Второе пришествие Христа. Евангелие от Елены

– И что, ты этот универсальный закон применяешь и к нам тоже?

– Благодаря этому закону я до сих пор жив! Мне пришлось отдать почти половину хабара людям Сугрива, чтобы не убивать их. Хотя, чтобы они начали воспринимать меня всерьез, мне пришлось сжечь оба их джипа. Слава богу, они успели из них выскочить. И мне не пришлось брать грех на душу. Зато теперь Сугрив думает, что это его люди его кинули, и до сих пор не объявил на меня охоту. Ведь по драгоценностям его жены их легко было отследить при продаже. Да упокоит Господь их души…

– Ты применил к ним принцип самонаказания зла? – удивилась я.

– Эх, – глубоко вздохнул он, – знаешь, на самом деле я с удовольствием бросил бы всё это. И увез бы тебя на край земли!

– Но ты же этого не сделаешь! – упрекнула я.

– Хотя бы потому, что мы и так уже живём на самом краю земли. И дальше ехать уже просто некуда. Впереди – только океан. Только поэтому мы сейчас тут сидим и болтаем. Болтая в воде ногами. А не просто переспали и разбежались, сняв наш интим с повестки дня.

– Который сразу же разлучит нас? – поняла я, вздохнув.

– Как меня и Креусу, – кивнул Творец. – Мы просто растягиваем удовольствие друг от друга… Подольше, – улыбнулся он, – как сладкую ириску, не поняла ещё? Подобно некоторым видам насекомых, экстаз которых длится непрерывно по восемь-десять часов подряд. Так что наслаждайся общением, пока можешь. Осваивая этот новый для тебя вид более тонкого экстаза.

– Ах, вот оно что? – засмеялась я. – Значит, секс – это не обязательно постель?!

– Нет конечно! – улыбнулся он. – Интимное общение – это тот же обмен чувствами, что и в сексе. Особенно, если ты что-то испытываешь к партнёру диалога. В каждом своём слове, словно в причудливом цветке, раскрывая ему навстречу свой неуловимый для других аромат любви!

– Как красиво!

– Это красиво только для тебя. Потому что твоё подсознание чувствует магический аромат моих слов. И как гирлянды из цветов, вешает их тебе на шею. Чего бы я тебе не говорил, любое мое слово будет заряжено восхищением, трепетом и блаженством, которые я невольно испытываю в твоем присутствии. Ты будешь вдыхать мою страсть, даже если я стану просто тебе мяукать: Мур-мур-муррр!..

– Перестань, – улыбнулась я смущенно, – у меня мурашки по коже. Ангелы снова меня влюбляют!

– Иногда достаточного даже одного взгляда любящего, чтобы он всколыхнул восторгом твоё сердце!

– Вот такого? – глянула я на него глазами, полными настоящей любви. – Давно уже хотела именно так на тебя посмотреть, – призналась я смущенно, – да всё повода не находила.

– Не говоря уже о позе, жесте, нечаянном касании, пронзающем тебя током чувств! – и он, для наглядности, коснулся руки гопи.

– Перестань!

– И тем более – о слове, этом трансферте сердца, пронизывающего своими тёплыми нежными лучами каждый наш звук, придыхательные, гласные и на всё согласные…

– Всё, я не могу больше! – встала я. – Пошли купаться! Мне надо охладиться!

Но как только мы искупались, он продолжил:

– Наличие души – это единственное, чем отличается животное от насекомого, – понимающе улыбнулся он. – Душа – это способность передавать страсть на расстоянии. Поэтому-то насекомые и экзольтируют столь долго в совокуплении, что не способны растрачивать экстаз по пустякам. Как мы. Поэтому не беспокойся, у нас ещё будет время, где мы сможем причинить себе много сладкой боли. А сейчас нам нужно просто копить тягу друг к другу. Потенциал, который мы сможем в цвете реализовать на полотнище возможного бытия. Ведь наша близость тянется из очень-очень глубокого прошлого. Намного глубже, чем наше детство и юность, которые были лишь прямым указанием на него.

– Что ещё за прошлое? – озадачилась я и села на покрывало.

– Исходя из моего врожденного поэтического навыка я подозреваю, что в прошлой жизни я был более популярен. И судя по популярности поэзии в прошлые века, у меня должна была быть масса поклонниц.

– И я была одной из них? – улыбнулась я.

– Из тех, кто расцвечивал мою и без того чудесную жизнь.

– Я бы сейчас поела, если честно. Жаль, что ты ничего не купил для своей поклонницы.

– А я пока что не голоден.

– Ты реально уже перешел на питание кишечником?

– Пока что не перешел, но сегодня мы уже ели.

– Откуда ты нахватался этих глупостей?

– Ты действительно интересуешься или хочешь отправиться в литературнэ?

– Поехали! – усмехнулась я. Уже успев заметить, что именно это его и заводит – любоваться собой, как Нарцисс, в лужицах своих рассказов. А не та, кому он их читает.

Творец сходил в машину, принёс тетрадь, сел на покрывало и стал читать:

«Что заставило меня после беседы с Джимом и Лайзой вспомнить то, что и делало мой героизм таким литературным до мозга голубых костей. Ведь в юности у меня был свой учитель, обучивший меня мало есть, а не только бедность. Воображения.

Работать учитель не любил (на то он и Учитель). Но ничем хроническим не болел. И к тому же у него была первая положительная (в карман) группа крови, которая подходила почти ко всем. Причем, без спросу! Нагло вливаясь в самый неожиданный для них момент в реанимации.

Однажды Ликий, так звали будущего Учителя, тоже загремел в больницу. Не менее неожиданно, чем любой другой. Не желающий признавать, что ТЫ и вдруг чем-то заболел! Наивно думая, что можно есть и пить что попало, вести себя как самая разудалая свинья, повизгивая от восторга собой, не делая ни утренней гимнастики, ни ещё чего столь же вздорного и глупого, как правильное питание и распорядок дня, оставаясь при этом абсолютно здоровым! Последовательно создавая своим незатейливым образом жизни как раз обратное.

И от делавших ему переливание врачей Ликий с удивлением узнал о том, что его кровь – страшный дефицит. Можно сказать, драгоценность! Молча догадавшись о том, что им для него её откровенно жалко. Столь никчемно он выглядел в их глазах. Поэтому и промолчал. Да и сил возмущаться тогда, если честно, совсем не было.

И врачи настоятельно порекомендовали ему, втыкая капельницы, начать её сдавать.

– Обратно?

– На благо родины!

– Если я выживу?

– За деньги, разумеется! – подчеркнул главврач, оживив его интерес. А через это и его самого.

– Как только ты окончательно окрепнешь! – улыбнулась медсестра, укладывая Ликия рукой обратно на подушку.

Придав ему столь мощный стимул поскорее выздороветь и включится уже в эту несложную игру по зарабатыванию денег, что он только и ждал, изнывая в постели, пока его выпишут. И выпнут из больницы.

Пусть и – небольших, но ему стало хватать на житьё-бытьё в своей скромно обставленной студии. Ел Ликий и без того мало и скромно. Можно сказать, перебивался от случая к случаю. Так и не решив ещё, задумчиво глядя вослед уходящим от него годам, чем в этой жизни ему предстоит заняться.

А начав сдавать кровь, стал стараться есть то, что советовали врачи. То есть без излишеств и по распорядку дня, чтобы кровь активно восстанавливалась. Если и употребляя иногда спиртное с приятелями, то лишь две-три стопки для очистки сосудов, как и рекомендовали ему врачи. Да и то – за несколько дней до сдачи крови. Однажды уже отвергнув его кровь из-за присутствия в ней спирта и не дав ему ни гроша! С тех самых пор ни в какую не желая пить, сколько бы приятели его не уговаривали – подняться на их волну общения, закрутив и ударив головой о дно стакана. Но Ликий лишь молча улыбался, уже пару раз найдя поутру своё сведённое судорогой раскаяния тело на финансовой отмели во время отлива разошедшихся по своим делам приятелей, распухшее с похмелья и слегка посиневшее, как у любого утопленника. Щетина которых, по инерции, некоторое время продолжает ещё расти. Не подозревая о том, что хозяин уже покинул данное (ему на время) тело. Из-за того, что внезапно закончился срок его аренды.

Хозяин которого теперь становился для своих приятелей тем самым джинном, что ни в какую не желал снова лезть в бутылку, сокращая сроки аренды.

Одним из таких вот приятелей я для него и стал после пары совместных кутежей. В один из которых Ликий наотрез отказался употреблять спиртное, сославшись на поджимавшие его к сдаче крови сроки. Но продолжал оставаться для нас самым радушным хозяином, душой компании! И на все наши уговоры лишь беспомощно разводил руки, словно бы это именно мы и приперли его к этой самой стенке. А не какие-то высшие по отношению к нему силы, наказания которых он откровенно побаивался. Суеверно, словно слыша уже за спиной отдалённые раскаты грома. Гнева врачей. Заставляя нас над этим посмеиваться.

Случилось так, что мы очень быстро нашли общий язык. Хотя, это было не мудрено, ведь он валялся невдалеке в углу – весь в пыли расхожей фразеологии и мусоре «общих мест». И молча ждал, слегка насупившись, пока его подберут и начнут использовать по назначению, превращая из «вещи в себе» в «вещь для других». Если удавалось блеснуть той или иной нестандартно звучавшей мыслью. Ведь все мы учились тогда в академии этой жизни на «лекарей». И потому никогда не упускали случая попрактиковаться на том или ином, подвернувшимся под руку, пациенте. Даже таком взрослом, как Ликий.

Ликию было уже глубоко за сорок, так что он объяснил нам:

– Тяга к женщинам в моём возрасте усиливается в основном у тех, кто вечером любит плотно поужинать. Ведь тестостерон вырабатывается у нас ночью. А я легко ужинаю в шесть и в десять вечера уже ложусь спать. Если мне это удается, – улыбнулся Ликий, обводя взглядом зашедших к нему на огонёк юношей. – Именно поэтому суккубы и приходят ночью.

– Что ещё за суккубы?

– Ну, бабы. Во сне. Или те, кто ими притворяются.

– Бесы?

– В основном! – ещё более загадочно улыбнулся Ликий. – Иногда это даже метровые тараканы. Все они внушают тебе, что они такие распрекрасные дамочки, что ты так и жаждешь с ними совокупиться. А когда тебе этого так и не удается, их внушенная тебе иллюзия постепенно рассеивается. И ты наконец-то видишь их истинный облик!

– Ужас!

– Они питаются твоим желанием.

– Джинны, что ли?

– Джинны в сказках. А эти – самые настоящие! Они к вам уже приходили?

– И не раз! – вспомнил Пенфей, как уже пытался с одним из таких позабавиться. И нервно сплюнул.

– Иногда суккубы принимают облик уже знакомых тебе девушек, – понимающе кивнул Ликий. – А иногда и – прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни. Сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские суккубы – затейники! – подмигнул Ликий. – Им приходится казаться тебе красивой самкой.

– Так они мёртвые, что ли?

– Смерти нет, – усмехнулся Ликий, – это суеверие. Вы слышали про Христа? Он это наглядно доказал, явившись уже после смерти, временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

– Такие, как Он, это уже умеют?

– Да и Кришна приходил прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело, мы – больше! Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли, что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией, которую мы выделяем при виде самки.

– Как слюну – при виде пищи?

– Это – самое мощное излучение!

– Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

– В том числе. Всё течёт, всё изменяется, – продолжил отстранённо вести свой пассаж Ликий, – из одного наивного существа – в другое, более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Ликий рассказал нам одну историю. Как однажды он встретил в магазине «Дюймовочка» своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

– Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытались все их повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Поэтому…

Каждый день таская к нему в студию всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля кончились все деньги. И он с грустной улыбкой ушёл в рейс. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлсон. Помахав, на прощание, лопастью ладони.

А Ликий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, самых что ни на есть и пить горячительных напитков. И гулящих девушек, если удавалось привлечь к себе их внимание. Подстрекая его пойти работать, чтобы начать удовлетворять всё возрастающие потребности. «Эту «дурную бесконечность», – понял Ликий.

И тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил жесточайший распорядок дня. Ровно в десять вечера ложился в постель и насильно закрывал уставившиеся в темноту глаза. И чтобы заставить свой организм спать, полностью выключал ум, наблюдая за своим дыханием. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавшие перед его воспалённым взором лозунгами с призывами стать как все – объединившиеся в едином порыве к самкам пролетарии! И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли всё же вернулся в давно уже накатанную колею – есть один раз в день. Перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным, которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив поутру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» к самкам в благое русло.

Примечания