- -
- 100%
- +
Сзади заскрипели тормоза. Ева рванула пистолет, но пули прошли сквозь лобовое стекло машины с номером 1985-V. В салоне – кукла в её детском платье, держащая табличку: «С днём рождения, Элис. Пора домой».
«Домой… – она выстрелила в куклу, и из дырки в голове полезли морские черви, – …я… уже… в… аду… который… вы… построили…»
Черви упали на гроб-капсулу, и платье ожило, обвиснув на её плечах. Шов на талии впился в тело, сшивая кожу с тканью. «Нет! – Ева рвала ткань, но нитки были из её волос, сплетённых в детстве, – …снимите… это… проклятие…»
Из динамиков машины грянул вальс 19 века. Двери распахнулись, заливая могилу светом фар. В луче – следы шин вели прямо в открытый гроб матери. «Иди… – голос отца из радио, – …к… ней…»
Ева шагнула в свет. Фары ослепили, но она шла на звук материнского голоса: «Они стёрли даты, чтобы я вечно ждала в порту. Вырви швартовы, дочь».
Ноги провалились в гроб. Платье затянуло шнуровку, сдавливая рёбра. «Ждать… – Ева вытащила зажигалку, поджигая подол, – …вам… осталось… минуту…»
Огонь пополз вверх, пожирая грибные споры. В дыму проступил силуэт матери с ножом из коралла. «Возьми… – она вонзила клинок в ладонь Евы, – …и… разрежь… петлю…»
Кровь брызнула на камень, смывая фальшивую эпитафию. Проступили настоящие слова: «Здесь лежит бунтовщица, перерезавшая якорные канаты».
Машина взорвалась, осыпав могилу осколками с фото Пятерых. Ева собрала их в кулак, чувствуя как края режут кожу до кости. «Петлю… – она выплюнула клок дыма, смешанный с именем Элис, – …я… разорву… вашими… кишками…»
Над кладбищем пролетела стая чаек с горящими крыльями. Ева пошла по следам шин, её горящее платье оставляло на траве узоры из пепла – карту порта, где в доке ждал корабль с пятью трубами, дымящимися кровью.
Письмо матери, спрятанное в кресте
Крест в часовне скрипел на ветру, как недокрученный шуруп в крышке гроба. Ева вдавила пальцы в щель, где ржавчина пахла материнской кровью. «…убьют… когда… узнают… – обрывки письма вылезли наружу, обвив запястье как пуповина, – …спаси… нашу… девочку…» Буквы въедались в кожу, повторяя путь иглы абортария, где мать пряталась от Пятерых.
Флешбек ударил как приливная волна: мать в ржавой ванной, живот в синяках от попыток выжечь жизнь внутри. «Спи… – её пальцы дрожали на вздувшейся коже, – …пока… волны… не… проснулись…» За окном скреблись клювами чайки-соглядатаи, их крики сливались в отсчёт до родов.
Ева вытащила письмо целиком. Бумага оказалась кожей с внутренней стороны бедра матери – родимое пятно в форме якоря теперь обвивало её пальцы. «Они… почуяли… тебя… через… плаценту… – чернила из смеси йода и церковного вина расплывались при луне, – …идут… с… сетями… для… вылова… младенцев…»
Крест рухнул, обнажив нишу с колыбелью из кораллов. Внутри – бутылка с молоком, протухшим за 20 лет. «Пей… – голос матери закапал из горлышка, – …это… защитит…»
Ева разбила бутылку о надгробие. Стекло впилось в ладонь, смешав кровь с белой жижей. «Защитит? – она вылизала рану, чувствуя на языке привкус грудного вскармливания подполья, – Ты… прятала… меня… в… ядовитой… утробе…»
Из разлитого молока поднялся силуэт матери с перерезанными венами на руках. «Нет… – её призрак прижал ледяные губы к виску Евы, – …я… носила… тебя… как… бомбу… в… их… цитадель…»
Флешбек перекрутился: теперь мать рожает в трюме рыбацкой шхуны, а Пятеро ловят струйки крови в чаши. «Девочка! – Рейес тычет пальцем в окровавленный комок, – …она… дополнит… Круг…»
Ева выстрелила в призрак матери. Пуля прошла сквозь время, попав в Рейеса из прошлого. «Дополнит? – она засунула окровавленное письмо в гильзу, – Я… вырву… из… вас… куски… пока… не… останется… дырка… вместо… Круга…»
Колыбель из кораллов ожила, сомкнувшись вокруг ног. Из щелей полезли морские ежи с гравировкой имён Пятерых. «Спи… – завыл ветер словами колыбельной, – …пока… волны… не…»
Ева выдернула ногу, оставив в коралловых зубах клочья кожи. «Проснулись? – она плюнула в нишу, и слюна взорвалась синим пламенем, – Я… и есть… волна… которая… смоет… ваш… проклятый… берег…»
На пепле письма проступила карта с отметкой «Родильный дом №5». Ева раздавила ежа каблуком, вскрыв его брюхо – внутри был свёрток с её пуповиной и ключом от морга.
«Родильный дом… – она привязала пуповину к гильзе, сделав маятник, – …станет… вашим… моргом…»
Но когда она вышла, весь город светился алыми окнами – каждое складывалось в надпись «Верни Элис». Ева выстрелила в ближайший фонарь, и тьма хлынула, заливая улицы чёрным приливом. В темноте только её шрамы светились картой восстания.
Ева сталкивается с доктором Рейесом
Лаборатория Рейеса дышала через жабры вентиляционных труб, стены пульсировали как аквариумные стенки. Доктор стоял у стола с шприцем, где препарат переливался цветами яда крылатки. «Двадцать… лет… – он надавил на поршень, и капля прожгла стол, оставив дыру в 2005 год, – …мы… лечили… город… твоей… семьёй…»
Ева всадила нож в трубку с угрями-капельницами. Жидкость хлынула, смывая фотографии жертв с диагнозами «Эпидемия свободы». «Лечили? – она поймала угря, вырвав из жабр бирку с её ДНК, – Вы… вживляли… нам… паразитов… послушания…»
Рейес вонзил шприц в собственное запястье. Вены вздулись синими водорослями. «Послушание… – его зрачки расширились, показывая микроскопических Ев в пробирках, – …лучшая… вакцина… от… бунта…» Он выдохнул облако аэрозоля, и стены поползли чешуйчатыми обоями с её детскими фото.
Ева разбила окно морозильника. Трупы предыдущих жертв упали, их рты полные спорами якоря. «Вакцина? – она швырнула труп в Рейеса, – Я… заражу… вас… до… последней… клетки…»
Доктор рассмеялся, его челюсть отвалилась, превратившись в кальмара. «Клетки… – щупальца обвили её горло, впрыскивая наркоз, – …мы… заменяем… уже… двадцать…»
Ева укусила щупальце, выплюнув клочья плоти с начинкой из микрочипов. «Лет? – она вырвалась, чувствуя как препарат в воздухе кристаллизуется на коже, – Я… взорву… ваш… адвент-календарь… смерти…»
Рейес разорвал халат, обнажив грудную клетку-сейф. За рёбрами пульсировала ампула с этикеткой «Элис 2.0». «Смерть… – он вытащил ампулу, соединённую проводами с городской электросетью, – …это… перезагрузка… для…»
Ева выстрелила в провода. Искры спалили щупальца, запахло жареным планктоном. «Перезагрузки? – она подняла разбитую ампулу, где плавало существо с её лицом, – Я… удалю… вашу… программу… из… всех… душ…»
Доктор рухнул, его тело рассыпалось на пиявок с голограммами горожан. «Нельзя… – пиявки поползли к её ранам, – …удалить… основу… системы…»
Ева раздавила их каблуком, но из каждой лопнувшей особи вырывался крик младенца. «Основу? – она достала зажигалку, поджигая жидкость из шприца, – Я… сожгу… ваше… бинарное… древо… до… праха…»
Взрыв отбросил её к аквариуму с клонами. Стекла лопнули, и вода с мутантами хлынула в город. Рейес, уже полурыба, полз к люку. «Гори… – его жабры хлопали как крылья моли, – …но… город… всегда…»
Ева пригвоздила его хвост ножом к полу. «Воскреснет? – она влила в жабры весь препарат из шприца, – Тогда… я… утоплю… его… в… вашей… крови…»
Тело доктора вздулось, лопнув фонтаном икры с логотипом Круга. Ева шла по тонущему коридору, её кожа облазила, обнажая новый эпидермис с татуировкой «Вирус 2.0». Вода за спиной складывалась в фразу: «Цикл прерван. Следующая жертва – никогда».
Погоня по крышам
Крыши портовых складов дыбились чешуёй мокрой черепицы. Ева скользила по ним, как краб по днищу, её пальцы цеплялись за антенны-гарпуны. «Беги… – голос Рейеса выл из громкоговорителей маяка, – …но… везде… мои… глаза…» Сзади грохнул выстрел – пуля срикошетила от якоря-флюгера, брызнув искрами в бочку с китовым жиром.
Пламя рвануло вверх зелёным фонтаном, осветив сеть верёвок с висящими рыбьими тушами. «Глаза? – Ева перепрыгнула через огненный шквал, чувствуя как жар плавит подошвы в смоляные ласты, – …выпущу… их… на… корм… чайкам…»
Рейес вылез из люка вентиляции, его плащ горел фосфором. «Корм… – он выстрелил в трос крана, и крюк рухнул, протаранив крышу, – …твой… удел… Элис…»
Ева нырнула в пробоину, ухватившись за крюк. Падая, она врезалась в палубу рыбацкой лодки, где ржавые цепи запели от удара. «Элис… – она отшвырнула крысиный остов штурвала, – …утонула… в… ваших… враньях…»
Очередная пуля пробила бак с мазутом. Чёрная жижа хлынула, обволакивая Еву как вторую кожу. «Враньё? – Рейес спустился по горящему канату, его лицо плавилось как восковая маска, – …ты… сама… ложь… матери…»
Ева пнула бочку с причальным тросом. Бочка покатилась, разматывая петлю. «Матери… – она перевесилась за борт, где волны лизали бортовую надпись „Элис“, – …которая… выжгла… вашу… ложь… в… моей… ДНК…»
Трос захлестнул ноги Рейеса, волоча его к горящему мазуту. «ДНК… – он выстрелил в борт, и лодка зарылась носом в воду, – …перепишем… в… пламени…»
Пожар слизнул палубу, языки пламени складывались в руны Круга. Ева прыгнула на соседний катер, её волосы горели факелом. «Перепишем… – она рванула рычаг аварийного сброса, и сеть с гнилой рыбой накрыла Рейеса, – …этим… чернилами…»
Рейес рвал сеть зубами, его пальцы превращались в щупальца. «Чернила… – он выплюнул чернильную бомбу, затопив трюм ядовитой тьмой, – …твоей… судьбы…»
Ева нащупала в темноте штурвал. «Судьбы? – она развернула катер к волнорезу, где торчали арматурные зубы, – …я… вырву… их… корни…»
Таранный удар выбросил Рейеса за борт. Он ухватился за якорь, его тело начало пузыриться от контакта с водой. «Корни… – он исчез в кипящей воронке, – …прорастут… даже… в… пепле…»
Катер затонул, засасывая Еву в воронку. Она всплыла среди горящих обломков, где на каждой доске светилось её детское фото. «Прорастут? – она подожгла бензиновую плёнку, превращая залив в костёр, – …тогда… я… стану… кислотным… дождём…»
На берегу завыли сирены Круга. Ева нырнула под горящую поверхность, плывя к маяку сквозь строй мёртвых медуз с её лицом. Их щупальца тянулись к пупку, где шрам пульсировал кодом «Элис 2.0».
Лиам спасает Еву
Волна выплюнула Еву на бетонный мол, где щупальца водорослей впивались в ожоги. Лиам тащил её за воротник, след от верёвки на его шее пульсировал как вторая гортань. «Сестру… – он выбивал воду из её лёгких ударами по спине, – …они… повесили… за… попытку… сбежать… с… тобой…»
Ева вырвалась, её зубы впились в его руку, но вместо крови потекли фотоны детской спальни: две кроватки, кукла с перерезанным горлом. «Врёшь… – она выплюнула осколок воспоминания, – …я… одна…»
Лиам сорвал рубашку, обнажив шрамы-карты побега. «Одна? – он прижал её ладонь к шраму-острову на животе, – …мы… делили… утробу… пока… их… ножи… не… разрезали… нас…»
Флешбек ударил током: операционный зал, где Пятеро в масках акушеров кладут кричащих младенцев на весы с якорями вместо гирь. «Элис… – Рейес тычет в неё скальпелем, – …и… Ева… близнецы… идеальный… дуэт…»
Ева отползла к груде сетей, запутавшись в узлах с волосами сестры. «Дуэт… – она намотала на кулак пряди, пахнущие её собственным молоком, – …чтобы… мы… убивали… друг… друга… за… их… забаву…»
Лиам бросил ей нож, рукоять обмотана бинтами из детской распашонки. «Убивать… – он расстегнул манжету, показав татуировку „Элис“ на запястье, – …я… пришёл… чтобы… умереть… от… твоей… руки…»
Ева вскочила, прижимая лезвие к его следу от верёвки. «Умереть? – она прочертила кровяную линию, открыв чип под кожей, – …ты… их… радар… в… моей… плоти…»
Лиам вырвал чип, раздавив каблуком. На экране маяка вспыхнули координаты порта. «Радар… – он плюнул на осколки, – …чтобы… я… всегда… находил… тебя… как… в… утробе…»
Сирены Круга приближались. Лиам толкнул её к люку, его пальцы оставили синяки в форме отпечатков матери. «Беги… – он застегнул на ней свой плащ, пахнущий амниотической жидкостью, – …сестра…»
Ева сползла по ржавой лестнице, её ступни проваливались в ступени-ловушки. Сверху грянул выстрел. Капли крови Лиама упали ей на веки, показывая последний флешбек: они в детском бассейне, держась за руки, пока Рейес не разжимает их пальцы кислотным душем.
«Найди… – голос Лиама смешался со скрипом петли на его шее, – …наш… третий… крик…»
Ева рухнула в подвал, где на стене горела надпись детской рукой: «Элис + Ева = 1». За ней шелестели страницы сожжённого дневника сестры, склеенные в парус. «Крик… – она привязала парус к трубам, – …станет… ураганом…»
Сквозь вентиляционную решётку упал окровавленный компас Лиама. Стрелка указывала на портрет матери, где её беременный живот был зарисован тушью. Ева разбила рамку, находя внутри два пуповиных зажима – один ржавый, другой блестящий.
«Третий… – она соединила зажимы в цепь, – …не… дадим… тебе… родиться…»
Наверху грохнуло тело Лиама, сброшенное с маяка. Его рука указующе лежала на люке в полу. Ева провалилась в тоннель, где рельсы вели к свету с надписью «Родильный дом №5». Её плащ Лиама распался на мотыльков, несущих в крыльях шепот: «Одна из трёх должна уцелеть».
Ева видит фото 2005 года
Фотография выпала из рамы распятого Христа, когда Ева вонзила нож в глаза иконы. Пожелтевший снимок прилип к ладони, как медуза – отец в масляных пятнах крови вместо рясы, Рейес с шприцем-гарпуном, священник, впивающийся губами в рану на шее художницы. «Лгали… – Ева скребла ногтем по отцовскому лицу, оставляя царапины-шрамы, – …даже… ты… папа… с… твоими… проповедями… о… спасительной… буре…»
Кровь со снимка закапала на алтарь, превращаясь в морских слизней. Они ползли к дарохранительнице, где вместо облатки лежала пуповина. «Буря… – голос отца зазвучал из церковных колонок, – …нужна… чтобы… смыть… грехи… вроде… тебя…»
Ева разорвала фото, но кусок с художницей ожил – женщина подняла руку, показывая на живот, распоротый в форме якоря. «Смыть? – Ева прижала окровавленный фрагмент к своему шраму, – …ты… разрезал… её… чтобы… достать… меня… как… жемчужину… из… раковины-трупа…»
С потопа упал крест с телом Лиама. Его пальцы указывали на фреску, где отец крестил младенцев нефтью. «Жемчужину… – Лиам закашлял морской водой, смешанной с бензином, – …чтобы… вставить… в… корону… Круга…»
Ева влезла на амвон, срывая покрывало с алтаря. Под ним – стеклянный цилиндр с телом художницы в формалине. «Корона… – она ударила кулаком по стеклу, и жидкость хлынула, обжигая кожу воспоминаниями, – …из… костей… моих… нерождённых… сестёр…»
Художница открыла глаза, её зрачки – миниатюрные портреты Пятерых. «Нерождённых… – её рука выскользнула из цилиндра, вцепившись в Еву, – …но… ты… выжила… чтобы… завершить… мой… триптих…»
Флешбек ударил как прибой: отец держит её, новорождённую, над мольбертом. Кисть из её волос макает в пупок, рисуя первую букву «Элис». «Завершить… – Ева вырвалась, обдирая кожу о зубы художницы, – …значит… переписать… вашу… ложь… огнём…»
Она подожгла формалин. Пламя побежало по лужам, складываясь в фигуру отца на коленях. «Ложь? – он протянул горящие руки, – …я… дал… тебе… имя… Ева… чтобы… ты… стала… матерью… нового… мира…»
Ева пнула горящую голову, угли влетели в органные трубы. «Матерью? – звуки органа превратились в рёв сирены, – …я… вырву… матку… и… посею… в… неё… динамит…»
Своды рухнули, открыв небо в форме распятия. На перекладине висели Рейес и священник, их тела скручены в верёвку для колокола. Ева схватила верёвку, чувствуя как под кожей пульсирует фото 2005 года. «Динамит… – она раскачала колокол, снося крышу, – …взрыв… который… вы… назовёте… искуплением…»
Колокол упал, расплющив цилиндр с художницей. Ева подняла осколок стекла с её глазом внутри. «Искупление… – она вставила осколок в пупок, – …начнётся… когда… я… увижу… мир… твоими… мёртвыми… глазами…»
Сквозь дыру в куполе хлынула вода. На волне приплыл корабль с горящими парусами-фотографиями. Ева взошла на борт, её тень слилась с силуэтом отца на снимке 2005 года. В трюме мычали прикованные Пятеро, их рты зашиты её волосами. «Новый мир… – она перерезала якорный канат ножом из осколка, – …будет… плавать… на… обломках… ваших… догм…»
Корабль рванул в шторм, волны лизали бортовую надпись «Элис-Ева», стирая дефис. На горизонте горел маяк, сложенный из детских кроваток. Ева привязала к штурвалу окровавленное фото, шепча: «Ложь умрёт, когда правда научится плавать».
Решение Евы
Архивы Круга пахли маринованными секретами, полки искривлены под весом папок «Эксперимент Элис». Ева облила стеллажи маслом из лампы-утопленницы, её отражение в луже горючки дрожало с тремя лицами: ребёнка, матери, сестры. «Кошмаром… – она чиркнула зажигалкой о собственный шрам, – …вы… сами… меня… выдрессировали… быть…»
Пламя лизнуло папку с её детскими анализами. Бумага сворачивалась в мотыльков, несущих в крыльях обрывки диагнозов: «…агрессивное неприятие авторитетов… склонность к пиромании…». «Дрессировали? – Ева поймала мотылька, раздавив в кулаке пепельный смех Рейеса, – …чтобы… я… сожгла… ваши… клетки… вместе… с… документами…»
Огонь пополз по генеалогическому древу, вышитому на гобелене из человеческой кожи. «Клетки… – голос отца зазвучал из горящих узлов, – …основа… твоего… бессмертия…»
Ева сорвала гобелен, обернувшись им как саваном. «Бессмертия? – она плюнула бензином в пламя, и взрыв выжег на стене шестиконечную звезду из сажи и кораллов, – …ваш… генетический… ад… сгорит… до… праха…»
Символ засветился ультрафиолетом, обнажая под полом бассейн с кислотой. Внутри плавали клоны с её лицом, прикованные цепями к якорю. «Прах… – клоны запели хором, – …станет… удобрением… для… Элис… 3.0…»
Ева разбила топором стекло бассейна. Кислота хлынула, растворяя архивные шкафы в шипящей каше. «Удобрением? – она шагнула в поток, её кожа слазила пергаментом с татуировками Пятерых, – …я… посею… ваши… кости… в… вулканическом… пепле…»
Шестиконечная звезда вспыхнула на её лбу, прожигая череп до мозгов. Флешбек: отец в ритуальной маске вбивает гвоздь в макет города, где каждая улица – нить ДНК. «Пепле… – его голос слился с рёвом огня, – …мы… возведём… новый… храм…»
Ева вырвала гвоздь-якорь из макета. Город сложился в оригами акулы, проглотившей собственный хвост. «Храм? – она швырнула оригами в кислотную лужу, – …я… построю… маяк… из… ваших… черепов…»
Потолок рухнул, открыв небо в форме шестиконечного зрачка. Дождь из расплавленного пластика падал на Еву, запечатывая шрамы в броню. «Маяк… – она подняла руку, ловя каплю с лицом Рейеса, – …чтобы… корабли… потерянных… душ… разбились… о… вашу… ложь…»
В пепле архивов засверкали микрочипы. Ева растоптала их, но из каждого треснувшего кристалла вырывался крик младенца. «Ложь… – она собрала пепел в пустую папку „Элис“, – …станет… саваном… для… вашего… молчания…»
На выходе её остановил силуэт с лицом отца, выжженный на горящей двери. «Молчание… – дверь рухнула, освобождая тоннель с надписью „Родильный дом“, – …это… единственное… что… останется… после… тебя…»
Ева шагнула в пламя, её волосы горели фитилями. «Нет… – она распахнула папку-саван, из которой вырвалась стая пепельных чаек, – …после… меня… будет… гром…»
Чайки сложились в шестиконечную звезду, осветив город на миг до взрыва. В эпицентре горела надпись: «Кошмар только начинается».
Финал главы
Зал собраний Круга дышал жабрами кондиционеров, стены обшиты кожей с татуировками уставов. Ева вломилась через витраж с собственным распятием, осколки стекла впились в ладони как шипы тернового венца. «Следующий… – она выстрелила в потолок, и люстра-медуза рухнула, залив пол электролитом, – …встаньте… в… очередь… к… аду…»
Пятеро повернулись синхронно, их лица – маски из воска с её чертами. Первый поднял руку, обнажив под манжетой шрам в виде якоря. «Ад… – он провёл пальцем по столу, где карта города пульсировала как живой организм, – …мы… вырыли… для… тебя… ещё… в… утробе…»
Ева прыгнула на стол, проламывая каблуком район порта. Из трещины брызнула нефть, слепящая фотовспышками детства: отец вводит ей шприц с чернилами вместо вакцины. «Утробе? – она выстрелила в первый символ Круга на карте, – …я… родилась… дважды… и… оба… раза… плевала… вам… в… лица…»
Второй член достал скальпель из черепахи-пресс-папье. «Родилась… – он разрезал воздух, открывая портал в операционную 2005 года, – …чтобы… мы… могли… резать… снова…»
Ева поймала лезвие зубами, перекусив его с хрустом сахарной кости. «Резать… – она выплюнула осколки в лицо третьему члену, выбив стеклянный глаз с микрочипом внутри, – …научилась… у… ваших… жён… которые… стонали… подо… мной…»
Четвёртый хлопнул в ладоши, и кресла ожили, схватив её за лодыжки кожаными ремнями. «Стонали… – он достал пульт с кнопкой „Перезагрузка“, – …предвкушая… твой… конец… как… в… прошлом… цикле…»
Ева выстрелила в пульт, пуля прошла навылет, оставив дыру с радужным масляным пятном. «Цикл… – она перезарядила пистолет обломком собственной ключицы, вырванной ремнём, – …разорвётся… когда… я… перестреляю… ваших… богов…»
Пятый член встал, его тень слилась с картой города в проекции умирающей люстры. «Богов? – он сорвал парик, обнажив череп с гравировкой шестиконечной звезды, – …мы… сами… стали… ими… вглядись…»
Ева вскочила на спинку кресла, прицелившись в звёздный шрам. Пистолет дрожал, вспоминая как эти пальцы держали бутылочку с её первым ядом. «Страх… – она выстрелила, но пуля зависла в воздухе, расплющившись в миниатюрный якорь, – …ваше… единственное… подлинное… творение…»
Пятеро засмеялись хором, их рты раскрылись как люки, выпуская рой микроскопических Ев с крыльями моли. «Творение… – первый член поймал моль, раздавив её в кулаке с перстнем-якорем, – …обязано… служить… творцам…»
Ева выстрелила в окно-иллюминатор. Хлынувшая вода смыла Пятерых со стульев, но они встали, капли стекая по восковым лицам как по статуям. «Служить… – она прыгнула на стол переговоров, её окровавленные ступни оставляли отпечатки „Элис“ на документах, – …я… буду… на… дне… ваших… гробов…»
Пятый член достал нож с рукоятью из пуповины. «Гробов? – он воткнул клинок в стол, и здание содрогнулось, – …мы… похороним… тебя… в… памятнике… самим… себе…»
Ева выхватила нож, перерезав себе ладонь. Кровь брызнула на карту города, прожегши дыры в районах, отмеченных символами Круга. «Памятнике… – она упала на колени, сжимая пистолет с последним патроном, – …из… пепла… я… вылеплю… ваше… проклятие…»
Пятеро окружили её, их тени сплелись в шестиконечную звезду на потолке. «Проклятие… – они протянули руки с кольцами-якорями, – …это… бессмертие… которое… мы… тебе… подарили…»
Ева всадила последнюю пулю в газовую трубу. Взрыв вырвал стены, огненный смерч поднял Пятерых к чёрному небу. «Бессмертие… – она ухватилась за обломок люстры, в глазах горел отражённый ад, – …вам… понадобится… чтобы… пережить… меня…»
Пламя слизало последние буквы устава на стенах. Пятеро парили в огненном вихре, их восковые лица текли, обнажая черепа с гравировкой «Элис 3.0». Ева выпустила люстру, падая в провал между этажами, её крик смешался с рёвом огня: «Кто следующий?!»
Вспышка ослепила город на миг. Когда дым рассеялся, на обугленном столе догорала последняя строка протокола: «Пять пар глаз отразили пламя. Ни в одном – страха».
Глава 4: Отцы и дочери
Ева находит замаскированную комнату в отцовском доме
Пыль с якорей-трофеев осыпалась на руку Евы, когда она нащупала за китовым позвонком трещину в панели. Стена отъехала с скрипом ржавых шарниров, обнажив воздух, густой от запаха формалина и морской соли. «Круг… – она прошептала, читая выцветшую надпись на ржавой табличке, – …пап… что… ты… вырастил… во… тьме… за… своей… праведностью…»
Лабораторию освещала люстра из колб с голубоватой жидкостью, где плавали глаза – десятки пар, следящих за каждым шагом. На стене карта маяка обрастала фотографиями: девушки с распоротыми животами, их руки сложены в знак якоря на окровавленных простынях. «Вырастил… – Ева сорвала с доски схему с пометкой „Элис-2.0“, – …чтобы… привязать… к… дну… как… этих… утопленниц…»
Стол ломился от журналов наблюдений. Раскрытый дневник отца замер на дате «16.09.2005», страницы слиплись от бурой субстанции. «Утопленниц… – её палец провалился в дыру от пули на фотографии художницы, – …чья… смерть… была… моим… днём… рождения…»
«Эксперимент требует свежей матрицы» – почерк отца вывел строку, прорастая кристаллами соли по краям страницы. «Если Элис не выживет после кесарева, используем близнеца. Пуповину сохранить для…»
Ева схватила колбу с плавающей пуповиной, её пальцы оставили жирные отпечатки на стекле. «Матрицы… – жидкость забурлила, вытравливая на стенках её лицо, – …ты… вырезал… нас… как… рыбу… для… своего… сатанинского… улова…»
На полке грохнула банка с эмбрионом в янтарной смоле. Стеклянный глазок покатился под стол, освещая спрятанный ящик с плёнками. Проектор заскрипел, выбросив на стену кадр: отец в окровавленном фартуке держит двух младенцев над телом художницы. «Улова… – Ева разбила колбу о пол, смрад гниющей плаценты ударил в нос, – …чтобы… ваша… секта… пожирала… наши… души… как… наживку…»