Миры

Глава 8. БЛИЗКИЙ КРУГ

Византия. Константинополь. 988 год н. э.

Рыжеволосая византийская принцесса сидела в дворцовой опочивальне и серебряным гребнем расчёсывала распущенные волнистые локоны. Лицо девушки светилось от приятных мыслей, когда она глядела в зеркало консольного туалетного столика. Вчера вечером вернулся Иоанн Цимисхий с известиями об освобождении северной крепости. Но вовсе не эта новость заставляла принцессу улыбаться своему отражению.

Сегодня утром одна из служанок случайно подслушала откровенный разговор Иоанна с братом принцессы Анны. Славянский князь не прибыл после победы вместе с военачальником в византийский Царьград, а ожидает императора Василия в освобождённой Корсуни. Но главное – Владимир рассчитывает на приезд и Её Высочества Анны.

За свои двадцать пять лет византийская принцесса много раз испытывала на себе вожделенные мужские взгляды. К ней сватались царственные особы не только германцев и франков, но даже из постоянно воюющего с Византией Болгарского Королевства. Сам Иоанн Цимисхий, поспособствовавший в своё время восхождению на престол Василия Второго, делал молодой Анне недвусмысленные намёки, призывая проявить благосклонность к его персоне.

Однако во всех этих пламенных речах и похотливых взглядах юная принцесса считывала стремление претендентов за счёт её положения расширить границы своих земель, захватить влияние либо власть. Сама же себе она виделась не больше чем инструментом для этих целей. Но что-то поменялось несколько месяцев назад, когда Анна вынуждена была отправиться в земли северных язычников. Нет, само путешествие держало молодую особу в жутком напряжении. И глубоко вздохнуть Анна смогла лишь только, когда в день высадки славян на Тавриде она отчалила в сторону её любимого Константинополя. Взгляд языческого князя впервые показался принцессе непохожим на другие только по возвращении домой. Именно глядя на себя в зеркало, девушка вспоминала совершенно в других красках и своё путешествие, и варварскую крепость, увешанную шкурами животных, и бесхитростные глаза северянина.

– Ваше Высочество, Его Величество император и гости собрались и ожидают Вас к ужину, – мелодичным голосом сказала служанка, бесшумно вошедшая в покои принцессы Анны.

– Уложи мне волосы, – произнесла её госпожа, застёгивая уже давно надетый по этому случаю вечерний наряд.

Анна подозревала, с какой целью её пригласили и что это были за гости. И на сей раз им не застать её врасплох. Девушка была готова.

– Мой дед император Константин не зря в своём трактате «Об управлении Империей» завещал категорически отклонять все просьбы северных племён о родстве через брак, – говорил император Василий Второй сидевшему рядом с ним Патриарху Николаю Златослову.

Вошедшая в главный триклиний в это время принцесса Анна увидела четверых мужчин, расположившихся на ложах. Кроме своего брата, активно ведущего беседу с патриархом, рядом сидели Иоанн Цимисхий и бывший пресвитер, а ныне Его Преосвященство епископ Михаил. Все, кроме императора, при виде принцессы Анны встали и поприветствовали её поклоном.

– Всё так, мой император, но это при условии, что северный князь решит сохранить свою языческую веру, – молвил патриарх в ответ Василию Второму, снова усаживаясь на своё ложе.

Рядом с каждым занятым ложем стояли столики, сервированные золотыми приборами и блюдами с яствами. На одно из соседних лож села молодая принцесса. К ней без промедления начали подходить юные служанки и ставить приносимую на разносах еду. Принцесса взяла с одного из блюд виноградную кисть. Разговоры мужчин сегодня её интересовали куда больше ужина.

– Хорошо. Предположим, что язычник не согласится принять нашу веру? – император с силой ткнул разделочной двузубой вилкой в нежную запечённую кроличью мякоть так, что она с лязгом оцарапала столовый фарфор.

– По уверениям нашего нового епископа Михаила, устремления и цели киевского князя давно вышли за пределы отживших своё время славянских убеждений, – два высших христианских духовника многозначительно переглянулись.

– Да, повелитель, – как бы в подтверждение слов патриарха, сказал отец Михаил. – Славянские боги не одобряют монархию и вседержавие. Я сам когда-то чтил их Веды. Но истинная вера в одного Господа прояснила мой затуманенный взор. А научиться ей возможно, лишь служа одному правителю здесь – в этом мире.

После некоторого пережёвывания пищи, откинувшись на спинку ложа с бокалом вина из плодов граната, император нарушил молчание:

– Значит, князь русов хочет то, против чего, скорее всего, будут большинство других князей?

Как бы размышляя сам с собой, задумчиво проговорил византийский монарх и добавил:

– Возможно, нам было бы выгодно поспособствовать ему в этом.

Последние слова императора прямо потрясли Иоанна Цимисхия. Он надеялся, что ни сам Василий, ни его сестра не примут столь варварское приглашение, если это вообще можно назвать приглашением, киевского князя. В последней попытке повлиять на уже почти состоявшееся решение, военачальник встал со своего ложа и, поклонившись императору, проговорил:

– Прошу простить, но, возможно, было бы правильным спросить мнение самой принцессы. Ведь её роль в этом деле может статься самой незавидной. Не нужно пренебрегать вероятностью того, что князь русов всё-таки имеет намерение сочетаться браком с Венценосной принцессой Анной.

Иоанн Цимисхий снова поклонился теперь уже самой Анне, и взгляды всех четверых мужчин устремились к той, кому было передано слово.

Принцесса встала. Её не передающее никаких эмоций прекрасное лицо чудесным образом скрывало жгучее желание снова ощутить на себе внимание северного князя. Холодным взглядом она окинула каждого из мужчин. Последним был её брат.

– Брат Наш любимый, – произнесла византийская принцесса, – Вы знаете не только Нашу веру в Бога, но и то, что пути Его неисповедимы. Только лишь одному Ему дано знать будущее. А Мы можем лишь уповать на Него. Мы молились Ему с тех пор, как Он позволил Нам вернуться из варварских земель живой и невредимой. Теперь же Мы чувствуем, что вновь должны послужить Ему и империи. Мы готовы выполнить свою миссию и отправиться с Вами на Тавриду. И да хранит нас Бог.

С этими словами византийская принцесса наложила тремя перстами в воздухе крест на себя, а затем на императора Василия Второго и села на своё ложе. Оба священнослужителя тоже встали и поочерёдно проделали тот же самый ритуал сначала по направлению к принцессе Анне, а потом к императору.

Затем Патриарх Николай Златослов сказал, обращаясь к епископу Михаилу:

– Сын мой, ты уже не раз доказывал, что сам Господь коснулся чела твоего. Отправляйся же в путешествие и будь снова языком, глазами и ушами Церкви Христовой.

С этими словами отец Михаил приклонил оба колена перед патриархом и припал губами к его руке.

– Да будет так, – торжественно провозгласил император и добавил, теперь уже глядя в глаза всё ещё не верящему своим ушам Иоанну Цимисхию. – Распорядись, чтобы снарядили императорский дромон к отбытию на Тавриду завтра к вечеру. И ещё двадцать для сопровождения. Я лично приглашу князя Владимира посетить Константинополь. Ты же подготовишь приём в честь нашего возвращения. Пусть он узрит всё величие византийской империи. И этот союз оставит свой след на века.

Глава 9. СОФИЯ

Византия. Крепость Корсунь. 988 год н. э.

Осень на Тавриде испокон веков была временем активного труда по сбору урожая. Благоприятный субтропический климат и плодородные земли щедро одаривали местных жителей за их трудолюбие. Но в этом году пашня не была засеяна зерновыми культурами, а то немногое, что было посажено, погибло от жаркого летнего солнца без достаточного орошения. Почти полугодовая осада крепости Корсунь, как и любые другие военные действия во всём мире, сильнее всего ударила по тем, кто совершенно не планировал воевать.

Молодой светловолосый мужчина с аккуратно подстриженной такой же светлой бородой знал это не понаслышке. Он сидел верхом на уже практически обработанном стропильном бревне и с удовольствием пил воду, принесённую ему только что молодой, светловолосой, девушкой. Его белая льняная рубаха была местами влажной от пота, а маленький топорик для обтёсывания древесины мужчина воткнул перед собой в бревно.

Его звали Трофим. Почти месяц тому назад, когда он входил победоносным шествием в Корсунь со своим князем, на нём была кольчуга, военные штаны с толстыми кожаными нашивками и кожаные сапоги до колен. Военная одежда и доспехи за последние шесть лет службы стали для него как родные. Но всё это совершенно не годилось для помощи в строительстве домов.

До прибытия императора на Тавриду Владимир наградил Трофима отпуском, и, хотя сотник сперва хотел отказаться, сейчас он был совершенно не против смены деятельности. Уже на второй день увольнительных после дневной охоты, неся часть добычи из четырёх куропаток и двух зайцев в крепость и проходя мимо прикрепостных домов, Трофим увидел за одним из плетёных заборов девушку, пытавшуюся затащить сноп сена на сруб недостроенного дома.

– Первый же бриз с моря легко сдует эту солому, – Трофим крикнул это на славянском языке, даже не рассчитывая на понимание от девушки. Он думал, что сейчас из безоконной постройки выбегут мужчины и тоже что-нибудь крикнут ему на греческом. Но никто не выбежал. Девушка бросила сено и, переводя дыхание, покосилась на крикуна.

Трофим снова осмотрелся и понял: девушка здесь совершенно одна. Сотник перебросил свою добычу через невысокий забор и, легко перемахнув через него, пошёл в направлении сруба. Несколько мгновений юная особа смотрела на приближающегося мужчину большими карими глазами, но когда тот по пути снял с гвоздя верёвку из сплетённых конопляных волокон, попятилась от него к дверному проёму.

– Привязывай, – сказал ей Трофим, показывая то же самое жестами. Сам он через минуту был уже наверху сруба. Тут лежали несколько охапок сена.

Девушка внизу затянула узел и подбросила свободный конец верёвки наверх мужчине. Сотник в три маха втащил увесистый сноп на сруб и отвязал верёвку.

– Ещё есть что-то? – теперь он оставил один конец верёвки себе, а один бросил девушке.

– Нет, это всё, – сказала она, медленно выговаривая слова, чем немало удивила Трофима.

– Ого, ты говоришь по-славянски? – Мужчина спрыгнул на мягкую землю, коснувшись руками земли, и стал их отряхивать: – Где научилась? О, прости, меня зовут Трофим.

– Дедушка научил. Он был переводчиком при коменданте. София. Но я могу только говорить. Письма не знаю, – стараясь всё так же выговаривать слова, отвечала девушка.

Пока она говорила, Трофим заметил, как София украдкой поглядывала на брошенных им у забора куропаток. Не раздумывая, мужчина пошёл к лежащей дичи и вернулся с двумя жирными птицами.

– Держи, – сотник практически впихнул куропаток в руки Софии.

– Мне нечем платить тебе. И еды для обмена у меня нет, – пыталась объяснить ему девушка.

– У тебя есть кто-то из родни? – спросил Трофим, не обращая внимания на слова Софии.

– Только сестрёнка. Она ждёт меня в крепости. Мы живём у тёти, – София опустила глаза, чтобы мужчина не заприметил наворачивающиеся слёзы.

– Я приеду завтра. Посмотрим, что можно сделать с твоим домом, – выпалил мужчина и зашагал в направлении крепости, прихватив остальную дичь по пути.

С тех пор Трофим приходил к Софии каждый день. Как он узнал позже, её отец уехал служить в армию императора ещё восемь лет назад. И хотя он нанимался только на три года, о нём до сих пор никто ничего не слышал. Мама её не вернулась домой после захвата власти мятежниками полтора года назад. Она работала в зерновом хранилище крепости и, как думал дедушка, пыталась помешать мятежникам своевольно разграблять закрома. Сам дедушка был изгнан со службы в городской ратуше так же, как и комендант при высадке и осаде Корсуни князем Владимиром. Дедушка умер месяц назад, скорее всего, от голода. По крайней мере, так думала сама София. Она не раз ловила его на том, что он отдавал весь пай девятилетней Элене – своей внучке, говоря при этом, что сам ест «будь здоров».

Спустя три недели на голом срубе, который два года назад начинал строить её дед, уже висели двери, окна могли закрываться на ставни, а стропила, которую обтёсывал сейчас Трофим, была последней перед покрытием крыши черепицей. С одного из имперских кораблей, стоявших с момента их высадки в бухте, сотник принёс отличный плотницкий инструмент, а на жалование за последние четыре месяца заказал у местного гончара превосходную глиняную черепицу. София сама аккуратно складывала её на чердачном перекрытии.

По распоряжению вернувшегося к своему посту Анастаса, сохранившиеся немногие запасы зерна и крупы выдавали только семьям, которые не могли прокормить себя охотой или ловлей рыбы. София с сестрой как раз попадали под это новое правило. И сегодня утром, пока Трофим был на охоте, девушка перемолола часть зерна в муку и испекла вкуснейший черничный пирог, как когда-то учила мама.

С каждым новым днём с Софией киевский сотник чувствовал, что ничего в жизни, кроме улыбки этой юной гречанки, его больше не интересует. Вечерами, когда он располагался на сене под будущей крышей дома с натянутой непромокаемой тканью от шатра, счастливый день обрывался внезапными мыслями страха. Византийский император всё равно приплывёт. И тогда ему непременно придётся плыть с князем в Константинополь. А что дальше? Новая битва с мятежниками? Нет, смерти Трофим не боялся. Теперь он боялся только одного. Что глаза его больше не увидят Софию. Что её весёлый смех не будет ласкать ему слух. Отпустит ли князь его со службы, если они победят? Или согласится ли София ехать с ним в чужой для неё край, если Владимир не позволит Трофиму остаться?..

Все эти и другие мысли каждый вечер тяжким бременем наваливались на сотника, не давая ему покоя. Ох, если бы он только знал, что в это самое время юная София бесшумно рыдала в свою пуховую подушку, подаренную Трофимом неделю назад. Да, завтра ей снова нужно будет стать весёлой. Зато ночью она сполна могла выплакать из себя все те же страхи, что мучили мужчину, пытавшегося уснуть на сене высоко над ней.

Но именно эта ночь решила сжалиться над ними обоими. Трофим первым увидел сигнальный факел, зажжённый на одной из башен крепости. За ним последовал второй, третий и так далее, пока на всех смотровых башнях не загорелись сигнальные огни. Княжеский сотник знал – это дозорные увидели корабль.

Мужчина спустился на землю. Говорить или нет Софии, что ему нужно сейчас уходить, Трофим не успел решить – девушка уже стояла на улице. Она выбежала босиком в одной ночной сорочке. Свет луны освещал её заплаканное лицо.

– Не бойся, София. Я тебя люблю. Мне нужно идти, но я обязательно вернусь, – с этими словами мужчина сгрёб в охапку девушку, обнимая её за дрожащие плечи, и несколько раз пылко поцеловал в лоб, щёки и губы.

София тоже обняла сотника, прижавшись к его могучей груди, и негромко проговорила:

– Я буду ждать тебя.

Этих четырёх слов Трофиму было достаточно, чтобы все его страхи мгновенно улетучились. Он улыбнулся девушке и уверенной походкой зашагал к крепости.

Глава 10. КРЕЩЕНИЕ

За время ожидания прибытия византийского императора на Тавриду в западной бухте по приказу князья Владимира было сооружено четыре пирса. Один из них строился настолько массивный, что практически любой корабль мог причалить к нему без опасения сесть на мель. Берег здесь был достаточно скалистый и обрывистый. Именно на этот пирс бросил свои сходни императорский дромон. К тому времени в месте высадки собралось по меньшей мере тысяча человек. Жители крепости стояли вперемешку с воинами княжеских дружин. Впереди всех находились сам князь Владимир и комендант Корсуни Анастас.

– Приветствую великого императора Василия Второго! – громогласно прокричал киевский князь, когда высшая династическая семья Византии приблизилась к сходням для перехода на берег. Вокруг, как по команде, прокатился гул выкриков и возгласов приветствий.

По обеим сторонам от императора и принцессы Анны выстроились на корабле имперские стражи в золотых доспехах с золотыми алебардами, прижатыми вдоль тел с правой стороны. Венценосные брат и сестра двигались размеренно и неторопливо. Сам император был в похожих золотых доспехах, но с выгравированным спереди двуглавым орлом с единой для обеих голов короной. А в гравировку короны были инкрустированы тёмно-красные рубины. Такая же корона с рубинами венчала голову самого Василия Второго. Принцесса Анна была одета в пышное белоснежное платье с вышитыми на нём золотыми узорами. Корона меньшего размера с такими же рубинами красовалась на её красно-коричневых локонах. Но в ободе её короны переливался всеми цветами радуги от сотен факелов вокруг огромный бриллиант.

– Да здравствует византийская принцесса Анна! – прокричал стоявший рядом с князем Анастас, и гул толпы только усилился от приветственных возгласов.

Киевский князь поднял руку, и его воины создали широкий коридор, идущий к ближайшим воротам Корсуни, разделив толпу на две части. Следом на почтительном расстоянии от императорской семьи шёл в праздничных епископальных красных одеяниях отец Михаил. Князь Владимир и Анастас замкнули процессию, за ними постепенно смыкался коридор из княжеской дружины. Сам император был поражён слаженной работой воинов-северян. Казалось, они годами оттачивали праздничные шествия с участием высокопоставленных персон. Ну уж точно эти воины не походили на варваров-дикарей, как их описывали книги из императорской библиотеки.

Парадное шествие при свете факелов и луны завершилось у входа в здание ратуши короткой речью монарха о том, как сам Господь Бог всегда хранил и будет хранить благословенный народ Корсуни. Несмотря на ночное время, жители заполонили все улицы крепости, а кое-кто выбрался даже на крыши двухэтажных домов. Затем под прославляющие императора, принцессу и саму Византию крики императорская семья, епископ Михаил, князь Владимир и Анастас удалились в опочивальни крепостной ратуши.

Следующий день в Корсуни был объявлен «Днём Благословенного Союза». Грандиозный пир готовился не только в самой ратуше, но и для всех жителей крепости. Как оказалось, на сопровождавших флагман кораблях было привезено не только несколько видов красного и белого вина, но и пятьдесят мешков отборного пшеничного зерна, поставляемого в Константинополь с востока Византии. Однако самым диковинным для корсунян был привезённый чёрный листовой чай.

С первыми лучами солнца кондитеры и пекари Корсуни начали перемалывать зерно в муку и взбивать яйца. К полудню ароматы пряностей и медовых эссенций для глазури наводнили собой всю крепость. Даже в шатрах за крепостными стенами войско князя почувствовало готовящееся торжество. А когда за ворота стали на телегах выкатывать берёзовые бочки с чаем и лотки с различной выпечкой, стало понятно: торжество началось.

На узких улочках Корсуни тоже были выставлены столы, ломящиеся от выпечки, поэтому жители всей крепости праздно гуляли, надеясь отведать чего-то нового, а праздничные кушанья всё подносили и подносили.

В ратуше тем временем началась официальная часть. После короткой вступительной речи коменданта и оглашения имён и регалий присутствующих, на торжестве высших особ, по праву верховного ранга было объявлено Слово Императора Василия Второго:

– Наши подданные, близкие, союзники! Сегодня Мы особенно счастливы находиться в окружении преданных Нам людей. Сам Бог свидетель того… – император клятвенно поднял правую руку, – … что Мы сделаем всё ради сохранения этих отношений. Но сейчас Мы бы хотели предоставить право слова тому, кто на деле доказал своё дружеское расположение. Приветствуем, благородный князь западных земель Тартарии Владимир Святославич.

Византийский монарх лёгкими движениями рук изобразил похлопывания ладони о ладонь. И тут же по всему главному залу ратуши раздались аплодирующие хлопки сотен рук. Помимо сидящих за одним столом императора, принцессы Анны, епископа Михаила, Анастаса и самого Владимира. За шестью другими расположились приглашённые как со стороны корсунян, так и сотники со стороны князя. Вдоль стен и на лестницах стояли десятки обычных жителей крепости и простые воины дружин, успевшие прийти в ратушу до закрытия главного входа, чтобы избежать столпотворения. Вот под этот шквал рукоплесканий встал и заговорил князь Владимир.

– Дружина моя, – князь сделал паузу, обращая взгляд туда, где было его войско. – Все вы знаете, есть нечто, что я ценю превыше злата и доблести в сражениях. Это верность своему слову! Мне радостно осознать, что эти же ценности разделяют и правители других земель, – теперь Владимир взглянул поочерёдно на императора Василия и принцессу Анну. – И вот вам Моё Слово: я прошу благочестивую византийскую принцессу Анну оказать честь и разделить со мной обязательства правления западными землями Тартарии, став моей женой. И это позволит мне делать то, что испокон веков считалось высшим достоинством во всей Тартарии: биться с во́рогами на стороне семьи.

В главном зале ратуши повисла мёртвая тишина. Киевский князь продолжал стоять, глядя на византийскую принцессу. Сама Анна знала, что глаза сотен людей обращены к ней. Но сейчас девушке был интересен только этот светло-синий взор славянина, сделавшего ей предложение. В этом взгляде не было ни похоти, ни корысти. Это был взгляд мужчины, готового уважать и оберегать свою женщину. А может быть ей всё это только кажется?

– Великий князь, моё сердце торжествует, что наши ценности совпадают, – принцесса поднялась из-за стола и сделала небольшой реверанс. – Я тоже в своё время дала обещание. Мой обет Богу вступить только в христианский брак был дан ещё в глубокой юности. Я вижу перед собой искреннего и честного человека, могучего воина, мудрого правителя… Но если бы я видела ещё и христианина, огонь моего сердца не мог бы сдерживать данный когда-то обет, – византийская принцесса снова сделала реверанс и села на место.

– Да будет так! – громогласно произнёс князь Владимир и сделал несколько жестов стоявшим неподалёку воинам своей дружины.

Киевский князь не зря проводил последние дни своего пребывания в Корсуни за беседами с Анастасом. Его интересовали не только греческие традиции и религия. Владимиру было интересно историческое наследие Византийской Короны. Когда же князь обмолвился о притягательности и обворожительной статности принцессы Анны, истолковавший всё правильно комендант поведал Владимиру о невозможности благословения подобных намерений ни народом Византии, ни самой церковью.

До самого прибытия в Корсунь императора киевский князь пребывал в серьёзных размышлениях по поводу дальнейших шагов. Но прошлой ночью, когда он снова лицезрел прелестную византийскую принцессу, Владимир дал распоряжение сделать кое-какие дополнительные приготовления. Именно поэтому сейчас, после еле заметного жеста своего военачальника, шестеро воинов княжеской дружины втащили в главный зал огромный сосновый ушат, а ещё с десяток наполняли его водой.