- -
- 100%
- +
Он не чувствовал боли от перенапряжения. Не чувствовал усталости в мышцах. Он чувствовал… тишину.
Внутри, там, где всегда стоял навязчивый, неумолкаемый гул сломанного кода, царила оглушительная, звенящая пустота. Тот золотой поток, что хлынул из него, чтобы спасти Марию, смыл все – и шум, и боль, и постоянный фонтан визуального мусора. Он оставил после себя лишь идеальную, почти божественную тишину. И от этого ему было хуже. Потому что в этой тишине не осталось ничего, что могло бы заглушить голоса из прошлого.
– Лев?
Голос Марии был хриплым, слабым. Она сидела, прислонившись к ржавой стене, прижимая ладонь к ране на плече. Ее униформа была прожжена, кожа почернела, но живой код ее биополя уже медленно, упорно латал повреждения, создавая призрачное голубоватое свечение. Ее глаза, широко открытые, были прикованы к нему. В них не было страха. Было потрясение. Почти – благоговейный ужас.
– Что… что это было? – прошептала она. – Я… я тонула. В цифровой смоле. Каждый байт моего сознания рассыпался. А потом… золото. Тепло. Как будто…
Она замолчала, не в силах подобрать слова.
«Как будто сама реальность тебя обняла», – закончил мысленно Лев. Он не сказал этого вслух. Он не мог. Его горло было сжато.
Он поднял взгляд. Комлинк Марии, валявшийся на полу, испускал последние судорожные искры. Именно через него на нее обрушилась атака системы безопасности «Янтаря». Атака, которая была настроена на его, левову, кодовую сигнатуру. Кирилл проверял его. Испытывал. И Лев прошел проверку. Ценой, которую он еще не мог осознать.
– Фундаментальный уровень, – выдавил он наконец, и его собственный голос показался ему чужим, осипшим. – Код, на котором все держится. Я… я всегда видел его обломки. Трещины. А сейчас… я его коснулся.
Он сглотнул ком в горле. Вкус меди и статики наполнял рот.
– Ты не сломал его, – Мария покачала головой, ее взгляд стал аналитическим, цепким. Инквизитор просыпался даже сквозь боль. – Ты его… убедил. Переписал. Я видела. Пусть на секунду. Лев, такого не может быть. Подавители… теория…
– Забудь теорию, – резко оборвал он, поднимаясь на ноги. Мир качнулся, но остался на месте. Стабильным. Цельным. Пугающе реальным. – Он вел нас сюда. К этому месту. Это логово. Или склеп.
Он окинул взглядом подвал. Это было сердце лаборатории. Массивные серверные стойки, покрытые толстым слоем пыли, гудели низким, нездоровым тоном. По стенам, словно паразитические лианы, тянулись пучки оптоволоконных кабелей, некоторые из них были перерезаны, и из них сочилось слабое, фосфоресцирующее свечение. В центре комнаты стоял один-единственный терминал. Древний, с монитором-кинескопом, который был мертв и черен.
И на нем, аккуратно положенный на клавиатуру, лежал свисток.
Не его. Тот, старый, он все еще лежал в его кармане. Этот был другим. Такой же формы, но отлитый из темного, почти черного металла. На нем не было царапин.
Лев подошел, движения его были скованными, как у робота. Он протянул руку, ожидая новой ловушки, атаки, чего угодно. Но ничего не произошло. Только гудел сервер, и капала вода.
Он взял свисток. Металл был холодным, инертным. Никакого кода. Никакой энергии. Просто кусок металла. Послание. Напоминание.
– Смотри, – сказала Мария, указывая на монитор.
От прикосновения свистка к клавиатуре, от микроскопической вибрации, экран мигнул. Загорелся. На нем не было никакого интерфейса, никакого рабочего стола. Только одна-единственная иконка в центре – схематичное изображение музыкальной шкатулки. Та самая, что была на стене в штабе Инквизиции.
Под ней мигала надпись: «ВОСПРОИЗВЕСТИ? (Y/N)»
Лев замер. Все его существо, вся только что обретенная гармония, взвыла в протесте. Он не хотел этого. Не хотел слышать. Он инстинктивно потянулся к карману, к своему свистку, к инструменту подавления, который всегда заглушал внутренний шум. Но шума не было. Была только тишина, и в этой тишине мелодия прозвучала бы как взрыв.
– Не надо, – хрипло сказал он. – Это ловушка.
– Вся эта лаборатория – ловушка, – парировала Мария, с трудом поднимаясь. Она оперлась о стену, ее лицо побелело от боли, но взгляд был твердым. – Он не стал бы убивать нас так… опосредованно. Не после того, как ты прошел его тест. Это сообщение. Последнее сообщение. Ты должен.
– Я не должен ему ничего! – выкрикнул Лев, и его голос грохнул эхом в тесном помещении. – Он убивал людей! Он пытался убить тебя!
– А ты убил его! – отрезала Мария. И тут же замолчала, поняв, что сказала. Она выдохнула. – Прости. Но… Лев. Правда не становится несуществующей от того, что мы закрываем на нее глаза. Ты научил меня этому.
Она была права. Проклятая инквизиторша была права. Он всю жизнь бежал от этого момента. От этого голоса. И сейчас этот голос нашел его в самом защищенном месте его разума – в тишине.
Его палец, холодный и нечувствительный, дрогнул и нажал клавишу «Y».
Монитор погас. На секунду в подвале воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь мертвым гулом. А потом из встроенных в серверные стойки динамиков, с шипением и треском, полилась мелодия.
Простая, детская колыбельная. «Спокойной ночи».
Но это была не та мелодия, что он слышал в своих кошмарах. Не искаженная, не зловещая. Она звучала чисто, печально, как призрак давно утраченного уюта. И вместе с ней поплыл запах. Слабый, едва уловимый. Озона и меда. Аромат его детства. Аромат лаборатории.
И тогда память нахлынула.
Не как картинка. Сначала – звук. Треск помех в комлинке. Дождь, барабанивший по куполу подземного дока. И его собственный голос, молодой, напряженный до предела, лишенный всяких эмоций, кроме служебного рвения.
*«Кирилл Петров. Сложи оружие. Процедура 7-альфа предписывает тебе сдаться».*
Лев ахнул и отшатнулся от терминала, ударившись спиной о серверную стойку. Он зажмурился, но это не помогало. Видение было не снаружи. Оно было внутри.
Он снова там. В доках. Вода по щиколотку, холодная и маслянистая. В нос бьет запах ржавчины и озона от перегруженных генераторов. Перед ним – Кирилл. Его напарник. Его Тень. Но не та, что была всегда – быстрая, ироничная, живая. Этот Кирилл стоял, как изваяние, его пальцы в крови, его форма инквизитора была изорвана в клочья. А вокруг… вокруг лежали тела. Техники. Охранники. Разобраны на части. Не оружием. Магией. Грубой, жестокой, рваной. Код смерти висел в воздухе багровым туманом.
– Что с тобой? – донесся до него голос Марии, испуганный, далекий.
Лев не ответил. Он был в прошлом.
«Лев… – голос Кирилла в комлинке был сломанным, на грани помех. – Лев, ты должен меня слушать. Они… они лгут. Все это время… лгали».
«Ты убил fourteen человек, Кирилл, – его собственный голос звучал как запись. Автомат. – Ты нарушил Кодекс. Ты стал угрозой. Обоснуй свои действия».
«Действия? – Кирилл горько рассмеялся, и смех его перешел в надрывный кашель. – Какие действия? Они… они стерли ее, Лев! Стерли!»
«Кого?» – спросил Лев-инквизитор, делая шаг вперед, его рука с излучателем была неподвижна.
«Алису! Мою сестру! Ее не было в аварии! Ее забрали! Как и нас! “Янтарь”, Лев! Проект “Янтарь”! Они не подавляют магию… они ее ассимилируют! Переписывают! Мы… мы не больные… мы… сырье!»
В подвале лаборатории Лев схватился за голову, пытаясь вырваться из тисков воспоминания. «Нет, – думал он. – Он бредил. Психический срыв. Данные подтвердили…»
«Предоставь доказательства, – требовал его голос из прошлого. – Сдайся, и мы разберемся».
«Нет времени! – крикнул Кирилл. И в его голосе послышалась знакомая нота – та самая, что всегда предшествовала их самым безумным, самым гениальным операциям. – Они активируют Протокол! Соколов… он не просто генерал. Он… отец. Основатель. Он…»
Голос Кирилла прервался. Он посмотрел на что-то позади Льва, и его глаза расширились от ужаса. Не от страха смерти. От страха чего-то большего.
«Они здесь. Слушай, Лев… запомни мелодию. “Спокойной ночи”. Это ключ… ключ к…»
И тут Лев, сегодняшний Лев, в подвале «Янтаря», услышал то, чего не слышал тогда. На фоне помех, едва различимо, сквозь голос Кирилла, просочился другой звук. Чистый, высокий звук. Свисток.
Не его свисток. Не свисток Кирилла. Другой.
И его прошлое «я» среагировало мгновенно. Как дрессированный пес. Звук был триггером. Код в его голове, тот самый, что сейчас молчал, тогда взвыл сиреной опасности, выбросив в кровь коктейль из адреналина и подавленных команд.
*«Угроза подтверждена. Манипуляция сознанием. Процедура 7-бета. Нейтрализация».*
«Лев, нет!» – это был крик. Крик отчаяния. И мольбы.
Но его рука уже двигалась сама собой. Излучатель жужжал, накапливая заряд. Оранжевый код смерти, идеальный, отточенный асимметричный шестигранник, вырвался на свободу.
Лев в подвале увидел это снова. Во всех подробностях, которые он тщательно вырезал из памяти. Он увидел, как луч чистой энергии пронзил грудь Кирилла. Увидел, как его глаза, широко открытые, не выражали ненависти. В них было… понимание. И бесконечная, вселенская жалость.
«Прости…» – прошептали его губы, уже не в комлинк, а прямо в дождливую тьму.
И тогда его бывший напарник, его Тень, его друг, рухнул в черную, маслянистую воду.
Воспоминание схлопнулось.
Лев стоял, прислонившись к серверу, и его всего трясло. Он дышал, как загнанный зверь. Перед глазами плыли пятна. Мелодия уже отзвучала. В подвале снова стояла тишина, нарушаемая лишь мертвым гулом и его собственными хриплыми всхлипами.
– Лев… – Мария подошла к нему, ее рука осторожно легла на его плечо.
Он отшатнулся, как от удара.
– Он… он не атаковал, – прошептал Лев, глядя в пустоту. Он чувствовал вкус крови на губах – он прикусил щеку, чтобы не закричать. – В тот момент. Когда я… когда я выстрелил. Он не собирался атаковать. Он пытался… он что-то показывал. В коде. Я видел! Я видел и проигнорировал! Классифицировал как «помеху»!
Он засмеялся. Коротко, истерично. Звук был уродливым и неуместным в этой гробовой тишине.
– Процедура 7-бета. «Нейтрализация цели при попытке ментального воздействия». Они… они встроили в меня триггер, Мария! Звуковой триггер! Я был оружием, которое стреляет по свистку! Как собака!
Его голос сорвался на крик. Он сжал кулаки, и ему захотелось биться головой о металлические стойки, лишь бы вышибить из себя этот образ. Образ человека, которого он убил, потому что его научили не видеть, не слышать, не чувствовать.
Мария смотрела на него, и в ее глазах не было осуждения. Был ужас. Но не перед ним. Перед системой, которая могла такое сделать.
– Свисток, который я услышал… в воспоминании… он был другим, – продолжал Лев, его разум, отточенный годами анализа, цеплялся за детали, пытаясь найти опору в этом хаосе. – Не его. Не мой. Чей-то третий.
– Соколов, – тихо сказала Мария. – Он был там. В протоколе сказано…
– В протоколе – ложь! – рявкнул Лев. – Он был там! И он дал сигнал! Он приказал мне убить своего же агента, потому что Кирилл узнал слишком много! Узнал про «Янтарь». Про ассимиляцию. Про…
Он замолчал. Его взгляд упал на терминал. Экран снова был активен. Иконка музыкальной шкатулки исчезла. Теперь на нем был текст. Простой текстовый файл.
Заголовок: ОТЧЕТ ОБ АССИМИЛЯЦИИ. ПЕТРОВА, Алиса.
Идентификатор: ЯНТАРЬ-Дельта-7.
Возраст: 12 лет.
Статус: НЕСТАБИЛЕН.
Причина отбраковки: Неподдающаяся контролю эмпатическая связь с фундаментальным слоем.
Решение: Активирован Протокол «ПЕРЕСАДКА». Перенос сознания в экспериментальную сеть хранения. Физическое тело ликвидировано. Инцидент оформлен как несчастный случай.
Примечание: Объект демонстрировал аномальную привязанность к брату, Кириллу Петрову. Рекомендовано усилить наблюдение за субъектом Петров, К. на предмет аналогичных проявлений.
Лев прочитал текст. Потом еще раз. Каждое слово впивалось в мозг как раскаленная игла. Это была не теория. Не домыслы сумасшедшего. Это был официальный отчет. Хладнокровный. Безэмоциональный. В нем говорилось об убийстве ребенка. Девочки. Сестры его напарника.
И в графе «Решение» стояло слово «ПЕРЕСАДКА».
– Святые небеса… – Мария, прочитавшая текст через его плечо, отпрянула. Ее рука дрожала. – Это… это не просто подавление. Они… они загружают сознание? Куда? Зачем?
Лев не отвечал. Он смотрел на последнюю строчку. «Рекомендовано усилить наблюдение за субъектом Петров, К.». Они убили его сестру. А за ним самим уже следили, как за потенциальным сырьем. Или угрозой.
Он поднял взгляд на Марию. Ее лицо было белым как полотно. В ее глазах бушевала война. Вера в систему, в которой она выросла, против леденящей душу правды, что лежала перед ней.
– Он не угрожал мне, – тихо, но очень четко произнес Лев, и в этих словах была вся горечь пяти прошедших лет. – Он просил о помощи.
И в этот момент мертвый гул серверов внезапно смолк. Свет в подвале погас, погрузив их в абсолютную, непроглядную тьму. На секунду. Потом загорелся аварийный красный свет, заливая комнату зловещим багровым сиянием.
Из динамиков, уже без всякой мелодии, раздался тот самый голос. Голос Кирилла. Но не сломанный, не отчаянный. Теперь он был холодным, чистым и безжалостным, как лезвие скальпеля.
«Ты вспомнил, Лев. Наконец-то. Теперь ты видишь истинную архитектуру лжи. Но твое пробуждение не осталось незамеченным. Система знает. Соколов знает. “Ястребы” уже в пути. У тебя есть выбор. Беги. Или останься… и помоги мне завершить то, что они начали. Протокол “Возвращения” ждет своего архитектора».
Голос умолк. В багровом свете их глаза встретились. Бежать? Куда? От системы, которая пронизывала собой весь город? Весь мир?
Лев посмотрел на свисток в своей руке. На черный, холодный металл. Он был не инструментом подавления. Он был символом рабства. И в тот момент, глядя в полные решимости и страха глаза Марии, Лев Волков понял, что бежать он больше не будет.
Он не угрожал мне, – осознал Лев, чувствуя вкус крови на губах. – Он просил о помощи.
Глава 12: Янтарь
Лаборатория «Янтарь» пахла озоном, мёдом и ложью, законсервированной на десятилетия.
Багровый аварийный свет заливал подвал, превращая серверные стойки в подобие исполинских, окровавленных надгробий. Воздух, и без того спертый, наполнился резким запахом перегретой электроники – лаборатория «Янтарь» агонизировала, уничтожаемая изнутри протоколами самоочистки, запущенными голосом Кирилла.
– «Ястребы»… – прошептала Мария, ее лицо в алом свете казалось мертвенным. Она инстинктивно потянулась к поясу, к оружию, которого при ней не было. – Они будут здесь через десять минут. Меньше.
Лев не отвечал. Он стоял, сжимая в руке холодный черный свисток. Тишина внутри него была взрывоопасной. Весь его мир – стройная, пусть и уродливая, конструкция из долга, послушания и подавления – лежала в руинах. И на его обломках бушевал холодный, безжалостный огонь ярости. Его использовали. Сделали орудием убийства. Внушили, что он спаситель, пока он исполнял роль палача.
– Мы не можем отсюда выбраться, – голос Марии дрогнул. – Все выходы заблокированы. Даже если бы мы могли… сканеры Синдиката уже выцеливают эту локацию. Мы как в банке.
– Тогда мы возьмем с собой банку, – тихо, но с такой сталью в голосе, что Мария вздрогнула, сказал Лев.
Он повернулся к терминалу. Экран был снова активен. Текстовый файл об Алисе исчез. На его месте мигал курсор в командной строке. Приглашение. Вызов.
> ЗАПРОС НА ПОДКЛЮЧЕНИЕ К ЯДРУ СЕТИ «ЯНТАРЬ». АУТЕНТИФИКАЦИЯ…
Лев не стал ждать. Он вытащил из кармана свой, старый, потертый свисток. Тот самый, что подобрал в доке. Он поднес его к встроенному в терминал сенсору.
Ничего не произошло.
– Мелодия, – резко сказала Мария. – Он сказал: «мелодия – ключ».
Лев замер. Детская колыбельная. «Спокойной ночи». Он слышал ее в кошмарах, слышал ее здесь, в подвале. Он… он знал ее. Не просто помнил. Он чувствовал ее паттерн. Так же, как чувствовал паттерны кода.
Он закрыл глаза, отсекая багровый свет, панику, голос Марии, предупреждавший о времени. Он погрузился в ту самую внутреннюю тишину, что осталась после золотого всплеска. И в этой тишине он нашел ее. Не как звук. Как структуру. Чистую, элегантную последовательность. Ноту за нотой.
Его пальцы сами потянулись к клавиатуре. Он не печатал команды. Он… воспроизвел мелодию. Не буквами, а серией быстрых, точных нажатий, выстукивая ритм, высоту, паузы. Это был не код доступа. Это был пароль, написанный на языке самой реальности.
> АУТЕНТИФИКАЦИЯ ПРОЙДЕНА. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АРХИТЕКТОР.
Экран погас и снова зажегся. Теперь на нем был не текстовый интерфейс, а визуализация. Древовидная структура невообразимой сложности. Мириады файлов, протоколов, папок, соединенных золотистыми, pulsating нитями. Это было сердце «Янтаря». Его душа.
– Архитектор… – повторила Мария, глядя на экран с суеверным страхом.
Лев игнорировал ее. Его пальцы летали по клавиатуре. Он был как виртуоз, нашедший наконец свой инструмент. Он не искал. Он знал. Его дар, его проклятие, вело его сквозь лабиринт данных с интуитивной, пугающей точностью.
– Ищем что? – спросила Мария, подходя ближе, ее раненое плечо саднило с каждым движением.
– Все, – коротко бросил Лев. – Основополагающие меморандумы. Финансирование. Отчеты о… «ассимиляции». Цели проекта.
Он открывал файл за файлом. Большинство были зашифрованы или повреждены. Но те, что поддавались, обнажали картину такого масштаба лжи, что у Марии перехватывало дыхание.
МЕМОРАНДУМ 001: «…магия не болезнь. Это побочный продукт фундаментального кода реальности, к которому некоторые организмы обладают врожденным доступом. Наша цель – не лечение, а контроль. Ассимиляция. Мы должны не подавить магию, а стать ее единственными источником и распорядителем».
ОТЧЕТ ОБ ЭКСПЕРИМЕНТЕ «ПОДАВЛЕНИЕ»: *«Субъект В-017 (Волков, Лев). Возраст 7 лет. Демонстрирует уникальную способность к прямому визуальному восприятию структур кода. Фаза «Подавление» направлена на искоренение эмпатических реакций, дабы избежать «загрязнения» данных эмоциональным шумом. Методы: сенсорная депривация, негативное подкрепление, звуковые триггеры…»*
Лев пролистывал это, его лицо было каменной маской. Он видел графики, диаграммы, записи его собственных детских криков, классифицированных как «прогресс в десенсибилизации».
– Лев… – Мария положила руку ему на плечо, но он сбросил ее.
– Смотри, – его голос был хриплым. Он открыл другой файл. Видеозапись.
На экране – стерильная комната. Стекло, хром. В центре – мальчик. Лет десяти. Он сидит, уставившись в стену. Его глаза широко открыты, в них нет ни капли детской живости. Это был он. Маленький Лев.
В кадр входит человек в белом халате. В руках у него – свисток.
– Субъект В-017, – говорит голос за кадром. – Демонстрация триггерного отклика. Стимул – акустический.
Человек подносит свисток к губам. Раздается тот самый, пронзительный, высокий звук.
И маленький Лев на записи вздрагивает. Все его тело напрягается. Его глаза закатываются, зрачки расширяются. Он не кричит. Он замирает, превращаясь в статую. Искаженное, безэмоциональное лицо.
– Реакция подтверждена, – констатирует голос. – Переход в режим повышенной операционной готовности. Эмпатические центры заблокированы.
Запись закончилась.
Лев отшатнулся от терминала. Его тошнило. Он видел это. Он помнил это. Не как травму, а как… расписание. Как часть рутины. Его научили не чувствовать боли. Научили быть инструментом.
– Боже правый… – Мария прикрыла рот ладонью. Ее глаза были полны слез. Не только за него. За всю систему, построенную на этом.
Внезапно терминал завибрировал. На главном экране возникло новое окно. Большое, с гербом Синдиката. Это была прямая трансляция.
На экране был Генерал Соколов. Он сидел в своем кабинете в Хрустальном дворце. Его лицо было спокойным, почти отеческим.
– Лев. Мария. – его голос был ровным, без единой нотки гнева. – Вы проникли в зону, закрытую высочайшим уровнем секретности. Вы нарушили протокол. Но я понимаю. Вас ввели в заблуждение.
Лев замер, сжимая кулаки. Мария выпрямилась, инстинктивно принимая стойку «смирно», но ее тело сопротивлялось, дрожа от боли и ярости.
– Данные, которые вы видите, – это дезинформация, – продолжал Соколов, его ледяные глаза смотрели прямо в камеру, прямо на них. – Остатки проекта, от которого мы отказались. Им манипулирует Кирилл Петров. Его сознание, захваченное черным кодом, искажает архивы. Он мстит. Он хочет разрушить все, что мы построили.
– Он говорит правду? – шепотом спросила Мария, ее взгляд метнулся от экрана к Льву.
– Он врет, – без тени сомнения сказал Лев. Он смотрел не на лицо Соколова, а на код трансляции. Он видел его. Видел мельчайшие искажения, сглаживания, признаки глубокой ретуши и монтажа. Это была не живая речь. Это была запись, подогнанная под ситуацию. – Это запись. Он даже не знает, что мы уже нашли файл об Алисе.
– Вернитесь, – сказал Соколов с экрана, и его губы растянулись в подобие улыбки. – Вернитесь, и мы все объясним. Мария, твой крёстный беспокоится о тебе. Лев… мы можем все исправить. Вернуть тебя в строй. Ты – наше лучшее оружие. Не заставляй меня тебя ломать.
Слово «оружие» прозвучало как пощечина.
Трансляция прервалась.
В подвале снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь нарастающим гулом – уже не серверов, а двигателей десантных капсул где-то сверху. «Ястребы» выходили на финишную прямую.
– Оружие… – прошептал Лев. Он посмотрел на свои руки. Руки, которые могли видеть нити реальности. Руки, которые убили его друга.
– Лев, что мы будем делать? – в голосе Марии была паника, но и решимость. Она больше не смотрела на него как на угрозу или инструмент. Она смотрела на него как на единственного союзника в этом аду.
Лев снова повернулся к терминалу. Его ярость кристаллизовалась в холодную, алмазную твердость. Он был не оружием. Он был архитектором.
Он открыл меню передачи данных. Нашел внешний, незаметный канал, который, как он почувствовал, вел прямиком на орбиту. На станцию «Зеркало». Он не стал писать послание. Он сгенерировал пакет данных. Маленький, но емкий. В него вошли ключевые файлы: отчет об Алисе, меморандум 001, фрагмент видео с триггером. И короткая текстовая строка, набранная им самим:
«Я помню. Что дальше?»
Он отправил пакет.
Ответ пришел почти мгновенно. Не текстом. Одиночным файлом. Маленьким, без названия.
Лев открыл его.
Это была схема. Не лаборатории. Не станции. Схема нервной системы человека. С бесчисленными синапсами, нейронными связями. И в самом ее центре, в области, отвечающей за эмпатию и высшие эмоции, был яркий, багровый, асимметричный шестигранник. Знакомый шестигранник его собственного боевого кода. Но здесь он был вплетен в саму биологию. Не как инструмент, а как оковы. Как блокировщик.
И под схемой была подпись: «Протокол “Подавление”. Активен. Субъект: ВОЛКОВ, Лев.»
Лев смотрел на экран, и его разум, такой быстрый, такой аналитический, отказывался верить. Он всегда думал, что его дар – это врожденная аномалия, которую Синдикат помог ему обуздать. А боль, шум, неспособность чувствовать – цена, которую он платил за силу.
Но это… это было не обуздание. Это было калечение. Ему не помогали контролировать дар. Ему встроили в мозг программу, которая душила его истинный потенциал, оставляя лишь удобный, послушный инструмент для разрушения. Его личность, его прошлое, его страдания – все было искусственной конструкцией.
Сверху донесся оглушительный удар. Потолок задрожал, с него посыпалась пыль и крошка бетона. «Ястребы» начали штурм.
Мария вскрикнула, пригнувшись.
Лев не шелохнулся. Он сидел, уставившись на схему своего закованного в код мозга. Он видел паттерн. Тот самый паттерн, что он видел в заграждении перед тем, как убедить его измениться. Он был сложнее. Гораздо сложнее. Но это был код. А код… код можно было переписать.
Он поднял голову и посмотрел на Марию. В его глазах, всегда таких отрешенных, горел новый огонь. Не ярости. Не отчаяния. Целеустремленности.
– Я не оружие, – сказал он, и его голос был тихим, но он прозвучал громче любого взрыва.
Он потянулся к терминалу, чтобы сделать копию файла. Чтобы сохранить доказательство. И в этот момент, в самом низу списка файлов, его взгляд упал на него.
Он был скрыт среди системных папок. Маленький, ничем не примечательный. Но его метка резанула глаза, остановила сердце.
«ВОЛКОВ, Лев – Протокол “Подавление”»
Тот самый файл. Не схема. Исходник. Документ, с которого все началось.
Сверху раздался новый удар, и часть потолка обрушилась, завалив выход из подвала. Времени не было. Совсем.
Лев протянул руку. Курсор пополз к файлу.
На экране замигал файл с пометкой «ВОЛКОВ, Лев – Протокол “Подавление”», и мир перевернулся.
Глава 13: Архив