Стигма

Что-то в Джеймсе надломилось. Вся грязь, весь страх, всё отчаяние последних месяцев поднялось комом в горле. Словно во сне, он стал срывать с себя одежду – вонючую, потную, прилипшую к телу, как вторая кожа, символ его падения и унижения. Он сбросил её к ногам и голым шагнул под ледяные струи водопада.

Вода ударила в него с ошеломляющей силой, смывая с кожи не только грязь и жир, но и часть того тяжёлого груза, что давил на душу. Он вскрикнул от холода и катарсиса, подставив воду лицо, волосы, спину. Он тёр кожу до красноты, смывая запах сарая, дешёвого рома, страха и пота. Он плакал, и слёзы смешивались с чистой водой водопада, уносясь в тёмный бассейн внизу.

Он выстирал свою одежду, яростно колотя её о камни, словно пытаясь выбить из ткани саму память о пережитом кошмаре. После он развесил мокрые вещи на палках, воткнутых в землю, чтобы их обдувал ночной ветерок.

И тогда, совершенно истощённый, физически и морально очищенный, он набрал охапку мягкого папоротника и огромных листьев, сделал примитивное ложе на земле и укрылся ими, как одеялом.

Холод земли проникал в кости, но он его почти не чувствовал. На него смотрели звёзды, проглядывающие сквозь разрыв в кронах деревьев, а убаюкивающий гул водопада заглушал голоса в его голове. Впервые за долгие недели его сознание не металось в поисках решения, не изводилось страхом. Оно было пустым и тихим.

Он не думал о капитане, о наёмниках, о клеймах. Он просто слушал воду и чувствовал, как его тело, чистое и холодное, постепенно согревается под листьями. И в этом первобытном, уязвимом моменте он ощутил неожиданный, хрупкий покой. Это было затишье перед бурей, миг безмятежности, дарованный ему потаённым раем, прежде чем снова нырнуть в ад, который он сам для себя выбрал. И он заснул прямо на голой земле, под открытым небом, сном уставшего ребёнка, а не загнанного зверя.

Проснувшись на холодной земле под шум водопада, Джеймс почувствовал себя не отдохнувшим, а… новым. Чистая, хоть и мокрая одежда, свежая голова, промытая ледяной водой и сном без сновидений – всё это придало ему призрачное, хрупкое ощущение силы. Он глубоко вдохнул влажный, чистый воздух, пытаясь запечатлеть в памяти этот мирный момент. Он вспомнил Ричарда. Не его ужасную смерть, а их мечту – смешную, наивную, невозможную. Теперь она была единственным оправданием всего этого кошмара. Он должен довести дело до конца. Ради них обоих.

Его шаги по направлению к городу были более твёрдыми, чем накануне. Он даже позволил себе слабую, горькую ухмылку. У него есть план. Есть наёмники. Сегодня начнутся настоящие поиски.

Но город, как злой страж, уже поджидал его на окраине. Из-за угла глинобитной хижины вышла женщина. Она была худая, почти измождённая, с лихорадочным блеском в глазах. Её платье когда-то было ярким, но теперь выцвело и покрылось пятнами. Она бросилась к Джеймсу, перегородив ему дорогу.

– Вы! Вы его друг! Тот, с которым он пил в ту ночь! – её голос был срывающимся, полным отчаяния. – Где Марлоу? Куда он делся? Его нет уже трое суток!

Ледяная дрожь пробежала по спине Джеймса. Он сделал шаг назад, стараясь сохранить безразличное выражение лица.

– Не знаю, – буркнул он, пытаясь обойти её. – Не видел его.

Но женщина, с внезапной силой, которую трудно было предположить в её хрупком теле, упала перед ним на колени, вцепившись в его штанину.

– Умоляю вас! Я его люблю! Он сказал, что уходит ненадолго… что у него дело! Он должен был вернуться! Скажите, куда он пошёл? Вы же были последним, кто его видел!

В баре «Глотка» все знали Джеймса как тихого, всегда навеселе пьянчужку. Но сейчас он стоял перед ней трезвый, собранный, с чистым лицом – совсем другой человек. И её отчаяние, видя это, лишь усилилось. Она поняла, что он что-то знает.

– Мы… мы разошлись тогда, – заговорил Джеймс, чувствуя, как по лицу расползается краска лжи. – Он пошёл направо, я налево. Больше я его не видел. Клянусь.

Он попытался отойти, но она вскочила на ноги. Её лицо исказилось от боли и гнева.

– Врёшь! – она крикнула так громко, что несколько прохожих обернулись. – Я видела, как вы уходили вместе! Вы вели его куда-то!

И, прежде чем он успел среагировать, она изо всех сил ударила его по лицу. Удар был несильным, но неожиданным и унизительным.

– Ты об этом пожалеешь! – прошипела она, и в её глазах стояли слёзы ярости. – Верни его мне!

– Я не знаю! – почти закричал Джеймс, отскакивая и прижимая ладонь к горящей щеке. Его хрупкое спокойствие рухнуло. – Отстань от меня!

Он развернулся и почти побежал, оставив её стоять посреди улицы, неподвижную, как каменное изваяние горя и ненависти. Он обернулся лишь раз – и увидел, как она всё ещё стоит и смотрит ему вслед не мигая. Её взгляд прожигал ему спину. Кем она была для Марлоу? Женой? Возлюбленной? Он вспомнил его пьяные байки о победах – такие же небылицы, как и истории Ричарда. И теперь его ложь больно ударила по настоящей, живой любви. Чувство вины, тяжёлое и липкое, присоединилось к страху в его груди.

Войдя в «Глотку», он сразу почувствовал неладное. Воздух был густым и враждебным. Барс и его компания сидели за своим столом, но они не выглядели так, будто готовятся к работе. Они перекидывались костяшками домино и пили пиво.

– Ну что, – Джеймс подошёл к их столу, стараясь звучать уверенно. – Какие новости? Нашли кого-то?

Барс медленно поднял на него глаза, лениво выдохнул струю дыма и усмехнулся.

– Новости? Новости отличные. Твоя предоплата – она за ночь поисков. Ночь прошла. Ничего не нашли. Работа сделана. – Он пренебрежительно махнул рукой. – Прогуливайся, наниматель. Не мешай.

Удар был настолько внезапным и циничным, что у Джеймса на мгновение перехватило дыхание. Весь его хрупкий план, вся его ставка – рассы́пались в прах.

– Вы… вы что, вообще ничего не делали? – его голос дрогнул от ярости и неверия.

– Сказал же – искали. Не нашли. Неужели непонятно? – Барс встал, его тень накрыла Джеймса. – А теперь проваливай, пока цел.

Что-то в Джеймсе щёлкнуло. Месяцы страха, унижений, боли, потери Ричарда, угроз капитана, слёзы той женщины – всё это вырвалось наружу в слепой, яростной вспышке. С криком, в котором было отчаяние всего его существа, он схватил ближайший табурет и изо всех сил ударил им Барса по голове.

Дерево с треском разлетелось. Барс, оглушённый, отступил на шаг, по его лицу потекла струйка крови. Но этого было достаточно.

Следующие несколько минут стали для Джеймса вихрем чистой, нефильтрованной боли. Команда Барса набросилась на него молча и профессионально. Кулаки, сапоги, ножки от стульев – всё обрушилось на него. Он пытался закрыться, но его повалили на липкий от пива пол. Он чувствовал, как трещат его рёбра, как распухает глаз, как губа разбивается о зуб. Мир сузился до вспышек боли и звериных рыков нападавших.

Когда его, наконец, отпустили, он лежал, не в силах пошевелиться, хрипло хватая ртом воздух. Сквозь щель в единственном глазу, который ещё мог хоть что-то видеть, он увидел склонившегося над ним Барса. Тот вытер кровь с лица.

– Деньги, что ты нам вчера так любезно подарил, – прохрипел Барс, – они уже у Босса. – Он с силой ткнул пальцем в грудь Джеймса, заставляя того взвыть от боли. – Если ты, балда, думал, что Босс вчера врал тебе про то, что поиски уже давно ведутся… то ты ошибался. Мы их знаем в лицо, этих твоих клеймёных уродов. И они нас знают. Мы те, кого им сто́ит бояться. Мы ищем их не первый год. Но они, как тараканы, прячутся по щелям.

Он выпрямился и плюнул на лежащего Джеймса.

– Братишки, выкиньте это дерьмо на улицу. У него и так мало времени осталось. Босс уже не просто разочарован… он в ярости. – Барс зловеще ухмыльнулся. – Добьём его позже. Когда он нам понадобится.

Его подхватили под руки и потащили к выходу. Последнее, что увидел Джеймс, прежде чем его вышвырнули на грязную мостовую, – это равнодушные лица завсегдатаев бара, на которых не дрогнул ни один мускул. Он был здесь никем. Пешкой, которую использовали и выбросили за ненадобностью. И теперь он лежал в грязи, разбитый, преданный и абсолютно один на один со своей невозможной миссией. И с гневом того, кто стоял за всем этим – таинственного «Босса», чьё присутствие ощущалось в каждом камне этого прокля́того острова.