- -
- 100%
- +
Иллюстратор Елена Алешина
© Павел Алешин, 2017
© Елена Алешина, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-1267-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Лудовико Ариосто (1474—1533), один из величайших поэтов эпохи Возрождения, известный в России, в первую очередь, благодаря эпической поэме «Неистовый Орландо» (в русском переводе – «Неистовый Роланд»1), был также и замечательным лириком. Вниманию читателей предлагается перевод всех его сонетов и мадригалов, а также одной канцоны и двух капитоло.
Главная тема лирики Ариосто – любовь2. «Доминирует любовная тема, причем, не только в тех поэтических поджанрах, которые её по традиции обслуживают, таких, как канцона или сонет – любви посвящены в основном даже многочисленные ариостовские капитоло, что уже идёт вразрез с традицией, ибо эта стихотворная форма соотносилась, как правило, с нарративным или дидактическим содержанием. Дидактизма и тем более морализации в ариостовой лирике нет, но нарративность даёт о себе знать – и в содержании (причем, не только в капитоло), и в интонации. Любовь побуждает поэта не заглядывать в себя, а оглядываться вокруг: ему лучше, чем восходящей к Петрарке традиции, видна и возлюбленная, и вообще окружающий мир… Мир становится определенно богаче и многоцветнее; он включает в себя если не элементы быта, то элементы обыденности, которые, разумеется, преображаются в свете поэзии, но не полностью забывают о своём происхождении. И сама любовь, оставаясь чудом, не создаёт для себя особого пространства, не знакомого с пространством повседневной жизни и повседневных отношений. В ней больше телесности, чем в итальянской лирической классике, и в ней больше радости: Ариосто, конечно, знает о её тревогах и скорбях, но ему куда ближе понимание любви как счастья, счастья возможного и близкого…»3. Поэт не разделяет и не противопоставляет Любовь Небесную и Любовь Земную (что характерно для философии ренессансного неоплатонизма), и в этом ощущении божественности земного, одухотворённости телесного его поэзия близка венецианской живописи.
В отличие от Данте и Петрарки, чьи чувства к Беатриче и Лауре соответственно были неразделёнными, Ариосто был счастлив в любви: он полюбил флорентийку Алессандру Бенуччи, и та, хотя и не сразу, ответила ему взаимностью. Безусловно, и у них были трудности. Когда поэт признался Алессандре в любви во Флоренции в 1513 году (об этом говорится подробно в I канцоне), она была замужем, но и после смерти в 1515 году её мужа, купца Тито ди Леонардо Строцци, в силу разных причин они скрывали свои отношения и даже брак их, заключенный в 1527 году, был тайным. Тем не менее, их любовь была взаимной4, и именно ею вдохновлена большая часть представленных в этой книге стихотворений, отражающих как радостные, так и печальные моменты в жизни поэта и его возлюбленной.
Сонеты
I
Зачем, Фортуна, дар, любовью данный,отнять коварно хочешь ты – булатом,слоновой костью, жемчугом и златомоспорить то, что каждому желанно?Преграды мне ты ставишь беспрестанно,беда – в нужде, любви враге заклятом;в саду, где яблоки сияют златом,и то не столь охрана постоянна.Амур мне указал дорогу к счастью,но много стражников у наслажденья,взаимною пылающего страстью.Виню его! Да – в сердце осужденье!О, почему не обладает властьюАмур в своём же собственном владенье?II
Обмен, увы, не равен! За свиданьеминутное – печальная разлука,за счастья миг – томительная скука,за взгляд короткий – долгое страданье.Несправедлив Амур. Огонь желаньяво мне зажёг он, и стрелой из лукапронзил мне сердце; мне лишь – эта мука:вам не грозит огня того пыланье.Я думал: нам обоим эти сетиАмур расставил, но один в плену я,а вам уйти позволил он свободной.Лишился он добычи благороднойи показал, как неразумны дети:мальчишка он, стреляющий вслепую.III
О, гавань верная, приют надёжный,где две звезды, прекраснейшие в мире,меня укрыли, мощь утихомирястихий, лучи струя на путь мой сложный.Прощаю морю каждый миг тревожный:без бурь, объемлющих морские шири,не мог бы ныне я вкушать на пиреусладу, что казалась невозможной.О, милый кров, о, комната родная,во тьме твоей и сладостной, и нежной,светлее дня намного ночь благая.Обиды терпкость, гордый гнев мятежныйзабудь же, сердце! Всё превозмогая,любовь их возместит тебе прилежно.IV
Когда отцу подобны всем – когтямии оперением, и клювом тоже —орлята, но с ним в зоркости не схожи,орёл не признаёт их сыновьями.И потому не видит он очамииных достоинств их, и то – негоже.Пример не для влюблённых сей: быть строжев любви зачем – гоняться за мечтами?Пусть не богиня та, что так любима,пускай когда-то о другом мечталаона любимом; это – не преграда.Так не ищите же, прошу, не надо,различий вы меж нами: их так мало!В любви мы будем непоколебимы.V
О, счастлива звезда – та, под которойродилось солнце, в чьём горю огне я;и счастливы холмы – те, что, яснея,лучей его вобрали пламень скорый;та счастлива, что избрана опоройему, с рождения его лелея.И лишь оно становится светлее,вокруг всё полнится отрадой спорой.И счастлива земля его родная;благословеньем высшим осиянна,она прекрасней Индии и рая.Но благом одарён тот несказанно,кто этим солнцем жив, в огне пылая:в том пламени и смерть ему желанна.VI
О, дева, красоту не без причинысвою отдали вашим одеяньями лилия, и амарант, сияньемсвоим что столь чисты и благочинны.Как белизною лилия, невинныдушой вы, каждым сердца излияньем;а амарант хвалу благодеяньямявляет вашим, в верности единый.Как сей цветок, что даже и немоюпорою зимнею, лишённый влагии солнечных лучей, цветёт, чудесный,так облик ваш божественный, небесный,фортуне не подвластен, и, всеблагий,он неизменен летом и зимою.VII
Прелестно древа одного цветенье:всегда зелёное, благоухаетсильней, чем мирт и ель, и распускаету вод прозрачных ветви для плетенья.И имя той имеет, чьи веленьядуша моя законами считает.И пусть меня Цирцея соблазняет —не откажусь от своего стремленья.И если чувство, что владеет мною,и милосердная ко мне планетавеличия ведут меня стезёю,пусть коронует голову поэта,ни лавром Феб, ни Вакх своей лозою,но та, чьё имя носит древо это.VIII
Не может сердце биться хладнокровно,полёт желанной мысли веет страхом,и восково-льняные крылья прахомв огне предстанут, тлеющем неровно.И сердце, вслед желанью, их любовнорасправит, ввысь взлетит единым взмахом,но всё закончится, я знаю, крахом:в том будет слабость разума виновна.Боюсь, что сердце в жажде озареньядостигнет высоты такой опасной,что упадёт, лишившись оперенья.И будут слёзы все мои напрасны:увы! такое страстное гореньеи воды моря потушить не властны.IX
Как сети – волосы златые эти:в них спутались мои все ожиданья;опасней, чем стрелою попаданьевзор этих глаз, прекраснейших на свете.Я ранен ими и пленён, в ответеони за сердца моего рыданья,но, несмотря на все мои страданья,люблю я ту, попался в чьи я сети.Моей тоски и гибели благаяпричина столь нежна, что я ликуюв своей тоске, о гибели мечтая;случайным взглядом радость мне такуюона дарует, пусть о том не зная,что с наслаждением и смерть приму я.X
Смогу ль воспеть достойно и свободновсю неземную вашу красоту я?О волосах одних лишь запою я —сплетается язык бесповоротно:высокие все стили непригодны,что латиняне с греками, ревнуяо красоте, её живописуя,придумали, чтоб славить благородносиянье их златое, волновое,меня что вдохновляет неустанново славу их на пенье роковое.Как Гесиоду, лавр нанес мне раны!Я буду петь, и будет песнь живою,пока не упаду я бездыханно.XI
Хоть сердца моего смертельны раны,что нанесли вы, я не сожалеюо том, ведь всё, что милостью своеюдаёте вы, – мне всё желанно.Не признавать страданья было б странно,забыть о боли, жить спокойно с нею,но открывать ключом я не умеютайник моей печали неустанной.Сказав о ней, я сам не буду веритьсебе, но если и моё томленье,и пламя, что в груди мне не умерить, —не доказательство, в чём – исцеленье?Нет, поздно! Только смерть удостоверитьсумеет вам любви моей стремленья.XII
Не здесь ли, улыбаясь и играя,Амур опутал сердце мне сетями?А тот же ль я, и теми же ль мечтамиживу, как прежде им себя вверяя?Да, точно, здесь тот уголочек рая,где забывался счастьем я часами,где грудь, окованная холодами,зажглась моя, огнём любви сгорая.Но тот я, кто обманут был когда-то,и за надеждою, Амур, твоею,боюсь идти, исполненный сомнений,ведь знаю: чувством сердце чьё объято,не должен тот испытывать волнений.Я ж ныне трепещу и леденею.XIII
Меня в темнице сладостной и нежнойне из обиды и ожесточеньямоя врагиня держит в заточенье,но из любви и милости безбрежной.В иной тюрьме страданье – неизбежно,но счастлив я: не боль, а облегченьеот боли, жизнь, не долгие мученьядушой я ожидаю безмятежной,но радостные встречи, сладострастьеобъятий долгих, жар ночных признаний,улыбки, ласки, игры, смех любимой,но сердцем всем желаемое счастьеи тысячи и тысячи лобзаний —любви взаимной дар неисчислимый.XIV
Когда я нежный взгляд узрел впервые,и губ пурпурных сладостные розы,и кудри, вьющиеся, словно лозы,пленительные, светло-золотые,я думал, что достоинства иные,что небом вам даны, – ничто, лишь грёзыв сравненье с красотой, что их угрозыеё сияньем превзойти – пустые.Но я расстался с мыслями такими,ваш кроткий нрав всё больше узнавая:в его сиянье нет почти отличий.Они равны в божественном величье:соперничать, о нет, не смогут с нимини нрав иной, ни красота иная.XV
Одни – прелестный лик, иль кудри доннысвоей поют, а белизну – вторые,природой коже данную, иные —очей прекрасных славят взор бездонный;Не смертной красотой заворожённый,пою я – нет, не так, как остальные:душа и нрав благие, неземные,дух, телом будто бы не отягчённый,и грация, любого мановеньяизящество и легкость, – вот те силы,что мне всегда даруют вдохновенье;и если бы стихи подобны былимои тем силам, с их благословеньяи статую они бы оживили.XVI
Ах, если жить я мог бы ожиданьем!Ах, служба донне стала бы приятной!Но по тропе к усладам благодатнойидти запрещено моим мечтаньям.Я знаю, что не смертью, лишь страданьемАмур грозит мне, в силе необъятный,какой бы мукою невероятнойон не пытал, каким бы испытаньем.И что могу и должен делать – знаю.И если потерплю я неудачу,винить судьбу я буду только злую.Но все же, донна, вам напоминаю,что от коня и большую отдачувы можете иметь, его балуя.XVII
Когда (глаза мои благословенны!)любуюсь, донна, вами я, быстрее,чем сокол в небе на крылах Борея,боль исчезает вся моя – мгновенно.Но взор лишь отведу, и непременнопечаль растёт, становится острее,воспоминания мои, хиреясо вздохом каждым, тают постепенно.Коль в сердце дивный образ ваш чудеснозапечатлелся бы моём навечно,не стал бы вас томить я повсеместно.Глядеть на вас хочу я бесконечно,мои хоть взгляды будут неуместны.О, сжальтесь ж надо мной простосердечно!XVIII
Косуля та, завидуют которойстоль многие, любима нежно тою,кто, высшею сияя красотою,царит в сердцах невозмутимой корой.Но сражена была стрелою скоройеё косуля, и, томясь тоскою,мадонна приказала упокояотметить место памятником споро.Но ждёт меня ли милость и усладавознагражденья, коли за служеньекосуле даже явлена награда?Вы далеко, но сердце – в предвкушенье:ведь чувствуется после снегопадапоследнего конец зимы княженья.XIX
Мадонна, что вдали от вас быть – трудно,не думал я, но раз увидев нежныйваш взгляд, душою понял я мятежной,сколь мысль моя была та безрассудна.С тех пор, как я забылся беспробудно,горя желанием любви безбрежной,без вас томится сердце неизбежнойтоской, и боль растет в нем поминутно.Разлука – яд, приносит мне мученья:не знаю, как же быть нам друг без друга,а встречи – краткое лишь облегченье.Со смертного одра поднять – услугасомнительна больному, коль леченьевслед не последует его недуга.XX
Укрыто было солнце покрывалом,что распростерлось надо всей землёю.шумели ветры лиственною мглою,и гром гремел в азарте небывалом.Боялся я, но и под снежным шкваломготовился бороться с быстриноючто сына солнца погребла волною,сражённого молниеносным жалом.Но вдруг мне засиял с другого брегаочей прекрасных ваших свет, слова я,Леандром словно став тогда, услышал.И из-за туч лик солнца светлый вышел,смирила гнев стихия роковая,и в небе разлилась благая нега.XXI
Вот здесь связали волосы златыеменя и здесь я был смертельно ранен.И день, что для меня был столь нежданен,вы помните, дома и мостовые;такое было празднество впервые,и каждый был блаженством отуманен;не так справляли брак, что был желаненЮпитеру, во времена иные.Вы знаете, кто здесь меня пленила,пронзив мне сердце, но вам неизвестноо гибели моей и воскресенье,о том, что донна душу мне чудесносвою дала, мою как поднесеньеприняв, и в жизни нас соединила.XXII
Я чувствую, когда любуюсь вами,чей образ в сердце высечен Амуром,подобно превосходнейшим скульптурам,что душу мне любви сжигает пламя.И, вашими пленённый чудесами,двум голосам, как будто трубадурам,то радостным внимаю, то понурымя сердцем: – Верь и следуй за мечтами!Ведь коль горит душа, то запылает,в ответ другая, божеству подвластна,хоть лёд её пока что покрывает.Но в то же время страх всегда пугает:– Скажи мне, если в чувствах вы согласны,зачем она тобой пренебрегает?XXIII
О, как мне верить, что ты внемлешь, Боже,моим молитвам, редким и холодным,ведь знаешь, что молю о неугодном,что к радости не будет сердце строже?Что я тебе противлюсь, то – негоже,но помоги от чувств мне стать свободным,пока меня к пределам безысходнымХарон не переправил, в царство дрожи.Прости же мне, Господь, мои услады,из-за которых впал я в заблужденье,не видя меж добром и злом преграды.Простить просящего о снисхожденье,и люди могут, но от мрака адалишь Ты способен дать освобожденье.XXIV
О, вздохи, сердца страстные призывы,о, слёзы, что с трудом я днём скрываю,о, просьбы, что бесплодно рассыпаю,о, стоны, повод чей – несправедливый;о, мыслей неуёмные порывы,желанье, что никак не обуздаю,Амур, надеждам чьим себя вверяю,то близким, то далёким, терпеливо;когда-нибудь смогу ль освободитьсяот вас я, или будете вы вечносо мной, от вас давно уставшим, рядом?Не знаю я, но вижу ясным взглядом,что – в том любовь виновна – бесконечносердечное страданье будет длиться.XXV
Мадонна, вы прекрасны, столь прекрасны,что в мире нет вам равной красотою;и две звезды, сиянье чье святоевсегда мне путь указывают ясный,и нежные уста с их речью страстной,и волосы, с такою простотоюкоторыми, как сетью золотою,Амур меня опутал сладострастный,и алебастровые грудь и шея,и руки тонкие – в вас всё прелестно,чудесны вы, и всем известно это;но всё же дерзко я сказать посмею,что только, может, более чудесна,чем ваша красота, любовь поэта.XXVI
Счастливая рука и труд блаженный,блаженный шелк, блаженнейшее златои благородный лён – богиней взятымоей как образец вы совершенный,чтоб сшить наряд, который бы бесценныймой мир, моё сокровище богатоукрасил, что на земли султанатаиль Индии не променял бы я священной.Вы счастливы; я счастлив буду тоже,коль чувствами, делами и словамилюбви явлю я образец ей вечной.Как вознесётся славою над вамиона, когда со мною будет схожаи в верности, и в нежности сердечной!XXVII
Те ль это волосы, златые сети,что, собраны в косу ли, иль ветрамиразвеяны, иль лентой, жемчугамиукрашены, всегда стремлюсь воспеть я?Кто допустил, что были пряди этиразлучены с прекрасными чертамилица прекраснейшего, кто рукамиих разлучил, о, кто за то в ответе?Врач неучёный! Разве он иноене мог лечение придумать, прядине состригать чтоб эти золотые?Но, может, Феба то желанье злое,сурового, не склонного к пощаде:свои он кудри защищал густые.XXVIII
Из мрамора какого ль, из слоновойкакой ли кости, или из металла,из янтаря ли, или из кристалла,из дерева ли редкого какого,какой творец сумеет образцовосоздать сосуд, чтоб донны в нём лежалапрядь золотых волос и не пыталочтоб их воспоминанье столь сурово?Ведь вспоминая о прекрасном лике,и о глазах, нежнейших в мирозданье,и о губах, что цвета земляники,они не смогут утолить страданьеразлуки, словно кудри Береники,чьё ночью среди звёзд мы зрим блистанье.XXIX
О локонах златых как часто, многоя думаю, состриженных напрасно,не по нужде, не по веленью бога,у той, что так нежна и так прекрасна.Но только слёзы горю – не подмога,и гневом я в душе пылаю страстно,желая наказать те руки строго,что были золото состричь согласны.И не накажешь ты, Амур, их коли,позор – тебе: обрёк за преступленьяВакх Фракии царя печальной доле;а ты, сильнейший, терпишь оскорбленьятакие, будто не имея воли,и не разишь врага без сожаленья.XXX
Лишь для меня ночною темнотоюнаполнен светлый, ясный, день наставший.всем радостно, а я, от слез уставший,лишь образ донны вижу пред собою,которая суровою и злоюболезнью мучается – как, уставшейот жара, тяжело ей, жертвой ставшейтой доброй милости, что стала злою,что в небе Прометей, помочь желаялюдскому племени, добыл обманом.Тогда Юпитер, гневом весь пылая,за то, что был обманут он титаном,призвал страдания, и, небо застилая,явились те несчастий ураганом.XXXI
В пустой надежде коль на милость годыя потерял все лучшие, бумагуистратив, написав страданий сагусвоих и красоте великой оды,и коли до сих пор не видны всходыростков любви её, к чему лить влагустихов? – не приведут меня ко благуплоды моей печальной несвободы.Итак, молчанье лучше песен, донны,нет пользы в них! Другим мои печали —источник развлечения бездонный.Но тех, кто с Фаларидом схожи стали,мне жаль: за суд жестокий, беззаконныйего огню в его ж быке предали.XXXII
Увы, и счастье знает увяданье!Как спал я сладко ночью, безмятежно,когда не знал, насколько власть безбрежналюбви, когда не ведал горечи страданья;теперь, не в силах прекратить рыданья,от слёз я просыпаюсь неизбежно,но сердца жар не остудить: прилежнолюбовь огню в груди дает питанье.О, страсть любви, безумье! О, свобода,что не ценил я прежде, без которойне будет и в богатстве жизнь – в угоду.Свобода мне всегда была опорой,любовь грозит ей и сулит невзгоду.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Ариосто Л. Неистовый Роланд. В 2 т. Пер. М.Л.Гаспарова. М.: Наука, 1993.
2
Исключением в нашей подборке стихотворений Ариосто являются три «хвостатых» сонета (XXXVIII, XXXIX, XL), а также сонеты XXXVI, XXXVII, XLI. О них подробнее см. в примечаниях.
3
Андреев М. Л. Ариосто // История литературы Италии. М.,2010. Т.2. Кн.2. С.83—84.
4
Вместе они были до самой смерти Ариосто.