Следы прикосновений
- -
- 100%
- +
Он дал слово Артёму. Тот встал, и Лира с затаённым дыханием наблюдала, как он преображается. Его голос – ровный и металлический – рассекал воздух, как скальпель. Он был краток, точен и безжалостен. Без эмоций, только факты: саботаж, финансовые махинации, схема с подставными фирмами. Он выстраивал логическую цепь, звеном за звеном, и последним, решающим звеном был Александр Громов.
Когда на экране появились те самые «неопровержимые доказательства» – выписки, приказы, логи – по залу прошёл гул. Лира видела, как каменеют лица, как некоторые члены Совета отводят глаза. Они верили. Им было удобно поверить.
И тогда Волков, с видом скорбящего пророка, произнёс: – Я пригласил на это заседание представителей службы экономической безопасности и правоохранительных органов. Как ни больно мне это говорить, но компания должна быть защищена.
Дверь в конце зала открылась, и в проём вошёл Громов. Два строгих мужчины в деловых костюмах шли чуть позади, но он не смотрел по сторонам преступником – он вошёл как обвинитель. Он был бледен, но держался с прежней, надменной прямотой. Его глаза – холодные и острые – медленно обвели зал, задерживаясь на Волкове, на Артёме и, наконец, на Лире. В его взгляде она прочла не страх, а нечто иное – яростное, леденящее презрение.
– Александр, – голос Волкова звучал как похоронный звон, – нам представлены серьёзные доказательства твоей причастности к систематическим финансовым злоупотреблениям и саботажу. Можешь ли ты что-то сказать в своё оправдание?
Громов не стал смотреть на экран с доказательствами. Он скосил глаза на Артёма, и губы его искривились в беззвучной усмешке.
– Оправдание? – его голос был тихим, но каждое слово падало, как отточенная сталь. – Мне не в чем оправдываться. Перед вами. Вы все – слепые щенки, которые лают на тень, не видя, чья рука вас направляет.
Он сделал паузу, и его взгляд снова нашёл Лиру. Казалось, он что-то искал в её глазах – понимание, может быть. Или соучастие.
– Но ты… – он кивнул в сторону Артёма. – Ты, мальчик, не слепой. Ты просто глупец. Поздравляю. Ты прекрасно сыграл свою роль в этой пьесе. Надеюсь, твой финал будет лучше моего.
Эти слова повисли в воздухе, тяжёлые и многозначные.
Артём не дрогнул.
– Ваши обвинения в мой адрес ничего не меняют, Александр. Факты – против вас.
И тогда Громов рассмеялся. Коротко, сухо, как треск ломающегося сучка. – Факты… Да. Они всегда против тех, кого выбрали козлом отпущения.
Волков подал знак. Один из сопровождающих мягко, но настойчиво коснулся локтя Громова. – Александр Анатольевич, прошу вас пройти с нами. Вам будут предъявлены официальные обвинения.
Громов позволил вывести себя. Но на пороге, словно вспомнив о чём-то, резко обернулся. Его взгляд упал на Лиру – долгий, пронизывающий, полный какого-то странного знания.
– Удачи вам с вашим… скальпелем, мисс Верная, – произнёс он тихо, но так, что слова долетели до неё. – Надеюсь, вы не порежетесь о правду.
Когда дверь закрылась за Громовым, в зале воцарилась гробовая тишина. Волков медленно поднялся. Его взгляд обвёл зал – тяжёлый, скорбный, полный достоинства.
– Коллеги, – его голос прозвучал устало, но твёрдо. – Сегодня мы стали свидетелями падения человека, которого многие из нас считали другом.
Он сделал паузу, позволяя словам осесть.
– Александр Громов строил эту компанию вместе с нами. Но жадность… жадность ослепила его. Заставила предать всё, во что он когда-то верил.
Несколько членов Совета кивнули. Волков повернулся к Артёму, положив руку ему на плечо.
– Артём, – его голос стал мягче. – Твой отец был бы горд тобой сегодня. Ты показал силу, решимость. Ты защитил его наследие.
Артём не ответил. Просто кивнул – коротко, сдержанно. Но Лира видела: его плечи напряглись под рукой Волкова.
Потом все заговорили разом – шквал речей о восстановлении порядка, защите репутации компании, необходимости срочных реформ. Но Лира не слышала ничего, кроме звенящего эха слов Громова: «Не порежетесь о правду». Они звучали не как угроза, а как предупреждение. От этого становилось ещё хуже.
Глава 15
Тишина в кабинете была густой, почти осязаемой. Последний луч заходящего солнца цеплялся за шпили небоскрёбов за панорамным окном, окрашивая комнату в багровые тона. На массивном столе, похожем теперь на поле боя после сражения, грудами лежали бумаги. Два стакана с недопитым холодным чаем стояли рядом с серебряной ручкой Артёма – единственным островком порядка в этом хаосе.
Артём стоял у окна, положив лоб на прохладное стекло. Его пиджак был брошен на спинку кресла, галстук ослаблен. Лицо, минуту назад беззащитное, теперь стало непроницаемым – маска, знакомая Лире с их первой встречи. Но под ней пряталась не пустота, а напряжение, которое она ещё не могла прочесть.
– Громова передали в Следственный комитет, – его голос прозвучал глухо, без эмоций. – Молчит. От адвокатов отказался.
Лира сидела в кресле, поджав под себя ноги, наблюдая, как последние отсветы заката играют в его взъерошенных волосах. Его взгляд, спокойный и точный, не совпадал с тем, что она ожидала: здесь не было радости от успеха – только преднамеренная концентрация.
– Феликс справился? – тихо спросила она.
– Блестяще, – ответил он, медленно разворачиваясь. – Создал образ компании-жертвы, героически разоблачившей «внутреннюю язву». Сейчас уехал договариваться с ключевыми изданиями.
Он прошёлся по кабинету, его пальцы нервно скользнули по краю стола. Лира ощутила странную дрожь. Почему всё выглядит так слаженно? Слишком слаженно, чтобы быть случайным.
– Мы выиграли. Почему это пахнет пеплом?
Артём повернулся к ней. Его взгляд казался мягче, но в нём оставалась та ледяная точность, которая всегда заставляла сердце биться быстрее.
Эти слова повисли в звенящей тишине. Лира почувствовала, как сжалось её сердце. Она видела то же самое – пустоту за громкой победой.
– Может, потому что это не победа, – выдохнула она. – А просто… конец первого акта.
Он остановился напротив неё, взгляд утонул где-то в складках помятого ковра.
– Самое странное… – сказал он тихо, почти себе. – Вчера было одно мгновение… настоящее. Живое. А к утру оно растворилось.
Лира подняла взгляд. Эти слова пронзили её точнее любого выстрела. Он говорил о том поцелуе. О том, как она грубо всё оборвала.
Она поднялась.
– Артём… насчёт утра, – её голос дрогнул. – Я… я была слишком резка. Прости.
Он встрепенулся, словно вернулся из далёких мыслей, и отрицательно качнул головой.
– Нет. Не извиняйся. Я, наверное, просто неправильно всё понял.
Она сделала шаг к нему. Потом ещё один. Воздух между ними сгустился, наполнился невысказанным.
– А если не понял? – тихо спросила она. – Если кто-то просто испугался?
Он замер, словно прислушиваясь не к словам, а к их смыслу.
– Страх – интересная штука, – произнёс он медленно. – Он заставляет прятать то, что хочешь сохранить.
– А ещё – делать вид, что не чувствуешь, чтобы не выдать себя, – добавила Лира.
Уголки его глаз смягчились, и в этой усталой улыбке было больше понимания, чем во всех словах.
– Глупо, правда?
– Очень, – ответила она, и их пальцы встретились на краю стола.
Мир будто остановился. Всё остальное – бумаги, город за окном, пульс компьютеров – исчезло. Остались только они.
– Я так устала думать, – прошептала она. – Просто перестань давать мне выбор.
Он не ответил – просто шагнул ближе.
Тени на стене сомкнулись, сливая их в одно целое.
Его пальцы коснулись её щеки – осторожно, будто боялся спугнуть.
Она чуть наклонилась – не по плану, не из вежливости, а потому что устала притворяться.
Мир сузился до одного касания.
Их губы встретились.
Сначала – лёгкое прикосновение, потом – глубже.
Он не торопился, давая ей время привыкнуть.
Она ответила – без сомнений, просто правда, наконец произнесённая кожей.
Бумаги сползли со стола на пол.
Чай разлился – тёмная лужа медленно растеклась по лакированной поверхности, стекая каплями на ковёр.
Никто не обратил внимания.
Комната дышала ими.
Он смахнул папку – глухой звук, будто выдох.
Обхватил её бёдра и поднял – осторожно, но без колебаний.
Она обвила его шею, и губы снова нашли его – уже уверенно, с вызовом.
Он усадил её на стол.
Холод дерева прожёг ткань.
Его руки скользнули под свитер – ледяные и живые.
Она вздрогнула.
Он замер, глядя прямо.
– Всё в порядке, – прошептала она.
Он продолжил.
Её зубы скользнули по его губе – не больно, но с намерением.
Он втянул воздух и прижал её сильнее.
Он поднял её, и тяжесть тела совпала с тяжестью сердца – обе тянули к нему.
На диван они опустились не спеша.
Свет из окна полосами резал их, деля на золото и тень.
Его ладонь прошла по её волосам, по шее – не обещание, а подтверждение: всё случилось взаимно.
Она закрыла глаза.
Тишина густела между вдохами.
И вдруг стало ясно – это не слабость. Это выбор.
Потом – выдох.
Тепло.
Неподвижность.
Город за окном шумел и плыл.
А здесь время стояло.
Двое просто были – без ролей, без защиты.
Он обнял её – не удерживая, а принимая.
Она прижалась в ответ.
Когда утро просочилось сквозь жалюзи, она уже не спала.
Лежала спиной к нему, укрытая его пиджаком.
Его рука – на талии, тяжёлая, живая.
Лира смотрела на его лицо – без маски, без тени защиты. Настоящее.
И в этой подлинности было больше близости, чем во всей вчерашней страсти.
Он открыл глаза.
И в этом взгляде не было ни вопросов, ни сожалений —
только тихое «мы».
Он потянулся, и их утренний поцелуй был не началом, а продолжением того, что должно было случиться.
И в этот самый момент, разрывая тишину, зазвонил его служебный телефон.
Звонок прозвучал как возвращение в реальность.
Артём не отводил взгляда, пока отвечал:
– Говори, Феликс.
Голос в трубке был лишён привычного легкомыслия: жёсткий, собранный.
– Босс. У меня две новости. Плохая и очень плохая. С какой начнём?