этом этаже. В этом месте…

Сердце в груди потяжелело и покрылось коркой льда. Я не понимал, где нахожусь. Это был мой дом, ив то же время не мой. Тот же коридор, та же планировка. Но воздух здесь был мёртвый. Невозможный. Словно это не этаж… а воспоминание об этаже.

Я услышал шаги. Медленные, тяжёлые, размеренные. Где-то за поворотом. Я замер. Шаги приближались. С каждым ударом они звучали всё отчётливее. Не спешно, но неотвратимо, как тиканье часов. И чем ближе они были, тем сильнее я чувствовал взгляд. Кто-то смотрел на меня.

Я отступил к стене. Потом сделал два шага в бок, развернулся и ударил кулаком по двери. Если бы я сейчас был на одиннадцатом, то это была бы дверь моей квартиры.

– Откройся! – закричал я. – Откройся, чёрт тебя возьми!

Ничего. Только шаги. Всё ближе. И ближе.

И вдруг они прекратились.

Тишина.

Я медленно повернулся.

В противоположном углу коридора стоял человек. Человек ли? Лицо его расплывалось в полумраке. Он не двигался. Только стоял и смотрел. Его черный классический костюм казался траурным и резко контрастировал с бледностью лица.

Я не знаю, сколько мы стояли так.

Две фигуры в невозможном месте. Только один живой, взъерошенный, задыхающийся от паники. А второй будто вырезан из воздуха. Спокойный. Безмолвный. Невыносимо неподвижный. Между нами было метров пять, и даже на таком расстоянии казалось, что он возвышается надо мной.

Он не подходил ближе.

Я тоже не решался пошевелиться.

– Кто ты?.. – спросил я наконец дрогнувшим голосом.

Незнакомец не ответил. Но в тот же миг в груди холодно кольнуло. Я понял, что он улыбается, пусть и не видел его улыбки. Словно он встретил того, кого давно ждал.

– Это не смешно, – выдавил я. – Скажи, кто ты?

Он двинулся. Медленно, размеренно, как актёр на сцене, который знает, что каждая секунда его движения является частью спектакля.

Шаг.

Ещё шаг.

Казалось, что он идёт ко мне целую вечность. С каждым шагом воздух становился плотнее, сырее, тяжелее. А в голове вдруг начали всплывать вещи, которых я не помнил, которые я давно забыл. События прошлого, люди, разговоры, и даже запахи. Как будто кто-то листал мою жизнь наоборот.

Незнакомец остановился почти вплотную ко мне. Теперь я видел его лицо отчётливо. Точнее отсутствие лица. Белесая масса с выделяющимися полосами мышц, без глаз, без носа, без рта. Словно кто-то взял и замазал обычное человеческое лицо белым пластилином.

На лице чудовища не было ничего, но в то же время я ощущал на себе его пристальный взгляд. Я ощущал холод, пустоту, глубину, бесконечную глубину лифтовой шахты.

– Зачем… ты… – начал я, но не закончил.

Он поднял руку. Просто поднял, как человек, который хочет дотронуться.

Я отпрянул.

Тогда он сделал то, чего я не ожидал: опустил руку, развернулся и пошёл прочь.

Не убегая. Не торопясь. Просто пошёл в противоположную сторону коридора, где была только стена. И… вошёл в неё. Вошёл в стену как тень. Как дым втянулся в серый бетон.

Я остался один.

***

Не знаю, как я добрался до квартиры. Кажется, лифт вернулся сам собой, и двери открылись, когда я уже не надеялся их увидеть. Я зашёл внутрь, нажал на «11», и кабина послушно поехала вниз, будто ничего и не было.

Дома всё выглядело как обычно.

Тот же диван, ноутбук, кружка на столе, недопитый с утра чай. Только я больше не был прежним.

Я не спал всю ночь. Ходил по квартире, включал и выключал свет, смотрел в зеркало – словно проверял, остался ли я собой. Боялся, что увижу в зеркале человека без лица. Несколько раз я ловил отражение краем глаза и готов поклясться, что оно запаздывало. На секунду. Всего на миг. Но запаздывало.

***

На утро я попытался убедить себя, что всё произошедшее со мной было не более, чем сном. Или, в худшем случае, коротким помутнением сознания. Слишком много работы, слишком мало отдыха. Всё логично.

Но в доме стало меняться что-то ещё.

Почтовые ящики на первом этаже теперь выглядели не так. Они заржавели, облупились, и краска слезла с них хлопьями как старая кожа. Один из них был подписан моим именем, но почерк был не мой. Да и не были они подписаны! Раньше на них только и был, что номер квартиры. Я пробовал спрашивать старика-консьержа, но он не замечал перемен и смотрел на меня как на сумасшедшего.

Квартира напротив моей, которую, как уверял застройщик, никто не купил, вдруг оказалась обжитой: у стены стоял горный велосипед, а у порога появился коврик.

Я перестал пользоваться лифтом и стал подниматься и спускаться по лестнице. Но каждый раз, когда я шёл по ступеням, за стеной рычал и скрипел своими механизмами лифт. Словно он был зверем, а не бездушной машиной.

***

Через две недели я не выдержал. Мне нужно было понять, что это. Не кошмар, не сон, нет. Всё произошедшее со мной было слишком логично устроено, чтобы быть сном. Не галлюцинация – слишком много физических деталей, которые можно потрогать, понюхать, услышать.

Я поставил себе цель: поехать на тринадцатый этаж добровольно. Сознательно. И если он существует, то узнать, что это за место. Я понимал: либо я сойду с ума, либо поднимусь туда и посмотрю в глаза своему страху.

Я выбрал ночь пятницы, то же время, без пятнадцати час. Убедился, что я один и никого нет рядом. Даже консьерж куда-то делся, хотя мне казалось, что он круглосуточно сидит на своём посту.

Выдохнув, я нажал кнопку вызова. Лифт приехал мгновенно, будто знал, что я жду его.

Я вошёл.

Двери закрылись, панель мигнула, лампочка моргнула и загорела вполсилы. Лифт двинулся, хотя я даже не нажал никакой кнопки.

«1», «2», «3»…

На «11» кабина не остановилась.

Я стоял в полумраке, слушая гул двигателя, и считал удары сердца.

Один. Два. Три.

Рывок. Да такой, что я еле устоял на ногах.

Двери открылись.

И опять всё было по-другому. Теперь на стене напротив лифта висела табличка. Чёрная, металлическая, на углах заржавелая. На ней было выбито: ЭТАЖ 13.

В ту ночь я не чувствовал страха. Страх остался позади, на одиннадцатом этаже. Там, где мерцает монитор и звонят рабочие чаты. Там, где пахнет кофе и шоколадным печеньем. Там, где живёт человек по имени Илья Немов. А здесь, на тринадцатом, его будто никогда и не существовало. Так я думал, ещё не зная, с чем мне предстоит столкнуться.

Я сделал шаг вперёд.

Плитка под ногами скрипнула, как старый паркет. Свет по-прежнему лился сверху, мягкий и бледный, словно проходил сквозь слой воды. Коридор привычно уходил в стороны, но казался чуть длиннее, чем обычно. Как будто дом вытянулся, чтобы уместить в себе что-то большее, что-то лишнее.

Я шёл медленно, стараясь запоминать каждую мелочь. Стены были обшарпаны и покрыты грязными пятнами. В воздухе витали запахи плесени, ржавчины, старых газет, мокрого дерева, гнилых яблок. У одной из дверей стояла пара мужских ботинок, изношенных до дыр.

Я присел и потрогал их. Тёплые. Слева от меня тихо скрипнула дверь.

Я вздрогнул и посмотрел на неё.

Дверь приоткрылась совсем немного. Ровно настолько, чтобы я увидел кусочек комнаты. Внутри стоял старый деревянный стол. Лампа на нём лихорадочно мигала, в такт моему перепуганному сердцу. Ещё на столе стояла фотография в рамке. Я не видел её целиком, только угол, но уже по этому углу понял, что это я. Это казалось невозможным, но это была моя фотография с корпоратива двухлетней давности. Та самая, на которой фотограф запечатлел моё перекошенное лицо в момент особо сильного подпития. Та самая, которую я ненавидел и заставил всех в офисе удалить её из всех соцсетей.

Я шагнул назад, спина покрылась холодом и мурашками.

Дверь закрылась и слилась со стеной. Без звука. Без щелчка. Словно её просто не было.

Чем дальше я шёл, тем больше место переставало подчиняться логике. На одной из стен висело зеркало. В нём отражалось не это место, там был холл первого этажа, с консьержем и почтовыми ящиками. Я видел самого себя, одетого в другое старом драное пальто, которого у меня никогда не было. В углу стоял стул, перевёрнутый на бок, и из его ножки капала вода. Откуда она взялась было непонятно.

А потом я услышал шорох. Он был похож на шорох бумаги: мягкий, шелестящий, но словно идущий за мной.

Я обернулся. Пусто.

– Есть здесь кто-нибудь? – мой голос сорвался на хрип.

Ответом снова стал шорох. Теперь ближе и громче.

Я ускорил шаг. Коридор не заканчивался. Казалось, он бесконечно удлинялся, появляясь из теней и тумана. Слева мелькнула дверь. Не раздумывая, я рванул к ней. Ручка поддалась сразу, будто ждала моего прикосновения.

Внутри меня встретила кухня. Маленькая, старая, с пожелтевшими обоями. На плите стоял чайник. Из него тонкой струйкой валил пар. На столе стояла тарелка с половиной бутерброда. Я сразу понял, что знаю эту кухню. Сложно не узнать место, где вырос. Это кухня квартиры моих родителей. Такой она была в моём детстве.

– Мам?.. – вырвалось само собой.

Ответа не последовало. Только тихий стук часов на стене. Тех самых часов, которые сломались, когда мне было четырнадцать.

Я прошёл дальше, дверь за спиной закрылась. На холодильнике висели на магнитах мои рисунки из начальной школы. На табурете сидел плюшевый медведь, которого я потерял много лет назад в поезде.

В груди защемило. Всё вокруг было слишком настоящее. Я взял игрушку. Она была тёплой. А потом раздался голос. Сначала далёкий, едва слышный:

– Илюша… ты снова опоздал к ужину…

Я обернулся. На пороге стояла женщина, сотканная из теней и тумана, из дыма воспоминаний; её очертания колыхались, словно тёплый воздух над включённой плитой. Не совсем человек, существо… Силуэт – мамин. Голос – тоже. Только глаза… глаза были белыми, как молоко. И улыбка растянулась слишком широко.

– Садись… мы ждём…

Я отступил. Медведь выпал из рук. Я метнулся к двери в другой стороне кухни. За дверью была другая комната, а на противоположной стене была новая дверь, к которой я и побежал. Прочь от этого монстра, изображающего мою мать.

Не знаю, сколько комнат я прошёл. Они были как страницы из моей жизни: комната друга, где мы вечерами играли в приставку, школьный класс, в котором я впервые влюбился, кабинет университета, старое общежитие. Каждая деталь точна, как фотография, но в каждой было что-то не так: лишние двери, неестественный свет, лица людей с пустыми глазами.

Они говорили со мной. Шептали, звали, предлагали остаться. Говорили то, что я хотел услышать, и то, чего боялся.

– Ты мог бы быть счастливым, если бы остался здесь.

– Ты ведь скучаешь по нам, правда?

– Зачем тебе взрослая жизнь?

– Нравится одиночество?

Я закрывал уши, но голоса продолжали звучать. Словно они были внутри моей головы. Внутри меня.

И чем дальше я шёл, тем сильнее понимал: это не просто место. Это память. Моя. Чужая. Всех, кто когда-либо здесь был. А может и вовсе всех, кто когда-то был. Этот этаж был соткан из того, что мы забыли. Из того, что мы любили. Из чего выросли.

Я остановился. Комнаты кончились, и я снова стоял на лестничной площадке. Передо мной была квартирная дверь. На табличке написано «Илья Немов». Я стоял перед дверью, на которой значилось моё имя, и вдруг понял: за все двадцать семь лет жизни я ни разу не видел его, выгравированного так чётко, аккуратно, будто это не просто фамилия и имя, а приговор. «Илья Немов». Тринадцатый этаж будто признал моё существование. И приглашал войти.

Я стоял, не решаясь прикоснуться.

Что могло быть за этой дверью? Моя квартира? Моё будущее? Или что-то, от чего я бежал всю жизнь?

Рука сама потянулась к ручке. Она была ледяной. Я вдохнул и толкнул её вниз.

За дверью не было квартиры. Не было ни стен, ни пола. Только бесконечная, густая темнота, тянущаяся куда-то вдаль. Из неё пахло чем-то очень знакомым, как пахнет квартира, в которую возвращаешься после долгого отпуска: не свежестью, не пылью, а жизнью, которую здесь прожили.

Я шагнул внутрь, в самую темноту.

Пол появился под ногами сам собой. Твёрдый желтоватый паркет, с едва заметным скрипом. Свет загорелся мягко, без источника, просто пространство решило, что пора его включить. И тогда я увидел.

Это была моя комната.

Та самая, в которой я жил до семнадцати лет. Полки с дисками, облезлая тумба, монитор старого компьютера, который шумел и нагревался, когда я писал свой первый код. Даже царапина на подоконнике, оставшаяся после того, как я по глупости и злости швырнул туда отвёртку, была на месте. Время здесь замерло. Пыль не двигалась, зависнув в лучах света. Воздух не колыхался. Всё выглядело так, будто пространство замерло в ожидании.

Я прошёл к столу. На нём лежала моя тетрадь с заметками по C++ и кривыми рисунками в полях. Я перелистнул страницы и наткнулся на записку на жёлтом клочке бумаги, которую никогда не писал.

«Ты не сбежишь. Ты не можешь сбежать от себя.»

Я откинул тетрадь и вздрогнул. В зеркале напротив я заметил движение.

Я сидел за этим же столом. Точнее он сидел. Тот самый я, шестнадцатилетний. Хмурый, худой, с подростковыми прыщами и огромными наушниками на голове. Он что-то печатал на клавиатуре, не замечая меня.

Я сделал шаг вперёд. Он поднял глаза.

– Поздно вернулся, – сказал он. – Опять сидел в офисе до ночи? Снова убежал от всего, что не хочешь чувствовать?

– Ты… ты не настоящий, – выдавил я.

– Конечно, нет, – он усмехнулся. – Но и ты тоже.

Он встал. Теперь мы были на расстоянии вытянутой руки. Его глаза были моими, но в них не было тепла. Только усталость. Та самая усталость, которую я давно перестал замечать в зеркале.

– Помнишь, зачем ты начал учиться программированию? Зачем ты вообще начал писать свой первый код? – спросил он. – Потому что хотел создавать. А теперь ты только затыкаешь чужие дыры. Помнишь, кем хотел быть? А стал тем, кто боится смотреть на себя.

– Замолчи.

– Помнишь, как плакал, когда они смеялись над тобой в школе? Как решил, что лучший способ не чувствовать, это спрятаться за работой?

– Замолчи!

– А теперь ты даже не знаешь, кто ты. И этот дом – это единственное место, где ты по-настоящему жив.

Я отступил к двери, но за ней больше не было выхода. Только пустота. Мир за пределами комнаты исчез. Остались только мы двое. Я и тот, кем я когда-то был.