Ключи от бездны

Ева находит фото 1920-х

Фотография выскользнула из трещины в кирпичной кладке, ударив Еву по щеке острым углом, как пощёчиной из прошлого. Пятеро мужчин в котелках стояли у подножия маяка, их тени сплетались в якорь на мокром песке. «Круг возрождён… – она перевернула снимок, и чернила впились в подушечки пальцев, – Прилив смочит… или выбросит наши кости?»

Лицо прадеда мэра узнавалось по шраму-якорю на скуле – тот же хищный изгиб бровей, что у его правнука на плакатах «Выбери Вандербильта!». Ева прижала фото к ране на плече, и кровь проступила сквозь бумагу, выделив надпись: «V. знает цену молчания».

«Цену? – она прошептала, сдирая ногтем лицо прадеда, – Тридцать серебряников… или пять пуль в обойме?»

Стекло фонаря треснуло, осыпав фотографию иглами. Ева собрала осколки в горсть – в каждом отражался один из мужчин, шепчущий обрывки фраз: «…закопаем в дюнах…», «…ребёнок видел…», «…прилив в 17:00…».

«Ребёнок… – она раздавила осколок с прадедом, и бритвенная проволока впилась в ладонь, – Ты… убивал… или хоронил?»

На обратной стороне фото проступили новые строки, написанные морской водой: «Пятый предаст. Всегда. V.». Ева лизнула текст, и язык онемел от соли – вкус, как слёзы матери, стиравшей кровь с её коленок.

Тень маяка на стене закачалась. «Они… вернулись… – голос прадеда скрипел ржавыми гвоздями, – Внучка… ты… наш якорь спасения…»

«Спасения? – Ева пристрелила тень, и пуля оставила дыру в дате „1920“, – Или… последний гвоздь… в крышку вашего гроба?»

Из пробитой стены хлынула вода, неся ракушки с выгравированными именами. Ева поймала одну – «Элиас Вандербильт, 17.09.1920». Внутри, на перламутре, был изображён ребёнок с петлёй на шее.

«Прилив… – она швырнула ракушку в окно, разбивая стекло с гербом города, – Смоет… ваш проклятый маяк!»

Фото вспыхнуло, обугливая края. Ева тушила пламя ладонью, и ожоги складывались в цифры: 5 человек, 5 пуль, 5 минут до прилива.

Вдалеке завыл пароходный гудок. Ева выбежала на причал, где волны уже лизали сваи с гравировкой «V». Вода поднималась, обнажая пять якорей, опутанных детскими костями.

«Круг… – она перезаряжала пистолет, стоя по колено в ледяной пене, – Ломается… одним выстрелом».

На маяке вспыхнул огонь. В его свете Ева увидела пять фигур на скале – прадед мэра подносил петлю к шее ребёнка с её лицом.

«Нет! – она выстрелила в прожектор, и тьма накрыла залив, – Я… не… ваша жертва прилива!»

В темноте что-то схватило её за лодыжку. Ева нащупала под водой лицо – морщины прадеда, ракушки вместо глаз. «Пятая… – булькало существо, – Ты… заменишь его… в круге…»

Она вонзила нож в ракушечный глаз, и тварь рассыпалась в моллюсков. «Круг… – Ева швырнула в прибой горящее фото, – Горите… в своём маячном аду!»

Пламя поползло по нефтяной плёнке, рисуя на воде гигантский якорь. Ева шла вдоль берега, пока волны не смыли следы её кед с меткой «AB+». В кармане звякнула гильза – на ней было выгравировано: «V. – это ты».

«Нет… – она бросила гильзу в огненное море, – Это… конец вашего алфавита».

Где-то в доках упал маяк, и вспышка осветила портрет на песке – пять мокрых силуэтов вели за руку шестого. Ева разбежалась и прыгнула в воду, чтобы стереть рисунок телом.

«Прилив… – она плыла к горящему горизонту, – Унесёт… всю вашу грязь…»

Но когда волна накрыла её с головой, в ушах прозвучал смех прадеда: «Прилив… принесёт обратно… всегда…»

Расшифровка кода в журнале

Бумага прилипла к пальцам, как медуза, выпуская в воздух ядовитый шлейф лаванды и гниющих водорослей. Ева втиснулась в расщелину рифа, где волны выбили в камне цифру V, и холодная вода хлестала по рёбрам, словно пытаясь вымыть код из её рёбер. «Здесь… – она выплюнула морскую соль, читая надпись на потолке пещеры, – …лежит правда… или ваши кости?»

Фонарь выхватил из мрака алтарь из корабельных обломков. На нём лежали пять черепов с дырками в лбах и шкатулка, источающая запах лавандовых духов вдовы Блейка. «Открывай… – зашептали черепа, шевеля челюстями в такт прибою, – Мы… давно… ждём пятую…»

Ева ударила прикладом по шкатулке. Сдвинувшаяся крышка обнажила свадебное платье, проросшее ракушками, и пистолет с гравировкой «Для V.». «Правда… – она примерила истлевший рукав, чувствуя, как мокрый шёлк слипается с ожогами, – Что вы… женились… на смерти?»

На стене вспыхнули фосфоресцирующие буквы: «Пятеро стали одним. Один станет пятью». Ева провела по надписи окровавленным пальцем – символы поползли вниз, складываясь в карту кровеносных сосудов на её груди.

«Нет… – она сорвала с шеи цепочку с якорем, швырнув в тень, – Я… не ваша карта… не ваш пазл!»

В углу хрустнули ракушки. Вдова Блейка в прозрачном, как медуза, платье выплыла из трещины в скале, неся фонарь из черепахи. «Они хотели бессмертия… – её голос звенел, как бьющееся стекло, – Но получили… тебя… вечное проклятие рода».

Ева направила пистолет на призрак. «Правда… – палец дрожал на спусковом крючке, – В том… что я… убила тебя… ещё в утробе?»

Вдова рассмеялась, и из её рта посыпались раковины с выгравированными датами смертей Пяти. «Ты… живое письмо… – она указала на родинку-якорь, – Которое они… писали… два века…»

Приливная волна ворвалась в пещеру, сбивая Еву с ног. Она ухватилась за алтарь, чувствуя, как вода вымывает из глаз контактные линзы с микропечатью «AB+». «Правда… – бормотала она, отплевываясь от медуз, прилипших к лицу, – Что вы… все… боитесь… что я прочту…»

На дне пещеры блеснул металл. Ева нырнула, раздирая ладони об устричные рифы. Рука схватила якорь-подвеску, но что-то схватило её за лодыжку – скелет в мундире капитана с татуировкой «V» на черепе.

«Пятая… – пузыри вырывались из его ржавого шлема, – Ты… могила… и… воскрешение…»

Она ударила скелета подвеской, и кости рассыпались, обнажия люк с пятью замками. Ева вставила в них: отвёртку, гильзу, осколок зеркала, обручальное кольцо и свой зуб. «Открывайся… – створки заскрипели, заливая туннель зелёным светом, – Или я… взорву… ваше подводное пекло!»

Внутри плавала банка с мозгом, опутанным водорослями. Этикетка гласила: «Эксперимент V. 17.09.1823—2025. Штамм AB+». Ева прижала сосуд к животу, где шрам от аппендицита пульсировал в такт светящимся волокнам.

«Правда… – голос вдовы эхом прокатился по туннелю, – Что ты… сосуд… а не человек».

Стекло треснуло, выливая синюю жидкость ей на ноги. Ева закричала, чувствуя, как раствор перестраивает ДНК – на руках проступили татуировки пяти капитанов. «Нет! – она билась о стены, стирая кожу до мяса, – Я… не… ваш чернильный принтер!»

Внезапно всё затихло. На полу пещеры, подсвеченный фосфором, лежал детский скелет с медальоном «Е.В.». Ева подняла его – внутри медальона была фотография: пять мужчин в хирургических масках держат новорождённую с якорем на темечке.

«Правда… – она раздавила медальон каблуком, – Что вы… создали… а я… уничтожу».

Вынырнув на поверхность, Ева увидела, что закат окрасил море в цвет старой крови. Вода вынесла к её ногам бутылку с запиской: «Следующий круг – твое сердце. V.».

«Уже… – она выстрелила в бутылку, и осколки сложились в якорь у её ног, – Вы… в моём… кровотоке… но я… ваша тромбоза».

Где-то вдали загудел маяк, моргая пять раз. Ева пошла по воде, как по страницам дневника капитана, оставляя кровавые следы, которые тут же смывало волнами. В кармане жгло мозг-артефакт, шепчущий на языке устриц: «Пять станет одним… один станет ничем…»

«Нет… – она достала банку, швырнув её в прибой, – Я… много… больше… чем пять!»

Море взорвалось синим пламенем. В огне Ева увидела их лица – Пятеро, горящие как факелы. Их крики пахли лавандой и сожжённой плотью.

«Горите… – она шагнула в пламя, чувствуя, как татуировки сходят с кожи, – Я… ваша… самосожжённая правда…»

Но когда огонь погас, на песке остался лишь якорь из пепла. Ветер развеял его, смешав с морской солью. Где-то в глубине, пять теней аплодировали.

Звонок от неизвестного

Телефон забился в углу ржавой раковиной, вибрируя так, что чешуйки краски сыпались с бетонных стен. Ева подняла трубку, и морозный ветер с того конца провода обжег ухо криком чаек. «Ты нашла… – голос скрипел, как дверь трюма на заржавевших петлях, – …что выкапывала… как собака… кости предков?»

Она прижала аппарат к груди, где родинка-якорь пульсировала в такт ударам волн за стеной. «Кто вы? – прошептала Ева, наблюдая, как конденсат с трубки стекает на пол, рисуя цифру V, – Призрак… или крыса… из вашей подземной канализации?»

Скрип двери врывался в паузы, будто кто-то медленно входил в комнату на другом конце света. «Мы… уже в дверях… – в голосе захлюпало, словно говорящий тонул, держа трубку под водой, – Пятеро… десять… сотня… мы… твоя кровь в водостоке…»

Ева рванула шнур из розетки, но голос продолжал литься из динамика, теперь пахнущего горелой проводкой и тухлой рыбой. «Беги… – засмеялись хором, – По лестнице… что ведёт… в наше чрево…»

Она швырнула телефон в зеркало. Стекло треснуло, отражая пять фигур в дверном проёме – их плащи капали морской водой, образуя лужицы с плавающими ракушками V. «Вы… – Ева отступала, наступая на осколки, – …мертвы… я… сама закопала…»

Старший из теней снял капюшон – лицо отца, с дырой от пули во лбу. «Мёртвые… – он шагнул в лунный свет, и кожа слезла с его костей, как мокрая бумага, – …лучше… видят… живых…»

Ева выстрелила в зеркало. Осколки вонзились в тени, но те лишь рассыпались на крабов, заползающих за воротник. «Они идут… – шептали членистоногие, клешнями выцарапывая «AB+» на её ключице, – …через стены… через вены… через годы…»

Она сдирала с себя крабов, швыряя их в вентиляцию. Из решётки послышался скрежет – будто гигантский якорь тащили по железному днищу. «Ты… – голос теперь исходил из радиатора, – …пролила… нашу кровь… теперь пей… свою…»

Кран на кухне взвыл, выплевывая густую жидкость цвета ржавчины. Ева поднесла стакан к глазам – в мути плавали детские зубы с гравировкой дат: 1823, 1911, 2025. «Нет… – она разбила стакан об плитку, и осколки сложились в якорь, – Я… не… ваше кладбищенское вино!»

Скрип двери превратился в рёв. Ева рванула на пожарную лестницу, но ступени проваливались, превращаясь в корабельные снасти. «Лови… – сверху упала верёвка с петлёй, пахнущая лавандой, – …своё… наследство…»

Она перерезала верёвку ножом, и тросы завизжали, как повешенные. На земле, в луже из мазута и дождя, плавало фото: Ева в детстве, сидящая на коленях у пяти теней у маяка.

«Ложь! – она растоптала снимок каблуком, оставляя отпечаток V на асфальте, – Я… никогда… не была… вашей!»

Телефон зазвонил снова – теперь в каждой луже. Ева бежала по улице, где витрины магазинов показывали её отражение в окружении пяти силуэтов. «Они уже здесь… – эхо гналось за ней, – …в твоём пульсе… в твоих зрачках… в твоём страхе…»

У доков она врезалась в рыбацкую сеть. В ячейках бились пять устриц, каждая с жемчужиной-глазом. «Смотри… – шептали раковины, – …мы… везде…»

Ева швырнула сеть в воду. Всплеск осветил подводный город – пять кораблей с горящими парусами образовывали кольцо. «Горите… – она достала зажигалку, поджигая промасленную верёвку, – …и не смейте… всплывать!»

Пламя поползло к воде, но дождь усилился, заливая огонь. В последней вспышке Ева увидела их – Пятеро стояли на волнорезе, их рты растянуты в беззвучном крике «V».

«Идите… – она сорвала с шеи цепь с якорем, швырнув в прибой, – …за своим… проклятым трофеем!»

Секунду тишины. Потом грохот – будто все корабли мира разом дали гудок. Ева закрыла уши, но звук проникал через кожу, выбивая ритм морзянки: «Ты-наша-ты-наша-ты-наша».

«Нет! – её крик растворился в шторме, – Я… свободна… как волна… как ветер… как…»

Гром ударил в маяк, и на мгновение всё замерло. В тишине чётко прозвучал щелчок – дверь кают-компании «Чёрного брига» захлопнулась за её спиной.

Ева прячет документы под половицей

Половица взвыла, как раненый зверь, когда Ева поддевала её ножом с гравировкой «AB+». Пыль архивного подполья пахла слезами и плесенью, оседая на губах горькой пудрой предательства. «Спрячь… – шептали балки, скрипя корабельным деревом, – …пока они… не вдохнули…»

Документы, пахнущие лавандовым ядом, она заворачивала в промасленную кожу – та шипела, реагируя на чернила с серебром. «Тихо… – Ева прижала свёрток к животу, где шрам пульсировал в такт шагам наверху, – …не зовите их… вашими мёртвыми буквами…»

Окурок с алой помадой лежал в луже чернил, как отрезанный язык. Ева подняла его, и пепел осыпался, складываясь в цифру V на запотевшем стекле очков. «Клара… – она раздавила фильтр каблуком, чувствуя, как краска впивается в подошву, – …курила… у моего… детства… у моего гроба…»

На стене дрожал свет фонаря – тень вдовы Блейка гладила пустое место, где висел портрет капитана. «Обещала… – голос капал со стропил смолой, – …не лезть… в нашу… семейную… могилу…»

Ева швырнула в тень клинок. Нож воткнулся в доску с газетной вырезкой: «Вдова Вандербильт выходит замуж. 17.09.2025». «Семейная? – она сорвала очки, в которых мир распадался на пиксели лжи, – Вы… сшили семью… из моих… украденных лет!»

Из пролома в полу выполз таракан с крыльями чайки. На спине насекомого сияла татуировка – якорь с инициалами Клары. «Следила… – Ева раздавила тварь свёртком, и хитин впился в ладони, – …как гриф… на падаль… моих секретов…»

Внезапно зазвенели колокольчики в витрине – так всегда оповещала Клара о своём приходе в детстве. Ева рванула к выходу, спотыкаясь о разбросанные фотографии: на всех вдова стояла за её спиной с ножницами, обрезая косички.

«Лжёшь… – она упала на колени перед зеркалом, где её отражение держало пустую рамку вместо лица, – …что любила… что защищала…»

С потолка упал конверт с сургучным отпечатком губ. Внутри – фото Клары в свадебном платье, стоящей у алтаря из пяти якорей. На обороте детская рука вывела: «Мама обещала сказку. Мама соврала».

Ева прижала снимок к груди, и помада с губ Клары отпечаталась на коже в форме петли. «Зачем? – она скребла пятно ножом, пока кровь не залила надпись, – …превращать… мою жизнь… в черновик… вашей истории?»

В углу захлопнулась мышеловка. Ева подползла, обнаружив вместо грызуна – ампулу с синей жидкостью и запиской: «Вернись в круг. V.». «Нет… – она разбила ампулу о бетон, и лужа начала пузыриться, проявляя лицо Клары на полу, – …я… вырвусь… из вашего… генетического ада!»

Тень вдовы выросла до потолка, руки-щупальца обвисли над ящиком с детскими игрушками. «Ты… – голос звенел разбитым стеклом, – …никогда… не выйдешь… из моей… утробы…»

Ева швырнула в тень зажигалку. Пламя лизало фотографии, складывая пепел в якорь на ладони. «Родила… – она дула на пепельные буквы, – …чтобы… сжечь…»

Сквозь дым пробился луч рассвета. На подоконнике сидела ворона с кольцом Клары в клюве. Ева выхватила украшение, и птица взмыла с криком «V!», оставляя в воздухе след из перьев и морской соли.

«Кольцо… – она надела его на палец, и металл впился в кожу, – …невесты… или… кандалы?»

Внезапно пол провалился, и Ева рухнула в подвал, где на стене горела надпись: «Клара – четвёртая. Ты – пятая. Круг замкнётся».

«Нет… – она выстрелила в буквы, и пуля отскочила, срикошетив в ящик с куклой, – …я… вне… вашего… проклятого счёта!»

Кукла заговорила голосом вдовы: «Рожала тебя в воде… чтобы волны… диктовали… твою судьбу…» Ева разорвала игрушку, и из ваты посыпались рыбьи кости с гравировкой дат.

«Судьба… – она затоптала останки, ломая каблук о позвоночник щуки, – …это… то… что я… сожгу… вместе с вашими якорями!»

Сверху донесся скрип двери. Ева замерла, прижав окровавленный свёрток к груди, пока шаги Клары наверху не начали напевать колыбельную – ту самую, что звучала в подводной пещере 1823 года.

Встреча с Лиамом у пещеры

Ветер рвал карту из рук Лиама, швыряя пергамент 19 века в лицо Евы, как укор прошлого. Чернильные отметки кровоточили, проступая сквозь бумагу – алые точки на местах домов совпадали с родинками на её шее. «Жертвы… – Лиам прижал карту к скале, где волны выбили профиль капитана, – …или метки… для новых якорей?»

Ева провела пальцем по линии побережья, и карта впилась в кожу, втягивая кровь AB+ в свои жилки. «Ты… – она вглядывалась в его зрачки, где отражались пять огней на рейде, – …один из них… или приманка… как тогда… в доке?»

Лиам рассмеялся, и изо рта выпал зуб с гравировкой V. «Я… – он поймал зуб на лету, вдавливая в карту, – …могильщик… их… и твой… спаситель…»

Пергамент задымился, проявляя новые координаты – адреса светились как нарывы на теле города. Ева прижала ладонь к отметке на районе порта, и под кожей зашевелились чернильные черви. «Спаситель? – она рванула руку, оставляя на карте кровавый отпечаток, – Ты… положил… меня… в этот… проклятый пазл!»

Волна накрыла их по пояс, принеся обломок мачты с привязанным детским башмаком. Лиам поднял его, вытряхивая из носка ракушки с именами членов Братства. «Они… – он нанизывал раковины на верёвку от Евиного капюшона, – …спят… в стенах… этих домов… ждут… пятого гвоздя…»

Ева выхватила нож, разрезая верёвку. Ракушки рассыпались, впиваясь в скалу как пули. «Пятый… – она приставила клинок к его горлу, где пульсировала татуировка якоря, – Это… ты… в их списках… под буквой L…»

Лиам схватил лезвие голой рукой. Кровь, смешиваясь с морской водой, рисовала на камнях даты: 1823-1911-2025. «L… – он облизал окровавленные пальцы, – …это… лестница… в горле… между V… и… твоим… концом…»

Карта вдруг вспыхнула синим пламенем. Ева попыталась сбить огонь, но буквы «AB+» выжигались на тыльной стороне ладони. «Смотри… – Лиам указал на горящие дома на карте, – …они… уже… горят… в реальности…»

Она обернулась – залив полыхал алым заревом. В дыму маячили пять силуэтов с вёдрами нефти. «Поджог… – Ева бросилась к воде, но Лиам поймал за пояс, – …это… их… ритуал…»

Он притянул её к себе, и карта прилипла к их грудям, как вторая кожа. «Ритуал… – его дыхание пахло морской болезнью, – …перерождения… через огонь… как… феникс…»

Ева ударила лбом в переносицу. Лиам отлетел к пещере, и тень входа проглотила его с хрустом ломающихся костей. «Феникс… – она подняла выпавшую из его кармана зажигалку с гравировкой „V.“, – …должен… сгореть… дотла…»

Внутри пещеры зазвучал хор – голоса Пятерых пели гимн Братства. Ева швырнула зажигалку в провал, и пламя взметнулось клубами зелёного дыма. «Горите… – она кричала над ревом огня, – …ваши… корабли… давно… стали… трухой!»

Из пещеры вырвался Лиам, его кожа слезала лоскутами, обнажая под ней старые газетные вырезки. «Ты… – он шагнул сквозь пламя, – …не можешь… убить… то… что… само… смерть…»

Ева выстрелила в колено. Лиам рухнул, из раны поползли морские звёзды с выжженными на спинах адресами. «Смерть… – она наступила на его грудь, чувствуя, как рёбра ломаются как сухие ветки, – …должна… научиться… бояться… меня…»

Карта в её руке вдруг сжалась, превратившись в компас. Стрелка, сделанная из рыбьей кости, указывала на сердце Лиама. «Вскрой… – шептали волны, – …найди… пятый… якорь…»

Ева вонзила нож в его грудь. Вместо крови хлынула морская вода, неся обрывки писем 19 века. «Смотри… – Лиам хрипел, держа её запястье, – …все… письма… адресованы… тебе…»

Она вырвалась, разрывая конверты зубами. В каждом – фото одного из Пятерых, держащих младенца с родимым пятном в виде якоря. На обороте: «Элизабет Вандербильт. Крещена морем. 17.09.2005».

«Ложь! – Ева рвала фотографии, но кусочки прилипали к коже, складываясь в её лицо, – Я… не… Элизабет… не… Вандербильт…»

Лиам, истекая водой, подполз к обрыву. «Имя… – пузыри лопались у его губ, – …якорь… который… тащит… на дно…» Он свалился вниз, и всплеск сложился в букву V.

Ева упала на колени, сдирая с себя бумажные лоскутья. Ветер подхватил обрывки, унося к горящим домам. Где-то в плаче чаек слышался смех Пятерых.

«Нет… – она вбила компас в скалу, сломав стрелку, – …мое имя… вы… никогда… не… выговорите…»

Прилив внезапно отхлынул, обнажив дно с пятью якорями, образующими клетку. В центре лежала кукла с её лицом и надрезом на горле. Ева спустилась, ломая ногти о ракушечные прутья.

«Свобода… – она разбила куклу о якорь, и из осколков брызнула нефть, – …это… когда… ваши имена… растворятся… в моей… амнезии…»

Но когда она выбралась на берег, на песке уже высыхали пять мокрых следов, ведущих к городу. В кармане жгло – кусочек карты с её именем, написанным почерком 19 века.

Обнаружение склепа в пещере

Склеп дышал сыростью, выдыхая на Еву спорами плесени, что цвели узорами «V» на её коже. Пять гробов стояли по кругу, как зубы в пасти пещеры, их крышки покрытые инеем из морской соли и лжи. «Марсден… – Ева провела рукой по буквам, и позолота осыпалась, обнажая ржавые гвозди с гравировкой „AB+“, – …моя… могила… или… колыбель?»

Свежие гвоздики на её гробу плакали кровавой росой. Ева сорвала цветок, и стебель вскрикнул голосом матери: «Рожала тебя здесь… чтобы волны… пели… колыбельную…» Лепестки распались, обнажив фото – новорождённую в руках у пяти мужчин, ножи над пульсирующим родничком.

«Ложь! – она разорвала снимок, но кусочки прилипли к ладоням, как пиявки, – Я… выросла… на суше… не в вашем… подводном аду!»

Крышка гроба Блейка застонала, выпуская струйку чёрного дыма. «Присоединяйся… – закашлял голос из щели, – …мы… не завершили… обряд… в 1823-м…» Ева вонзила нож в щель, и склеп вздрогнул, сбрасывая с Элиасовой могилы якорь-надгробие.

«Обряд… – она перевернула камень, где её лицо было высечено среди Пятерых, – …крещения… или… утопления?»

Вода хлынула из-под гроба Марсден, неся кости младенцев с медальонами «E.M.». Ева схватила один – внутри сверкала игла с флакончиком «Штамм V». «Генетический… – она разбила флакон о зубы, и синева хлынула в горло, – …грех… вы… вшили… в мои… клетки!»

Стекла гроба Марсден запотели, проявив надпись: «Добро пожаловать домой, Элис Марсден. 17.09.2025». Ева ударила кулаком по стеклу, и трещина рассекла дату пополам. «Нет! – кровь со лба залила „2025“, – Я… Ева… не… кукла… в вашем… проклятом спектакле!»

Гроб Грегора распахнулся, выпуская рой слепней с глазами членов Братства. «Смотри… – жужжали они, садясь на свежие цветы, – …мы… всегда… следили…» Ева зажгла факел, поджигая насекомых. Вспыхнувшие крылья сложились в карту её ДНК.

«Следили? – она швырнула горящий рой в гроб Рейеса, – Я… выжгу… ваши… глаза… из каждого… гена!»

Вода достигла пояса, волоча за собой цепь с пятью ключами. Ева схватила её, и металл впился в ладони, оставляя клеймо «V». «Открой… – запели гробы, – …свой… ящик Пандоры…»

На стене склепа, под слоем ракушек, проступил контур двери с надписью «Марсден». Ева вставила ключи, и каждый поворот сопровождался детским плачем. Последний замок щёлкнул, обнажив зеркало, где её отражение держало петлю.

«Нет… – она разбила зеркало ногой, и осколки впились в гробы, – …вы… не… вгоните… меня… обратно… в утробу!»

Из разбитого отражения выползла Ева-двойник, её кожа покрыта коралловыми татуировками. «Я… – двойник прикоснулась к цветам на гробу, и бутоны расцвели чёрными розами, – …то… что… ты… отрицаешь…»

Оригинал выстрелил двойнику в грудь. Пуля прошла навылет, оставив дыру, через которую видно море, кишащее пятимачтовыми кораблями. «Отрицаю? – Ева шагнула сквозь портал, – Я… утоплю… ваши… тени… в нашем… общем… кровотоке!»

Склеп рухнул, погребая гробы под лавиной ракушек. На поверхности Ева вынырнула, выплёвывая морскую воду и лепестки чёрных роз. В кармане жгло – она достала медальон «E.M.», внутри которого фото Пятерых держали новорождённую над якорем с гравировкой «Круг замкнут».

«Нет… – она швырнула медальон в прибой, – Круг… это… я… разорву… своими… мёртвыми… руками!»

Но когда волна отступила, на песке лежали пять свежих гвоздик, образующих стрелку. Они указывали на город, где зажигались огни в домах с карты 19 века. Ева пошла по цветочному следу, ломая стебли с хрустом детских костей.

Ева в ярости

Крышка гроба впилась под ногти занозой столетия, крошась мраморной перхотью на лицо Евы. Дерево стонало, как мать в родах, когда гвозди вырывались с мясом, обнажая бархат, проросший ядовитыми анемонами. «Привет… – кукла с её лицом улыбалась стеклянными глазами, заполненными морской водой, – …Элис Марсден… рождена… чтобы…»

Ева схватила тряпичное тело, и из шва на животе высыпались рыбьи кости с гравировкой «17.09.2005». «Молчи! – она засунула кукле в рот раскалённый гвоздь, и пар зашипел её именем, – Я… не… твой… морской ублюдок!»