- -
- 100%
- +
Пролог
Тишина.
Она была совершенной, беззвучной и всепоглощающей, какой не бывает в мирах, где дышит воздух и бьются сердца. Это была тишина небытия, финальный аккорд, поставленный в конце симфонии, которую он когда-то называл своей жизнью.
Последнее, что он помнил – ослепительную вспышку боли, разрывающую сознание на атомы. Автомобиль, визг тормозов, хруст металла и стекла. Адреналин, сменившийся ледяным штилем приближающейся смерти.
И вот теперь – ничего.
«Так вот каково это», – промелькнула последняя, ленивая мысль в том, что когда-то было его разумом. «Конец. Скучно.»
Но Вселенная, как оказалось, обладала извращенным чувством юмора.
Беззвучный вакуум небытия дрогнул. Его не увидеть и не услышать – это было ощущение на уровне квантов, составлявших его распавшееся «Я». Кто-то… что-то… ворочалось в тканях реальности. Гигантское, спящее, бесконечно древнее.
И оно сквозь сон почуяло крошечную, чужеродную песчинку, застрявшую в складках мироздания. Песчинку по имени Бландинг.
Оно не проснулось. Оно лишь повернулось на свой непостижимый бок, и ему приснился сон. Сон о падении звезды, о трещине в фундаменте мира.
А для Бландинга небытие взорвалось.
Не светом, не звуком. Информацией. Ощущением чудовищного, неконтролируемого падения сквозь слои чего-то, что не было пространством. Мимо пейзажей из сгустков чистой математики, мимо плачущих туманностей, чьи слезы были законами физики, мимо скелетов цивилизаций, давно забывших, что такое время.
Он не видел этого. Он был этим. И это было больно. Больнее, чем умирать.
Его разум, его «Я», растянулось в тонкую нить, готовую порваться в любую секунду. Он пытался цепляться за обрывки воспоминаний: лицо дочери, вкус утреннего кофе, тяжесть пистолета в руке. Но они ускользали, как вода сквозь пальцы, растворяясь в безумном калейдоскопе падения.
«Стой! Хватит! Я… Я…»
Он не знал, кто он. Он был всем и ничем. Процессом. Ошибкой.
И в самый пик этого хаоса, когда его сознание уже готово было сдаться и раствориться навсегда, он пролетел сквозь нее.
Сквозь Раной.
Она висела в самой ткани мультивселенной – гниющая, пульсирующая рана, извергающая в окружающие реальности не энергию, а чистую, безумную парадоксальность. Она была последствием падения чего-то ужасного, шрамом, который никогда не заживет. И она была источником того самого «эфира», что пронизывал один конкретный, ничем не примечательный слой мироздания.
Его тонкая нить сознания пролетела сквозь Раной, как игла сквозь огонь. И в этот миг что-то случилось. Чужеродная энергия Раны, ее абсурдная, не подчиняющаяся законам природа, вступила в реакцию с квантовым следом его земного сознания. Она не уничтожила его. Она… наклеймила. Наделила свойством, которым не обладал ни один житель того мира, куда он падал.
Свойством быть вне их системы. Свойством контролировать ее извне.
Падение замедлилось. Хаос начал упорядочиваться, собираться вокруг нового центра. Его «Я» сжималось, кристаллизовалось, обретая форму.
Последним осознанием перед тем, как тьма поглотила его вновь, было не чувство и не образ. Это было знание, вбитое в него Раной, как клеймо кузнеца в раскаленный металл.
Контролер.
А потом снова наступила тьма. Но на этот раз – живая, плотная, тяжелая. И полная боли.
ГЛАВА 1: Обломки двух миров
Первым пришло ощущение веса. Тяжести, давящей на каждую клетку, пригвождающей к холодной, неровной поверхности. Оно было чужим, неестественным. Последние годы своей прошлой жизни он провел, отвыкая от собственного тела, чувствуя, как оно становится хрупким, легким. Эта грубая физическая масса была… неправильной.
Потом пришла боль. Тупая, разлитая по всему телу, с острыми, горячими точками в левом плече и ребрах. Знакомая, почти родная. Боль означала, что он еще не в Аду. В Аду, по его представлениям, не должно было быть ничего столь материального.
Он заставил себя дышать медленно и поверхностно, не открывая глаз. Старый, выверенный годами опасностей протокол.
Шаг первый: Оценка состояния. Сознание плавало, в голове звенело. Сотрясение, вероятно. Ребра… сломаны? Нет, скорее ушиблены. Сильный ушиб. Рука двигается, хоть и с болью. Ноги, кажется, целы. Вывод: жив, функционален, хоть и в урезанном режиме.
Шаг второй: Сенсорный анализ без вовлечения. Шум. Низкий, настойчивый гул, исходящий отовсюду. Вибрация сквозь спину. Запах. Едкий коктейль из озона, раскаленного металла, чего-то органического и гниющего. И… пустота. Отсутствие привычных фоновых шумов большого города. Ни машин, ни голосов, ни ветра.
Шаг третий: Открыть глаза.
Веки поднялись медленно, слипшиеся от чего-то липкого. Свет был тусклым, мерцающим, исходящим от потолка, усеянного разорванными проводами и потрескавшимися панелями. Он лежал на спине среди груды исковерканного металла и битого пластика. Обломков… чего? Он повернул голову, преодолевая протест мышц шеи.
Капсула. Спасательная капсула. Или то, что от нее осталось. Разорванный корпус, похожий на скорлупу гигантского яйца, из которого его выбросило на каменный пол какого-то ангара или пещеры.
Откуда я это знаю? Мысли текли вязко, как патока. Я никогда не видел спасательных капсул. Кроме как в фильмах.
Он попытался подняться на локоть, и волна тошноты накатила на него. Рука подвела, и он с глухим стоном рухнул обратно. Его взгляд упал на ближайший обломок обшивки капсулы – вогнутую, отполированную пластину, исполняющую роль кривого зеркала.
В зеркале смотрел на него незнакомец.
Молодой парень. Лет двадцати трех, не больше. Темные, спутанные волосы, запавшие щеки, заостренный подбородок. И глаза. Широко распахнутые, поленные животным ужасом и непониманием… и до боли знакомые.
Карие. Его глаза. Только на сорок лет моложе.
Он медленно, будто боясь спугнуть, поднес руку к лицу. Пальцы были длинными, гибкими, без знакомых шрамов и пигментных пятен. Кожа – натянутой и упругой. Он дотронулся до щеки, до виска. Ни морщин, ни седины.
Это не моё тело.
Мысль была не панической, а констатирующей, леденящей душу. Он сказал это вслух, просто чтобы услышать голос.
– Это не мое тело.
Голос был чужим. Более высоким, чистым, без привычной хрипотцы и груза прожитых лет. Но в интонации, в этой плоской, лишенной истерики констатации, угадывался он. Бландинг. Сорок шесть лет, кареглазый русский, который должен был быть мертв.
Адреналин, старый друг и враг, ударил в кровь. Тошнота отступила, сознание прояснилось, заставив тело подчиниться. Он перекатился на бок, с силой оттолкнулся и сел, скрипя зубами от боли в ребрах. Новое тело слушалось непривычно легко, отзывалось с молниеносной скоростью, которой не было даже в его лучшие годы. Оно было сильным. Чужим и сильным.
Он снова посмотрел в обломок-зеркало. Парень с его глазами смотрел на него в ответ.
Ладно, – холодный, аналитический отдел его разума взял верх. Ситуация ясна. Катастрофа. Не моё тело. Местность неизвестна, враждебна. Причины неизвестны. Задачи стандартны: выжить, сориентироваться, найти ресурсы.
Он начал с инвентаря. Карманов на грязной, похожей на рабочую комбинезоне одежде не было. Ни документов, ни оружия. Ничего. Полный ноль.
Его пальцы наткнулись на холодный металлический обломок рядом с бедром. Осколок какой-то панели управления с острым, изломанным краем. Хлипкое оружие, но лучше, чем ничего. Он сжал его в руке, привычным жестом оценив вес и баланс.
И в этот момент из-за груды обломков донесся скрежет.
Не механический. Живой, слизкий, сопровождаемый низким, хищным рычанием. Звук, от которого по спине пробежали мурашки чисто животного, древнего страха.
Бландинг медленно, очень медленно повернул голову в сторону звука.
Из тени между двумя исковерканными балками выползало нечто. Размером с крупную собаку, но на собаку оно было не похоже. Тело, покрытое хитиновыми пластинами цвета застывшей крови, шесть лап с цепкими когтями, скребущими по металлу. Длинный, сегментированный хвост с жалом на конце, извивающийся в воздухе. И пасть. Безглазая, круглая, усеянная рядами вращающихся, игольчатых зубов.
Оно «смотрело» на него, поводя в его сторону своей слепой головой. Оно чувствовало его. Чувствовало мясо.
Бландинг замер, сжимая в потной ладони металлический осколок. Его старый, опытный разум молниеносно проанализировал угрозу.
Броня. Много конечностей. Маневренность. Слепое, полагается на другие чувства. Слабое место?
Существо издало новый звук – щелкающий треск, и из его пасти брызнула струя едкой слюны. Капля упала на металл рядом с ним, с шипением прожегши его насквозь.
Очевидно, пасть – не слабое место. Атаковать на входе бессмысленно.
Адреналин заставил время замедлиться. Он видел, как тварь напрягает мускулы задних лап, готовясь к прыжку. Он видел каждый ее шип, каждый сегмент ее отвратительного тела.
И тогда он увидел нечто другое.
Внутри существа, в его центре, пульсировал маленький, яркий сгусток света. Он был невидим глазу, но Бландинг чувствовал его – как слепой чувствует тепло. Это был поток, струя чистой, нестабильной энергии, бьющаяся, как сердце.
Это знание пришло не извне. Оно было внутри него, инстинктивное, как умение дышать. Он знал, что если перерезать этот поток…
Не было времени на раздумья. Тварь прыгнула.
Бландинг не стал уворачиваться. Его новое, послушное тело среагировало само, сделав резкий выпад навстречу. Он не целился в броню или в пасть. Он проигнорировал то, что видели его глаза, и доверился тому, что чувствовал его дух.
Он вонзил заостренный обломок не в плоть, а в тот самый, невидимый поток энергии.
Это не был удар. Это было… разрезание.
Раздался оглушительный, сухой хлопок. Яркая вспышка ослепила его. Взрывная волна отшвырнула его на несколько метров назад, он больно ударился спиной о стену.
Когда пятна перед глазами рассеялись, он увидел лишь черный, обугленный след на полу и несколько тлеющих кусков хитина. От твари не осталось ничего.
Он сидел, прислонившись к стене, и смотрел на дрожащую руку. Руку, которая только что сделала нечто невозможное. В ушах стояла оглушительная тишина, нарушаемая лишь мерцающим гулом и бешеным стуком его молодого, сильного сердца.
Он был жив. Он был в теле незнакомца. И он только что убил монстра силой мысли и куском металлолома.
Бландинг медленно поднял голову, оглядывая мрачные, ржавые своды своего нового дома.
– Что за черт… – прошептал он чужим голосом. – … здесь творится?
И где-то в глубине его сознания, в том месте, где когда-то оставило свое клеймо падение сквозь Раной, что-то тихо отозвалось.
ГЛАВА 2: Первый контакт
Тишина после взрыва оказалась оглушительной. В ушах звенело, а в ноздрях стоял едкий запах гари и озонированной плоти. Бландинг не двигался, прислонившись к холодной металлической стене, и заставлял себя дышать ровно и глубоко. Протокол. Всегда следовать протоколу.
Шаг четвертый: После боя. Провести ревизию. Угрозы ликвидированы? Появились ли новые? Состояние оружия, ресурсов.
Оружие… Он разжал пальцы. Заостренный обломок, который он держал, теперь был оплавленным и бесформенным куском шлака. Он выбросил его. Оружия не было. Снова.
Новых угроз не последовало. Только мерцающий свет и настойчивый, низкочастотный гул, исходящий отовсюду.
Он перевел взгляд на черный след на полу. Что я сделал? Мысль была холодной, отстраненной. Он не чувствовал ни страха, ни торжества. Лишь острую необходимость понять механизм. Понять – значит контролировать.
Он снова сосредоточился, пытаясь воспроизвести то самое ощущение. И… получилось. Тела твари уже не было, но в воздухе еще висели остаточные следы энергии – слабые, потухающие искры, невидимые глазу, но ощутимые чем-то внутри него. Как радиация, которую видят лишь счетчики Гейгера. Его разум был этим счетчиком.
Он поднялся на ноги, игнорируя протестующие мышцы. Ребра ныли, но острой боли не было. «Ушиб, не перелом», – констатировал он с облегчением. Новое тело было выносливым.
Теперь нужно было выбираться из этого металлического гроба. Он осмотрел место падения. Спасательная капсула была полностью разрушена. Ни пищи, ни воды, ни аптечки. Сплошной хлам. Его взгляд упал на разорванный корпус. На обломке, крупнее других, виднелась полустертая маркировка: «ZG-47. Сектор 6. Аварийный протокол.»
*ZG-47.* Он запомнил. Первая зацепка.
Единственным путем наружу был широкий арочный проем, ведущий в темный туннель. Оттуда и приползла тварь. Идти туда было безумием. Оставаться здесь – медленным самоубийством.
– Выбора нет, – тихо произнес он, привыкая к звуку чужого голоса. Фраза прозвучала как приговор, но и как освобождение. Все просто. Или выживешь, или нет. Никаких полутонов.
Он шагнул в туннель.
Оказавшись внутри, он снова почувствовал это – слабые, пульсирующие точки энергии вдалеке. Не такие яркие, как у скорпиона. Приглушенные, рассеянные. Другие формы жизни? Или что-то иное? Он двигался наощупь, буквально следуя за этим «эфирным» следом, как пес идущий по запаху. Его зрение в полумраке почти ничего не улавливало – лишь ржавые стены, груды непонятного хлама и лужи какой-то темной жидкости.
Внезапно он замер. Впереди, за поворотом, послышалось шуршание. Не одно. Несколько.
Он прижался к стене, стараясь дышать беззвучно. Его сердцебиение снова участилось, но разум оставался ледяным. Несколько целей. Оценить, обойти или устранить.
Но твари уже учуяли его. Из-за поворта выползли еще три скорпиона. Они двигались быстрее первой, их слепые головы поводили из стороны в сторону, безошибочно определяя его позицию.
Первый выплюнул струю кислоты. Бландинг отпрыгнул, едкая жидкость с шипением разбрызгалась по стене позади него. Второй и третий ринулись в атаку.
Мысль о бегстве мелькнула и была отвергнута. Бежать – значит подставить спину. Значит умирать.
Он снова сосредоточился на потоках энергии внутри них. Три ярких, нестабильных сердца, бешено пульсирующих. В прошлый раз он действовал инстинктивно. Теперь нужно было управлять.
Он выбрал ближайшего. Вместо того, чтобы бросаться с голыми руками, он просто… представил, как сжимает этот поток внутри твари. Не металлом, а силой воли.
В его голове что-то щелкнуло. Воздух сгустился. Он почувствовал колоссальное сопротивление, будто пытался сжать стальную пружину. Боль ударила в виски, как от молотка. Но он не отпустил.
Пульсирующее «сердце» скорпиона сжалось, дрогнуло и – бах! – взорвалось с тем же оглушительным хлопком. Второй ошметок хитина разметало по туннелю.
Оставшиеся два существа замерли в нерешительности. Их слепые инстинкты не понимали, что происходит. Они чувствовали мясо, но мясо внезапно стало смертоносным.
Бландинг, стиснув зубы от боли, перевел «взгляд» на второго. Он был уже слабее. Голова раскалывалась. Он понял – это не дар. Это инструмент, использующий его собственную психику как топливо. И топливо это было не бесконечным.
Второй скорпион рванулся к нему. Бландинг не стал сжимать поток. Он резко, мысленным усилием, дернул его в сторону.
Энергетическое ядро твари сместилось, нарушив внутренний баланс. Существо завизжало, его движения стали судорожными, неуклюжими. Оно начало биться в конвульсиях, царапая когтями собственное тело.
Третий, самый осторожный, попятился назад, издавая трещащие звуки. Бландинг, собрав остатки сил, просто послал в его сторону волну… чего-то. Не сжатия, а грубого, импульсного толчка. Его не хватило бы для взрыва, но тварь, получив этот эфирный удар, отлетела в сторону и, перевернувшись, затихла, ее внутренний свет померк.
Тишина.
Бландинг стоял, опираясь о стену, его колени подкашивались. Из носа текла кровь. Голова была одной сплошной раскаленной болью. Он глубоко, прерывисто дышал, глотая воздух, пахнущий смертью и озоном.
Он посмотрел на три трупа. Первый – разорван. Второй – изувечен собственными когтями. Третий – казалось, просто умер от разрыва чего-то внутри.
Три разных подхода. Три разных результата.
Он медленно выпрямился, смахнул кровь с губ тыльной стороной ладони. Шок от содеянного уступал место холодному, методичному анализу.
– Инструмент, – прошептал он. – Не магия. Физика. Просто… другая.
Он не колдовал. Он был дирижером. А эти твари и весь этот мир – его оркестром. Пока что очень плохо настроенным и играющим похоронный марш.
Нужно было идти дальше. Останавливаться – значит умирать. Он сделал шаг, потом другой, forcing his young, battered body to obey. Он шел по туннелю, оставляя за собой следы из хитина и собственной крови, чувствуя, как в нем рождается нечто новое. Не просто выживший. Контролер.
И где-то в глубине, в том месте, что было помечено Раной, что-то слабо и одобрительно отозвалось.
ГЛАВА 3: Рудник отчаяния
Туннель шел наверх, извиваясь и местами обрушиваясь. Бландинг двигался медленно, экономя силы. Каждый шорох заставлял его замирать, настраиваясь на эфирный фон, но новых скорпионов не появлялось. Лишь изредка он чувствовал слабые, пугливые искорки жизни где-то в стенах – вероятно, местные аналоги крыс или насекомых.
Головная боль постепенно отступала, оставляя после себя тяжелую, свинцовую усталость. Носовое кровотечение удалось остановить, прижав к переносице комок мокрой от конденсата тряпки, найденной в груде хлама. Новое тело восстанавливалось с пугающей скоростью, но психическая истощенность никуда не девалась. «Лимит есть. Нужно считать “выстрелы”», – мысленно отметил он.
Свет в конце туннеля оказался не метафорой. Впереди виднелось тусклое, желтоватое сияние. Он ускорил шаг, преодолевая последние метры, и выбрался из железных недр на поверхность.
И застыл.
Его взору открылся пейзаж, достойный кисти безумного богов. Огромный купол, простиравшийся на многие километры, был покрыт ржавчиной и усеян приземистыми, обветшалыми постройками, похожими на гигантские грибы. Воздух был густым, с запахом серы и металлической пыли. А в «небе», вернее, на внутренней поверхности купола, горели два искусственных светила – большое, тускло-оранжевое, и малое, мертвенно-белое. Они отбрасывали длинные, искаженные тени, создавая ощущение вечных сумерек.
Искусственная биосфера. Скалистый спутник. Рукотворный мир, – пронеслось в голове Бландинга с леденящей ясностью. Он был не на планете. Он был в гигантской, умирающей консервной банке, затерянной в космосе.
Его аналитический ум начал обрабатывать данные. Следы эрозии на металле – атмосфера агрессивна. Скудные, чахлые заросли лишайника у оснований построек – биомасса минимальна. Вдалеке, у горизонта купола, виднелись громадные, безжизненные конструкции буровых вышек. Шахты.
Он стоял на окраине того, что можно было назвать поселком. Дома, если их можно так назвать, были сварены из обломков кораблей, старых контейнеров и ржавых листов. Повсюду валялся хлам. Ни деревьев, ни травы. Только грязь, ржавчина и уныние, прошитое мерцающим светом двух солнц.
И тут он его увидел. Примерно в ста метрах от себя, у груды металлолома, сидел человек. Пожилой, сгорбленный, в промасленном комбинезоне. Он что-то ковырял кочергой в небольшом костерке, от которого шел едкий дым.
Бландинг оценил ситуацию. Один старик. Открытое пространство. Угроза минимальна. Контакт необходим. Он медленно, стараясь не делать резких движений, двинулся в его сторону.
Старик заметил его, едва он прошел полпути. Он не вскочил и не побежал. Он лишь перестал ковырять в костре и устало, без интереса посмотрел на приближающегося незнакомца. В его руке кочерга лежала чуть увереннее.
– Ну, здрасьте, – сиплым, прокуренным голосом произнес старик, когда Бландинг подошел на расстояние десяти шагов. – Новенький, да? Морда незнакомая.
Бландинг остановился, соблюдая дистанцию. Он внимательно смотрел на старика, изучая его. Усталые, прозрачные глаза, испещренное морщинами и грязью лицо. Оружия, кроме кочерги, не видно.
– Можно так сказать, – нейтрально ответил Бландинг, стараясь, чтобы его чужой голос звучал спокойно. – Не подскажете, где я?
Старик фыркнул, и из его горла вырвался звук, похожий на треск ломающегося сучка.
– А где ты бы хотел быть? В райском саду? – он мотнул головой в сторону буровых вышек. – ZG-47. «Зов Бездны», как его пафосно корпораты величали. А по-нашему – «Рудник». Или «Дыра». Как больше нравится.
ZG-47. Маркировка с капсулы. Значит, он не ошибся.
– Что здесь делают? – спросил Бландинг.
– Что делают? – старик снова фыркнул. – Живут. То есть, медленно дохнут. Ищут кристаллы. Эфирные. Кто на свободу, кто на паек. Ты, я смотрю, с капсулы? Работорговцы кинули? Обычное их дело – сбрасывать брак или строптивых где попало.
Работорговцы. Брак. Строптивые. Информация укладывалась в мрачную, но логичную картину.
– Скажите, кто здесь главный? – сменил тему Бландинг.
– Главный? – старик усмехнулся, показывая редкие желтые зубы. – Закон тут один – силовой блок «Гефест». Имперские ребята с здоровенными стволами. Сидят на своем терминале, смотрят, чтобы руда шла. А так… – он махнул кочергой в сторону поселка, – власть у того, у кого патронов больше. Или кредитов. Или блата у приезжих торгашей. А у тебя чего много, новенький?
Бландинг посмотрел на свои пустые руки.
– Пока ничего.
– Ну, так и сдохнешь, – беззлобно констатировал старик. – Если «Гефест» не приберет тебя к рукам в рабы. Или скорпы в шахтах не сожрут. Слышал, внизу опять шевеление.
Скорпы. Видимо, те самые твари.
– Спасибо за информацию, – кивнул Бландинг. Он получил все, что мог на данном этапе. Название, основную угрозу, правила игры.
– Не за что, – старик снова принялся ковырять в костре. – Спросил бы еще, как отсюда выбраться, но такой глупый ты не выглядишь. Отсюда не выбираются. Сюда только попадают.
Бландинг кивнул и, развернувшись, пошел прочь, в сторону поселка. Слова старика висели в его ушах тяжелым грузом. «Зов Бездны». «Дыра». «Сюда только попадают».
Он осознал масштаб катастрофы. Он не просто сменил тело. Он оказался на дне галактической помойки, в месте, откуда нет пути назад. Месте, где выживают только самые жестокие, хитрые или удачливые.
Он посмотрел на свои молодые, сильные руки. Затем – на ржавые, уродливые постройки и на мертвенное небо с двумя солнцами.
«Нет, старик, – подумал он с ледяной, ничем не подкрепленной уверенностью. – Отсюда выбираются. Просто еще никто не смог».
Его следующей задачей было найти воду и пищу. А после – понять, как эта «дыра» может работать на него.
ГЛАВА 4: Шепот в тишине
Поселок встретил его гнетущим равнодушием. Никто не обращал на него внимания. Оборванные, угрюмые фигуры спешили по своим делам, не поднимая глаз. Дети, больше похожие на маленьких стариков, сновали под ногами, собирая какой-то металлический лом. Воздух был насыщен запахом немытых тел, перегоревшего машинного масла и отчаяния.
Бландинг двигался медленно, впитывая детали. Он видел забитые наглухо ставнями лавчонки, у входа в которые стояли вооруженные самодельными дробовиками бритоголовые громилы. Слышал обрывки разговоров на ломаном галактическом – о «жиле», о «проклятом Гефесте», о долгах и просрочках.
Черный рынок. Беззаконие. Нищета. Картина складывалась законченная и безрадостная.
Его цели были просты: вода, еда, информация. Но для этого нужны были деньги или товар. У него не было ни того, ни другого. Попытка предложить свою помощь по починке сломанного генератора у одной из лавок была встречена хохотом и угрозой «убраться, пока не вмазали».
Он стоял на ржавой площади, чувствуя, как голод и жажда из неприятного фона начинают превращаться в острую проблему. Новое тело требовало топлива. Аналитический ум лихорадочно перебирал варианты. Воровать? Слишком рискованно в незнакомой среде. Наняться на какую-то грязную работу? Требовалось время, которого, возможно, не было.
И тогда он снова почувствовал это. Не голод и не жажду. Тот самый зов. Слабую, но настойчивую рябь в эфире, исходящую не сверху, а из-под земли. Из шахт.
Он закрыл глаза, позволив ощущению вести себя. Это было похоже на едва уловимый магнитный импульс, указывающий направление. Тот же источник, что вел его в туннеле к скорпионам, но на сей раз без злобного оттенка. Скорее… притягательный. Манящий.
«Идти в шахты без оружия, света и опыта – самоубийство», – констатировала логика.
«Оставаться здесь – медленная смерть», – отвечал инстинкт.
Выбор, как и раньше, был иллюзией.
Он нашел один из многочисленных спусков в «Глубину» – огромный, похожий на пасть черного зверя проем в скале, обрамленный ржавыми рельсами. Оттуда тянуло сыростью и запахом окисленного металла. Пара старателей с фонарями на касках и старыми импульсными винтовками бросили на него короткий, оценивающий взгляд и, не сказав ни слова, скрылись в темноте.