- -
- 100%
- +
Он подошел в плотную к Софи и положил ладони на ее хрупкие и гладкие плечи, на которых, к сожалению, он видел как перемещались целые горы. Софи никак не отреагировала на внезапное прикосновение. Она все продолжала стоять и мешать гороховый суп, периодически досыпая в кастрюлю разные специи, словно пытаясь добиться идеального вкусового баланса, который, вероятно, спровоцирует у Фибо мощную гастрономическую эякуляцию.
Фибо с волнением посмотрел по сторонам, словно пытаясь отыскать в незначительных предметах источник недостающей силы. Вопящие люди из телевизора обсуждали темы высокой инженерии и невероятные открытия в области физики. Они обсуждали космический корабль, которому, по мнению некоторых экспертов, было суждено разбиться.
– Ты в порядке?
За три года совместной работы она научилась слышать его ритмичные удары сердца и понимать насколько все плохо, ориентируясь лишь на глубину его вдохов и выдохов. Косой наклон глаз. Нерешительные жесты и мимика, которую Софи научилась читать так просто, словно это была инструкция к киндер сюрпризу.
Фибо берет ее теплые ладошки и все также загадочно дышит, понимая что это просто идеальный момент, для того чтобы озвучить финальную фразу. Он собирается духом, и проговаривает в голове это предложение еще несколько раз, пытаясь удостовериться, что оно звучит логично.
“Софи, дорогая, я устал от наших периодических встреч, которые длятся не более чем вечер. Ты за меня выйдешь?”
Колец еще не было, но это не повод не делать предложение, которое само по себе напрашивается. Особенно сегодня. В такой гармоничной атмосфере, которая показательно демонстрирует все прелести семейного быта.
С другой стороны, зачем ему торопится? Зачем портить вечер громкими заявлениями, тем более что впереди еще целые годы и сотни неразрешенных путей, по которым стоит пройти в самое ближайшее время. Фибо вспоминает Патрика Финча, который благосклонен к их команде и с каждым новым месяцем наваливает все больше работы, проверяя их талант на прочность. Фибо думает о том, что проект под названием “Карьерный Рост” еще не окончен и в данный момент требует первостепенного внимания.
Фибо вдыхает аромат переваренного гороха, предвкушая весь спектр эмоций, который нахлынет на него, едва он его попробует. Только что висевший на языке вопрос стремительно заползает обратно в темное логово, откуда Фибо вытаскивал его с такими усилиями. Софи отпускает его руки и отворачивается к телевизору, разорвав невидимую нить, которая связывала их души еще пару секунд назад. И которая теперь безвольно болталась в пространстве, с опасно оголенными проводами.
– Думаешь они когда-нибудь вернутся?
Фибо поворачивает голову в бок, где экран телевизора транслирует прямое включение. Оператор фиксирует каждое движение группы космонавтов, которые, как какие-то супергерои из вселенной Дисней, беспрецедентно переступают через здравый смысл и продолжают движение к космическому шаттлу. Голос за кадром зачитывает сухую статистику. Он информирует зрителя о том, что космическое судно использует новые двигатели. И новое современное топливо, которое до сегодняшнего дня было только в умах дешевых прорицателей и сценаристов, которые трудятся над фантастическими новеллами. Он говорит о том, что группа славных ребят вернется не раньше чем через 9 лет, если начинать вести отсчет с того момента, как их корабль окажется за пределами нашей орбиты.
– Я не знаю – едва слышимо отмечает Фибо, а после целует Софи в губы и кладет руки на талию. Яркий запах сладких духов поражает восприятие реальности и он снова проваливается в свои яркие фантазии, которые сегодня реальны. Он берет ее на руки и они утопают в страсти прямо на кухонном столе, игнорируя долбаный телевизор. Краем уха Фибо слышит те самые реактивные двигатели, которые активировали движение огромной металлической машины, которая уносила экипаж в глубины галактики.
Под яростные стоны двух влюбленных людей шаттл капитана Килкенни растворяется в бесконечном пространстве.
* * * * *
Момент упущен. Его больше нет.
Фибо пытается сосредоточится на Дэнди, которая снова держится за микрофон и поражает зрителя своими яркими фразами и колоритными метафорами, которые вылетают из ее рта со скоростью автоматной очереди. Каждое слово в цель. Каждое предложение – уникальное сочетание харизмы и опыта, упакованное в яркую этикетку и поданное на хрустальном блюдечке.
После пламенной речи она аккуратно отступает в сторону, позволяя оператору сделать хороший кадр и запечатлеть исторический момент, который уже завтра будет светится на первых страницах всех глянцевых журналов и дешевых ежедневных газет. Такой кадр, на котором космический шаттл, с единственным человеком на борту приземляется на широкие металлические ножки, под звуки увесистых бандур. Под звонкий бой оглушающих барабанов и визг позолоченных саксофонов, который практически исчезал в гомоне взволнованной публики. Люди кричали какие-то молитвы, а после стирали руки в продолжительных и громких аплодисментах. В этом хаосе разрозненных звуков Фибо даже не слышит как открывается люк, ведущий в глубины космического шаттла. А уже через секунду на поверхности летательного аппарата показался человек, стоящий на трясущихся конечностях и с улыбкой на лице смотрящий на всю эту церемонию, которую развернули в его честь. Эшер Флейм поднял руку вверх, заглушая трубачей и арфистов, которые тут же опустили инструменты вниз, обрывая свое выступление.
– Я приветствую всех и каждого, кто сегодня стоит здесь.
Колючий и жесткий голос вонзается прямо в уши и Фибо чувствует легкий дискомфорт.
– Я приветствую всех, кто смотрит меня прямо сейчас по телевизору и разделяет со мной радость этого великого дня.
В акцентированных промежутках, которые Эшер непроизвольно выдерживал, пытаясь привыкнуть к базовым условиям, которые присутствуют на нашей планете, стояла абсолютная тишина. Крошечные людишки с оцепенением вслушивались в каждое его слово, пытаясь проникнутся глубинной этого момента и зафиксировать каждую его реплику, словно перед ними стоял вновь рожденный Мессия.
– Я знаю, что многих из вас интересуют подробности моей миссии, и в особенности информация об остальных членах экипажа, которые к моему глубокому сожалению, героически погибли.
Эшер нервно почесал затылок, взъерошив черные сальные волосы, которые в то же мгновение намертво зафиксировали свое положение, будто сдобренные дешевым гелем.
– И я утолю вашу жажду. На специальном мероприятии, которое состоится ровно через месяц я выступлю с докладом и отвечу на все ваши вопросы. А сейчас прошу меня простить. Мне нужен отдых.
Публика вспыхнула новыми овациями, а Эшер Флейм при помощи двух людей, облаченных в полное военное обмундирование спустился вниз по специально подготовленному трапу, который все это время прятался в тени за их спинами. Едва его ноги коснулись серого асфальта, из толпы показалась всеми узнаваемая женщина с двумя черноволосыми подростками, которые быстро направлялись в сторону шаттла, пытаясь поскорее оказаться в объятиях родного папы. Эшер утонул в поцелуях Марты, которая буквально повисла на его тонкой шее, словно намереваясь задушить его на глазах у всего мира. А дети просто стояли рядом, с самым счастливым видом, который только можно было изобразить четырнадцатилетнему ребенку. Через пару мгновений к нему подоспел и президент в окружении верных соратников, затянутых в тугие пиджаки и белоснежные рубашки, с едва различимыми полумесяцами на воротничках, нарисованных при помощи постоянного трения нежнейшего хлопка о поверхность потного тела.
Они обменивались рукопожатиями и едва слышимо произносили дежурные реплики, высказывая благодарность, за то что никогда друг для друга не делали. Тонкости глубочайшей политики в полном ее проявлении, под холостые щелчки высококачественных фото ударов. Эшер давно не был на нашей планете и даже не подозревал о том, как устроены современные правила. Написанная тобой история в конце концов станет достоянием действующей партии. А все твои подвиги будут выкроены и перекрашены, под тот стиль и цвет, который прямо сейчас актуален в обществе. На тот нужный манер, который позволит дряхлому, умирающему старику продолжать трудится на политическом поприще.
Заиграл государственный гимн. Люди вклинивались в приятные аккорды своими менее приятными голосами и пели так, словно от громкости звука зависела жизнь всего человечества. Какая-то молодая девушка, появившаяся словно из ниоткуда, начала вешать на их головы гавайские бусы, цвета яркого солнца, которое можно увидеть лишь на закате. После нее, в тесном кругу Эшера и его жены стали появляться новые люди, которые не упускали возможность прикоснуться к его волосам и телу. Кто-то просил автограф. Большинство из присутствующих просто ограничивались селфи, которые тут же постились и репостились в социальной платформе и набирали миллионы лайков за считанные секунды.
Фибо продолжал наблюдать за всем этим праздником жизни, на котором звезд было больше, чем на ночном небе. Улыбки ярких губ. Безукоризненные движения элегантных тел, которые, наверняка, были сотни раз отрепетированы и поставлены профессиональными хореографами в специальных студиях. Звон хрустальных бокалов под открытым небом, которые, как и девушка с гавайскими бусами, возникли из чистого воздуха. Вопреки всему, Фибо определенно чувствовал себя не так, как должен себя чувствовать человек, оказавшийся свидетелем столь редких событий. Живот у него крутило, и стоило ему посмотреть в лицо Эшера Флейма как внутри возникали загадочные покалывания. Будто грязные ногти, которыми медленно царапали самые недра его духовной субстанции.
Он задержал воздух и постарался отыскать терпение, которое стремительно покидало его обессилевшие тело, пронзаемое болезненными судорогами. Дэнди же безучастно ловила мух и задумчиво сканировала то шаттл, который теперь стоял в стороне и больше не представлял никакого интереса. Иногда она бросала взгляд на самого Эшера и Фибо чувствовал ее внутреннее напряжение, которое она изящно скрывала под милыми наклонами головы и короткой улыбкой. После того как Дэнди выдала лучший репортаж в его жизни, Фибо теперь даже не знал как ему реагировать и чего еще ждать от человека, в рукаве у которого припрятаны козырные масти.
Словно ощутив его беглый взгляд, девушка сделала небольшой шаг и оказалась возле его плеча, на достаточном расстоянии для того чтобы не мешать съемочному процессу. Но в то же время достаточно близко, чтобы Фибо мог расслышать ее слабый шепот, практически исчезающий под этим безоблачным небом, на котором солнце уже висело в зените.
– Как будто ходячий труп.
Фибо не отреагировал. Но мысленно согласился с ее субъективной оценкой и почувствовал внезапное облегчение. До того как Дэнди произнесла эту реплику, он уже было засомневался в реальности происходящих событий. Люди, окружающие мистера Флейма, как будто бы намеренно игнорировали его внешний вид, доводивший Фибо до исступления.
Рот был растянут в улыбке, но Фибо сомневался, что ему по настоящему весело. Этот пот, стекающий по его бледному лицу, на котором выступили вены. Эти мертвые глаза, вокруг которых словно черным мелом вывели идеальную окружность, которая отвечала всем характеристикам геометрической фигуры. Этот стальной взгляд, внутри которого гулял ветер и иногда кричали обездоленные киты, которым было не суждено отыскать своего партнера. В этих жутких глазах можно было отыскать многое, о чем обычно люди привыкли молчать и не делиться даже с самыми близкими. Фибо смотрел туда как в черную бездну и не мог остановится. Не мог заставить себя сместить угол обзора или хотя бы переключится на что-то более светлое.
Внутри Эшера Флейма была тьма.
Тьма, которую он захватил с собой из далекой вселенной.
4
Вагон 19 / Место 26
Когда напряжение достигало пиковых значений, Софи автоматически погружалась в глубокий транс. Так было всегда. С самого раннего детства. Конфликтная среда внутри твоей семьи способна воспитать в тебе дипломата, который с легкостью читает эмоции других людей и практически всегда сохраняет невозмутимое спокойствие даже в самых патовых ситуациях.
Софи кладет палец в рот, чувствуя солоноватый привкус, который почти сразу же сменяется приторной горечью, от которой становится немного не по себе.
Дерущиеся на кухне родители это не только психологическая травма, которая будет преследовать тебя в каждом приветственном кивке, который ты будешь посылать даже самому не дружелюбному человеку, но и урок. Замечательный вводный курс, который знакомит тебя с прелестями житейских проблем, из которых, очень часто, нет выхода.
Что делать когда взбунтовавшийся родитель прикладывает кулаком другого родителя, игнорируя твое существование, которое еще пару секунд назад мирно протекало в твоей детской комнатке, лишенное стрессов и тревог?
Софи поддевает тонкую кутикулу и щепетильно работает передними резцами, словно хирург скальпелем, отделяя тонкую полоску кожи от миндалевидного ноготка.
Как поступить, если суть проблемы и поведение ее участников находятся за пределами твоего осознания и единственное на что ты можешь повлиять это пол, который с каждым новым ударом и криком все больше пропитывается теплой мочой, выходящей из твоего организма под давлением первобытного страха?
Софи выходит из прокрастинации, обнаружив маленькое отверстие в своем мизинце из которого медленно сочилась алая кровь, периодически капающая на белую бумагу с пунктирными линиями. Жирные точки рисовали новую дорогу, которая надрывалась и исчезала, но потом снова появлялась в виде яркого красного маяка призывающего безоговорочно следовать за ним.
Секунда. Маяк.
Секунда. Новая метка.
Карта сокровищ посреди бела дня прямо на твоем ковре, ведущая к мгновенному взрослению.
Облизнув мизинец, Софи аккуратно обернула его липким пластырем, после чего приступила к генеральной уборке своего стола, пытаясь разгрузить нагроможденное пространство. Спустя десяти минут, ее стол выглядел как прежде. Стопки листов слева. Колонны глянцевых фотоснимков справа.
На черной столешнице, которая практически полностью поглощала теплый свет тусклого ночника осталось лежать всего лишь несколько предметов: ручка и блокнот. И еще фотография. Элизабет Андерсон лежит на сером бетоне в луже собственной крови и загадочно смотрит куда-то вдаль. Словно над ее головой не заплесневелый потолок с элементами потрескавшейся штукатурки, а ночное небо усыпанное яркими звездами.
Почему Элизабет не воспользовалась центральными выходами?
Софи вписывает предложение в пустую страницу, словно надеясь что блокнот сможет ответить на этот вопрос. Но блокнот молчит. Как и улица, на которой нет ничего, кроме ослепляющей темноты и звенящей тишины, в которой отсутствуют любые признаки жизни.
Почему Элизабет так стремилась попасть именно в эту дверь?
Она щелкает мышкой и сохраняет изображение на свой компьютер, после чего заходит в настройки принтера и запускает печать. Через несколько секунд свежеиспеченное фото выпрыгивает из недр черной машины и плавно приземляется на специальный держатель, выполненный в виде прочного пластикового поддона с небольшим углублением посередине.
Свернув лист пополам, Софи аккуратно вложила в него глянцевый фотоснимок и после упаковала все в блокнот, затянув содержимое кожаного ежедневника плотной резинкой, которая за длительное время использования давно потеряла свой безупречный цвет.
Она встает из-за стола, игнорируя жгучее желание запустить очередной палец в рот и изгрызть его до кровавых потеков. А после проходит сквозь пугающую темноту, внутри которой конечно же никого нет. Она это знает. Софи давно потеряла веру в духовность и жизнь, которая может существовать за пределами физических постулатов и математических парадоксов. Темнота – это просто отсутствие света. Метафорический сосуд который ты наполняешь собственными страхами и пережитым опытом, который тщательно скрывается под слоями эластичной кожи, до тех пор пока не погаснет свет. А ты не останешься в одиночестве в окружении напрягающих пустот, которые необходимо чем-то заполнить.
Софи поднимается на второй этаж, и проходит по маленькому коридору, который заканчивается просторной гардеробной. Широкие шкафы, состоящие из сколоченных наспех досок разных цветов и размеров были набиты самыми диковинными вещами, которые только можно было увидеть у здравомыслящего человека, занимающего серьезную должность в крупной телекоммуникационной компании.
Щелкнув выключателем, Софи на мгновение задержалась у входа и быстро посмотрела в экран смартфона, внимательно изучая пропущенные звонки и читая оставленные смс. Фибо звонил дважды и трижды писал, пытаясь выяснить что случилось и куда она пропала, после того как в спешке покинула офис и отправилась на встречу непонятно с кем.
Софи занесла палец над иконкой телефонной трубки, но тут же одернула его обратно, понимая, что на дворе глубокая ночь. А Фибо сладко спит, пуская слюни на свою подушку, от которой на утро будет разить всякими зловониями, от которых с легкостью может стошнить. Если вдохнуть достаточно глубоко.
“Пусть хоть кто-то сегодня поспит”, она убирает телефон обратно в карман, и пересекает гардеробную по диагонали и встает напротив странного, старого пуховика, цветом спелой малины. Плечи и спина испачканы в краске, а вся правая часть, от ключицы до пояса представляет собой одну сплошную дырку, из которой неряшливо торчит пожелтевший пух. Молния не работала, а капюшон был наполовину оторван, как и оба кармана, которые вяло болтались по сторонам и не представляли никакой существенной пользы. Рядом с пуховиком стояли не менее старые и не менее отталкивающие ботинки, сделанные из низкокачественного красного дермантина и покрытые лаком. Высокий каблук был инкрустирован разноцветными стекляшками, имитирующие драгоценные камни, которые наполовину потрескались, а на вторую половину отвалились, отчего в пустых местах зияли бледные пятна засохшего клея. Образ дополнила длинная туника серого цвета с акцентированным запахом кошачьей мочи, которую Софи никогда не стирала. В отличии от других вещей, этот раритет был герметично запечатан в полиэтиленовый пакет со специальной молнией желтого цвета.
Нарядившись в это тряпье, Софи встала у зеркала и внимательно оценила свой образ, придирчиво выискивая любые детали, которые могли бы выдать в ней человека с городской пропиской и нормальной работой.
Перед самым выходом она раскрасила губы багровой помадой, намерено проводя кривые, жирные линии, которые не имели ничего общего с контуром ее губ. И натянула парик. Жесткие черные волосы в некоторых местах сплетались мертвыми колтунами, от которых невозможно было избавится не прибегнув к электромашинке. В дополнение ко всему Софи нацепила треснувшие солнцезащитные очки ярко-зеленого цвета с отсутствующими носоупорами и выгнутыми наружу металлическими дужками, из-за которых оправа медленно сползала вниз по переносице, норовя упасть.
– Последний штрих.. – Софи взяла флакончик березового цвета и сделала несколько распылений в области шеи, после чего открыла дверь и вышла наружу.
Часы, отображаемые на экране ее смартфона показывали 2 часа ночи и как только дверь с грохотом закрылась, оставленный гаджет озарил мрачную комнату приятным свечением. Вибрация волнами распространялась по периметру ее жилища, и складывалось впечатление будто сами стены начинали дрожать под влиянием этого крошечного аппарата, который все никак не умолкал.
За окнами послышался рев двигателя, и шум мелкой шебенки, хрустящей под колесами машины, которая стремительно удалялась в даль, разрезая густую темноту ярким светом ксеноновых фар.
* * * * *
Группа людей, облаченных в светоотражающие жилеты, растянулась вдоль дороги, создав яркую километровую линию прямо напротив входа в железнодорожный вокзал. Мужчины и женщины топтались на одном месте, держа в руках белые ватманы, на которых разноцветными фломастерами были выведены те или иные догмы, периодически находящие отклик в сердцах людей, которые проезжали мимо и поддерживали акт гражданского неповиновения громкими визгами автомобильных клаксонов.
– Шестая забастовка за последний месяц. Думаешь нам есть чего опасаться?
Джек задумчиво окинул взглядом толпу, останавливая свое внимание на милой рыжеволосой женщине держащей на вытянутых руках небольшой листок белой бумаги. Изящные буквы выделенные черным маркером гласили: “…паршивые овцы, обретшие мысль…”
– Каждый раз их становится все больше. Если ничего не предпринять, в конце концов мы можем оказаться в очень затруднительном положении. – Джек вытаскивает из кармана билет, и намерено кладет его на колени. Свет уличных фонарей проникает через открытое окно и их теплые лучи падают прямо на маленький клочок пергамента. Джек поправляет билет так, чтобы название города было максимально на виду и не затемнялось от движений его рук или головы. После продолжительной паузы, он как бы невзначай кладет билет обратно в карман и делает глубокий вдох.
– А что мы можем? – Пол плюнул в открытое окно, после чего вытащил из кармана пачку сигарет и закурил. – Согласованная акция протеста находится за пределами нашей зоны ответственности.
Он сворачивает губы трубочкой и выпускает несколько небольших колечек, которые, покидая салон автомобиля, практически сразу же растворяются в воздухе.
– У них есть все необходимые документы, для того чтобы стоять здесь. Прямо посреди ночи. И донимать жителей и туристов города своими кислыми рожами и зелеными жилетками.
Джек непринужденно кивает головой в знак согласия и продолжает перечитывать загадочное послание. Снова и снова. Будто мантру. До тех пор, пока смысл слов не теряется в его подсознании, а буквы не начинают казаться странными и запутанными. Как будто таких слов вообще не существует в природе. И никогда не существовало.
– Верно, документы у них есть, – он отрывает взгляд от рыжеволосой красотки и заколдованной надписи, которая словно по волшебству приковывает его внимание.
– Вот только кто подписывает эти документы?
Под сводчатыми потолками большого вокзала располагалось множество продуктовых магазинов и красочных сувенирных лавок, сверху донизу забитых разным барахлом с символикой города. Стеклянные шары и керамическая посуда, шкуры диких животных и изысканные деликатесы, приготовленные по специальному рецепту, который неведом миру. В погоне за последней возможностью урвать уникальный подарок, перед тем как поезд увезет тебя из славного и старинного Литл Гэмпа, тупоголовые туристы выстраивались в длинные очереди и отдавали последние деньги, убежденные в том, что любая из этих безделушек имеет хоть какую-нибудь историческую ценность.
Зато книжный магазин был по обыкновению пуст. Ветер бродил по хитросплетениям дубовых рядов, и в глухой тишине, лишенной человеческих голосов, можно было услышать слабый шум, доносящийся из главного Холла, который, проникая сквозь все эти белоснежные страницы и яркие корешки, казался слабым и далеким. Словно кто-то пытался что-то сказать, находясь от тебя на расстоянии километра.
Джек прошелся вдоль ряда, внимательно оценивая взглядом разные экземпляры. Детективы и ужасы. Мировые бестселлеры и низкокачественная беллетристика, упаковка которой горела ярче остальных. Все не то. Он свернул за угол, проходя через ряды неумирающей классики, и в конце концов нашел что искал. Взяв книжку, Джек открыл ее посередине и вдохнул аромат печатных станков и химических соединений, используемых при производстве любой современной книги. Где-то на самом дне, он ощутил концентрированный запах дешевого клея, используемого для проклейки массивного корешка, едва удерживающего под собой 775 страниц абсолютного шедевра. Обернувшись по сторонам, Джек убедился что он один, после чего выудил из кармана маленький карандаш, грифель которого больше напоминал хирургический скальпель и начал писать.
Одну строчку… Вторую… Третью…
Подобно древним племенам, отбивающим на скалах угловатые рисунки и магические символы, Джек трепетно выводил каждую букву, в надежде что его послание будет обнаружено. А секрет раскрыт.
Закончив свое маленькое преступление, он вернул книгу на полку и поспешил уйти.
Оказавшись на другой стороне вокзала, Джек быстро нашел необходимую платформу и поезд, который дожидался посетителей, широко раскрыв свои металлические двери. Рядом с вагоном, обозначенным цифрой 15 стоял проводник и задумчиво потягивал трубку. Худой и длинный, будто фонарный столб, в которого вдохнули жизнь при помощи древней магии.
– Доброй ночи сэр… – вишневый табак окутывает его серые глазницы и иссушенное, словно обескровленное лицо, на котором отчетливо просвечиваются тонкие вены и сухожилия.
– Доброй ночи – бросил в ответ Джек, не имея ни малейшего желания перекидываться банальными фразами с незнакомым человеком. Он быстро проскользнул в вагон и отыскал свое место, номер которого, по какой-то нелепой случайности совпадал с днем его рождения, которое, по еще более загадочным обстоятельствам, являлось сегодняшним днем.