В сердце Аэрии, перекрестка бесчисленных миров, Лина несет свою вечную вахту. Она – Страж Небесных Врат, хранительница хрупкого Баланса вселенной, ее жизнь подчинена древним законам и ледяному одиночеству долга. Каждый ее день – симфония порядка, где нет места ошибке, сомнению или… чувству. Но этот незыблемый покой рушится, когда из запечатанного, умирающего измерения Ксерон на порог ее мира падает Кай – принц из плоти, крови и отчаяния.
Его мир гибнет, отравленный древним злом, его звезды гаснут, а народ обращается в пепел. В глазах Лины, в магии Врат, он видит последнюю, невозможную надежду. Помочь ему – значит нарушить все клятвы, рискнуть стабильностью миллионов миров, ступить на путь, с которого нет возврата. Отказать – значит обречь Ксерон на забвение и позволить агонии одного мира отравить корни самой Аэрии.
Движимая состраданием, которое пугает ее больше любой угрозы Балансу, Лина решается на немыслимое. Вместе с отчаянным принцем она отправляется в опасное путешествие по лабиринтам иных реальностей – от пыльных хранилищ запретных знаний до ревущего хаоса миров-штормов. Вынужденное сотрудничество перерастает в запретную связь, хрупкую нить между двумя душами из разных вселенных, натянутую над бездной.
Но чем ближе они становятся, тем страшнее цена их поиска. Спасение Ксерона требует немыслимой жертвы, ритуала на грани безумия, прикосновения к первозданному Хаосу и огню звезд, способному как исцелить, так и испепелить дотла. Лине предстоит сделать выбор – между долгом и сердцем, между законами ее мира и законами сострадания, между сохранением Баланса и платой за надежду.
Готова ли она сгореть в чужом огне ради спасения мира, который никогда не станет ее домом? И что останется от нее – и от Вселенной – после того, как будет заплачена эта цена? «Стражи Небесных Врат» – это история о любви, рожденной на пепелище миров, о жертве, меняющей суть реальности, и о том, что истинное равновесие иногда требует не порядка, а смелости шагнуть в неизведанное.
Генадий Алексеевич Ени
Глава 1: Тишина Между Ударами Сердца Миров
Аэрия не знала времени года, лишь вечное послесвечение – разлитый в воздухе покой мириадов измерений, чьи дыхания сливались в беззвучный хорал у подножия Небесных Врат. Лина впитывала эту тишину кожей. Она стояла на обсидиановой террасе перед Аркой Тысячи Рассветов – венец творения Древних, капризный и могущественный инструмент Равновесия. Ее поверхность, иссиня-черная, словно застывшая ночь космоса, была испещрена серебряными венами, что пульсировали неровно, гипнотически – то ярче Млечного Пути, то почти неразличимо, как затухающая мысль. От камня исходило дыхание – слабое тепло и тончайший аромат озона, смешанный с призрачным благоуханием луноцвета, невидимого цветка, что пил магию Врат и распускался лишь в снах Стражей.
Прикосновение к контрольной консоли – ритуал, въевшийся в кровь. Пальцы в тонких перчатках из кожи звездного ската – дар Наставника на посвящение – нашли привычные углубления на камне, еще хранившем тепло ее предшественников. Проверка резонансных частот, калибровка гравитационных якорей, запись в Хроники – симфония долга, исполняемая миллионы циклов. Но под этой заученной мелодией всегда звучал иной мотив – тихий, щемящий. Одиночество.
Оно не было просто отсутствием кого-то рядом. Оно было самой сутью Аэрии для нее – холодный блеск пола под ногами, гулкие коридоры Храма Равновесия, где шаги отдавались эхом вечности, безразличные взгляды звезд-измерений на бархате не-неба. Другие Стражи были функциями, винтиками великого механизма Баланса. Элар, ее Наставник, чье сердце, казалось, было высечено из того же обсидиана, что и террасы. Молодые – такие же, как она, замкнутые в своих секторах, своих сменах, своих страхах нарушить хоть ноту в великой партитуре. Они были созвездием одиноких солнц, разделенных бездной долга. Близость – роскошь, непозволительная тем, кто держит на плечах хрупкое равновесие реальностей.
Баланс, – шептали Врата. Отрешенность, – вторило им эхо в пустых залах ее души.
Иногда, в часы затишья, когда пульсация Арки становилась медленной, как дыхание спящего бога, Лина позволяла себе поднять взгляд к туманным пятнам чужих вселенных. И запретная мысль, острая, как осколок льда, колола сердце: каково там? В мире, где звезды – просто звезды, где есть рассветы и закаты, где жизнь не служение, а… просто жизнь? Где можно плакать, не боясь размыть руны на контрольной панели?
Она коснулась пальцем сигнальной руны. Стабильно. Усыпляюще стабильно. И та часть ее существа, что еще помнила себя не механизмом, а живой душой, изнывала от этой предсказуемости. Жаждала… сбоя? Нет, не хаоса. Скорее, знака. Ответа на безмолвный вопрос: есть ли в этом бесконечном уравнении место для переменной по имени Лина?
И словно в ответ, воздух перед Аркой дрогнул, стал плотным, как вода перед грозой. Запах озона сменился гарью и предчувствием разрыва. Серебряные вены на Вратах забились в лихорадке, вспыхивая агонизирующим, мертвенно-бледным светом. Руны на консоли взвыли багровым – сигнал такой чистоты и силы, что его не видели со времен Войн Искажения. Несанкционированный прорыв. Катастрофический уровень.
Секунда растянулась в вечность. Тренированное тело среагировало раньше мысли – стойка, рука на фокусирующем кристалле у пояса, дыхание замерло. Все чувства обострились до предела. Угроза. Нарушение. Вторжение. Древние слова протокола впечатались в сознание огненными буквами.
Арка застонала – низкий, дребезжащий звук ломающегося льда или трескающейся реальности. Из ее зева выплеснулся слепящий столб лазурного огня, смешанного с золотой крошкой звездной пыли. Лина заслонилась рукой, чувствуя жар на коже сквозь перчатку.
А потом свет опал, оставив на обсидиановой платформе, там, где мгновение назад была лишь пустота, фигуру. Согнувшуюся, окутанную рваным плащом, посыпанным пеплом и звездной пылью, что не сияла, а тускло тлела, как угли догорающего мира.
Глава 2: Гость из Пепла
Он стоял на коленях, опираясь одной рукой о платформу, тяжело дыша. Из-под спутанных темных волос, прилипших ко лбу, капал пот, смешанный с кровью. Вторая рука была прижата к боку, и сквозь рваную ткань его одеяния – странного кроя, из материала, похожего на застывший лунный свет, но тусклого и грязного – проступало багровое пятно. Оно расползалось медленно, нехотя, словно сама кровь устала течь.
Запах. Ударил в ноздри прежде, чем Лина успела осмыслить увиденное. Не только озон и гарь от прорыва. Пахло пылью дорог, которых нет ни в одном из известных ей миров, холодной сталью, засохшей кровью и… чем-то еще. Неуловимо знакомым и чудовищно неправильным. Словно аромат редчайшего цветка, который начал гнить изнутри. Запах агонии целого мира.
«Объект на платформе! Идентифицируй себя! Назови свое измерение!» – Голос Лины прозвучал резко, как треснувший кристалл. Авторитет Стража – ее щит, ее единственное оружие сейчас. Но за этим щитом сердце билось птицей, пойманной в силки. Врата Тысячи Рассветов. Они вели лишь в мертвые зоны, в схлопнувшиеся карманы реальности, откуда возврата нет. Этот… он не должен был быть здесь. Он не должен был быть.
Незнакомец медленно поднял голову. Его лицо было словно высечено из мрамора скорби – высокие скулы, прямой нос, упрямая линия подбородка, но покрытое сетью тонких морщин усталости, которых не должно быть у столь молодого существа. И глаза… Когда его взгляд встретился с ее, Лина почувствовала, как холод пробежал по спине, игнорируя тепло Арки. Темные, как сама бездна между мирами, но в самой глубине – не свет, а отблеск догорающего костра. Упрямство. Воля. И такая нечеловеческая мука, что хотелось отвести взгляд, спрятаться, закрыть Врата навсегда.
«Я… Кай, – голос был хриплым шепотом, словно он разучился говорить. Но даже в этом шепоте звучали ноты металла – привычка отдавать приказы. – Наследный принц Ксерона». Он запнулся, словно само название мира причиняло ему физическую боль. «Мира, который… обращается в пепел». Он попытался встать, но ноги подогнулись, и он снова упал на одно колено, хватаясь за бок.
Лина шагнула вперед – инстинкт, древний, как само сострадание, – но тут же замерла, словно наткнувшись на невидимую стену Протокола. Угроза. Неизвестный фактор. Максимальная осторожность.
«Ксерон? – Ее разум лихорадочно просеивал архивы памяти. – Имя вычеркнуто. Категория ‘Угасшие’. Врата запечатаны эоны назад по причине необратимого энтропийного распада».
«Законы… теряют силу, когда мир кричит от боли, – Кай криво усмехнулся, и капля крови сорвалась с его губы, упав на безупречный обсидиан платформы крошечной, вызывающе-красной кляксой. – Отчаяние… оказалось сильнее ваших печатей. Вы – Стражи. Легенда о вас – единственная соломинка, за которую мы цепляемся, пока тонем». Он зашелся кашлем, сухим, раздирающим.
Лина смотрела на него, и мир внутри нее раскололся. Страж видел нарушение законов Вселенной, брешь в Балансе, потенциальную заразу, принесенную из умирающего измерения. Женщина… видела агонию. Не абстрактную, а живую, дышащую, истекающую кровью на ее безупречно чистом посту. Видела храбрость на грани безумия. И видела отражение своего собственного одиночества в его бездонных глазах.
Рука, сжимавшая кристалл, предательски дрожала. Она чувствовала пульсацию его боли так же ясно, как пульсацию Врат. Разве Баланс – это просто цифры на шкале? Разве он не измеряется еще и слезами?
«Ты ранен, – сказала она, и голос прозвучал глуше, чем она ожидала. Словно говорил кто-то другой. – И твое присутствие здесь… ставит под угрозу все. По Протоколу, я должна…»
«Знаю, – Кай прервал ее, снова поднимая взгляд. Теперь в нем не было ни капли мольбы, только мрачная уверенность обреченного. – Но если мой путь закончится здесь, то вместе со мной умрет последняя искра надежды для миллионов. Подумай, Страж. Какая чаша весов перевесит? Жизнь одного нарушителя – или агония целого мира, которая, возможно, уже отравляет корни вашего драгоценного Баланса?»
Он выпрямился, превозмогая боль, опираясь на невидимую силу своей воли. И в его глазах, в самой их глубине, на мгновение вспыхнул тот самый догорающий костер – гордость принца, не сломленного даже перед лицом небытия. «Я не прошу пощады. Я прошу… услышать».
Тишина упала между ними, тяжелая, как саван. Лишь Арка тихо гудела, словно древний механизм, решающий немыслимое уравнение. И Лина, Страж Небесных Врат, хранительница Баланса, почувствовала, как фундамент ее мира, ее долга, ее самой – дал первую, тонкую, но необратимую трещину.