Цирк Странных Чудес

– Бууу! – раздался хриплый голос. – Где Перышки?! Мы ради них сюда приперлись! Что за фигня?! – Его поддержали нестройные выкрики соседей: – Да! Обман! Хотим акробатов!

Несмотря на начало представления и попытки окружающих их успокоить, несколько неугомонных пьянчуг решили не только всю красоту пропустить, но и других на это подбить, продолжая ворчать и отпускать колкости в адрес Мордейн и цирка.

“Не дело”, – подумал Зазз, его гоблинское чувство справедливости и любовь к цирку закипели. Он решил подойти к самому шумному зачинщику, здоровенному детина с красным лицом. Так как он невысокого роста и небольших размеров, он ловко проскользнул между ногами зрителей и оказался у него прямо в коленях.

Выставив палец на манер пистолета, Зазз щелкнул большим пальцем. На кончике его указательного пальца вспыхнул маленький, но яркий огонек – простая, но эффектная магия гоблина-чародея. Он осклабился в очаровательной улыбке, полной острых зубов, и зашептал так, чтобы слышал только пьяница и его ближайший "братан":

– Дружище… ты это… заткнуться не хочешь? – его голос звучал дружелюбно, но глаза горели предупреждением.

Пьянчуга, сбитого с толку внезапным появлением зеленокожего, это скорее развеселило. Он фыркнул, брызгая слюной:

– А то чо? Выстрелишь..ик.. огнем в меня, малявка? – он захохотал, тыча пальцем в Зазза.

Зазз не стал тратить слова. Он резко развернул свою "руку-пистолет"в сторону от мужчины, в безопасный просвет между рядами, и пустил залп огня. Небольшая, но громкая и ослепительная вспышка пламени с треском прожгла воздух в сантиметре от лица соседа пьянчуги, оставив запах гари и всеобщий вздох ужаса вокруг.

Вздохнув и слегка повернувшись в сторону пролетевшего огонька, пьяница вдруг резко протрезвел. Его лицо побелело. Он толкнул своего приятеля:

– …Тухло тут. Пошли отсюда. – Его голос дрожал.

Зазз, все еще с оскалом, махнул им рукой:

– Давай, давай, шуруй. И ведите себя тихо в других местах. – Он наблюдал, как двое, сгорбившись, быстро ретировались из ряда, под смешки и улюлюканье окружающих. Зазз погасил огонек на пальце и растворился в толпе, как и появился, довольный восстановлением порядка. Представление Мордейн продолжилось без помех.

Номер Элары начинался. Она стояла в центре арены, ощущая, как ее руки слегка дрожат. Шар в ее ладонях был холодным утешением. Аксель создал вокруг нее мерцающий ореол из проекций звездных карт Саока.

«Каждый из вас принес сюда тайну…» – ее голос, усиленный магией Акселя, зазвучал чище, увереннее. «Страх, надежду, вопрос, на который нет ответа. Сегодня мои карты Саока прочтут не звёзды… а ваши души! Кто из вас смел стать первой нитью в паутине судьбы?»

Она сделала шаг к первому ряду, протягивая руку. После секундной паузы встала девочка лет десяти с косичками и огромными, испуганно-восторженными глазами. Зал аплодировал, подбадривая смельчака.

Элара мягко кладет руку на плечо девочки, закрывая глаза под повязкой. Она сосредоточилась, пытаясь уловить вибрации эмоций ребенка. Тихий Шепот донес всплеск страха и… сияющее желание.

«Я чувствую… море. Бурю в стакане воды. Это страх контрольной? Или… мечта о сцене?»

Девочка застенчиво кивает. Элара, ободренная, достает синюю карту Саока – символ «Океан Мечты»:

«Твоя судьба – не зубрёжка, а овации! Карта велит: танцуй при луне сегодня!»

Аксель запускает проекцию – над ареной появляются элегантные, танцующие тени под нежную музыку. Одна из теней напоминала силуэт девочки-балерины. Элара, желая подбодрить и создать волшебный момент, берет девочку за ручку и пытается кружить ее вокруг себя, как в танце. Но девочка, растерявшись от внезапного движения и внимания, спотыкается и чуть ли не падает! Элара едва удерживает ее. Проекция дергается. Смешки в зале. Уверенность, которую ей дарил тихий шепот, рассыпалась в прах. Горячая волна стыда хлынула ей в лицо под повязкой. Она поспешно, почти грубо, подхватила девочку, натянуто улыбнулась и чуть ли не оттолкнула ее к месту. Импровизация с танцем была ошибкой.

Она решает продолжить просто со сцены, пытаясь услышать шепотки душ из зала поверх нарастающего смущения. Ее взгляд, невидимый под повязкой, выхватил мужчину лет сорока с усталым, замкнутым лицом. Она приблизилась к краю сцены над его рядом.

Элара водила шаром вокруг головы, пытаясь настроиться. Она улавливала горечь, раздражение, чувство несправедливости. Тихий Шепот подсказывал образ тяжести, камня.

«Камень в ботинке души…» – начала она осторожно. «Кто положил его? Отец? Начальник?.. Ты сам?»

Мужчина хмурился. Элара чувствовала резкий всплеск раздражения, направленный на кого-то авторитарного – начальник. Она вытянула колючую карту «Кактус»:

«Иглами проткни его образ! Шёпот звёзд: завтра ты подаришь ему… кактус!» – она пыталась добавить юмора и действенности.

Но тот противился. Его лицо искажало недовольство.

– Никаких камней в моих ботинках нет! – сказал он громко, с вызовом. – И начальник у меня отличный! Что за чушь? – В зале снова смешки. “Никогда не поймешь эти предсказания… то ли в буквальном смысле говорят, то ли в переносном…” Мужчина поднял карту в шутку, размахивая воображаемым кактусом, еще больше расстроив гадалку. Она чувствовала, как горит лицо под повязкой. Но она старалась не сдаваться.

Она отступила на середину сцены, подняв шар высоко над головой, обращаясь ко всем:

«Заблудиться – значит найти новый путь! Ищите синюю дверь после дождя!»

Аксель, пытаясь спасти положение, включает звук дождя и проекцию одинокой, таинственной синей двери, парящей в космосе. Но магия момента была разрушена. Аплодисменты были вялыми, больше из вежливости.

Элара поклонилась, чувствуя, как сердце бешено стучит. Слезы жгли глаза, но она не дала им навернуться. “Так и знала. Лучше бы осталась в своем шатре. Ни ногой больше на сцену”, – пронеслось в ее голове, пока она почти бежала в кулисы.

Профессор встретил ее там. Он видел все. Он ободряюще похлопал по плечу гадалку. Его взгляд был полон понимания, а не упрека.

– Ну… – начал он, выбирая слова. – Мы это… еще доработаем. Отрихтуем. И все получится в разы лучше. Поверь. Ты молодец, что вышла! – Он искренне пытался поддержать. – Осталось еще несколько номеров объявить. Давай, попей водички, успокойся. Следующим идет Аксель, это его первый сольный выход на сцену как иллюзиониста. Соберись для него.

Элара схватила протянутый кем-то бурдюк с водой и отпила изрядных глотков. Вода была прохладной, но ком в горле не проходил. Она вытерла рот тыльной стороной ладони и посмотрела на Профессора. Ее голос прозвучал приглушенно, дрожаще, будто она чуть не плачет:

– Я… я на сцену больше не пойду. – В этих словах была не истерика, а глубокая, горькая уверенность и усталость. Сцена была не ее стихией, и сегодняшний опыт лишь подтвердил это с жестокой ясностью. Она отвернулась, готовая раствориться в тени шатра, оставив профессора с его проблемами и начинающим Акселем.

Профессор широко округлил глаза. Он явно не ожидал такого услышать. Не сейчас, когда цирк балансировал на лезвии ножа, готовый вот-вот рассыпаться под грузом проблем! Он мигом перебрал в голове свои последние слова, ища, где успел обидеть гадалку. Но интуиция подсказывала – дело не в обиде, а в глубоком, выстраданном разочаровании.

– Ну ты чего?! – вырвалось у него, голос звучал резче, чем хотелось. – Первый раз он всегда такой! Публика она такая… капризная, глупая порою! Тут доверие нужно вырабатывать, терпение! Он пытался вложить в слова убедительность, но видел, как Элара съеживается.

– Я им не доверяю, – прозвучало тихо, но твердо. В ее голосе не было злости, только усталая горечь и защитная стена.

Профессор фыркнул с горьковатой усмешкой – не в обиду, а скорее от горького понимания артистической натуры. – Конечно не доверяешь! – согласился он, смягчая тон. – Кому тут доверишься сразу? Но время… время лечит и учит доверию. Оно нужно.

Тем временем потихоньку готовившийся выходить Аксель все больше и больше терял уверенность в своем выходе. Он видел провал Элары, ее слезы, пусть и сдержанные, ее отчаяние. Мысли метались: «НАСТОЛЬКО СТРАШНО?! Что, если я тоже облажаюсь? Если они будут смеяться? Если…» Он уже заламывал руки от волнения, бледнея под гримом. Он было хотел тоже отказаться выходить, сделать шаг назад, в безопасную тень кулис.

Но тут подскочил Чучун. Его клоунская энергия, как всегда, била ключом. Он не стал читать нотаций, просто схватил Акселя за плечи, тряхнул легонько, и затараторил с заразительной улыбкой:

– Эй, волшебник! Ты же светильник наш, а не мокрая спичка! Помнишь, какие у тебя классные рассказы у костра были? А эти эффекты твои? Свет, звук..пыщ там,вжик тут! Гениально было! Публика обалдела! Ты ж можешь! Мы тут все – твоя команда! Я буду кричать "браво"громче всех! А если что, Элара тебя так представит, что короли позавидуют! Мы рядом, Аксель! Вместе – сила!

Своей заразительной манерой общаться и передавать позитив Чучун вселил в него крупицу уверенности. Но ключевым камнем уверенности стал Торнгаст. Медведь просто подошел и встал рядом. Огромный, невозмутимый, в своем нелепом пиджаке и цилиндре. Он не говорил ничего. Просто посмотрел на Акселя своими умными глазами за стеклами очок и слегка кивнул. Своим необычайным спокойствием, хотя при взгляде на него волосы вставали дыбом у любого, он излучал мощную, нерушимую стабильность. "Я здесь. Ничего страшного не случится. Делай, что должен"– будто говорил его взгляд. Это сработало сильнее любых слов.

Пока Аксель думал над всем этим, переваривая поддержку, он прослушал то, каким образом профессор уговорил Элару выйти на сцену для дальнейшего объявления номеров. Увидел, как она, все еще с поджатыми губами и влажными глазами, но кивнула в ответ на что-то, сказанное профессором более мягко. Он был рад этому, что она согласилась. Хотя бы потому, что теперь ему не нужно было выходить в тишину или под чужое объявление.

Элара же согласилась потому, что сердечко у нее действительно закололо от невинного, потерянного вида Акселя. Он выглядел таким юным и напуганным в своем костюме иллюзиониста. Ему действительно нужна была поддержка как юному артисту. Она вспомнила, как раньше слышала от профессора и Мирона восторженные отзывы о его таланте к световым и звуковым иллюзиям. И в конечном итоге Эларе нравилось помогать людям. Это было глубже ее гадального дара. При всем этом сам Аксель ей нравился – его тихая увлеченность, его преданность цирку.

Гадалка снова собралась с силами. Она глубоко вдохнула, выпрямила спину, поправила повязку, скрывающую следы волнения. Повязка была ее щитом. Она подошла к краю сцены, готовая встретить свет прожекторов и не всегда дружелюбный гул зала. Она должна была объявить Акселя. И сделать это так, чтобы он поверил в себя. Хотя бы на мгновение. Ради него. Ради цирка. Ради этой безумной, израненной, но все еще живой семьи под пестрым куполом. Она кивнула Акселю, стоявшему в кулисах, пытаясь вложить в этот кивок всю свою, пусть и пошатнувшуюся, веру в него. Пора.

Элара стояла у края сцены, перебирая обычную, потертую колоду карт, которую знала наизусть. Каждый изъян на карте – загнутый уголок, потертый рисунок, пятно от чая – был ей знаком и даже использовался в ее гаданиях как знак. Она старалась не прислушиваться к привычному Тихому Шепоту. В голове и так было слишком шумно от эха провала, от стыда, от страха подвести Акселя. Но ради него нужно было собраться.

Она вышла под приглушенный свет. Зал гудел, еще находясь под впечатлением от водяной тюрьмы Мордейн и недавней неудачи гадалки. Элара чувствовала на себе сотни взглядов. Она подняла колоду, карты мелькнули в ее ловких пальцах веером, а затем сложились обратно. Без лишних слов, почти машинально, она вытянула одну карту. Она не думала о значении, просто доверилась руке. Это была карта "Звезда"– символ надежды, дара, вдохновения и светлого будущего. Идеальная карта для Акселя. Она показала ее залу.

– Вы видели бездны океана… – ее голос, усиленный магией Акселя, зазвучал чище, увереннее. – Вы видели полет судьбы… Но видели ли вы саму ткань чуда? Тот миг, когда свет и звук сплетаются в живую сказку? Она подняла карту "Звезда"выше. «Он – не просто мастер иллюзий. Он – ткач теней, композитор тишины, который заставляет её петь! Он – тот, кто рисует сны наяву! Встречайте… Мистического Волшебника – АКСЕЛЯ!»

Зная, что Аксель до самого своего выхода даст нужный свет и звук, Элара была уверена в эффекте. Она отступила в тень кулис как раз в тот момент, когда весь шатер погрузился в абсолютную, звенящую тишину. И в этой тишине, как первый луч рассвета, пробилась одинокая нота флейты. Одновременно на пустой сцене зажглась мерцающая дорожка лунного света. Из ниоткуда возникли проекции силуэтов древних деревьев, их ветви колыхались под невидимым ветром. Воздух наполнился шелестом листьев и запахом ночного леса, мастерски созданный Акселем звуковой фон.

И тогда из глубины лунной дорожки, словно из сгустка света, выплыл Олень. Он был соткан из чистого, холодного сияния. Его рога – причудливые узоры из искр, копыта касались сцены с хрустальным звоном. Аксель ударил по магическому камертону. Олень замер, настороженно вглядываясь в темноту. И из этой темноты, с низким, вибрирующим рычанием, похожим на звук виолончели, выступил Волк. Его фигура была тенью среди теней, лишь глаза горели янтарным огнем, а оскал светился фосфоресцирующим оскалом. Охотник и жертва. Сюжет иллюзии разворачивался: Волк крался, Олень отступал, замер, бросался в бегство. Свет и тень плясали в такт музыке, которая нарастала – тревожные скрипки, гулкие удары литавр, имитирующие сердцебиение. Аксель стоял чуть в стороне, его руки двигались как у дирижера, одной рукой управляя потоками света, другой – звуковыми волнами. Он был сосредоточен, почти в трансе. Элара наблюдала за этим из-за кулис, завороженная представлением. Красота и драматизм сцены заставили забыть о ее собственном провале.

В кульминации, когда Волк, собравшись в пружину, готовился к прыжку, а Олень замер в смертельном ужасе, Элара не выдержала. Она сжала в кулаке карту "Звезда"и послала Акселю мысленное сообщение, вложив в него всю свою веру и поддержку: «Аксель… ты великолепен! Это невероятно! Мы все здесь, с тобой! Ты – звезда!»

Он на миг обернулся на источник голоса, его взгляд на мгновение встретился с ее взглядом из-под повязки. На его губах мелькнула едва заметная, благодарная улыбка. Он знал, чей голос только что пронесся в его голове. Он был благодарен за поддержку, но все-таки вздохнул с облегчением от того, что ему удалось сохранить концентрацию. Иллюзия не прервалась. Волк прыгнул – и в момент, когда его тень должна была накрыть Оленя, оба существа рассыпались на миллионы искрящих светлячков, которые взмыли вверх под купол и растворились, оставив после себя лишь тихий перезвон колокольчиков и легкий серебристый дождь из блесток. Олень возник снова в центре сцены, теперь светящийся изнутри мягким, добрым светом, а вокруг него зажглись сотни маленьких проекций-звезд. Номер не был долгим, но сюжет иллюзии отслеживался прекрасно. Гром аплодисментов потряс шатер. Аксель поклонился, смущенно улыбаясь, его лицо сияло от счастья и облегчения.

Пока Аксель принимал овации, за кулисами кипели страсти. Профессор, Чучун и Торнгаст уже обсуждали возникшую импровизацию. Профессор тер виски:

– Пробел, понимаете? – он показывал на воображаемую афишу. – "Перышки"– в конце, Мордейн уже была, Аксель – вот он… А что СЕЙЧАС? Публика не будет ждать вечно! Нужен номер – сейчас!

Чучун подпрыгнул, чуть не сбив Торнгасту очки:

– Есть номер! Готовый! Горяченький! Медведь и Крыса! Дуэт хищных радостей! – он лихо сделал сальто назад.

Торнгаст медленно поднял бровь из-под стекл очков:

– "Хищных радостей"? – пророкотал он. – Я – хищник. Ты -… закуска?

– Нет! Партнер! – заверещал Чучун. – Помнишь, как мы репетировали тот трюк с пологом? Когда ты меня…

– …запускал как пращу? – закончил Торнгаст, в его глазах мелькнуло подобие улыбки. – И ты кричал: "Я летучая мышь!"?

– Вот! Точно! – Чучун схватил медведя за лапу. – Профессор, он согласен! Мы можем! Это будет фурор! Странность – наше второе имя!

Профессор смотрел то на огромного медведя, то на маленького крысолюда:

– Вы серьезно? Сейчас? Без подготовки?

– Какая подготовка? – махнул лапкой Чучун. – Жизнь – подготовка! Мы – семья! Семья импровизирует! Да, Торныч?

Торнгаст тяжело кивнул:

– Семья. Помогаем. Вперед.

Элара, подслушавшая этот разговор, нахмурилась, задумавшись, как бы сделать объявление в более выгодном свете. Она быстро сообразила, как связать номера. Как только Аксель скрылся в кулисах под овации, она снова вышла на сцену, ее голос звучал загадочно и интригующе:

– Вы видели потрясающую сцену охоты от нашего Мистического Волшебника… – она сделала паузу, давая зрителям вспомнить волка и оленя. – Но бывает так, что хищники встречаются не только в природе… Они сходятся на сцене! И порой… происходит чудо! Не борьба, а танец! Не противостояние, а самая странная и радостная дружба! Она широко раскинула руки. – Где сила медведя сливается с ловкостью крысы? Где мощь танцует с невесомостью? Встречайте дуэт, который докажет – чудеса бывают самых неожиданных форм! Встречайте… Хищные Радости! ТОРНГАСТА и ЧУЧУНА!

Их номер начался эффектно. Из-за кулис раздался оглушительный рык Торнгаста. Затем огромный белый медведь запустил Чучуна своей недюжей силой! Крысолюд, как живая метеор, взмыл вверх с пронзительным криком: "Я ЛЕТУЧАЯ МЫЫЫЫШЬ!!!"Он перекувырнулся в воздухе и приземлился на сцену с размаху, но на удивление мягко отработанное движение. Не успели зрители опомниться, как сам Торнгаст следом кубарем вкатился на сцену с таким грохотом, что задрожали скамейки. Это было одновременно мощно и комично.

Их номер наполнился акробатическими моментами. Чучун взобрался на спину медведя. Чучун на катящемся, как огромный шар, медведе – это было нечто невероятное! Но крысолюд, балансируя хвостом и демонстрируя невероятную ловкость, умудрялся выдерживать баланс и исполнять головокружительные финты: стоял на руках на спине Торнгаста, прыгал через его лапы, пока тот перекатывался, а в кульминации Торнгаст подбросил Чучуна вверх, поймал его одной лапой и поставил себе на нос, где крысолюд отсалютовал публике. Зал ревел от восторга, смешивая страх перед медведем и восхищение дерзостью крысюка. "Странность"номера покорила всех. Профессор в кулисах вытер пот со лба и впервые за вечер расслабился. Цирк выживал. Несмотря ни на что.

Пока на сцене бушевали "Хищные Радости", а зал сотрясался от смеха и восторга, Зазз сражался не только за свою репутацию, но и за жизни зрителей. Его гоблинские уши, чуткие к любому диссонансу, уловили тревожный шорох и стон не с арены, а с задних рядов. Уже зная, что в зале может быть переполох, он был настороже, готовый к очередным негодяям, портящим настрой и выступления, чтобы проучить их, если вдруг что. Но то, что он увидел, заставило его кровь похолодеть.

Два зрителя, мужчина и женщина, лежали на скамьях будто замертво. Головы запрокинуты, лица бледные, губы с синеватым оттенком. Окружающие перешептывались, некоторые тыкали пальцами: "Перепили, наверное…". Но Зазз, помня, что опасность может быть за каждым углом, решил проверить. Он протиснулся сквозь ряды.

Подойдя, он потыкал их осторожно. Тела были теплыми. Вроде дышат, живые, но что-то не так. Слишком глубокий, хрипящий сон? Пригляделся, но ничего не понял и не увидел – явных ран не было. Тогда он вспомнил старый трюк гоблинских знахарей. Сжав кулак, он сосредоточился, и над его ладонью вспыхнуло маленькое, лечащее пламя – не обжигающее, а нежное, золотистое, излучающее тепло жизни. Он провел пламенем над лицами пострадавших, как бы согревая и пробуждая.

Один из них, мужчина, явно прохрипел, глаза закатившись под веками:

"..Ук… укус… ила… Кол… колено…"

В зале поднялось перешептывание. Что происходит? Кто-то отравился выпивкой? Плохо стало? Укус паука? У всех разные версии, тревога росла. Зазз не стал ждать. Бегом к профессору! Он пробирался вдоль кулис, едва не сбив пару статистов.

– Профессор! – зашептал он, задыхаясь, хватая старого конферансье за рукав. – Задние ряды! Двое – без сознания! Хрипят! Один про укус на колене пробормотал! Что за чертовщина?!

Лицо Профессора стало жестким, как камень. Он быстро сообразил масштаб беды. Паника из-за отравления зрителей могла разрушить цирк.

– Позови Элицию! Срочно! – приказал он Заззу. – А тех бедолаг… вон за те декорации, в медпункт! Перенеси! Но чтоб без лишней шумихи! Тихо! Он кивнул на двух крепких рабочих, стоявших рядом. – Вам помочь, Зазз? Или сам?

– Сам! – буркнул гоблин и помчался обратно, рабочие за ним.

Пока рабочие осторожно, под видом "помощи подвыпившим", уносили пострадавших за кулисы, Элиция уже подошла, ее лицо было сосредоточенным, а Щекотка тревожно извивался на ее шее. Она быстро осмотрела место, где лежали люди, понюхала воздух, затем склонилась над укусом на колене мужчины, который Зазз помог обнаружить – два маленьких, но глубоких прокола, окруженные быстро расползающимся темным отеком.

Элиция осмотрела укусы, и ее глаза сузились.

– Пепельные гадюки, – произнесла она тихо, но твердо. – Местные. Лесные. Очень ядовитые. Мои любимцы – более экзотичные и не такие… смертоносные. Она выпрямилась, ее взгляд стал острым. – Нужно искать выводок. Они где-то рядом. Тепло, темно, укрытие… Под лестницей, у фундамента шатра, в груде тряпья… Быстро!

Зазз ринулся искать. Его маленький рост и ловкость были преимуществом. Он нырнул под сиденья, обыскал щели у стен, заглянул под выносную лестницу для освещения… И довольно быстро нашел. Три змеи, тонкие, серо-пепельные с темным зигзагом на спине, свешивались с перекладин под самой сценой и шипели на него угрожающе, почуяв опасность.

Он было хотел избавиться от всех разом – щелкнуть пальцами и спалить их своим огнем. Но отмел эту мысль так же быстро. Не хотел устраивать горячую баню ребятам на сцене прямо над ним! Да и открытый огонь в шатре… Решил, что схватить их и обезвредить будет лучше. Он действовал молниеносно: одной рукой схватил первую змею за голову, у самого затылка, как показывала Элиция в теории, другой – вторую. Схватить у него вышло. Но обезвредить – нет!

Третья змея, самая проворная, мгновенно обвилась вокруг его руки, сжимаясь с удивительной силой. Вторая, которую он не успел как следует зафиксировать, вонзила свои клыки ему в запястье! Острая, жгучая боль пронзила руку. А третья уже извивалась, "облизываясь"в его сторону, готовая к атаке. Он явно почувствовал влияние яда: мир поплыл перед глазами, в глазах поплыло, ноги стали ватными, холодный пот мгновенно покрыл лоб. Сердце забилось неровно.

Но мысль была ясной: Спасти зрителей. Не дать им укусить еще кого-то. Помочь Элиции. Он решил закончить. Стиснув зубы, он схватил обмотанной рукой, той, что сжимала первую змею и была опутана третьей, змею за хвост и, не разбирая дороги, со всех ног поспешил к ребятам за кулисы, к Элиции. Каждый шаг давался с трудом, темнота наступала по краям зрения.

Он ввалился в кулисы, шатаясь, и протянул Элиции свою жуткую ношу: две змеи в руках, одна обвившая руку, кровь сочилась из укуса на запястье. Его лицо было землистым.

Элиция, увидев его, напичканного змеями и бледного как полотно, воскликнула с ужасом и укором:

– Ну не так же, глупыш! Не так! – Но действовала она молниеносно и без страха. Аккуратно, сноровистыми движениями, она снимала змей с Зазза. Пепельные гадюки, почуяв ее уверенность и, возможно, ее связь с рептилиями, ей без проблем покорялись, шипя, но не сопротивляясь. Она быстро запихнула их в прочный мешок, который тут же передала одному из рабочих.

Зазз, выполнивший свою миссию, уже лежал без сознания на полу, дыхание поверхностное и хрипящее. Элиция склонилась над ним, быстро осмотрела укус. Яд действовал быстро.

– Вон та склянка! – резко указала она на свою сумку с противоядиями, которую принесла с собой. – Зеленая, с серебристой пробкой! Дайте ему СРОЧНО! И воды! Много воды! – пока она убирала последнего змея с его ослабевшей руки, ее голос звучал командой, но в глазах читалась тревога. Гоблин был маленьким и яд мог быть смертельным. Элара схватила склянку и, приподняв голову Зазза, влила ему в рот горьковатую жидкость. Началась гонка со временем.

Видя, как бедолагам и Заззу становилось заметно лучше после опаивания противоядием и воды, цвет возвращался в их лица, дыхание выравнивалось, Профессор собрал всех свидетелей этого кошмара – рабочих, Элицию, очнувшегося Зазза – и сказал тихим, но железным тоном: