Жена вождя выходит на охоту. Роман

Иллюстратор Камила Акмаева

© Эльмира Алейникова, 2018

© Камила Акмаева, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4490-7504-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День первый

Кипя от злости, вжимаю педаль газа в пол так, что машина не едет, а летит по пустынной дороге, мягко подпрыгивая на многочисленных «спящих полицейских». Ветер из открытого окна холодит разгорячённое лицо и путает и без того непослушные пряди, но и он не может помочь мне успокоиться и сбавить обороты. С остервенением крутя баранку, чтобы не попасть в глубокие выбоины, заполненные дождевой водой, матерюсь во весь голос, в очередной раз рассказывая мужу о том, что я думаю о нём, его мамочке и об этом осточертевшем дурацком городе, в котором за десять лет, что я здесь осела, так и не установили светофоры на перекрестках. Я не говорю о тех нескольких мигающих невпопад недоразумениях в центре, на которые никто никогда не обращает внимания. Ору специально на русском языке, прекрасно зная, что Джонатан не поймёт ни одного моего слова. И вообще, я не уверена, что муж меня слушает, только это не имеет никакого значения. Мне нужно просто-напросто выговориться. И для этого он подходит лучше всего. Во-первых, ни черта не понимает по-русски; во-вторых, не видит моего искажённого и красного от злости лица, так как говорим мы по телефону, подключенному к радиоприёмнику; а в-третьих, я знаю, что он не рассердится, а наоборот, придя вечером с работы, будет особенно предупредителен со мной, словно с неразумным подростком, переживающим пубертатный период. Так почему бы не поорать и не выплеснуть накопившуюся досаду? Последствий не будет, так что вперед, Ольга! И я визжу как раненый кабан, не стесняясь в выборе выражений. Вот оно – филологическое образование! Не подводит, подсовывая вовремя фразы одна другой красноречивее и витиеватее, в которых что ни ругательство, то про мать его…

Взбесилась я сегодня именно из-за неё, его матери. Заезжая утром во двор, где расположился детский сад, с близнецами Мими и Томи, первое, что я увидела на игровой площадке, была «красная гора», машущая мне обеими руками. В красном шёлковом платье и такого же цвета широкополой шляпе, разлюбимая свекровь Жанет не просто бросалась в глаза на фоне спокойной зелени сада, а приковывала взгляды. Не успела я припарковаться, как «красная гора» довольно резво для её комплекции соскочила с места и засеменила навстречу, сложив густо накрашенные губы «бантиком» и широко расставив руки. На одной висела, о, боже, ярко-красная лакированная сумка. Ни дать ни взять, пожарник! Только вместо огнетушителя на руке болтается огромная торба. Мими и Томи с радостным визгом побежали к Жанет, которая, потискав и расцеловав их, сначала оставила вульгарные отпечатки помады на детских смуглых щёчках, а затем, достав платочек и послюнявив его, стала усердно вытирать следы поцелуев, чем вызвала слёзы Мими, которой не понравилось, как бабка тёрла её нежную кожу. Но та уже вытаскивала из недр своей красной сумки шоколадки в блестящих обёртках. Дети, быстро похватав сладости, прильнули к своей бабуле, прекрасно зная, хитрецы, что я буду протестовать против шоколада. Стараясь не показывать вида, что злюсь, я попыталась уговорить близнецов не брать угощение с собой в группу. Они заартачились, а бабуля вступилась за них, одарив меня таким сердитым взглядом, что я почти сдалась, но, представив лимонно-кислое лицо воспитательницы фрау Крюгер при виде шоколада в руках Мими и Томи, содрогнулась от ужаса и пошла на второй заход, уговаривая малышей отдать сладости мне на хранение до вечера. Дело в том, что в детском саду господствовала антисахарная политика, и фрау Крюгер, категорически запрещала детям приносить из дома сладости. В конце концов, мне удалось конфисковать сладкую контрабанду и впихнуть упиравшихся детей в комнату, где у разноцветных ящичков воспитанников поджидала чопорная преподавательница с акульей улыбкой на вытянутом лице. Свекровь скромно осталась ждать меня снаружи, видимо, боясь попадаться на глаза «той вредной немке», как она окрестила воспитательницу и с которой уже успела поцапаться не один, кстати, раз.

Сделав вид, что ничего не произошло, Жанет защебетала со мной на кисвахили, прекрасно зная, что я плохо понимаю этот язык. Отвечая на все вопросы односложно и невпопад «ндио» (1), я шла к машине, мечтая только об одном – избавиться от свекровушки. Но не тут-то было! У неё были свои планы на моё время. Оказывается, мы должны пойти в торговый центр Виллач маркет, что через дорогу, чтобы там с её подругами выпить утренний кофе со свежими круасанами. Все мои попытки отговориться от посиделок не увенчались успехом. Пришлось идти в кафе и торчать там до полудня с такими же богатыми старыми бездельницами и модницами, как Жанет. Еле отбившись от целой стаи невыносимых свекровей (честное слово, все на одно лицо!), я всё же умудрилась улизнуть, наврав про маникюршу, ожидавшую меня в салоне красоты.

И теперь я высказывала мужу, не стесняясь в выражениях, всё, что думаю о Жанет и её заклятых подружках. На повороте пришлось сбавить скорость, чтобы не въехать в скривленный фонарный столб. До сих пор не могу понять, почему его вообще не уберут в другое место? В эту облупившуюся железяку с завидной частотой врезается кто-то из соседей или их гостей, но ни у кого не возникает мысли перенести помеху подальше от дороги. И об этом прокричала моему ангельски терпеливому Джонатану, чувствуя себя самой разнесчастной женщиной на всём белом свете. Хотя, если принять во внимание, что я в Африке, то на всём чёрном свете. К чёрту политкорректность! Да, тяжело быть белым человеком в африканской стране, особенно если твоя свекровь коренная кенийка, большая и здоровая, как десять диких буффало. Она искренне считает, что я слишком бледная, и надоедает такими невинными, на первый взгляд, вопросами, как: «Милая, ты нездорова?», «Почему ты такая изнурённая и уставшая?», «Хочешь, мы поедем на океан позагорать?», «У тебя проблемы с меланином?». Порой я готова повеситься от такой трогательной заботы.

Вырулив на неширокую улицу, ведущую к нашему дому, я притормозила, увидев не меньше десятка разнокалиберных автомобилей у парагвайского посольства. Ярко раскрашенные «минибазы» и пикапы были неуклюже припаркованы прямо на заросших травой тротуарах и не были похожи на обычные здесь посольские чёрные мерседесы с тонированными стёклами. Вопить я тут же перестала, рассматривая странных людей, столпившихся перед наглухо закрытыми воротами. Ещё утром вокруг посольства были тишь да благодать. И только было я сообразила, что это журналисты с камерами и микрофонами, как, быстро перебирая длинными ногами в синих туфлях на высоченных каблуках, в мою сторону рванула густо накрашенная вертлявая девица. Пока она бежала, я успела рассмотреть её наряд. Репортер была одета по последней африканской моде: светло-зелёные облегающие джинсы заканчивались синими туфлями, которые больше подошли бы для вечеринки, но никак не для беганья по старому тротуару; белая коротенькая маечка с глубоким декольте, из которой знойно просились наружу пышные чёрные дыни-груди, чуть ли не лопалась на швах; на голове красовался парик с пышными локонами цвета свежей ржавчины. Вдруг рука с длинными, ярко-красными акриловыми ногтями всунула мне под нос микрофон и только затем раздался грудной голос журналистки: «Как вы думаете, кто убил госпожу посла?». До меня не сразу дошло, о чём спрашивает девушка, тыча микрофоном в лицо. Вырвал меня из оцепенения муж, удивлённо воскликнувший из динамика: «Кто это там, Ольга?». Журналистка, не ожидавшая услышать мужской голос в салоне, где я была в полном одиночестве, взвизгнула и отступила на шаг, упершись спиной в камеру оператора. Воспользовавшись моментом, я нажала на педаль газа и рванула к своим воротам, где меня уже ждал охранник.

На английском языке успокоила Джонатана, что паркуюсь во дворе и позвоню ему как только сама пойму, что происходит на нашей сонной улице. Затем отключила телефон и глянула на охранника Сильвано в зеркало заднего вида. Тот нетерпеливо приплясывал на месте, ожидая мои расспросы. Как только я захлопнула дверцу и повернулась к нему, вопросительно приподняв брови, Сильвано, не дав мне и рта раскрыть, быстро заговорил:

– Мадам, парагвайского посла убили! Помните, я вам говорил, что у них новый посол-женщина приехала вчера в резиденцию из гостиницы? Так вот, её убили сегодня ночью! Задушили! Можете себе такое представить? Залезли к ней в спальню и задушили! Куском провода! Её нашли прямо в кровати утром с вывалившимся языком…

Я не дала ему договорить:

– Ужас! Кто тебе сказал?

– Их охранник утром, пока полиция ещё не приехала, рассказал мне. Я как раз ехал на велосипеде к нам, смотрю, ворота у них нараспашку, охрана и прислуга на улице стоит. Я остановился, а они мне…

Мне пришлось снова перебить Сильвано:

– Полиция приехала значит? Что говорят полицейские?

– Они приехали, закрыли ворота и никого не впускают и не выпускают.

– А когда журналисты успели приехать? Я никого утром не видела.

И вправду, выезжая с детьми утром, я не заметила ничего подозрительного на нашей улице.

– Журналисты с телевидения примчались до полиции, даже хотели на виллу пробраться, но охранники не впустили их. А потом полиция всё заперла, журналистов выпроводила, пообещав, что с ними поговорит сам начальник полиции города. Он, говорят, скоро будет. Они у меня хотели взять интервью, но я же ночью не дежурил, потому им и говорю…

Кажется, придётся снова перебить нашего говорливого Сильвано.

– Хорошо. А журналисты как разнюхали про смерть посла? Ты им позвонил?

– Что вы, мадам! Это всё домработница и повариха посла. Они при мне звонили в разные газеты, на телевидение и рассказывали про убийство. Я ещё удивился, зачем они им сообщают? Это же работа полицейских, а не прислуги. Даже спросил, а эта вредная Катрин как заорёт на меня: «Не твоё дело! Чего свой длинный кикуйский (2) нос суёшь не в свои дела!». Такая психопатка она в последнее время.

Покивав для приличия какое-то время, чтобы Сильвано выговорился, я ушла в дом, чтобы переварить ошеломляющие новости. Такого на нашей улице ещё не случалось. Заварив крепкий кофе, и усевшись с дымящейся кружкой на любимый оранжевый диванчик у окна в сад, я размышляла над словами Сильвано. Получается, что убийство произошло на соседней вилле, а мы ничего не слышали. Вот так сюрприз! Настроение приподнялось. Люблю детективы, а тут прямо под носом происходит настоящее убийство. И, хотя мне было жалко погибшую женщину-посла, однако природное любопытство взяло верх над состраданием. Схватив блокнот, набросала примерный план посольства и резиденции, расположившихся под одной крышей. Раньше, перед тем, как парагвайцы арендовали эту виллу, там жила семья богатых кенийцев. Я дружила с дочерью хозяина дома Синтией и бывала в их доме не раз, поэтому вычислить, где могла быть спальная посла не составило особого труда. Это могла быть только верхняя комната, где спал отец Синтии. Попозже позвоню подруге. Вероятно, она уже знает, что случилось в их доме. А пока нужно рассказать всё мужу. Позабыв, что полчаса назад считала себя самой несчастной в мире женщиной и орала на бедного Джонатана благим матом, набрала его номер и как ни в чём не бывало доложила последние новости, по ходу высказывая свои догадки о том, кому нужно было убивать только что приехавшего в Кению дипломата. Муж внимательно выслушал меня и посоветовал посмотреть в Интернете новости об инциденте, прежде чем делать какие-то выводы. «Просто так послов не душат, – подытожил он. – Детей заберу сегодня сам, отдыхай, дорогая. Мама, наверное, достала тебя с утра. Или, – помолчал Джонатан, – начни своё расследование. Ты же любишь детективы?». Словно мысли мои читает и желания угадывает. Конечно, я хочу расследовать смерть несостоявшейся соседки по вилле. Ещё как хочу. Не удержавшись, позвонила на мобильный телефон свекрови, чтобы сообщить и ей о событиях. Та, затаив дыхание, сначала жадно слушала, но на моё «Представляете? Вот дела!», воскликнула в присущей ей приказной манере:

– Ольга, сейчас же запри двери на все замки! Скажи Джейн, чтобы не открывала двери никому. Ты слышишь? Никому! Боже мой! Так вот и любого могут прибить среди бела дня!

Я попыталась успокоить разбушевавшуюся мамулю:

– Убили её, говорят, ночью. Сейчас там полно полицейских. Чего бояться?

– А я тебе говорю, закройтесь! Вдруг убийца перелез через забор и прячется в вашем саду, а? А у вас дети! Куда катится этот проклятый мир! Людей убивают в собственной постели!

– Так дети же в садике, – всё же удалось вставить реплику.

– А ты? Если тебя убьёт этот маньяк? Ты хочешь оставить деток сиротами? Бедные Томи и Мими! Я всегда говорила Джонатану, что ты должна быть осторожнее в этой стране. Это тебе не твоя… Как называется твоя страна? Господи, я вечно забываю название твоей страны. Это так сложно выговорить. Чего-то там со «станом» в конце названия. Афганистан? Пакистан? Ольга, почему ты молчишь? Ты жива, Ольга! – взвилась свекровь.

– Узбекистан. А мой город называется Ташкент, – успела ответить, не уверенная, что меня на том конце услышали и поняли.

– Вот я и говорю тебе столько лет, что здесь бедная Кения, а не твой этот, ну, ты поняла, твой спокойный город. Видишь, что происходит в Найроби? Убивают уже дипломатов среди бела дня!

Она повозмущалась ещё немного, затем, попрощавшись, отключилась. Видимо, сейчас будет обзванивать всех своих подруженций и делиться свеженькой новостью. Я же, положив ноутбук на колени, зарылась в парагвайских сайтах, пытаясь отыскать хотя бы что-то полезное о посольстве их страны в Найроби. Телевизор тоже включила на всякий случай. Раз муж милостиво разрешил провести моё личное расследование ради забавы, то не следует упускать такой возможности.

В обед на одном из местных каналов показали сюжет, который вела та самая девица в зелёных штанишках и синих вечерних туфлях. Рядом с ней важно стояли две дородные тётки в розовой униформе и белоснежных передниках – домработница и повариха из резиденции парагвайского посла, догадалась я. Ничего нового они не сообщили, жеманясь и выдавливая из себя слова, всем видом давая понять зрителям и журналистке, что они не болтливая уличная шантрапа, а важные дамы при деле, не привыкшие точить лясы запросто так. Начальник полиции Найроби тоже не пролил света на преступление, отделавшись от прессы общими словами. Правда, озвучил имя потерпевшей. «Парагвайский посол, пятидесятипятилетняя Хельга Эльсеке проработала на посту меньше двух недель. Она была прислана из столицы Парагвая Асунсьона на смену старому послу, которого отозвали после семилетней службы назад. Как только у нас будут имена преступников, мы публично объявим их на пресс-конференции. В интересах следствия, я не могу вам больше ничего сказать», – браво отрапортовал полицейский босс. «Бла, бла, бла, бла, бла», – передразнила я напыщенного полицейского, вырядившегося ради телевидения в форму цвета хаки, фуражку с высоким околышем и солнцезащитные очки. Просмотрев новости, снова углубилась в Интернет. Через два часа сидения за компьютером я знала о Парагвае многое, включая иерархию в министерстве иностранных дел. Даже нашла короткую информацию о бедной Хельге Эльсеке. Ощущая себя сыщиком, как великий Пуаро из романов Агаты Кристи, выписала на листочек имена и должности всех чиновников посольства в Найроби, не зная ещё точно как можно будет с ними встретиться и поговорить. Звонить в посольство не имело смысла, а вот попросить Сильвано узнавать новости у охраны и сообщать мне, нужно было прямо сейчас. Решила привлечь и нашу домработницу Джейн к делу, которая, делая вид, что протирает пыль с девственно чистого стола, пялилась вместе со мной в экран телевизора, удивленно цокая языком. Дав ей задание вечерком порасспросить прислугу посольства об убийстве, я принялась за ужин.

«Расследование – это, конечно, интересно, Ольга Аброровна, но ужин – святое, – ворчала я на себя, закидывая хороший кусок замороженной баранины в микроволновку. – Вы бы, дорогая моя, больше о семье думали, а не о детективчиках! Ишь вы какая умная! Всё бы вам шарады разгадывать да в Шерлока Холмса играть! А семья, значит, побоку?». Закончив сеанс самобичевания и разморозив мясо, я с головой ушла в приготовление дамламы (3), напрочь забыв об убийстве.

С самой верхней полки кухонного шкафа осторожно сняла казан, который привезла с собой из Ташкента в первый же год замужества, и обтёрла его полотенцем. Затем налила немного подсолнечного масла, чтобы только закрыть дно казана, и поставила посудину на огонь. Кулинарное колдовство, которое я люблю даже больше детективов, началось. Джейн, прибиравшая большую комнату, всё бросила и прибежала на запах масла. Достав блокнотик с миниатюрной ручкой из кармана фартука, она приготовилась записывать рецепт нового для неё блюда.

С недавних пор наша молодая домработница решила, что её призвание заключается не в мытье полов и чистке ванны, а в кулинарии. Мы с мужем, поощряя её интерес к готовке, отправили Джейн на курсы поваров, откуда через три месяца она вернулась с дипломом и книгой рецептов итальянских блюд. Не знаю почему, но в местной кулинарной академии студентов учили варить исключительно спагетти и макароны, а на десерт взбивать крем-брюле, которое я на дух не переношу. Повесив глянцевый диплом, влетевший нам в копеечку, на стену в комнате Джейн, я принялась учить её тому, что уже умею и тому, что вычитывала в кулинарных книгах. И, нужно сказать, довольно преуспела на поприще учителя. Теперь Джейн виртуозно лепит сибирские пельмени, жарит татарские беляши и варит украинский борщ. А недавно я научила её варить узбекский плов. Джонатан даже пошутил, что мы с ней на пару должны открыть ресторан советской кухни, но меня эта идея пока не прельщает, чего не скажешь о домработнице, мечтающей в один прекрасный день стать владелицей забегаловки для водителей маршрутных такси.

– Дамламу нужно укладывать в казан быстро, – умничаю перед Джейн, бросая на сочные куски баранины порезанные кольцами лук и морковь.

Та кивает, строча в блокнот.

– А вот сейчас разрезаем картофель на части и аккуратно кладём его на морковь. Добавляем семена зиры (4), чёрный перец, немного красного перчика для остроты вкуса и соль. Сверху выкладываем дольки помидоров и нарезанный на кусочки чеснок. Так, нарезаем крупными кусками сладкий перец и тоже бросаем в казан, потом ещё помидоры. Смотри, последним слоем укладываем крупные куски капусты и измельчённый укроп, а на них снова специи. Вот и всё, – подытожила я, накрывая крышкой полный до краёв казан.

– Готово? – удивляется Джейн и, не веря своим глазам, смотрит через моё плечо на плиту. – Уже можно подавать на стол?

– Готовится дамлама больше часа. Там же сырое мясо! – пришел мой черёд удивляться её недогадливости.

– Ха, уже не сырое. Варится ровно пятнадцать минут, я засекла время, – не сдаётся домработница. И добавляет со знанием дела:

– Масаи (5) мясо вообще пять минут жарят на огне. Говорят, вкусно.

– Говорят, в Москве кур доят, – бурчу на русском языке.

– Невкусно? – по своему понимает меня Джейн.

– Жесткое барбекю у масаи получается. Не разжуёшь, – добавляю на английском языке и убавляю огонь под казаном. – Только не вздумай поднимать крышку, Джейн. Дамлама всё время готовится под закрытой крышкой. Окей?

– Понятное дело, как плов, – небрежно бросает моя ученица и уплывает в комнату танцующей походкой.

После ужина, уложив детей спать и оставшись с Джонатаном наедине, я осторожно поинтересовалась, сможет ли он помочь мне связаться с сыщиком, который расследует смерть парагвайского посла. Хмыкнув и поцеловав меня в макушку, мой всесильный муж снисходительно пообещал похлопотать перед нужными людьми, чтобы они представили меня нужному человеку. Всё-таки люблю я моего африканского белозубого вождя и нисколько не жалею, что выскочила за него замуж вопреки протестам многочисленной ташкентской родни, ужаснувшейся моему смелому решению десять лет назад уехать из родного дома в далекую Кению, где, по их мнению, люди разгуливают по саванне в львиных шкурах и охотятся с камнями в руках на диких обезьян. Наивные. Мой белозубый вождь не сидит в шалаше из банановых листьев, а качает нефть самым современным оборудованием, и живём мы в огромном трёхэтажном доме, где может поместиться вся моя ташкентская родня, если вдруг, конечно, решит навестить нас.

День второй

Утро пролетело в привычной суете. Томи категорически не желал ехать в детский сад, где вчера подрался со своим приятелем. Мими отказывалась есть рисовую кашу и блины, страстно доказывая, что от калорийной пищи (где только слов таких набралась шмакодявка трехлетняя?) женщины жутко толстеют. Мой дорогой Джонатан, закрывшись от нас утренней газетой, поглощал любимые им блинчики, капая масло куда попадя, а Джейн металась между столом и плитой с горячей сковородой. Я пыталась одновременно: уговорить Томи сходить ещё один день в садик; убедить Мими позавтракать хотя бы фруктами; подложить салфетку мужу, чтобы не пришлось ему переодеваться; и следить, чтобы Джейн не обожгла кого-нибудь раскалённой сковородой. Не было и минутки, чтобы расспросить домработницу и Сильвано о новостях на соседнем участке. Только сдав детей чопорной фрау Крюгер, сделав покупки в супермаркете и выпив чашечку любимого капучино в маленьком кафе на заправочной станции, я остыла от утреннего марафона и сосредоточилась на расследовании, которое так толком и не начала, хотя все знаменитые сыщики в один голос твердят, что нужно искать убийцу по горячим следам. Куда мне?! Эх, это только кажется со стороны, что жизнь жены обеспеченного человека – сплошное развлечение. Как бы не так! Забот у нашей сестры-африканки невпроворот. Мало того, что нужно быть примерной матерью, женой и снохой, следить за порядком в огромном доме, оплачивать многочисленные счета и руководить помощниками – домработницей, садовником, охранниками, садовым дизайнером, парикмахером для собак, мойщиками окон и ковров, водителем, сантехниками и многими другими специалистами узкого профиля – так ещё необходимо делать покупки чуть ли не каждый божий день и принимать по выходным толпы гостей. Стыдно сказать, времени сделать маникюр порой нет. Всё бегом и бегом. Иногда завидую работающим женщинам, – у них есть офисное время посплетничать и спокойно выпить кофе. Пять дней в неделю они могут позволить себе отрешиться от домашних забот и быть свободными личностями. Даже у моей домработницы Джейн больше свободного времени, чем у меня. Я же кручусь как белка в колесе без выходных и каникул.

Ладно, Ольга Аброровна, одёрнула себя строго, хватит жаловаться на жизнь. Пора приступать к делу. В этот момент зазвонил мобильник, и Джонатан промурлыкал: «Дорогая, бросай всё и мчись в полицейское управление. На проходной назовёшь своё имя и тебя проведут сразу же к твоему новому начальнику. Ты у нас теперь юрист-практикантка. Смотри, не проколись. Если возникнут проблемы, сразу же звони мне. Люблю и желаю хорошо поразвлечься!». Не помня себя от радости, бросила на стол двести шиллингов за кофе и понеслась к стоянке, где был припаркован мой серебристый Ланд крузер.

Часы показывали всего одиннадцать утра, а я уже отвезла покупки домой, поговорила с моими домашними агентами, сделав краткие записи в блокноте, переоделась в серый брючной костюм, в каких в Найроби обычно щеголяют местные бизнесвумен, и теперь важно сидела в кабинете следователя мистера Мбугуа. Было видно, что моё присутствие вызывает у него противоречивые чувства. С одной стороны, ему, конечно, льстило побыть хотя бы на время боссом молодой и симпатичной мзунгу (6), у которой влиятельные и богатые родственники, известные на всю страну. Но, с другой стороны, его, видимо, раздражала мысль о том, что кто-то лезет в его работу и диктует, кого брать в ассистенты. Тем более, мой муж-вождь договорился с большими начальниками, один из которых, кстати, его родной дядя, о моём назначении помощницей-практиканткой следователя за спиной бедного сыщика. Получалось, что меня спустили сверху в приказном порядке. А какому гордому африканскому полицейскому такое придётся по вкусу? Вот и нервничает он, изучая «штучку заграничную» исподлобья. Хотя я замужем за кенийцем десять лет и живу в этой стране почти безвылазно, однако всё равно для многих остаюсь заморской барышней. Вот и на лице мистера Мбугуа было отчётливо написано: «Делать бездельнице богатой нечего, вот и придумала себе забаву, а мне головную боль. И что мне с тобой делать теперь, безумная мзунгу?». Стараясь сгладить ситуацию и завоевать доверие начальника, я улыбнулась и защебетала, вложив в голос как можно больше мёда: