След ржавого бога

- -
- 100%
- +
Лика вела их ловко и бесшумно, как тень. Она выбирала маршрут по едва заметным признакам – сломанной ветке, свежим царапинам на ржавчине, отсутствию птиц на карнизе. Они пробирались по задворкам мёртвых заводов, через проломы в старых кирпичных стенах, по крышам низких построек.
Вскоре они вышли к границе «Старого Города». Это была не официальная территория, а скорее состояние пространства. Воздух здесь стал гуще, свет – приглушённее, как в старинном храме. Разрушенные особняки и ампирные здания поросли не просто плющом, а странными лианами, светящимися мягким зелёным светом. Словно сама жизнь здесь мутировала, пытаясь приспособиться к искажённой реальности.
– Держитесь ближе ко мне, – тихо сказала Лика, замедляя шаг. – И не обращайте внимания на тени. Они здесь… не всегда отбрасываются предметами.
Они двинулись вглубь. Сначала ничего не происходило. Лишь ветер шелестел в переулках, да где-то вдали слышался странный, отдалённый звон, будто колокол, разбитый на тысячи осколков.
Потом Саша увидел первое эхо.
Из стены полуразрушенного особняка, словно из проектора, проступили контуры людей – дамы в пышных платьях, мужчины во фраках. Они смеялись, разговаривали, их голосов не было слышно, лишь беззвучное движение губ. Эфирный мираж длился несколько секунд, а затем растаял, оставив после себя лишь холод и ощущение щемящей тоски.
– Прошлое пытается прорваться, – пояснила Лика, не останавливаясь. – Оно безвредно, если не трогать.
Но не все эхо были столь безобидны. В одном из переулков они наткнулись на повторяющуюся сцену – группа сталкеров в старом снаряжении отчаянно отстреливалась от невидимого врага. Их лица были искажены ужасом, их движения – петлёй, застывшей во времени. Раз в несколько минут сцена повторялась: они вбегали в переулок, начинали стрелять, их тела разрывало невидимыми когтями, и они исчезали, чтобы появиться снова.
– Не смотри, – резко сказала Лика, отводя взгляд Саши. – Это ловушка. Можно заразиться их паникой. Сойти с ума.
Хорт, проходя мимо, зарычал на мираж, но не остановился.
Чем дальше они углублялись, тем сильнее искажалось пространство. Время текло неравномерно – то ускоряясь, то почти останавливаясь. Они видели обломки танка, который ещё не был произведён на момент Сдвига, и рядом – скелеты в одеждах столетней давности. Реальность здесь трещала по швам, обнажая свою хрупкую, многослойную природу.
Внезапно Лика остановилась, подняв руку. Они стояли на площади, в центре которой возвышался памятник давно забытому поэту, теперь покрытый ржавыми наплывами и светящимися мхами.
– Чувствуешь? – она повернулась к Саше.
Он почувствовал. Шрам на его груди, почти утихший, снова заныл. Но это была не боль, а скорее… тоска. Глухая, всепоглощающая печаль, исходившая от самого места.
– Здесь произошло что-то ужасное, – прошептал он. – Ещё до Сдвига.
– Массовый расстрел, – без эмоций сказала Лика. – В первые дни хаоса. Люди пытались найти здесь убежище. Их нашли. Эхо той паники, того предательства и отчаяния… оно впиталось в камни. Оно до сих пор здесь.
И тогда они увидели их. Тени. Не мираж, а сгустки тьмы, бесформенные, но безошибочно человеческие. Они медленно двигались по площади, беззвучно крича, простирая руки к небу. От них исходил леденящий холод, и трава под их «ногами» чернела и умирала.
– Проклятые души? – с суеверным ужасом спросил Елисей.
– Нет. Отпечатки. Шрамы на реальности. Они не видят нас. Они застряли в моменте своей смерти. Но если пересечь их путь… – Лика не договорила, но её смысл был ясен.
Она повела их по краю площади, стараясь обойти неподвижные, плачущие тени. Воздух был тяжёлым, давящим, каждый вдох требовал усилия. Саша чувствовал, как отчаяние и страх, исходящие от этого места, пытаются проникнуть в его разум, найти отклик в его собственной боли.
«Папа, мне страшно…»
Голос дочери снова прозвучал в его памяти, яснее, чем когда-либо. Он закрыл глаза, сжимая кулаки. Его хаос, его боль – они были его щитом. Он не позволит чужому страху поглотить себя.
Он сосредоточился на гневе. На ясном, холодном гневе против системы, против Бога, который создал этот мир. Против тех, кто отнял у него всё.
Фиолетовая искра пробежала по его костяшкам. Тени на площади заволновались, отплывая подальше, словно чувствуя угрозу. Эхо паники на мгновение сменилось эхом страха – уже перед ним.
– Идём, – его голос прозвучал твёрдо. – Мы близко.
Лика с одобрением кивнула, и они, наконец, миновали проклятое место.
Впереди, в конце улицы, показалось массивное, величественное здание с колоннами. Старая Ленинка. Библиотека. Но она была не такой, как в старых открытках. Её стены оплетали те же светящиеся лианы, что и в «Старом Городе», а у входа, вместо статуй, стояли два огромных, неподвижных Лешака, покрытых не ржавчиной, а блестящим, словно лакированным, чёрным металлом. Их формы были застывшими, неестественно строгими, словно они были не порождениями хаоса, а часовыми, созданными по чьему-то жёсткому приказу.
– Охранники, – сказала Лика. – «Сыны» поставили их здесь. Они не активны, пока не почуют угрозу. Или… носителя «Исходного Кода».
Она посмотрела на Сашу.
– Прохор находится в самом сердце библиотеки, в отделе рукописей. Чтобы добраться до него, нужно пройти через главный зал. А там… – она сделала паузу, – …там живут «Книжные Черви».
– ЧервИ? – переспросил Елисей.
– Нет. ЧервИ. Мутанты, что питаются не бумагой, а знаниями. Они впитывают информацию, становясь её носителями. Они не злые. Но они… навязчивы. Могут заговорить тебя до смерти цитатами из забытых энциклопедий или загипнотизировать стихом. Будьте готовы.
Саша вздохнул, глядя на громаду библиотеки. Казалось, весь этот мир состоял из ловушек – одни убивали тело, другие – разум.
– Ладно, – он потянулся за «Голодным клинком». – Пора вернуть один долг. И узнать, как сломать их Бога.
Он сделал шаг вперёд, навстречу новым испытаниям. Путь к знанию лежал через царство безумия, и он был готов пройти его, чтобы сохранить последние крупицы хаоса в этом стерильном, умирающем мире.
ГЛАВА 11. ЧЕРВИ, ЖРУЩИЕ СЛОВА
Два Лешака-часовых застыли у входа в библиотеку, словно скульптуры, отлитые из обсидиана и стали. Их формы были лишены хаотичной ярости обычных тварей – вместо клубков арматуры и проводов здесь были чёткие, почти архитектурные линии. Глазницы, где должно бы пульсировать сиреневое свечение, были тёмными и пустыми. Они не дышали, не двигались. Но от них исходила такая мощная аутура статичного ожидания, что воздух вокруг звенел от напряжения.
– Они спят, – шёпотом сказала Лика. – Их разум отключён. Но они запрограммированы реагировать на две вещи: прямую атаку и… аномальную эфирную активность. – Она посмотрела на Сашин шрам.
– Значит, мне нужно зайти, затаив дыхание? – Саша скептически окинул взглядом исполинские фигуры.
– Примерно так. Никаких всплесков. Никакой ярости. Только абсолютный контроль.
Елисей уже доставал свой сканер, нацеливая его на часовых. – Интересно… Их ядра не излучают энергию, а наоборот, поглощают её из окружающего пространства. Как чёрные дыры. Любой выброс эфира – и они проснутся, сожрав его и тебя заодно.
Контроль. Саша сжал кулаки. Всю свою жизнь после Сдвига он учился выпускать хаос. Теперь ему приходилось учиться его сдерживать. Он закрыл глаза, пытаясь загнать обратно бушующую внутри бурю. Шрам на груди ныл, требуя выхода.
– Я пойду первым, – сказала Лика. – Следуйте за мной точно. И не дышите слишком громко.
Она, как тень, скользнула между огромными ног первого Лешака. Саша, сделав глубокий вдох, последовал за ней. Он чувствовал, как холодная броня твари излучает лёгкую вибрацию, словно спящий зверь. Хорт, прижав уши и хвост, прокрался следом, его звериный инстинкт подсказывал ему ту же осторожность. Елисей шёл последним, стараясь не звякнуть инструментами.
Казалось, они прошли сквозь строй вечности. Но вот они – на другой стороне. Часовые не шелохнулись.
Перед ними зиял главный вход – огромные дубовые двери, некогда величественные, теперь искорёженные и покрытые странными, похожими на папоротник, металлическими наростами. Одна из створок была приоткрыта, словно библиотека делала последний, застрявший в горле, вздох.
Внутри царил полумрак, пронизанный зелёным светом светящихся лиан, оплетавших галлереи и стеллажи. Воздух был густым и сладким, пахнущим старыми книгами, пылью и чем-то ещё – озоном и странной, щекочущей ноздри пряностью.
И тут Саша их увидел. Они сидели, стояли и лежали повсюду – на полу, на столах, на свисающих с потолка корнях. Люди… или то, что от них осталось. Их тела были до неузнаваемости измождены, кожа – почти прозрачной, сквозь неё проступали синие прожилки. Они были облачены в лохмотья, но не грязные, а странно чистые, как пергамент. Их пальцы, длинные и костлявые, перебирали страницы несуществующих книг, водили по пыльному воздуху, выводя невидимые letters. Их рты беззвучно шептали.
– Книжные Черви, – тихо сказала Лика. – Они не опасны, пока ты не попытаешься пройти. Они защищают знание. Вернее, то, что они им считают.
Они сделали несколько шагов вглубь зала. И тут ближайший «Червь», сидевший, скорчившись, у подножия бюста Ленина, поднял на них свой взгляд. Его глаза были огромными, бездонными, и в них плавали строчки текста, как на экране старого монитора.
«…и тогда князь, воззрев на пепелище, изрёк: «Сие есть возмездие за гордыню нашу…«» – его голос был сухим шелестом страниц.
Саша замер. Елисей нахмурился.
– Он… цитирует?
– Они все цитируют, – ответила Лика. – В их сознании перемешались миллионы книг, которые они… съели. Они не понимают смысла. Они просто воспроизводят. Но если встать у них на пути…
Они продолжили движение, стараясь обойти мутантов. Но с каждым их шагом «Черви» становились беспокойнее. Они начинали шептать громче, их беззвучное бормотание складывалось в жутковатый хор.
«…плотность населения в крупных городах к концу XXI века достигла критической отметки…»
«…любовь – это дитя иллюзии и порождение вечной жажды…»
«…формула расчёта напряжения в сети при пиковой нагрузке…»
«…а в городе том жил да был весёлый трубадур…»
Шёпот становился навязчивым, он заполнял сознание, вытесняя собственные мысли. Саша почувствовал головокружение. Строчки из учебников, романов, стихов и технических manuals начинали сплетаться в его голове в единый, бессмысленный поток.
– Не слушай! – крикнула Лика, но её голос утонул в шелесте. – Идите к той лестнице! В отдел рукописей!
Она указала на массивную дубовую лестницу в дальнем конце зала. Но путь к ней преграждали десятки «Червей». Они уже встали, их руки были протянуты вперёд, а из открытых ртов лился бесконечный поток слов.
Один из мутантов, тот, что был повыше, с лицом, напоминающим высохший пергамент, шагнул навстречу Саше. «…и познаете истину, и истина сделает вас свободными…» – прошелестел он, и его слова обрушились на Сашу тяжёлой, давящей волной. Это была не просто цитата. Это было заклинание. Саша почувствовал, как его воля, его ярость, его хаос начинают растворяться в этом безличном, всеобъемлющем «знании». Стать частью библиотеки. Стать ещё одним томом. Уснуть…
И в этот момент Елисей, бледный и потный, сунул ему в руку тот самый чёрный куб – ядро архивариуса.
– Дай им это! – прохрипел старик. – Дай им то, что они хотят! Знание!
Саша, едва соображая, протянул куб «Червю». Тот остановился. Его бездонные глаза уставились на полированную поверхность. Он потянулся к ней своими длинными, костлявыми пальцами.
В момент прикосновения куб вспыхнул. Не ярко, а ровным, тёплым светом. И тогда все «Книжные Черви» разом замолкли. Их взоры устремились на куб. Они потянулись к нему, как мотыльки к огню, их шепот сменился тихим, благоговейным гулом.
Это была не атака. Это было подношение. Ядро архивариуса содержало в себе целый мир данных – сухих, технических, но это было знание. И оно было для них вкуснее, чем живые умы.
– Бежим! – скомандовала Лика.
Они рванули к лестнице, пока «Черви» толпились вокруг куба, передавая его из рук в руки, погружаясь в его содержимое. Лестница вела вниз, в подвальные этажи. Воздух здесь стал ещё холоднее и суше. Свет лиан сюда не проникал, и им пришлось включить фонари.
Они шли по длинным, узким коридорам, заставленными стеллажами с рулонами микроплёнки и древними серверами. Наконец, Лика остановилась перед массивной, стальной дверью с табличкой «Отдел рукописей. Посторонним вход воспрещён». Дверь была приоткрыта, и из щели лился слабый свет и доносилось монотонное бормотание.
Они вошли внутрь.
Комната была огромной. Стеллажи уходили ввысь, в темноту, теряясь из виду. В центре, под единственной лампой, питавшейся от какого-то хитрого аппарата с динамо-машиной, сидел за столом человек. Он был худым, почти прозрачным, с седыми, всклокоченными волосами. Он что-то быстро и неразборчиво писал на бесконечном свитке пожелтевшей бумаги, который свисал со стола и тянулся через всю комнату. Рядом с ним на столе стояла кружка с мутной жидкостью и лежал кусок чёрного хлеба.
– Прохор, – тихо позвала Лика.
Учёный не отреагировал. Он продолжал писать, его бормотание стало чуть громче: «…точка бифуркации… нелинейная динамика… энтропийный взрыв… они не понимают, что порядок – это смерть… смерть вселенной… нужно сохранить хаос… сохранить…»
– Прохор! – настойчивее повторила Лика.
Он медленно поднял голову. Его глаза были голубыми, ясными и безумными. В них плавали те же строчки, что и у «Червей», но не случайные, а связанные в единую, пугающую теорию.
– Лика, – его голос был хриплым, как скрип переплёта. – Ты привела их. Носителей. Я чувствую. Один – с выжженным кодом, – он указал на Сашу. – Другой – с инструментом для его чтения, – кивок на Елисея. – И пёс… пёс помнит запах мира, который был. Запах травы, а не озона.
Хорт насторожился, но не зарычал.
– Мы принесли ядро архивариуса, – сказал Елисей, показывая пустые руки. – Но «Черви»…
– Оставьте его им, – махнул рукой Прохор. – Им нужны крохи. А мне… – он ткнул пальцем себе в висок, – …здесь всё есть. Вся память мира. Все его боли, все его радости. Все его ошибки. Они – «Исходный Код».
Он встал и подошёл к Саше, вглядываясь в него с болезненной интенсивностью. – Ты носишь в себе не силу, мальчик. Ты носишь в себе суть. Хаос – это не разрушение. Хаос – это потенциал. Возможность выбора. Ошибка, ведущая к новому пути. А они… – он указал куда-то в сторону ЗИЛа, – …хотят всё это выжечь. Запустить «Протокол Перерождения». Создать мир без случайностей. Мир-машину.
– Как его остановить? – спросил Саша, чувствуя, как слова учёного резонируют с чем-то в его глубине.
– Их бог – не существо. Это программа. Алгоритм, написанный на основе древних, докhumanных математических принципов. Он ищет «Исходный Код» – человеческое сознание – чтобы стереть его и переписать. Ты – ошибка, которую он не может исправить. Ты – живое доказательство несовершенства его системы.
Прохор схватил со стола лист бумаги и начал быстро набрасывать на нём схемы – не чертежи, а что-то вроде мандал, сплетённых из математических формул и славянских рун. – Их конденсатор на ЗИЛе… он не просто накапливает энергию. Он генерирует поле абсолютного порядка. В его эпицентре не останется места для хаоса. Для жизни. Для тебя. Чтобы разрушить его, нужно внести в него диссонанс. Не взрыв, а… противоречие. Алгоритмическую ошибку.
Он протянул листок Саше. – Это – паттерн твоего собственного эфирного поля. Твоего хаоса. Ты должен достичь ядра конденсатора и выпустить его там. Не как оружие. Как вирус. Как парадокс, который их система не сможет разрешить. Он запустит цепную реакцию. Он… – Прохор закашлялся, – …он уничтожит всё поле. И, возможно, тебя самого.
Саша взял листок. Знаки на нём казались живыми, они шевелились на бумаге. Он чувствовал их своими нервами.
– Как мне пройти к ядру?
– Их цитадель – это лабиринт, – сказала Лика. – Но у меня есть карта. Та, что составлял мой отец. Он был в её проекте. – Её голос дрогнул. – Он… стал одним из первых, кого они использовали для питания своего бога.
– Время истекло, – внезапно сказал Прохор, глядя в пустоту. – Они начинают. Жатва начинается. Слышите?
Они прислушались. Сначала ничего. А потом – далёкий, нарастающий гул, похожий на запуск гигантского двигателя. Но это был не звук. Это была вибрация, исходящая из самого мира, заставляющая вибрировать кости и выбеливать сознание. Свет лампы на столе померк, затем вспыхнул снова, но теперь его свет был холодным и безжизненным.
Белый свет. Тот самый, что они видели над ЗИЛом.
– Они запускают протокол, – прошептал Елисей. – Поле порядка расширяется.
Саша сжал в руке листок с паттерном своего хаоса. Путь вперёд был единственным. В сердце порядка, несущее гибель и, возможно, спасение.
– Идём, – сказал он. – Пора заканчивать жатву.
ГЛАВА 12. ВРАТА ИЗ ХРУСТАЛЯ И СТАЛИ
Белый свет не угасал. Он висел над городом как приговор, безжизненный и неумолимый. Гул, исходящий от ЗИЛа, превратился в низкочастотный вой, впивающийся в самое нутро. Воздух становился гуще, тяжелее. Пыль на стеллажах библиотеки перестала шевелиться, застыв в неподвижности. Даже светящиеся лианы на потолке поблекли, их живое мерцание подавлено наступающим порядком.
– Поле расширяется, – прошептал Прохор, сжимая голову руками. Его безумие стало болезненным, ясным. – Оно выжигает хаос. Сначала на физическом уровне… потом в разуме. Скоро здесь не останется ничего, кроме… тишины.
– Мы не успеем обойти! – Лика развернула на столе потертый чертеж – карту цитадели, нарисованную рукой ее отца. – Поле достигнет библиотеки через час, максимум два. Прямой путь через территорию завода – единственный шанс.
Елисей изучал схему, его кибернетический глаз быстро сканировал линии и условные обозначения. – Укрепления… часовые… эфирные барьеры. И главные ворота. Они защищены не просто сталью. Там кинетико-эфирный щит. Ничего живого не пройдет.
– Есть другой путь, – пальцем Лика провела по схеме обходную линию, ведущую к гигантской трубе – старой домне. – Отец называл его «Путь жертвы». Аварийный сток для расплава. Он ведет прямо в сердце комплекса – к Залогу.
– Залог? – переспросил Саша, все еще чувствуя на себе жгучий взгляд Прохора.
– Ядро конденсатора, – пояснила Лика. – Место, где они аккумулируют энергию для Жатвы. Но путь этот… он не для живых. Там до сих пор течет не расплавленный металл, а нечто худшее. Очищенный эфир. Концентрированная реальность. Она разрывает все, что не вписывается в ее матрицу.
– Идеальное место для вируса, – Саша посмотрел на свой дрожащий кулак. – Если я смогу дойти.
– Ты должен, – Прохор вдруг схватил его за руку. Его пальцы были холодными, как лед. – Ты – последняя случайность. Последний свободный выбор этого мира. Если ты падешь… – он не договорил, но смысл был ясен.
Они покинули отдел рукописей, оставив Прохора в его безумном пророчестве. «Книжные Черви» в главном зале все еще толпились вокруг куба архивариуса, полностью поглощенные им. Они не обратили на них внимания.
Выйдя из библиотеки, они увидели, что мир изменился. Белый свет не слепил, но он выбеливал цвета. Красный кирпич стал бледно-розовым, зелень мхов – серой, багровое небо – грязно-белесым. Звуки приглушились, будто их пропустили через фильтр. Гул ЗИЛа был теперь единственным доминирующим звуком.
– Поле порядка… – Елисей снял свои защитные очки и протер линзы. – Оно подавляет любую неупорядоченную энергию. Даже световые волны.
Хорт беспокойно заскулил, прижимаясь к ногам Саши. Волк чувствовал угрозу на уровне инстинктов – мир становился неестественным, стерильным, мертвым.
Они двинулись к ЗИЛу. Путь, который раньше был полон опасностей, теперь был пуст. Мутанты попрятались. Аномалии угасли. Даже ветер стих. Они шли по выбеленному, беззвучному миру, как по гигантской черно-белой фотографии.
Чем ближе они подходили к заводу, тем сильнее становилось давление. Воздух стал плотным, как вода. Дышать было тяжело. Саша чувствовал, как его собственный эфир, его хаос, сжимается внутри него, пытаясь сопротивляться внешнему давлению. Шрам на груди горел ледяным огнем – боль была четкой, ясной, единственным напоминанием о его инаковости.
Наконец, они вышли к ограде цитадели. Это была не просто стена. Это была стена из спрессованного света и стали. Эфирный барьер, мерцающий бледным сиянием, сливался с бетонными основаниями. За ним высились корпуса завода, но они казались нереальными, как нарисованные декорации.
– Главные ворота, – указала Лика на массивную арку, заблокированную сияющим щитом. Перед ними стояли ряды часовых – не только Лешаки, но и люди в униформе «Сынов». Их лица были скрыты шлемами, движения – идеально синхронизированы. Они не патрулировали. Они просто стояли. Живые статуи в мире порядка.
– «Путь жертвы» там, – Лика повела их вдоль ограды, к громадной, частично разрушенной домне. У ее основания зияло отверстие, откуда исходил зловещий зеленоватый свет и доносился звук, похожий на шипение тысяч змей.
Воздух вокруг входа был искажен. Камни под ногами плавали, как в мареве. Здесь поле порядка сталкивалось с дикой, неоформленной эфирной рекой, вытекавшей из недр завода.
– Это и есть сток, – сказал Елисей, считывая показания прибора. – Чистейший эфир. Он не стабилизирован. Он… сырой. Один неверный шаг, и он разорвет тебя на атомы, Саша. Твое тело, твой разум… все, что делает тебя тобой.
Саша подошел к краю отверстия. Из него поднимался пар, но это был не пар, а сгустки света, которые на мгновение складывались в лица, в пейзажи, в обрывки воспоминаний, а затем рассыпались. Это была река чистой потенциальности, не ограниченной никакой формой.
– Как мне пройти?
– Ты не можешь пройти, – тихо сказала Лика. – Ты должен… отдаться ей. Перестать сопротивляться. Позволить ей нести тебя. Но удержать в себе ту единственную мысль, ту цель – добраться до Ядра. Если ты потеряешь себя в этом потоке… ты станешь его частью.
– А как же вы? – спросил Саша, глядя на них.
– Мы отвлечем их, – Елисей положил руку на его плечо. – Устроим погром у главных ворот. Это даст тебе время.
– Это самоубийство, – возразил Саша.
– Нет, – Лика достала свой лук. Ее лицо было спокойным. – Это долг. Мой отец отдал этому месту жизнь. Я отдам ему смерть, если понадобится. Чтобы остановить это.
Хорт подошел к Саше и ткнулся мордой в его руку. В его желтых глазах читалась решимость. Он не останется здесь.
Саша посмотрел на них – на старого лудильщика, на девушку-тень, на верного волка. Они были его якорем в этом мире. Последними осколками хаоса, который он должен был спасти.
Он кивнул. Никаких слов не было нужно.
Он развернулся и шагнул в зеленоватый свет.
Мир взорвался.
Боль была не физической. Это было разложение. Его тело перестало быть твердым. Его мысли текли, как вода. Он видел лица людей, которых никогда не знал, слышал языки, которых не понимал. Он был деревом, растущим из камня. Он был звездой, гаснущей в пустоте. Он был каплей дождя, падающей в океан.
«Марго…» – это единственное слово, этот единственный образ удерживал его. Дочь. Ее улыбка. Ее смех. Хаос любви. Хаос памяти.
Он плыл по реке времени и возможности, чувствуя, как его сущность растворяется. Но в самом центре этого хаоса горела маленькая, упрямая точка – паттерн, который дал ему Прохор. Его собственная, уникальная сигнатура. Его хаос.
Поток нес его вперед, сквозь стальные трубы, сквозь пласты бетона, сквозь барьеры, которые не могли остановить то, что не имело формы.
И внезапно все остановилось.
Он оказался в пространстве, где не было ни верха, ни низа. В центре висел он – Залог.
Это был не механизм. Это было совершенство. Гигантский кристалл абсолютно черного цвета, поглощающий весь свет. Вокруг него вращались концентрические кольца из сияющего металла, испещренные сложнейшими узорами. От него исходила та самая белизна, что заполнила мир. Здесь не было звука. Не было движения. Был только абсолютный, безжалостный порядок.
Саша стоял на прозрачном мосту, ведущем к кристаллу. Его тело снова было целым, но он чувствовал, как порядок давит на него, пытаясь вытеснить последние следы хаоса. Каждая клетка его тела кричала в немом протесте.
Он поднял руку и посмотрел на листок, который дал ему Прохор. Знаки на нем светились яростным фиолетовым светом, сопротивляясь белизне.
Это был он. Его суть.
Он сделал шаг по мосту навстречу черному сердцу порядка. Он был последней ошибкой. Последним сбоем. И он собирался совершить главный сбой в истории этого мира.
ГЛАВА 13. ПОСЛЕДНИЙ СБОЙ