Свидания во сне. Роман

© Эльмира Алейникова, 2018

ISBN 978-5-4490-5163-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Странный сон

Бердах нежно провёл кончиками пальцев по моей щеке и поцеловал, едва коснувшись губ, затем откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, произнёс: «Вот и свиделись, Лана. Прощай». Окутавшее желание и ожидание большего не хотели отпускать тело и я, подавшись вперёд, попыталась обнять его, но он растаял как мираж. Руки хватали пустоту.

Закричала и проснулась. Не понимая, что со мной происходит, минут десять лежала с закрытыми глазами, пытаясь восстановить последние кадры сна, но видела только как Бердах исчезал, превращаясь в прозрачную дымку. Его слова звучали в ушах. Почему он с такой грустью произнёс: «Вот и свиделись»? И почему сон был как реальность? Комок слёз подкатил к горлу и застрял, не решаясь вылиться наружу. «Нужно взять себя в руки. Это был всего лишь сон. Глупый сон замужней бабы, соскучившейся по романтическим свиданиям, сон идиотки, лелеющей воспоминания о прошлом», – успокаивала себя, не давая слезам выхода. Потянувшись к полке над кроватью, достала пульт управления и включила музыку. Выполняя простые упражнения в постели, старалась не думать о странном сне, уйдя в вытягивание носочков, пресс и равновесие. Но воспоминания уже текли непослушным ручейком, унося в прошлое.

В то пыльное и жаркое лето я хотела только одного – чтобы меня оставили в покое. А они – коллеги, начальство, родители, – не замечая моего заморенного вида, наседали со своими приказами, просьбами и советами. Слившись в один липкий рой, они жужжали вокруг, вызывая аллергический зуд и злость. Нужен был хороший ледяной душ в виде трудового отпуска, который я не брала уже четыре года.

Шеф, вертя заявление в сморщеных, старческих руках, тяжело вздыхал и что-то недовольно бубнил себе под нос. Затем поднял на меня выцветшие глаза и спросил:

– А зачем тебе отпуск? Ты же молодая ещё, чтобы отдыхать. Кто останется в отделе за меня на следующие два месяца?

Я опешила.

– Как это за вас? Вы же на работе сейчас. У вас отпуск только в сентябре, – спросила, уже догадываясь, что он хочет смыться куда-нибудь подальше от этой дикой жары.

– У меня заслуженный отпуск на два месяца как ветерану. И вообще, почему я должен оправдываться перед тобой? Что за наглость? – вскипел шеф.

Я молча взяла своё заявление и порвала на кусочки, швырнув пустые надежды об отдыхе в корзину для бумаг. Расстроенная, ушла в свой закуток, где и дала волю слезам. Девчонки из отдела примолкли, шепотом обсуждая хитрого шефа, уходящего в отпуск по два раза в год и обязательно на два месяца – летом и зимой, – чтобы не ходить на работу в самые отвратительные времена, пережидая их дома или в санаториях. Зато вместо себя он оставлял меня, предлагая использовать законный отпуск в октябре, когда на дворе дожди, или в апреле, когда и дома-то усидеть невозможно. Все знали, что я не хочу отдыхать в эти месяцы, но приказ начальства не обсуждался, и мне приходилось терпеть несправедливость, глотая слёзы и мечтая когда-нибудь отдохнуть от калькулятора и бухгалтерских папок.

В знак протеста ушла с работы раньше шести вечера. Двигалась короткими перебежками от тени одного дерева к другому, желая только одного – побыстрее оказаться дома, где меня ждали прохладная комната и катык1 в холодильнике. Вспоминая разговор с начальником, снова ощутила себя круглой дурой. Опять меня обвели вокруг пальца, да ещё и обвинили в наглости. Придётся таскаться по солнцу на работу, сидеть в душном кабинете с утра до вечера, задыхаясь без свежего воздуха и считать, считать, считать, прибавляя и уменьшая, вычитая налоги и приплюсовывая премии. А можно взять и уволиться. Просто написать заявление об уходе и перестать ходить на работу. Эта мысль показалась настолько дикой, что я даже испугалась. Придёт же такое в голову от изнуряющего зноя и раскалённого солнца. Да у меня кроме работы ничего и нет, даже хобби никакое не сохранилось с детства. Господи, как я докатилась до такой жизни? А ведь мне скоро тридцатник. Ни мужа, ни детей, только эта проклятая работа. Мысли прервал звук тормозящей машины. Оглянувшись, увидела нашего нового инженера Бердаха за рулем его «жигули». Выйдя из машины, он подошёл и поздоровался за руку и предложил подвезти до дома.

– А тебе по пути? Я же в микрорайоне живу, – уточнила на всякий случай, чтобы не ставить его в неудобное положение. Может быть, он и предложил-то ради приличия.

– К брату еду на ужин, он же тоже в вашем районе живёт. Садись, – Бердах распахнул дверцу, приглашая в салон.

– Ну, если по пути, – я ещё сомневалась, садиться или нет в машину, переминаясь с ноги на ногу.

– Садись быстрее, такая жара, – торопил Бердах, легонько подталкивая к машине.

Стараясь не показывать радости от того, что не придётся идти по солнцу пешком, устроилась на мягком сиденье, обтянутом нежным серым велюром. Было прохладно и уютно. Всю дорогу мы болтали о работе, моём вредном шефе и последней командировке Бердаха в Ташкент. Шутя, он неожиданно предложил:

– Хочешь, в следующий раз поедем вместе? Не всё же вашему шефу в столицу мотаться. Пожилой он уже человек, пора и отдохнуть.

– Ага, ты ему об этом скажи, а не мне. Он у нас козликом скачет, как завидит юбку чуть выше колен, ты же про преклонный возраст говоришь, – рассмеялась я.

– Ого! Я и не знал, что он у вас ещё орёл-мужчина. Обычно держится дряхлым аксакалом,2 важничает при встречах со мной, еле руку подаёт, – наигранно удивился Бердах.

Вечером, сидя перед стареньким чёрно-белым телевизором, вспомнила слова Бердаха о командировке в Ташкент и усмехнулась его наивности. Разве мой начальник пойдёт на то, чтобы кого-то вместо себя в управление отправить? А было бы хорошо съездить в столицу и развеяться там. Особенно сейчас, когда у нас пыльные бури с песком и нестерпимое пекло, а там – прозрачные фонтаны на улицах и в скверах, тенистые аллеи и улицы с ароматными розами по обочинам. Эх, мечтать не вредно, а очень вредно. И Бердаху хорошо говорить мне про командировки, – сам летает туда-сюда по делам чуть ли не каждые две недели. Его начальство не любит мельтешить перед высокими чиновниками в головном управлении, вот и отправляют ведущего молодого специалиста, мой же всё сам да сам. И такая меня досада взяла на всех и всё, что слёзы сами покапали из глаз. Я уже не видела, что идёт по телевизору, погрузившись в мрачные размышления о несправедливой жизни. Жалея себя и плача, не сразу услышала телефонный звонок, тихонько тренькавший в прихожей на полке под зеркалом. Когда подошла, он уже замолчал, равнодушно уставившись на меня пожелтевшим от времени пластмассовым диском. Мельком глянулв в зеркало и ещё больше расстроилась: опухшие красные глаза, губы как две перезрелые сливы и набухший нос – всё вместе составляло несчастное лицо старой девы-бухгалтерши с красивым именем Лана, которую вот уже четыре года не отпускают в отпуск летом, принуждая париться в закутке-кабинетике без кондиционера. Телефон зазвонил ещё раз. В трубке раздался весёлый голос Бердаха:

– Добрый вечер, Лана!

– Ага, добрый.

– А что ты такая сердитая? Кто-то обидел?

– Ага, жизнь обделила. Мимо прошла с мешком счастья, не заметив меня во втором ряду.

– Хм, я думал, что она как комета, которую за хвост нужно ловить, – продолжал веселиться на том конце провода Бердах.

– Нет, это удачу ловят за хвост, а жизнь – это Дед Мороз с подарками, у которого всегда есть любимчики. Кому даёт всё, а кому – шиш с маслом, – я продолжала жалеть себя.

– Считай, что сейчас жизнь к тебе повернулась светлым боком. Утри слёзы и приходи к моему брату в гости. Тут такая банза3 намечается с бешбармаком4 и ледяной водкой, только тебя и не хватает, – энтузиазма ему было не занимать.

– Нет, Бердах, я не пойду, у меня голова болит, – попыталась я увильнуть от приглашения, разглядывая своё зарёванное лицо в зеркало. – И брата твоего я почти не знаю. Неудобно вот так, без приглашения.

– А Фатиму нашу ты тоже не знаешь? Она сказала, что вы в одном классе учились и твой номер телефона дала. Ладно, сейчас сам к тебе приду. Напомни мне адресок, пожалуйста.

– А ты никогда его и не знал, – фыркнула в трубку.

– Ладно, спрошу у снохи или буду звонить в двери всем твоим соседям подряд, пока тебя не найду. Дом-то я твой уже знаю.

И отключился. Я заметалась по квартире, пытаясь умыться, переодеться и причесаться одновременно. Пришлось сесть в кресло, сосчитать до двадцати и глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. «В конце концов, чего я так переполошилась? Фатимка – моя одноклассница, мужа её Кунграда тоже знаю. Ну, пригласили на бешбармак. Что такого?» – размышляя, почти спокойно выбрала платье, припудрила лицо и подкрасила глаза, соорудив из непослушных длинных волос что-то вроде башенки на макушке.

Бердах, как предупредительный кавалер, дал мне время на сборы и явился спустя полчаса, когда я, уже разодетая и надушенная, стояла у двери, наблюдая за лестничной площадкой в глазок. Глядя на него, вбегавшего по лестнице, невольно залюбовалась: подтянутая спортивная фигура, никаких намёков на пивной животик, красивый загар и гордая посадка головы говорили о хорошей породе и правильном образе жизни нашего нового инженера. Чёрные вьющиеся волосы и щегольские усики делали его похожим на героев французских романов. «Милый друг» – пришло на ум из Мопассана. Подавив смешок и для приличия выждав пару минут, отворила дверь, всем своим видом показывая, что иду в гости не по своей воле, а только по принуждению с его стороны. Он же, заметив мои припухшие глаза, бросал украдкой удивлённые взгляды, пока я закрывала дверь.

Проходя мимо сидящих на скамейке у подъезда соседок, Бердах громко поприветствовал всех сразу:

– Салем бердик, апалар!5

– Салем, салем! – загалдели они, с любопытством разглядывая моего спутника.

– Бизим синлимни, сорамай, кайда алып кетип баратырсан?6 – пьяно хихикая, спросил сосед с первого этажа, подмигивая женщинам.

Те зашикали на него, стыдя и выговаривая за длинный язык, а сами исподтишка наблюдали, куда мы идём. Чтобы облегчить им жизнь, невозмутимо попросила:

– За квартирой приглядите, пожалуйста. Я к Фатиме в гости иду, скоро буду.

– Ой, конечно, барагой. Карап турамыс. Фатимага салем айт, если что,7 – ответила за всех старшая по подъезду Мадина, любившая вставлять в каракалпакскую речь русские слова.

Отойдя на приличное расстояние, чтобы соседки не услышали, Бердах передразнил: «Конечно, барагой, а мы за тобой проследим». Я прыснула и оглянулась. Все действительно смотрели нам вслед.

У Фатимы с Кунградом я была всего несколько раз за всё время, как переехала в микрорайон, придумывая отговорки на её приглашения прийти на чай. Казалось, что я лишняя в чужом доме, где росли мальчишки-близняшки, колготились многочисленные родственники и во главе стола частенько важно восседала мать Бердаха и Кунграда. Но сегодня не было ни свекрови, ни родни, ни шумных детей, а только мы четверо.

Бросая кусочки теста в кипящий бульон, я старалась не смотреть на подругу, чтобы она не заметила мои заплаканные глаза. Она же, не глядя на меня, раскатывала тесто и щебетала, рассказывая о проделках сыновей, жалуясь на жару и сетуя на выросшие цены на сахар. «Варенье нужно варить, а сахар такой дорогой на базаре. И, знаешь, эти торговцы бессовестные, мешки водой поливают, чтобы тяжелее был сахар. Покупаешь пять кило, а потом оказывается, что полкило недовесили. Представляешь?», – спрашивала она меня, ловко нарезая тесто ровными квадратиками. Стало неловко оттого, что не могу поддержать разговор о ценах и варенье. «Откуда мне знать такие тонкости, – подумала грустно, – обычно варенье варит мама, сахар откуда-то берёт папа, я же осенью получаю свою порцию банок с наклееными бумажными этикетками, на которых маминым размашистым почерком написано название». Фатима, не дождавшись ответа, продолжала рассуждать о ценах, только изредка поглядывая на меня, словно ждала, когда же я задам тот самый вопрос, что вертелся на кончике языка, – а зачем вообще меня пригласили? Но я упорно молчала, решив, что та сама скажет. Так и вышло.

Выцедив бешбармак на большой палаутабак,8 я укладывала сверху теста куски мяса, поливая все тузлуком,9 когда подруга, как бы извиняясь, сказала, что ужин сегодня попросил устроить Бердах, чтобы поближе со мной познакомиться. Я замерла с ложкой в руке, не веря своим ушам. В том, что это была идея Фатимы свести меня с деверем, я нисколько не сомневалась, подтверждением был и извиняющийся тон, каким она сказала про Бердаха.

– Фатимка, не умела ты врать и уже не научишься. Могла бы и прямо сказать, что спишь и видишь меня своей заместительницей в штабе снох, – улыбаясь ответила я как можно непринуждённее, чтобы не огорчить мою сваху.

– Ланка, честное слово, я ничего не подстраивала. Это Бердах мне все уши прожужжал. Ужин попросил устроить, даже на базар сам с утра съездил, – оправдывалась она.

– Идём в зал, бешбармак слипнется, – буркнула я, не зная как отнестись к новости.

– Фатима, Лана, скорее, водка остывает, – весело крикнул Кунград из комнаты.

– За что пьем-то? – спросила я, с усмешкой глядя на Бердаха.

– Как за что? За бешбармак! – сказал он и, слегка пригубив, поставил рюмку на стол.

В ответ на мои удивлённо приподнятые брови, сказал:

– Я же за рулём.

Провожая до дома, Бердах предложил утром поехать на работу на его машине. Молча кивнула, боясь сказать что-нибудь лишнее, и, пожав его руку на прощание, торопливо вошла в свой подъезд. Уже поднимаясь по лестнице на второй этаж, услышала: «Я подъеду в восемь».

Осенние переживания

С того дня мы сдружились с Бердахом, но отношения дальше ужинов в доме его брата и долгих телефонных разговоров ни о чём, не продвигались. Иногда он забегал во время обеда в бухгалтерию, где мы обычно пили чай с молоком и горячими лепёшками, но за стол не садился. И только после моих уговоров отламывал кусочек хлеба и выпивал пиалушку10 чёрного чая, стоя у окна. Девчонки поначалу подшучивали и предлагали ему определиться с выбором невесты, чтобы каждая из нас не мечтала зря, а после того, как увидели, что вечером мы уезжаем вместе на его «жигули», отстали от Бердаха, зато стали наблюдать за мной, пару раз намекнув, что его семья не из простых и вряд ли согласится женить его на полукровке. Я равнодушно пожимала плечами и отвечала, что он – не мой жених, дружить же никто нам не может запретить. А то, что во мне смешались славянская и азиатская крови, так это не порок, а преимущество, значит кровь у меня свежая и гены сильные. Внутри же всё замирало от неопределённости и страха. Сказать честно, платонические отношения меня саму уже тяготили. Хотелось знать наверняка – поженимся мы или нет, однако подходящего случая спросить у Бердаха об этом не было. Он всегда держался со мной естественно и мило, но не давал повода для двусмысленностей и чувственности.

Однажды глубокой осенью расчётный бухгалтер Сапаргуль, внимательно наблюдавшая за развитием нашего с Бердахом платонического романа, не выдержала и съязвила по поводу дружбы между мужчиной и женщиной, от которой обычно детки появляются. Затем выразительно посмотрела на меня и усмехнулась. Я почувствовала, что заливаюсь краской, и непроизвольно прижала ладони к горящим щекам. Говорить ей, что я не беременна, а просто немного поправилась осенью, – терять зря время, всё равно не поверит, а только утвердится в своей догадке и разнесёт сплетню по округе. Промолчать я тоже не могла, поэтому, стараясь не показывать виду, что она меня обидела, как можно презрительнее обронила, проходя мимо её стола: «По себе людей не судят, Сапаргуль. Если у тебя на уме только постель, то это не значит, что вокруг тоже все озабоченные». Она не сразу поняла, о чём я сказала, уставившись подслеповатыми глазами, – очки она во время обеда снимала. Когда же до неё дошёл смысл реплики, разразилась длинной, гневной тирадой о том, что я – наивная дурочка, которая и в тридцать лет не научилась разбираться в мужиках, видя в них не самцов похотливых, а только друзей. А вот когда милый друг Бердах меня обрюхатит и бросит с ребёнком, тогда, может быть, мои глаза и откроются, но будет уже очень поздно. Сапаргуль говорила и говорила, не в силах успокоиться, я же серьёзно задумалась о том, куда меня и вправду могут завести невинные пока отношения.

Вечером по дороге домой я решилась поговорить с Бердахом и спросить его в лоб о наших, действительно, странных отношениях в глазах жителей провинциального городка. Пока я подбирала слова и думала, как поделикатнее начать разговор, Бердах опередил меня с вопросом об обеденном шуме в бухгалтерии:

– Сапаргулька чего-то там про мужиков говорила. Ликбез что ли у вас был на тему, как с нашим братом нужно ухо востро держать? – он коротко хохотнул, мельком глянув на меня, и продолжил. – В чём-то она, наверное, права. Бескорыстной дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, если только они не очень одухотворённые личности, оторванные от земных страстишек. Обычно мужчина добивается благосклонности женщины, чтобы быть с ней в близких отношениях, а уже после этого ясно – дружба у них или любовь. Насчёт женщин я мало знаю, но предполагаю, что у них мотивы куда серьёзнее, чем у мужчин. Им нужно создать семью, получить защитника и статус в обществе. Я не прав?

Очень хотелось коротко ответить: «Да, ты прав, и я мечтаю выйти за тебя замуж». Вместо этого я игриво выговаривала:

– Ах, ты бессовестный! Как тебе не стыдно чужие разговоры подслушивать, а потом ещё спрашивать моё мнение? Небось всё слышал, просто поиздеваться над девичьими страхами решил?

– Да не подслушивал я! Её всё управление, кажется, слышало. Я шёл с обеда и в фойе увидел несколько наших ребят, – они умирали от смеха у ваших дверей и подозвали меня, – оправдывался Бердах.

– И всё равно. Некрасиво подслушивать, а после ещё и пересказывать чужие разговоры, – не отступала я, играя роль правильной девочки.

– Все, куплю беруши и буду ими уши затыкать, когда мимо вашего отдела проходить придётся.

– Вот-вот. Мудрое решение.

Я замолчала, не зная как перевести тему разговора на нас. Легко в голове составлять предложения и представлять себе, как задашь тот или другой вопрос, и трудно озвучить, иногда, невозможно. Бердах продолжал шутливым тоном:

– Слушай, а почему Сапаргулька к тебе обращалась, пока выговаривалась? Ты что ли первая подняла вопрос отношения полов?

– Не я. Просто все уже устали в бухгалтерии гадать к чему приведут наши с тобой отношения. Наверное, и пари уже заключили, а её послали на разведку, чтобы узнать точно – собираемся мы пожениться или нет. Она меня весь перерыв провоцировала, пытаясь выяснить спим мы с тобой или нет, – выпалила я залпом и тут же пожалела о сказанном.

«Это конец. Сейчас он довезёт меня до дома, попрощается и больше никогда не позвонит и при встречах будет очень любезно, но холодно здороваться и интересоваться делами, думая про себя, какая я ограниченная клуша, – проносилось в голове. – Ну и пусть! Зато раз и навсегда выясню, нужна я хотя бы одному мужику на этом свете по-настоящему или нет. Перестанет общаться, значит, так и жить мне одной, а нет…» – размышления прервались, споткнувшись на том, к чему, честно говоря, я готова не была, витая в облаках влюблённости все эти месяцы. Конечно, мечты девичьи тлели в душе как угольки: пышная свадьба, красивая я в белом с тюлевой занавеской на голове, увенчанной венком, ну, и всё такое. Но не более. Дальше ЗАГСа моя фантазия не шла, подпитываемая детскими сказками. В них всегда счастливый конец со свадьбой и мёдом-пивом, а вот что потом случается с главными героями – тайна за семью печатями. А если без тюля и куклы на капоте «Чайки»? Что мне делать, если сюжет развернётся не традиционно, а по-другому?

Мои мысли прервал Бердах: «Ланочка, дорогая, откуда в такой милой головке такие слова, как „спим вместе“? Не поверю, что это твои слова и что ты о таком думаешь. Не слушай вредную Сапаргульку, она же старая дева злая, у которой за сорок лет её жизни не только мужа или жениха не было, но даже обычного воздыхателя», – шутливый тон и улыбка сбили меня с толку. Он не хотел отвечать на мой вопрос. Надежда поставить все точки над «i» пропала, а с ней и весь мой боевой настрой. Я сникла.

Глядя в окно на проплывавшие за окном пятиэтажки, бельё на балконах и тёмные фигуры людей, укутанные в чёрные куртки и серые драповые пальто, подумала, что скоро новогодние праздники. Папа с мамой подарят мне стиральную машинку или сервиз, прозрачно намекнув, что покупали это для приданого, но раз всё вот так складывается, то чего уж держать добро в ящиках, лучше пользоваться… Я буду реветь в своей комнате, выйду к столу без пяти минут двенадцать с красным, опухшим лицом и буркну поздравления под бой кремлёвских курантов в Москве, а потом уйду снова к себе и притворюсь, что сплю, чтобы не видеть растерянных папу и маму, невидящими глазами уставившихся в телевизор. Старательно буду не замечать то, как они постарели ещё на один год, и хоронят по кусочкам каждый год надежду выдать меня замуж по-людски. Конечно, для них было смыслом всей их жизни устроить мою жизнь, чтобы всё было как у других семей в нашем маленьком городке.

В носу защипало. Предатели-слёзы уже текли по щекам. Достав носовой платок и сделав вид, что чихаю, я смахнула их и глубоко вдохнула всей грудью, пытаясь подавить спазмы в горле. Бердах, кажется, ничего не заметил, весело рассказывая о каком-то новом индийском фильме. Понемногу я успокоилась и прислушалась к нему, однако ощущение, что между нами всё кончено, даже не начавшись, витало в воздухе, наполняя пространство машины печалью. Пошел дождь, и под скрип дворников я попрощалась с Бердахом у своего дома, сказав именно «прощай», а не «пока», как обычно. Он ответил «ага» и уехал, помахав рукой.

Дома устроилась на диване под пледом, слушая дождь за окном, и отдавшись на волю осенней печали. Хотелось горячего молока со свежей маминой булочкой и выплакаться, но слёз не было. Странно, впервые за много лет не было обычной истерики после расставания с ещё одним претендентом на мою руку. Похоже, это стало традицией, и я потихоньку превращалась в тёртую жизнью старую деву, которую уже ничем невозможно было удивить, тем более сбежавшим из-под носа кавалером. «Что ж, девственница с красивым именем Лана, отдайтесь первому встречному и получите удовольствие в плотских утехах. Ваш принц на белом коне уже не прискачет и не увезёт вас в дальние края в свой замок», – произнесла вслух нарочито бодрым голосом и вылезла из-под уютного пледа, чтобы согреть молока.

Почему-то сегодня молоко было безвкусным. Выпив всю кружку залпом, хотела опять устроиться на диване, но передумала и подошла к окну. Глядя в темноту, перебирала в памяти всех знакомых мужчин, выбирая кому подарить свою девственность, однако не нашла достойного кандидата и улыбнулась. Представляя их всех без одежды, разразилась уже хохотом. Голые Рустам-одноклассник или сын друзей родителей Вовка выглядели комично. И, хотя я их никогда такими не видела, представляла себе всё живо, дивясь своей буйной, недевичьей фантазии. Вот, Вовка, прикрывая своё хозяйство ладошками, стоит и мёрзнет на холодном линолеуме, переминаясь с ноги на ногу. А Рустам, выставив руки вперёд, по-обезьяньи идёт ко мне, сложив губы трубочкой для поцелуя. Как я не старалась, представить голым Бердаха никак не получалось, – видела его сидящим в машине и машущим мне на прощание. «Фу ты, Господи, какая глупость!» – еле слышно прошептала, отсмеявшись.

Печаль прошла, выплеснувшись вместе со смехом, уступив место жажде деятельности. Достав корзинку с разноцветными нитками и вязальный крючок, включила телевизор и села на диван, решив связать тапочки-пяточки11 для мамы. Пальцы проворно двигались, привычно разматывая клубок и вывязывая петли, а глаза бегали от вязания к телеэкрану и обратно. Зазвонил телефон, но мне не хотелось бросать начатую работу и передачу «Вокруг смеха», поэтому я решила подождать немного в надежде, что звонившие положат трубку, подумав, что меня нет дома. Телефон продолжал звонить с короткими интервалами, как бы вбирая в себя воздух, чтобы раззвонить тишину моей квартиры ещё раз.

– Алло!

– Ланочка, это я. Доброго вечера! – Бердах говорил спокойно, без обычного веселья.

– Доброго, Бердах!

– Что делаешь?

– Смотрю телевизор и вяжу.

– Значит, не сильно занята?

– Как тебе сказать… Не очень, – протянула неохотно. Говорить с ним не хотелось, ведь я уже всё решила для себя. О чём ещё говорить?