- -
- 100%
- +
Из ворот выехал грузовик с бочками, помеченными «С2H4». Катя вспомнила Лизу, которая вчера рыдала у аптечки: «У моего пациента – ребёнок с астмой от вашего этилена!» Она хотела сказать это вслух, но язык прилип к нёбу, как прокладка к перегретому клапану.
«Видишь дым? – Марк указал на трубу, где кольца газа пульсировали в ритме 120 ударов в минуту – как сердце отца после скандала за двойку. – Он же не поднимается сам. Его выталкивает давление системы».
Катя прикоснулась к раскалённой стене цеха. Ожог на ладони совпал с родинкой в форме интеграла. «Они… контролируют даже направление ветра?»
«Нет. – Марк достал компас. Стрелка дрожала, указывая то на север, то на трубу. – Смотри: магнитное поле завода перемагничивает стрелку. Но если… – он разбил стекло компаса ногтем, – вытащить ось…» Игла упала, превратившись в обычный кусок металла.
Гудок сирены разрезал воздух на ровные 15-секундные интервалы. Катя вздрогнула – так отец отсчитывал время на подготовку к олимпиаде. «Они же отравляют людей…»
«И себя тоже. – Марк поднял пробирку с жёлтой жидкостью, найденную в кустах. – Рабочие пьют дихлорэтан вместо воды. Чтобы не уснуть от усталости».
Внезапно дым из трубы сбился в спираль. Катя различила в нём контур маятника – тот самый, что Марк рисовал в парке. «Сбой?»
«Саботаж, – Марк ухмыльнулся. – Видишь, вон тот парень у щитка? – Он указал на рабочего, который бил кулаком по датчику давления. – Он специально дергает рычаг не в такт. Чтобы система думала, что всё в норме».
Катя достала из кармана пружинку, подаренную Марком. Сжала её, ощутив, как витки впиваются в ладонь. «А если я…»
«Создашь помеху? – Марк кивнул на грузовик, где из треснувшей бочки сочилась жидкость. – Этилен превратится в полиэтилен, если добавить катализатор. – Он бросил в лужу у дороги камень, и бензольное кольцо на воде распалось. – Иногда утечка – начало новой цепи».
Когда они уходили, Катя оглянулась. Дым теперь стелился по земле, обвивая ноги рабочих, как уравнения опутывали её тетради. А на заборе кто-то вывел баллончиком: «Сопротивление = Сила × Время» – и подпись: утка с подбитым крылом.
Замкнутый контур
Мел оставил на доске след, похожий на кривую сердцебиения – прерывистый, но настойчивый. Катя сжала его так, что суставы побелели, но стержень не треснул, будто выточен из кости той самой утки с подбитым крылом. «Свобода → доверие → ошибки → рост → свобода, – Марк обвёл схему пальцем, и красная нить от пореза на его суставе повторила стрелки. – Физики назвали бы это вечным двигателем. Но мы-то знаем…»
«…что трение съедает КПД?» Катя прикоснулась мелом к поверхности, оставив точку – чёрную дыру в белом пространстве. За окном, в такт её движению, дым из фабричной трубы свернулся в знак вопроса.
Марк рассмеялся, и звук эхом отразился в пустом графине на столе, где плавала мушка с перебитыми крыльями. «Трение создаёт искры. – Он провёл рукой по схеме, смазав стрелку „ошибки“ в фиолетовый оттенок мела. – Вчера Лиза звонила. Её пациент, тот самый мальчик, нарисовал на гипсе формулу этилена… с улыбкой вместо индекса».
Катя вывела первое уравнение. Мел скрипел, как несмазанные шестерни фабричного конвейера. ∫ (2x) dx = x² + C. Константа «C» растеклась жирным пятном. «А если… – она обернулась, заметив, как математичка сжимает журнал, оставляя вмятины на обложке, – я выберу не ту константу?»
«Тогда мы назовём её „Катя“ и включим в учебник. – Марк стёр часть формулы ладонью, оставив на коже белёсый шрам. – Смотри: даже интеграл можно переписать».
Дым за окном вдруг пожелтел – на фабрике перешли на серные соединения. Катя выдохнула, и мел наконец сломался, но не упал, а застыл меж её пальцев, как мост между x и y. «Я… не знаю, как решать дальше».
«Отлично! – Марк хлопнул в ладоши, и мушка в графине взметнулась вверх, ударившись в стекло. – Первый шаг к росту – признать незнание. Теперь давай ошибайся осознанно».
Катя провела кривую через всю доску. Линия дрожала, повторяя ЭКГ пациентов Лизы, но в конце вырвалась за край, упёршись в календарь с порванным листком – 25 сентября, день, когда отец выбросил её куклу. «А если система… – она развернулась, задев рукой банку с водой для кисточек, – не примет мою ошибку?»
Вода расплескалась по полу, повторив контур дымового кольца. Марк наклонился, коснулся лужицы, вывел мокрым пальцем: F = —kx. «Закон Гука. Сила упругости. – Он указал на схему, где стрелка „свобода“ теперь билась в стекло, как та мушка. – Чем сильнее давление системы, тем мощнее обратный толчок. Твоя ошибка – это и есть x в уравнении».
Мел, всё ещё зажатый в Катиной руке, начал крошиться, смешиваясь с потом. Но когда она попыталась написать sin (x), линии стали ровнее. На последней букве мел рассыпался, превратившись в пудру, которая осела на её туфлях, как снег на фабричной трубе в декабре.
«Прорыв, – прошептала математичка, неожиданно вставая. В её журнале, на странице Кати, красовалась 4, обведённая в овал, будто яйцо Фаберже. – Но в следующий раз…»
«…будет 3, – закончила Катя, разминая пальцы. На ладони остался белый след – не мел, а соль с фабричных бочек, прилипшая утром к перилам. – Потом 2. Потом…»
Марк поднял осколок мела, вдел его в скрепку, превратив в маятник. «Потом свобода. – Он раскачал скрепку над лужей. Капли, падая, оставляли круги, которые гасили рябь от дыма за окном. – Смотри: даже вода учится сопротивляться».
Когда звонок разрезал воздух, Катя вытерла руки о платье. Следы мела смешались с узором ткани, создав абстракцию – возможно, новую схему. А на подоконнике, где стоял графин, мушка, наконец, нашла щель. Её тень на полу была похожа на знак ∞, но только до первого порыва ветра.
Амплитуда молчания
Отец сжал журнал так, что скрепка прорвала страницу, оставив рваную дыру вместо «5». «Объясните, – его голос звенел, как перегруженная пружина, – как она решила задачу уровня вуза?» На столе маятник метронома, задетый локтём, раскачивался, бросая тень-указку на схему Марка: Свобода → доверие → ошибки → рост → свобода.
Марк поднял грузик маятника, позволив цепи скользить меж пальцев. «Вы когда-нибудь замечали, – он отпустил его, и медный шар описал дугу, задев стакан с чаем, – что тиканье часов громче, когда боишься опоздать?» Чайная волна дотянулась до края, но не пролилась – повисла, как предел функции на грани срыва.
Мать Кати, не сводя глаз с трещины на стакане, провела пальцем по столу. Лак на ногте совпал с цветом застывшей капли. «Мы… контролировали каждый шаг. Проверяли каждую запятую. – Её браслет звякнул, имитируя звук маятника. – Где она взяла смелость…»
«Украла, – Марк улыбнулся, поправляя часы, стрелки которых показывали 15:00 – время, когда Катя неделю назад разбила колбу с H₂SO₄. – У фабричного дыма, у больничных стен, у пробок на дорогах. – Он щёлкнул пальцем по маятнику, и тот качнулся шире, задев портрет директора. – Смелость – побочный продукт сопротивления».
Отец встал, отбрасывая тень на схему. Его галстук, затянутый в узел «двойной виндзор», дрожал, как стрелка манометра перед взрывом. «Вы учите её бунтовать?»
«Нет. – Марк достал из кармана Катин смятый рисунок: кукла из формул с улыбкой C₂H₅OH. – Учу дышать. – Он развернул лист, и маятник, пролетая, подхватил его, унеся к окну. – Ваша дочь не сломала систему. Она… переписала уравнения».
Тень от маятника легла на журнал, превратив дыру от скрепки в ноль с бесконечным радиусом. Катя, стоя за дверью, прижала ладонь к стеклу – отпечаток совпал с контуром маятника. Через мутное стекло её «5» казалась размытой, как ответ в задачнике без страха.
«Она будет поступать в МГУ, – отец ударил кулаком по схеме, но стрелки лишь задрожали, сплетаясь в символ ∞. – Без компромиссов».
Марк подошёл к окну, где на подоконнике стояла пробирка с дождевой водой и сажей. «Знаете, почему маятник в часах вашей фабрики останавливается? – Он капнул в воду чернилами, и они растеклись, повторив траекторию дыма. – Вы закручиваете пружину до красной зоны. Без права на люфт».
Внезапно маятник, сделав максимальный размах, задел вазу с искусственными розами. Пластмассовый лепесток упал на схему, прикрыв слово «контроль». Мать подняла его, и в ладони остался след – розовый, как рубец от удалённой кукольной фабрики в детстве.
«Она… – голос матери треснул, как пересушенная глина, – попросила вчера купить краски. Вместо нового учебника».
За дверью Катя, услышав это, разжала ладонь. В ней лежала гаечка с фабричного забора, на резьбе которой она вывела «C» – константу, которую нельзя стереть.
Марк повернул часы лицом к родителям. Стрелки, дрогнув, перепрыгнули на 15:15. «Ваша дочь не боится опоздать. – Он открыл дверь, впуская поток воздуха, сорвавший маятник с ритма. – Потому что наконец-то успевает жить».
Когда они ушли, маятник, сбившись с такта, нарисовал на стене восьмёрку. А в луже чая на столе плавало лезвие от Катиного карандаша – оно показывало 30°, угол, при котором трение становится творчеством.
Интеграл падения
Бумага для записки была вырвана из черновика – в уголке виднелся стёртый до дыр интеграл, его контуры вдавились в текст, как отпечаток пружины. Катя писала гелевой ручкой, которая оставляла борозды чернил, словно вспахивая поле формул: «Спасибо, что разрешили мне упасть». Последняя «л» в слове «упасть» растянулась, сливаясь с нарисованной куклой – та держала в руках не ленточки, а обрывки уравнений, а её лицо было раскрашено в цвета RGB-спектра, как утиное перо.
Марк прижал записку к трещине в стене, где штукатурка вилась спиралью, повторяя его схему «свобода → доверие». Уголки бумаги завернулись, как опалённые крылья мотылька, но рисунок лег идеально: кукла закрывала разлом, а её нога, нарочито кривая, указывала на σ-орбиталь в узоре трещины. «Не упасть, – провёл он пальцем по тексту, оставляя след на чернилах, – а выбрать траекторию».
За окном дым из фабричной трубы, обычно ровный, как график давления, вдруг закрутился в спираль. Катя, наблюдая с крыльца, сжала в кармане гаечку с выцарапанной «C». Её отец как раз выходил из цеха, поправляя часы – стрелки показывали 15:17, на две минуты позже обычного перерыва.
В классе Марк капнул на записку растворителем. Чернила поплыли, превратив «упасть» в «взлететь», а трещина под рисунком, впитав влагу, стала глубже. «Эрозия, – он приложил ладонь к стене, – лучший скульптор».
Ветер ворвался в окно, сорвав со стола Лизы рецепт для астматика. Листок прилип к мокрому следу от чашки, и буквы «C₂H₄» расплылись, став похожими на «C₂H₅OH». «Спирт, – усмехнулась Лиза, – тоже ведь раствор…»
А на фабрике, в момент, когда отец Кати затягивал гайку на конвейере, кто-то подложил под механизм смятый рисунок. Конвейер дрогнул, выплюнув бракованную деталь – её форма повторяла Катину куклу. Мастер цеха, подняв её, выругался, но потом рассмеялся и сунул в карман как талисман.
К вечеру трещина в классе, скрытая рисунком, доросла до потолка. Но теперь она напоминала не разлом, а график синусоиды – с амплитудой, равной шагу Катиной улыбки, когда она шла мимо дымящейся трубы, не прикрывая рот.
В кармане у Марка звенела гаечка с буквой «C». Завтра он отдаст её Кате, чтобы та прикрутила к цепочке вместо кулона. А пока – смахнул со стола крошки мела, смешавшиеся с сажей. Они легли на пол узором, похожим на карту метро, где все линии вели к станции «Ошибка»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.