Карл Великий

Более того, спустя двести лет после расчленения Западной империи экзархат представлялся итальянскому патриотизму не более чем правительством иностранной оккупации. Не имея возможности оправдать эффективной защитой тяжелые жертвы, которые он налагал на жителей, он безвозмездно ранил национальные устремления. Ведь настоящая Италия не хотела быть греческой, как не хотела быть лангобардской: ее гений вел ее к федерализму. Привязанность народа к своим муниципальным правам и католической ортодоксии заставляла его одинаково ненавидеть упрямый деспотизм греков и грубость еретиков-лангобардов. Его вождями были не делегаты константинопольских или павийских монархов, а свободные магистраты его городов и особенно епископы, настоящие авторы свержения готского королевства; центром его притяжения всегда был Рим. Там непреодолимое течение общественного мнения и всевозможные социальные нужды ежедневно расширяли гражданские полномочия понтифика. Беглецы из городов, угнетаемых лангобардами, приходили за убежищем и защитой к нему, а не к экзарху; в бедственном и запущенном положении империи именно казна Римской церкви обеспечивала не только выкуп пленных, но и жалованье ополченцам, строительство и содержание военных объектов. Уже в конце II века святой Григорий Великий, несмотря на свою сильную душу, сгибался под бременем понтификата и мог искренне жаловаться, что ему приходится исполнять не столько обязанности пастыря душ, сколько обязанности мирского князя. Действительно, Италия не знала другого государя, кроме него. Успешно возглавив оборону Вечного города от лангобардского короля Агилульфа, он один оказался в состоянии вести переговоры о мире с агрессором от имени римского народа. Экзарх напрасно протестовал против инициативы папы, благодаря которой сам экзархат был спасен от неминуемой гибели, но на полуострове это не нашло отклика.

Еще более века преемники святого Григория Великого, постоянно враждуя с дряхлой восприимчивостью империи, не уставали обращать свое огромное влияние себе на пользу и исполнять возложенную на экзархат миссию. Ни их популярность, ни неблагодарность власти, которой они служили, не могли побудить их разорвать узы почтения, связывавшие Святой престол с троном Константина. Раскол, которого требовали политические интересы Запада, должен был быть произведен самими кесарями и на религиозной почве. Потребовались их теологические эксцессы и святотатственные эдикты, а также восстание ортодоксальной Италии, чтобы заставить папство признать на законодательном уровне (хотя и с большим темпераментом!) давно установленный факт его временного суверенитета над населением, которое его признавало.

Императоры Гераклиды, коронованные софисты, вступили в эту смертельную борьбу, претендуя на то, чтобы навязать в качестве государственного закона всем своим подданным, даже верховному понтифику, монофелитское заблуждение, согласно которому Иисус Христос, несмотря на свою двойственную природу, обладал лишь одной волей. Разъяренный сопротивлением пап и подчинивший все государственные интересы торжеству философского тезиса, византийский двор отныне был представлен в Италии под именем экзархов и герцогов только официальными сектантами. К и без того непомерным поборам добавились религиозные преследования, чтобы вызвать раздражение населения. Святой Мартин I, виновный в том, что не склонился перед доктринальной непогрешимостью императора Ираклеонаса, вскоре был выдворен из Вечного города, перевезен в Грецию и подвергся тысяче поношений. Но католики, чувствуя свою силу и правоту, решили отразить войну войной и встали на страже вокруг папской резиденции. Поэтому, когда полвека спустя Юстиниан II попытался похитить папу Сергия, чтобы вымогать у него одобрение актов раскольничьего собрания, известного как Собор в Трулло (692 г.), народное ополчение предотвратило успех этого нового нападения. Авторитета папы едва хватило, чтобы спасти императорских эмиссаров от законного гнева его защитников. Народная демонстрация, не менее стихийная и непреодолимая, защитила преемника Сергия, Иоанна VI, от насилия, задуманного экзархом. В конце концов, просвещенный этим троекратным опытом, Рим закрыл свои стены перед этим вечным агентом измены, которого империя содержала как герцога возле Латерана. После кровавого побоища, которое удалось остановить только папе, герцог Петр, делегат императора Филиппика, был изгнан из города, и горожане заменили его человеком по своему выбору (713). С этого дня имя императора исчезло с монет, официальных документов и общественных молитв. Территория Рима теперь зависела от Константинополя только в плане дани.