- -
- 100%
- +
Повесть.
И показал мне чистую реку воды жизни,
Светлую, как кристалл, исходящую от
Престола Бога и Агнца.
Новый завет, Апокалипсис.
От угнанных в рабство я узнал про твой свет.
От синеглазых волков- про все твои чудеса.
В белом кружеве, на зеленой траве
Заблудилась моя душа;
Заблудились мои глаза.
С берегов Боттичелли белым снегом в огонь,
С лебединых кораблей ласточкой – в тень.
Скоро Юрьев день, радость моя,
И мы отправимся вверх -
Вверх по теченью.
Борис Гребенщиков, «Юрьев день».
Глава 1.
Алина Муравеева.
Когда неумолимая смерть подойдет ко мне вплотную, я вспомню материнские руки, и зеленые кущи, и проблеск голубизны среди зелени и тумана. Привет тебе, райское детство! Мне читали волшебные сказки, меня закармливали кремовыми тортами. Но потом все как-то разладилось. Отец ушел от нас и обзавелся новой семьей. Мой старший брат попал в автокатастрофу и умер на операционном столе в ужасных мучениях.
И все покатилось, как с горы. Моя мать умерла от пневмонии, оставив мне долги и разрушенную квартиру. Мне удалось окончить Литературный институт и устроиться на работу в библиотеку. Но на этом мое везение и кончилось. Платили мне так мало, что я удивлялась собственному существованию. Меня хватило всего на год, и я ушла. Пыталась устроиться куда-нибудь еще – никуда не брали. Я продавала квартиры и в конце концов оказалась в глухой заброшенной деревне. Эта, последняя квартира, где я сейчас жила, тоже стояла на продаже, и мне уже платили за нее авансом. В итоге я должна была оказаться на улице. Но я точно пребывала в заколдованном сне, тупая и равнодушная к собственной судьбе, как все ведомые под обух.
В то же время меня продолжал сжигать литературный огонь. В какие бы мрачные пропасти меня ни кидало, я продолжала писать книги. Повести и рассказы, фантастические и мистические, в духе Лавкрафта и Эдгара По. Никто не хотел их печатать. На всех моих сочинениях лежала печать того же темного рока, который гнал меня всю жизнь. И все же во мне даже сейчас, когда я ждала конца, крепла уверенность, что я должна писать книги.О, это яростное пламя, выжигающее тебя изнутри, о, эти высокие небеса! В двадцать лет я сочинила роман о детстве «Голубые мягкие пластинки», в тридцать сочинила повесть «Об ангелах и прочих птицах», Я не хотела подписываться своей фамилией – Муравеева. Мне мерещилось в ней что-то ничтожное, муравьиное. И я взяла себе псевдоним – Алина Салье. Уже не помню, где я услышала фамилию «Салье». Кажется, был такой переводчик.
Как все приговоренные к смерти, я с особой остротой чувствовала жизнь.Лавкрафт и Маркеспроникали мне в душу и учили меня презрению к суетным случайностям.Белокипенные сирени и черемухи доводили меня до горестно-сладкого исступления.Окна моей двухкомнатной квартиры выходили на узкую травянистую улочку, то освещенную звездами, то щедро облитую солнцем. И я, подобно изумленному ребенку, опять была вровень с сухой травой и немеркнущими звездами.
Одно странное обстоятельство смутило меня. Ночью я долго не могла уснуть, и мне мерещилось в комнате чье-то присутствие.
И однажды случилось это. Голос сказал: «Давай не будем расставаться и будем ждать». Кто-то держал мою руку в своей и переплетал пальцы.Это был мужчина, так сказать, во плоти. Но плоть его была мудреная, необычная. Она могла расточаться, и тогда этот призрак летал и проходил сквозь стены.
Я его уже где-то видела и слышала этот голос. Темные волосы, карие глаза. Некрасивый, но обворожительный.
Сначала мне сделалось страшно, я даже подумала о защите. Но уже через минуту страх рассеялся, и меня размаяла какая-то прелесть и нежность.
Вечером ребенок во дворе кричал: «Ангел летит! Сюда!» Я нарвала белой сирени и разбросала ее по подушке. Едва сгустились сумерки, явился мой небывалый гость. Он опять сплетал пальцы и целовал мне руки и плечи.В благодарность за сирень он крепко-крепко обнял меня.
«Любовь моя витает там, где хочет», -заметил один святой. Нам привольно в нашем горьком раю, и какое мне дело, живой он или мертвый?!
Нарву еще сирени. Но, несмотря на весь жар и на всю нежность, меня гнетет что-то. Мне тревожно. Это так, какбудто…ко мне приблизилась Вечность, громадная, страшная, с непроницаемо железным лбом.
Софья Александровна Анфертьева, она же Клювастая, начала свое утро с мощного «Believer» Imaginedragons. Музыка пронзилаей душу, как нож пронзает тело. Она съела порцию салата с креветками и выпила бокал шампанского. Надела голубую тунику, затканную золотом. Надушилась сладким миндалем. Унизала толстые пальцы перстнями – розой и яшмой. День был выходной, и можно было никуда не торопиться. Увы! Клювастой не дали-таки отдохнуть. Зазвонил ее мобильный телефон. На связи была Крылатая.
–Соня, – сказала она, – тебе надо слетать в театр «Приют комедиантов». Там сегодня премьера, поэтому никто не отдыхает. Найдешь там Лорентинуса – этого, который вечно на вторых ролях. Скажешь ему, чтоб явился к Муравеевой. Пусть поработает ангелом.
– Ах, вы вот как решили, – протянула Клювастая. – А я-то надеялась отдохнуть в выходной.
– Мы работаем в Высшем Суде, -рявкнула Крылатая. – Какой тут отдых?!
Клювастая надела большую шляпу и вздохнула. Бросила прощальный взгляд на книгу лорда Дансени. Книга была открыта на двенадцатой странице- там, где о печальном страннике, бредущем за своей мечтой.
Переборов врожденную неприязнь к машинам, Клювастая взяла воздушное такси. И приземлилась на Волшебной улице, посреди цветущей благодати. Здесь цвели громадные астральные розы. Гуляли дамы-господа со своими упитанными детьми. Жирная кошка грелась на солнце, порхали бабочки в разноцветном шелку.
Здание театра было точно облито сахаром. Толстые белые колонны, на фронтоне Мельпомена с маской. Клювастую провели сквозь какое-то сверкание, (зеркала, струящиеся ткани) и она оказалась в зрительном зале. Ее сразу оглушила музыка. Клювастая узнала песню о трепетных птицах.
Мы как трепетные птицы.
Мы как свечи на ветру.
Дивный сон еще нам снится,
Да развеется к утру…
Музыка металась между адом и раем, опьяняла своим очарованным вином. На сцене танцевали дети-ангелы.Девочки были одеты в ниспадающие платья цвета персика и лаванды. На мальчиках красовались туники, расшитые серебром. Были тут дети крылатые и бескрылые, но над всеми сияли нимбы.
Клювастая помахала шляпой, приветствуя Егора и Лилю. Их убило на войне – Лиля сгорела заживо, а Егора разорвало на части. Теперь они танцевали вместе со всеми, счастливые и безмятежные. Только в их глазах иногда появлялось что-то – недоумение перед ужасом и болью. Клювастая откинулась на спинку кресла и не без грусти смотрела на танцующих детей. Внезапно она услышала голос:
– Вы хотели меня видеть?
Клювастая подняла глаза и увидела Лорентинуса. (Имя «Лорентинус» образовалось у него после смерти, в плотном мире его звали иначе.) Он был в своей лучшей поре – сорок с небольшим лет. Он мог обворожить одной своей мягкой улыбкой. Но красотой он не отличался – разве только эта улыбка да пронзительные карие глаза…. Клювастая знала его по детским киносказкам. Еще она знала, что у него была бурная личная жизнь, и что в 2.005 году он умер от сердечного приступа. Сейчас он стоял перед ней как ни в чем ни бывало. На нем была одежда восемнадцатого века – нарядный камзол и короткие атласные штаны.
– Здравствуйте, – без особой теплоты поздоровалась Клювастая.– Я знаю, что у вас сегодня премьера, но я вас надолго не задержу. Я работаю в Объединенном Высшем Суде, и у меня для вас есть поручение.
Музыка стихла, дети разбежались со сцены. Рабочие (тоже с нимбами и с крыльями) начали расставлять старинную мебель. Явился диван, обитый бархатом. Явился изящный узорчатый столик.
–Вам надо явиться к одной девушке, – объясняла Клювастая. – Мы покажем, куда и как вам пройти. Девушка живет в плотном мире. Она несчастная, ей не везет в жизни. Вы должны ее утешить, с ней поговорить. Побудьте ее ангелом.
Лорентинус если и удивился, то не подал вида. Его лицо было непроницаемо. Он только спросил:
– А она меня увидит?
– Девушка – духовидец, – ответила Клювастая.
Лорентинус улыбнулся какой-то своей мысли.
– Хорошо, -сказал он.-Я согласен.
Клювастая вдруг смутилась (она-то ведь знала подноготную этой истории!) и заторопилась прощаться:
–До свидания, -она церемонно поклонилась и была такова.
Она вернулась в свой особняк и предалась обычным делам и утехам. Читала о призрачных городах и о печальных странниках. Пила обжигающие ликеры. Ее пиры в переулке Нечаянной радости славились на весь Третий берег. Изредка она навещала Крылатую, жившую в раю, в Очарованном небе. Или затворялась в своем доме на берегу тинистого пруда. Каменные коты ее охраняли.Она дремала вбархатном кресле и рисовала над прудом таинственные лики. Наконец она вспомнила о Лорентинусе. Достать его адрес было нетрудно. Вишневая улица, дом номер пять. Клювастая поднялась по лестнице, застланной темно-красным ковром. Лорентинус сам открыл ей дверь. Он выпил уже целую бутылку коньяка и еле стоял на ногах. Клювастая оказалась в комнате с репродукцией Гойи на стене и золочеными корешками книг. Лорентинус посмотрел на нее как-то затравленно и рухнул в кресло. Он был растрепан, без пиджака, верхняя пуговица рубашки расстегнута.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.