Барбариски

Эту пьесу я посвящаю своему отцу – Шамаеву Юрию Александровичу

"Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно."

"Пролог"

Товарищи! Какое хорошее слово – «товарищи». Как сказал персонаж из одного сериала, «товарищи остались в Советском Союзе». Но мне нравится слово «товарищи». Товарищество. Будете товарищами на сегодняшний вечер? Надеюсь, никто не против.

Этот спектакль я писал скорее для себя, чем для вас. Скорее это моя личная психотерапия. И мне показалась забавной идея показать вам это всё. Вдохновлялся я произведением Евгения Гришковца «Как я съел собаку». Шикарное произведение и спектакль! Я подумал – а чем я, собственно говоря, хуже? Пером как-никак владею. Да и харизма есть, чтобы это всё вам рассказать. Я тоже служил в армии, и тоже там было кучу всего смешного и дурацкого. Расскажу вам об этом чуть позже.

Но есть и вторая тема, которая, как винт, врученный в доску, проходит через весь спектакль. Это мой отец. Шамаев Юрий Александрович. Это важная фигура в моей жизни, хоть его и нет со мной уже 8 лет. Мне кажется, миру будет интересно узнать о нём. И я обещал сделать что-то великое и доброе в его честь. Вот и делаю. Извините, что стали заложниками моих желаний.

Я начинаю.

Глава 1 "Поступление"

Когда я, юный 17-летний школьник, собрался поступать в театральное, меня поддержала вся семья. Почему-то они все верили в меня. А я вот – нет. Но поступал.

Папа ездил со мной на все прослушивания, поехал и на поступление. Заселился со мной в общежитие – вместе с кучей таких же, как я, мечтателей. Человек, которого знала и уважала половина города, главный инженер, начальник, – живёт в обшарпанной комнате с тараканами и облезлыми стенами. Меня всегда поражала его простота. Потрёпанная куртка, никакой важности в голосе. Хотя начальником он был хорошим: его и любили, и побаивались.

Мы заселились, начались прослушивания. Папа держал за меня кулаки. Перед третьим туром я вдруг проснулся посреди ночи с одной-единственной мыслью: «Дальше меня не возьмут». И стал собирать вещи.

Отец приоткрыл глаза, увидел, что я копошусь, и спросил:

– Ты чего?

Я честно объяснил: так, мол, и так – дело ясное, пора домой.

Отец встал, подошёл ко мне, положил руку на плечо и спокойно сказал:

– Лёш, ну нельзя перед последним этапом сбегать. Не возьмут – так не возьмут. Что ж теперь.

А потом добавил фразу, которую я теперь повторяю себе перед каждым важным делом:

– Если уж делаешь – делай хорошо. Или вообще не делай.

Я остался. Прошёл. Причём с лучшими баллами! Из 50 человек – четвёртое место. Меня взяли.

Отец виду не подал, но я-то знаю – гордился. Наверняка всем друзьям рассказывал, но не признавался.

А дальше… Дальше я оказался в театральном. Первый курс. Всё совсем не так, как я себе представлял. Я был не готов. Слишком молод. И меня выгнали.

Глава 2 "Я и армия: хроника одного призыва"

Я боялся армии. Не то чтобы прямо паниковал, но боялся. Хотя, если честно, я вообще мало думал в тот период жизни.

Пришёл забирать документы из ЯГТИ, и тут мне говорят: «Зайди в военкомат – отметиться». Ну, думаю, ладно: заскочу, галочку поставлю, за пару часов управлюсь и пойду дальше жить. Ха-ха, наивный!

В военкомате меня встретила тётя с лицом «плохой жизни». Вот если у меня когда-нибудь будет совсем плохая жизнь, она будет выглядеть как лицо этой тёти. Она посмотрела на меня, как на что-то не очень ценное, и сказала:

– Тебе на комиссию.

Захожу. В кабинете сидят пять человек, во главе дядька с усами, как у Чапаева. Он смотрит на меня внимательно и говорит:

– Ну что, молодой человек, служить пойдём?

– Но я же учиться хочу!

– Ну вот послужишь – потом и учиться будешь.

И тут я понял, что мои планы – это такие нежные, красивые мыльные пузыри, а этот дядька с усами просто взял и с улыбкой проткнул их иголкой.

Я возмущался, злился, звонил маме. Мама плакала, переживала. Дали мне две недели на медкомиссию и съездить домой.

Дома мама сразу предложила «решить вопрос» через знакомых. Я уже готов был ухватиться за любую соломинку, лишь бы не идти в «страшную» армию. Но отец, покуривая на кухне, сказал:

– Косить не будем. Пойдёшь служить.

Он вообще был жёсткий мужик. Перечить ему – всё равно, что спорить с паровым катком. Сильно обиделся я на него тогда. Думал: «Как так?! Родного сына отправляет! Где справедливость?! Он меня не любит!»

Сейчас бы я ему только одно сказал: спасибо.

Призывной пункт, сотни таких же пацанов. Чувство тревоги, неизвестности. Глаза у всех потерянные, отупевшие. Но мы делали вид, что ничего не боимся. Конечно, боялись. Все.

Раздавали симки, чтобы звонить мамам. Первым пришедшим выдавали часы. Не знаю зачем, но – часы. Наверное, чтобы понимать, сколько ещё мучений осталось.

Я мечтал о морфлоте! Романтика! Бескозырка, тельняшка, дальние плавания! Красота же! Но судьба в лице капитана М. распорядилась иначе.

Захожу в кабинет. За столом сидит суровый мужик, прямо как в фильмах про спецназ. Видно, что если его сейчас отправить в тыл врага, он там порядок наведёт, всех спасёт и даже кофе сварит.

– Можно войти?

– Можно Машку за ляшку, можно телегу с разбегу. А у нас – «разрешите».

– Разрешите?

– Шамаев А.Ю.?

– Да.

– Не «да», а «так точно»!

– Так точно!

Он посмотрел в анкету и говорит:

– Вижу, не дурак. Проблемы со здоровьем есть?

– Да нет, только зрение слабовато…

– А чё не лечишь? Как стрелять будешь?

– Ну, как-нибудь…

– Я вот с 50 метров тебе в бошку попаду, хотя у меня минус три. Ладно, беру тебя. Бесполезный ты, конечно… Зачем нам актёр, я не понимаю. Но что-то мне подсказывает, что пригодишься.

– А в какие войска?

– Скоро узнаешь. Войска РВСН.

– А девиз у вас есть?

– «После нас – тишина».

Глава 3 "Крепостная стена"

(В темноте голос, негромко.) Отец был… сложным человеком.

Появляется свет.

Да и, если честно, весь этот спектакль, наверное, про него. Про то, как с ним было тяжело. И одновременно – хорошо.

Пауза.

Он был как крепостная стена. Массивная, каменная. Ты можешь спрятаться за ней – и ничего не бояться.

Он всё продумывал. На каждый случай.

Кто побежит за пивом.

Кто починит ядерный реактор.

У него всегда был план.

Пауза.

(В зал.) Он был управленец от бога. Руководил всем производством на работе. Его любили.

И боялись. Особенно когда он начинал орать.

Господи, какой у него был голос…

(С усмешкой.) За глаза его звали Рупор.

(Тихо, с теплотой.) И когда ты с ним разговаривал… ты чувствовал, насколько ты мелкий. И никчёмный.

А потом он вдруг становился добрым… и это была уже другая магия.

Он становился душой компании.

Для друзей – сделает всё.

Врагов – уничтожит.

(В сторону.) Наверное, это эхо тех времён, в которых он жил.

Драки – двор на двор.

Бизнесы, которые отжимали бандиты.

Он закалился в этом всём.

(В зал.) И я рядом с ним… тоже.

Глава 4 "Войска РВСН"

Выбрали нас десятерых. Каждого можно было в кино снимать.

Выдали форму – на три размера больше, носки – на три размера больше, берцы – наоборот, на три размера меньше. Баланс.

Разместили, выключили свет. Дембеля приходили – просили гражданские вещи. Я отдал футболку. Кто-то отдал штаны.

В полночь нас погрузили в военный ГАЗон и под «Марш Славянки» повезли на вокзал. Помпезности не было. Гордости – тоже. Была только пустота. Всепоглощающая пустота неизвестности.

И вот в этот момент, когда я сел в поезд, не стало «Лёши Шамаева из Сарова». Появился «рядовой Шамаев».

Я отслужил. Верой и правдой. И никто – никто не усомнится в том, что я отдал долг Родине. Было всякое. Хорошее и плохое.

Но главное – я нашёл четырёх друзей, с которыми прошёл эту службу от начала и до конца.

И я ещё обязательно напишу продолжение. Потому что это не просто история про армию. Это история про страхи, ошибки, малодушие; про то, как учишься признавать их.

А главное – про то, как однажды ты осознаёшь, что отец был прав.

Армейский ГАЗон тронулся от призывного пункта под «Марш Славянки». Громко, торжественно. Прямо как в кино. Только вот в кино главный герой в этот момент вдохновлённо смотрит вдаль, а у меня – слёзы на глазах. Не от гордости, не от патриотизма, – а от того, что я вообще не понял, как всё это случилось. Вот только что у меня были другие планы, а теперь – я сижу на жёсткой лавке, трясусь по ухабам и пытаюсь осознать, что меня везут в армию.

На вокзале дали двадцать минут на прощание с родными. Мама, конечно, плакала, а отец… Отец всегда был жёстким, как напильник, но в этот раз что-то в нём подрагивало.

– Лёш, куда вас хоть везут-то? – спросил он, но я сам не знал.

Я пожал плечами:

– Не знаю. Капитан не сказал.

Отец смерил взглядом капитана М. Этот человек выглядел как греческий бог войны: руки скрещены на груди, ноги расставлены, а лицо, как гранитная скала. Подойти страшно.

– Сейчас выясним, – сказал отец, сунул сигарету за ухо и направился к капитану с таким видом, будто идёт договариваться о моей досрочной демобилизации.

– Здравия желаю! Вы моего сына забираете?

– Я.

– А куда, если не секрет?

– Военная тайна. Доедет – сам вам в письме расскажет. Разговор окончен.

И тут отец включил режим «Дипломат».

– Товарищ капитан, я сам человек военный. Подполковник Балтийского флота в отставке! (Примечание: мой отец никогда в жизни не служил. Но у него был друг, который и правда был подполковником Балтийского флота. Видимо, этого хватало)

Капитан М. посмотрел на отца. Посмотрел ещё раз пристально. И вдруг кивнул:

– Под Москву. Наро-Фоминск. Нормальная часть. Будет служить нормально, даже со званием уйдёт. Не волнуйтесь, товарищ подполковник.

Отец кивнул, удовлетворённо хмыкнул и вернулся ко мне с видом победителя. Как будто он только что выбил мне каюту люкс на авианосце.

Мы посмеялись. В этом был весь мой отец. И я, смотря на него, почувствовал гордость.

И тут… шум. Вокзал наполнился криками, песнями и смехом. Я повернулся и увидел, как из-за угла выбежала толпа – человек десять. Гитары, рюкзаки, безудержное веселье; абсолютное непонимание, что сейчас – ночь, вокзал, люди. Это были мои! Театральные! Однокурсники, друзья, ребята с параллельного курса! Даже сосед, который уходил в армию через три дня после меня.

Я не выдержал. Разревелся и кинулся к ним.

Мы обнимались, смеялись, пели. Они провожали меня, как первопроходца, как космонавта, который отправляется в далёкий и опасный полёт.

Но вот время вышло. Нас начали грузить в вагоны. Последние рукопожатия, последние «давай там!», последние «пиши, как приедешь!». Я обнял родителей, вбежал в вагон, сел на свою боковушку. Поезд тронулся.

Я поднял глаза… А они всё ещё там.

Мои.

Мама.

Отец.

И они аплодировали. Просто стояли и хлопали.

В тот момент я понял, что это мои аплодисменты. Самые честные, самые настоящие.

Я встал в проходе и поклонился.

Поезд набирал скорость. В вагоне творился хаос: кто-то уже пытался бухнуть, кто-то спал, кто-то рассказывал, как он «по блату в часть попал».

А я сидел, смотрел в окно и улыбался.

Впереди был Наро-Фоминск.

Глава 5 "Наро-Фоминск"

В Наро-Фоминск мы приехали рано утром 21 июня. Сошли с поезда, нас погрузили в старенький ПАЗик, который, кажется, ещё помнил первые пятилетки, и повезли в посёлок Молодёжный. На КПП – строгий досмотр. Хотя… кого я обманываю? Я из одного маленького города с колючкой переехал в ещё меньший посёлок с колючкой. По-другому просто не могло сложиться!

Первое, что нам дали в армии – рисовую кашу. Со вкусом… нет, не риса. Со вкусом отработанного масла. Это была первая и последняя встреча с этой кашей за всю службу. Но если меня спросят, какая на вкус армия, я отвечу: на вкус она как эта рисовая каша.

После приёма пищи (говорю правильно – я же уже целые сутки как военный) нас повели в расположение. Трёхэтажная казарма из белого кирпича с подкрашенными, но давно побитыми лестницами. Первый этаж – «отделы», второй – рота охраны, третий – КМБ. Курс молодого бойца! Звучит-то как! Прямо название боевика с Джеки Чаном.

Встретил нас майор К.

Майор К. выглядел так, будто его жизнь должна была сложиться иначе. Ну, правда: ему бы в детский сад воспитателем – добрейший человек, огромный плюшевый медведь. Ласковый, заботливый… Даже видео нам на выпуск сделал. Мы в шутку называли его группу «детский садик «Сапожок».

Но на каждый плюшевый комочек найдётся свой угол. В нашем случае это были сержанты. Они появлялись, когда засыпал город. И просыпалась… ну, скажем так, мафия.

Сержант Б. – маленький, но громкий, как взрыв хлопушки; похож на питбуля, который с цепи сорвался и теперь пытается всех убедить, что он лев.

Ефрейтор Ф. – огромный, накачанный, с привычкой идти в драку на опережение.

И, наконец, ефрейтор К., у которого был особый талант: он переделывал все слова, добавляя к ним «хуйдындыр». Например, зелёный – «хуйдындырфлёный», пытался – «хуйдындырфлялся». Попробуйте, кстати, – затягивает!

Нас построили на взлётке (это такой коридор, который надо мыть. Постоянно. Зачем – неизвестно, но мыть его надо до блеска!). Дали команду – вытряхнуть из сумок всё на пол. Мы, конечно, повиновались. Забрали у нас всё, что казалось хоть капельку полезным. Даже мою жёлтую сумочку для мыльно-рыльных принадлежностей. В армии должно быть безобразно, но однообразно!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.