Хозяйка перекрестков миров

Я окинула взглядом сцену разрушения. Ну, «разрушения» – это, конечно, громко сказано. Так, мелкое хулиганство с применением несанкционированного мной оружия. И этот запах… Коктейль из озона и горелого дуба. Винтаж, который я не заказывала, но который слишком хорошо знала. На мгновение он выдернул меня из уютной реальности моей таверны, как пробку из бутылки дешевого вина.

Воспоминание ударило не как волна ностальгии, а как приступ дурной мигрени, от которой темнеет в глазах.

Картинка сменилась. Не таверна, а широкий пролом в базальтовой стене крепости на окраине гибнущего мира. Небо над головой было не голубым или серым, а больным, фиолетово-багровым, и кровоточило красками, которым нет названия в языках смертных. Не тихий вой пары другой заблудших тварей, а скрежещущая какофония, что царапала саму ткань бытия – рев легиона Хаоса, хлынувшего в ту реальность. Я стояла по колено в сером, мелком пепле, который еще час назад был людьми, солдатами, защитниками. И воздух был точно таким же – густым, тяжелым, пропитанным озоном, смертью и сырой, необузданной магией.

Тогда я была другой. Моложе на пару тысячелетий, куда злее и совершенно не склонной к полумерам. У меня еще оставались иллюзии, что некоторые проблемы можно решить грубой силой. Прорыв нужно было не просто закрыть. Его нельзя было заколотить досками или завалить камнями. Его нужно было прижечь. Выжечь из самой структуры реальности, пока метастазы не расползлись по всему сектору.

Я помню, как раскинула руки, и сила хлынула из меня. Не тонкой, контролируемой струйкой, как сейчас, чтобы потушить пару астральных свечек. Нет. Это было цунами. Необузданный, первобытный вопль мироздания, который я пропустила через себя. Я не свечи гасила, я гасила заблудшие звезды в разломе, сворачивая пространство в тугой, невозможный узел. А когда всё закончилось, на месте прорыва, солдат и ревущего Хаоса зияла тишина. И гладкая, глянцевая, оплавленная пустота, похожая на обсидиановый шрам на теле мира.

И выжившие. Несколько десятков чумазых, оборванных солдат смотрели на меня с тем же самым идиотским выражением, что и мои постояльцы сейчас. Первобытный ужас, смешанный со щенячьим, иррациональным восторгом. Благоговение перед силой, которую они не могли ни понять, ни измерить. И я помню, как устало, бесконечно устало подумала тогда, глядя в их полные надежды глаза: «Отлично. Сейчас они обязательно попросят меня починить им водопровод».

Я заставила себя моргнуть, сбрасывая липкое наваждение. Воздух в таверне снова пах гномьим элем и горелым дубом. Водопровод у меня, к счастью, не барахлил. Я лично прокладывала трубы из сплава, способного выдержать прямое попадание из осадного орудия. Предусмотрительность – основа любого успешного бизнеса.

Но другие проблемы были налицо. Молча, под гипнотическим взглядями, я прошла к кладовке и достав металлическое ведро, наполнила его водой и с силой швырнула туда тряпку.

Мокрый, оглушительный шлепок прозвучал в мертвой тишине как выстрел. Все вздрогнули. Гном наконец-то подобрал свою челюсть с пола. Рик чуть расслабил плечи. Представление окончено. Началась уборка. А это уже моя, привычная и понятная стихия.

– Счёт я включу в твоё проживание, – повторила я ледяным тоном, который обычно использовала для заморозки особо назойливых поставщиков. Я медленно обвела взглядом плоды его так называемой «самообороны». Во-первых, рваная дыра в стене, из которой с видом оскорбленной невинности торчала дранка. Во-вторых, камин. Бедный мой камин, переживший три гномьих бунта и одну свадьбу огра, теперь выглядел так, будто узрел первородный ужас и попросил о быстрой смерти. Обугленный, растрескавшийся, он, кажется, до сих пор тихо скулил. И в-третьих, целая лужа превосходного, выдержанного гномьего эля «Толстый Боров», в которой, перевернувшись на спину и трагически раскинув лапки, уже успел утонуть какой-то особо крупный и, очевидно, невезучий таракан. Какая растрата хорошего продукта.

Рик медленно моргнул. Один раз, потом второй. Словно перезагружал оптические сенсоры после критической ошибки системы. Взгляд сфокусировался, нашел мое лицо, и в его глазах я увидела то, что видела в глазах сотен ветеранов до него: не страх, а трезвый расчет и понимание, что он столкнулся с силой, против которой его плазменная винтовка – что зубочистка против лесного пожара.

– Понял, – его голос был хриплым, как будто он только что надышался тем самым озоном, но уже идеально ровным. Голос профессионала, который мгновенно оценил диспозицию и решил, что тактическое отступление – единственно верная стратегия. – Запиши на мой счёт. И добавь бутылку чего-нибудь, что стирает последние полчаса из памяти. Желательно, и мне, и им всем.

Он неопределенно махнул рукой в сторону застывших в немых позах постояльцев, которые выглядели как неудачная выставка восковых фигур на тему «Внезапный конец света».

– Такого не держу, – отрезала я, протирая и без того чистый стакан. – Алкоголь, который я подаю, наоборот, обостряет воспоминания. Это полезно для бизнеса. Люди с острыми воспоминаниями о своих ошибках, долгах и глупостях пьют гораздо охотнее и щедрее. Но, – я сделала паузу, наслаждаясь тем, как его бровь вопросительно изогнулась, – ты можешь заработать себе скидку. И даже полное прощение за мой испорченный камин и моральный ущерб, нанесенный моему таракану.

Он недоверчиво прищурился. Этот взгляд я тоже знала. Взгляд наемника его калибра, который инстинктивно понимал, что предложения о скидках от существ вроде меня всегда идут с нечитаемым мелким шрифтом, написанным кровью и заверенным у нотариуса из девятого круга ада.

– И каким же образом? – в его голосе проскользнула сталь. – Предлагаешь мне поохотиться на то, что сейчас воет снаружи? Судя по тому, что ты сделала, оно вряд ли вернется за добавкой. И, честно говоря, я не уверен, что в моем арсенале есть что-то эффективнее, чем… ты.

Я фыркнула так, что Грумнир вздрогнул и пролил остатки пива себе на бороду.

– Охотиться? Боже упаси. Мне потом опять за тобой убираться. Нет-нет, работа куда прозаичнее. И, смею заверить, безопаснее для твоей нервной системы. – Я выразительно кивнула на зияющую дыру в стене. – В сарае за таверной найдешь доски, молоток, гвозди. Инструкцию по применению, надеюсь, объяснять не надо? А вот там, – я изящно указала кончиком пальца на лужу эля, – лежит отличный кованый молот твоего соседа-гнома. Прекрасный инструмент, чтобы выправить погнутые петли на входной двери, которую тут чуть не снесли вместе с косяком.

На лице Рика, закаленном в пламени сотен боев, отразилась вся гамма эмоций от глубокого недоверия до смертельного оскорбления. Он, Рик «Мясник» Корво, элитный оперативник, ветеран Корпоративных Войн, специалист по зачисткам Внешних Колец и обладатель платиновой карты «Клуба наемников», должен взять в руки… молоток? Не плазменный резак, не импульсную гранату, не нейронный дезинтегратор, а примитивный, варварский кусок железа на палке?

– Ты серьезно? – спросил он так тихо, что я поняла – он на грани. На грани того, чтобы либо расхохотаться, либо попытаться меня пристрелить, просто из принципа. – Ты хочешь, чтобы я… занимался ремонтом?

– А почему нет? – я невинно пожала плечами, изображая саму простоту. – Ты же мужчина в самом расцвете сил. Сорок пять стандартных циклов, если я не ошибаюсь? Руки-ноги на месте, координация превосходная. К тому же, это в твоих же интересах. Чем быстрее мы приведем это место в подобие крепости, а не дуршлага, тем спокойнее ты будешь спать. Или ты предпочитаешь, чтобы следующая партия ночных гостей вломилась через эту живописную брешь прямо к тебе в комнату? Моя… хм… система активной защиты не всегда бывает в настроении. Иногда она предпочитает спать. И очень, очень не любит, когда её будят по пустякам.

Я намеренно сделала паузу, давая ему возможность в полной мере оценить альтернативу. Альтернатива в этот момент особенно жалобно и многоголосо завыла где-то там, в клубящемся тумане, и от этого воя даже у меня по спине пробежал легкий холодок.

– К тому же, – добавила я, переходя на доверительный, почти материнский тон, – это отличная медитативная практика. Постучал молоточком, подумал о вечном, о тщете всего сущего. Замечательно успокаивает нервы после… ну, ты понимаешь. И потом, это ведь ты начал стрельбу в моем заведении. Элементарная кармическая справедливость требует твоего непосредственного участия в ликвидации последствий. Считай это не работой, а формой активного покаяния. С элементами трудотерапии.

Рик смотрел на меня долгим, тяжелым, изучающим взглядом, отчаянно пытаясь найти подвох, лазейку или скрытый пункт в контракте. Не нашел. Потому что подвоха не было. Была лишь голая, неприкрытая, циничная, как счет от похоронного бюро, логика. Он создал проблему. Он поможет её решить. Или будет спать в комнате с дырой в стене, выходящей прямо в пасть к ночным кошмарам, которые водятся в здешних туманах. Выбор, как говорится, для профессионала очевиден.

– Ладно, – наконец выдохнул он с видом человека, приговоренного к месяцу чистки сортиров. – Где твой сарай? Но учти, если я заножу палец, я включу это в счёт за моральный ущерб.

– Договорились, – улыбнулась я самой своей радушной, гостеприимной улыбкой. – Аптечка с зеленкой и пластырем на кухне. Йод – за твой счёт.

Рик уже почти дошел до выхода, его тяжелые ботинки хрустели по рассыпанному стеклу и обломкам стула, когда он вдруг замер. Медленно, как хищник, почуявший изменение ветра, он развернулся. Маска усталого работяги, которого принудили к ремонту, слетела с его лица без следа. Теперь на меня смотрел солдат. Профессионал, оценивающий диспозицию после боя и прикидывающий вероятность следующей атаки. Взгляд буравил пространство, отмечая слабые места, простреливаемые зоны и уязвимости, которые я предпочла бы, чтобы он не замечал.

– Аглая, – голос его стал тише, лишившись всякой иронии, превратившись в инструмент для получения критически важной информации. – Как думаешь, они вернутся?

Я на мгновение замерла с тряпкой в руке. Ах, вот он. Вечный, сакраментальный вопрос. Вопрос, который мне задавали перепуганные фермеры на выжженных полях, дрожащие аристократы в разграбленных дворцах и командиры разбитых отрядов в тени дымящихся руин. Надежда, жалкая и отчаянная, на то, что ужас миновал, и животный страх, что это была всего лишь разведка боем. Сотни миров, тысячи лиц, и один и тот же вопрос в глазах. Скучно, господа.

Уголки моих губ дрогнули в усмешке, в которой было больше вековой усталости, чем веселья. Я обвела взглядом разгромленную таверну, зияющую дыру в стене, лужу эля, в которой покоился гномский молот. Мой дом. Моя крепость. Мое поле боя.

– Знаешь, Рик, – я неторопливо продолжила вытирать стойку, придавая своему голосу оттенок философской отстраненности, – в одном забавном, давно почившем мирке была хорошая песенка на этот счет. – Я сделала паузу, наслаждаясь его напряженным вниманием. – Уходят почтальоны, срываются вагоны, нас с тобой не тронут, пока в стволах патроны2.

Он смотрел на меня секунду, две. Процессор в его военной голове, привыкший к четким ответам «так точно» и «никак нет», переваривал мою витиеватую метафору. А потом я увидела, как в его глазах что-то щелкнуло. Он понял. Понял не то, вернутся ли они, а то, что этот вопрос не имеет никакого смысла. Это аксиома. Не нужно гадать, нужно перезаряжать. Уголок его рта дернулся в чем-то, что у людей вроде него сходило за улыбку – кривое, циничное признание общего положения дел.

Он молча кивнул сам себе, развернулся и, вместо того чтобы направиться к выходу, прошел к барной стойке и с неожиданной грацией уселся на уцелевший стул. Словно его только что отозвали с передовой на совещание в штаб.

Я вопросительно изогнула бровь.

– Не вижу энтузиазма в починке моей и, между прочим, твоей будущей безопасности. Сарай в другой стороне.

– Подождет немного, – он пожал плечами и скрестил руки на груди, превращаясь из потенциального плотника в следователя по особо важным делам. – Я вдруг понял, что тактический разбор полетов мне сейчас нужнее, чем трудотерапия. Хочу знать, что это было и как ты от них избавилась. Не потом, а сейчас.

– Какая плохая идея, – протянула я, откладывая тряпку. – Особенно учитывая, что у меня нет ни малейшего желания делиться своими маленькими секретами. Знание – сила, Рик. А я не уверена, что хочу делать тебя сильнее.

– А меня не волнуют твои желания, – отрезал он. Его взгляд стал жестким, как сталь. – Моя работа – просчитывать варианты. Чтобы выжить, я должен понимать, с чем имею дело. Какие у них возможности, какая у них тактика, и какие контрмеры эффективны. Мне нужны данные, Аглая, чтобы иметь в запасе пару-тройку запасных планов.

Я взяла самый чистый из своих стаканов и начала медленно, медитативно протирать его до блеска, глядя на свое отражение в стекле, а не на него.

– Милый мой, – произнесла я с чарующей улыбкой, – ты упускаешь главное. Все твои запасные планы, от варианта «А» до экстренного протокола «Ядерная зима», начинаются и заканчиваются здесь. За этой стойкой. Все твои варианты – это я.

Он откинулся на спинку стула, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на недовольство.

– Смотрю, с самомнением у тебя проблем нет.

– С самомнением проблемы бывают у тех, кто не может его подкрепить, – парировала я. – А у меня с этим полный порядок. Так что бери молоток, Рик. И пока будешь забивать гвозди, можешь поразмыслить над своим единственным и неповторимым «запасным вариантом».

Он окинул взглядом пролом в стене, через который томно заглядывала ночь, перевел его на мое почти безмятежное лицо и выдал вердикт с лаконичностью приговора.

– Так себе запасной вариант.

Я медленно моргнула, отставляя в сторону стакан, который протирала с медитативным усердием.

– Родное сердце, – пропела я, опершись локтями о стойку и подавшись к нему чуть ближе. На моем лице расцвела самая обезоруживающая из моих улыбок – та, что заставляла королей забывать о войнах, а демонов – о контрактах. – Ты где-то откопал рецепт эликсира бессмертия? Или, может, у тебя в вещмешке завалялся карманный бог, готовый по первому зову залатать твою смертную оболочку? Потому что с таким уровнем критики в мой адрес тебе понадобится либо первое, либо второе. И очень скоро.

Рик даже не дрогнул. Он смотрел на меня все тем же тяжелым, изучающим взглядом, в котором не было ни страха, ни пиетета. Только расчет.

– Нет, – ровным тоном ответил он. – Достал и отряхнул свое самомнение и опыт. И они мне подсказывают, что сидеть и ждать, пока неизвестный враг перегруппируется и вернется с подкреплением – худшая из всех возможных тактик. Особенно когда принцип работы единственного оружия не понятен, и отсутствует возможность понять слабые стороны этого оружия.

А потом случилось нечто совершенно восхитительное в своей наглости. Он встал. Не просто встал, а выпрямился во весь свой внушительный рост, и воздух в таверне, кажется, тут же подчинился его воле. Словно невидимый тумблер переключил его из режима «угрюмый наблюдатель» в режим «командир подразделения в тылу врага». Моя таверна моментально превратилась в его штаб.

– Грумнир! – голос его обрел тот самый металл, которым отдают приказы, не терпящие возражений. Гном, до этого меланхолично ковырявший щепку своим чумазым пальцем, вскинул голову. – Бери свой молот и займись дверью. Мне не нравится, когда в обороне есть дыры.

Самое забавное? Грумнир, который и меня-то слушал через раз, крякнул, поднял с пола свой боевой молот, будто это был обычный столярный инструмент, и без лишних слов побрел к развороченному косяку.

Я молча наблюдала за этим цирком, приподняв бровь. Мой мальчик решил поиграть в генерала. Мило.

Но он не закончил. Он развернулся к лестнице, где все еще застыло в виде восковой композиции «Ужас и оцепенение» то самое семейство, из-за которого и начался весь этот кавардак.

– А вы, – его тон не стал мягче, лишь чуть более деловым, – идите к себе в комнату. Приведите себя в порядок, соберитесь с мыслями и через двадцать минут спускайтесь. У нас вдруг появились темы для разговора. Ваша история начала казаться мне куда интереснее, чем еще полчаса назад.

Он сделал паузу, его взгляд скользнул по испуганным лицам.

– Да, и ребенка с собой тащить не надо. Уложите ее спать. Ей ничего не угрожает.

И в этот момент он посмотрел на меня. Прямо в глаза. В этом взгляде не было вопроса. В нем была констатация факта. Ультиматум, адресованный не мне, а самой вселенной. Ребенок в безопасности не потому, что он так сказал, а потому что в радиусе ста метров нахожусь я. Он не просил меня о защите. Он просто вписал меня в свой боевой устав как самое надежное стратегическое оружие.

Я тихо рассмеялась. Он раздавал приказы гному, строил перепуганных беженцев и планировал оборону в моем доме, полагаясь на меня, как на нерушимую стену, о которую разобьется любая угроза, не понимая при этом принцип действия.

Какая самонадеянность. Какая восхитительная, безрассудная, чисто человеческая самонадеянность.

Пожалуй, я позволю ему поиграть еще немного. Это было куда занимательнее, чем просто ждать рассвета.

Грумнир, деловито сопя, подгонял развороченный косяк под размер своего молота, и каждый его удар отдавался в моих стенах гулким, хозяйским эхом. Семья беженцев, кажется, испарилась на втором этаже, вняв приказу, отданному тоном, которым обычно разгоняют мятежи. А он, источник всей этой суеты, снова опустился на стул передо мной. Сел не как гость, не как клиент. Сел как хирург, который только что закончил предварительный осмотр и теперь готовится вскрывать грудную клетку. Воздух между нами все еще потрескивал от остатков моей силы, но теперь в нем появилась новая плотность – плотность его несгибаемой воли.

Я позволила себе маленькую, артистичную паузу, любуясь им. Занятное существо. Большинство смертных в его положении либо лебезили бы, либо тряслись от страха, либо пытались бы торговаться, предлагая жалкие монеты за божественное покровительство. Этот же смотрел так, будто я была не вечной сущностью, а всего лишь сложным тактическим объектом, который необходимо понять и использовать с максимальной эффективностью. Что ж, удачи ему с этим.

– Что дальше, мой генерал? – с медовой усмешкой спросила его я, подперев щеку кулаком. В моем голосе плескалась вся ирония, на которую способно существо, видевшее падение империй из-за плохого пищеварения их правителей. – Еще приказы будут? Может, перекрасить таверну в защитный цвет? Или вырыть по периметру ров с кольями?

Он даже бровью не повел. Его взгляд был тяжелым, как могильная плита.

– Эля, – приказал он, и это прозвучало не просьбой, а требованием снабжения. – И я все еще жду ответов на свои вопросы.

– Эля так эля, – я лениво поднялась, наслаждаясь тем, как его глаза следят за каждым моим движением, пытаясь просчитать и проанализировать. Наполнив глиняную кружку из бочонка, я с легким стуком поставила ее перед ним. Пена лениво перевалилась через край. – С ответами сложнее. Я все еще не горю желанием объяснять твоему техническому, полковому мозгу принципы работы метафизических реальностей. Боюсь, у тебя предохранители перегорят.

Он сделал глоток, не отрывая от меня взгляда.

– Пока ты ищешь желание, начни рассказ с того, кто или что это было. Раз ты смогла от них избавиться, значит, знаешь, что это.

Его логика была безупречна, как лезвие свежезаточенного кинжала. И это раздражало.

– Я ценю твою веру в мои безграничные познания, – я картинно приложила руку к груди. – Но, разочарую тебя, даже у меня есть пробелы в образовании. Считай, что мое оружие универсально. Оно не требует идентификации цели. Видит угрозу – устраняет. Все просто.

– Ничего не бывает просто, – отрезал он, и в его голосе прорезался холодный металл инструктажа перед боем. – Раз оно «универсальное», значит, неспециализированное. А это значит, оно может дать сбой против узконаправленной угрозы. Или, что вероятнее, к нему после одной отбитой атаки могут найти защиту. И в следующий раз, а он будет, все может закончиться гораздо печальнее.

Я оскорбленно выпрямилась. Какая наглость! Ставить под сомнение мою эффективность!

– Я делаю свою работу на отлично! – процедила я, и температура в таверне упала на пару градусов.

– И твое самомнение тоже на отлично, – парировал он, ничуть не впечатлившись. – Но ни то, ни другое нас не спасет, если враг вернется подготовленным. Так что начинай. Кто или что это было. И Аглая, – он произнес мое имя медленно, раздельно, словно вбивая гвозди, – я не люблю повторяться.

Тишина. Только мерный стук молота Грумнира за спиной. В этой тишине его слова висели, как приговор. Он не угрожал. Он не просил. Он ставил меня перед фактом. Перед тактической необходимостью. Он смотрел на меня не как на всемогущую хозяйку таверны, а как на ключевого, но упрямого союзника, чью спесь нужно сломать ради общей цели. И в этом взгляде не было страха. Только усталый, циничный расчет опытного воина, для которого собственная жизнь – лишь один из многих ресурсов.

Я смотрела на его обветренное лицо, на жесткую складку у рта, на холодный огонь в глубине глаз, особенно левого. И вдруг поняла, что все это время ошибалась.

И игра внезапно стала гораздо, гораздо интереснее.

Мальчик, оказывается, не просто мужчина. Он кремень. Из тех, что не гнутся и не ломаются, а только высекают искры. Что ж, посмотрим, кто кого переживет.

– Хорошо, – выдохнула я, изобразив вселенскую усталость от необходимости снисходить до объяснений. Я сделала изящный жест рукой, словно даруя ему величайшую милость. – Твоя взяла. Но учти, если твой мозг, привыкший к уставам и приказам, свернется в трубочку, я не буду его разворачивать.

Я выдержала паузу, наслаждаясь его невозмутимостью. Он просто ждал. Терпеливо, как снайпер в засаде.

– Я знаю ровно то же, что и ты, мой проницательный генерал, – я слегка склонила голову, и в голосе зазвенела патока сарказма. – Гончие. Если, конечно, верить лепету перепуганных до икоты людей. Скоро они немного придут в себя, сползут вниз к огню, и мы, возможно, услышим что-то более внятное, чем хоровое заикание. Я, во всяком случае, на это надеюсь. Их словарный запас и так не блещет разнообразием.

– Это то, что касается их, – его голос был ровным и холодным, как сталь клинка зимним утром. – Меня интересует то, что касается тебя. Твое… универсальное оружие.

– Ах, это… – я картинно взмахнула ресницами. – Что ж, слушай и пытайся не впасть в ступор. Моя сила, – я сделала небольшую паузу, давая словам набрать вес, – скажем так, это самая древняя и, возможно, самая фундаментальная форма того, что вы, примитивные, называете магией. Ей не нужны дурацкие заклинания на псевдолатыни или размахивание руками, словно я отгоняю мух. Она строится на чистом намерении. На связи с самой… тканью реальности. Это сложно объяснить существу, чей мир состоит из приказов и их исполнения.

Я обошла стойку и присела на стул напротив него, подперев подбородок рукой. Наши взгляды встретились.

– Попробую на понятном тебе языке, – сказала я заговорщицки. – Представь себе мир как… гигантский, бесконечно сложный механизм. Или, чтобы твоему полковому мозгу было еще понятнее, – как программный код. Бесконечные строки инструкций, функций и переменных, которые определяют все. Абсолютно все. Там, где ты видишь стол, эль и не в меру любопытного генерала, я вижу базовые строки этого кода. Инструкции, переменные, зависимости.

Он молчал, но я видела, как в его глазах шевельнулся интерес. Аналитический, а не праздный. Он не просто слушал, он обрабатывал информацию.

– Те твари, что ломились в таверну, – я продолжила, понизив голос, – были… ошибкой в коде. Сбоем. Вредоносной программой, если хочешь. Угрозой целостности системы. Моя сила не бьет по ней дубиной и не тычет в нее огненным шаром. Это грубо и неэффективно. Она находит исходный код этой угрозы, эту вредоносную строчку, и просто… переписывает его. Стирает. Вносит правку: «Этого здесь не существует». И его не существует. Все. Конец программы. Чисто, элегантно и без лишнего шума.

Я улыбнулась ему своей самой милой и самой ядовитой улыбкой.

– Теперь понятнее, генерал? Или предохранители уже задымились?

Он кивнул. Просто кивнул, словно я только что зачитала ему сводку погоды, а не перевернула его картину мира с ног на голову, предложив на десерт концепцию мироздания как программы. Никакого благоговейного трепета, никаких уточняющих вопросов о «ткани реальности». В его глазах мелькнуло лишь холодное принятие новой тактической переменной. И это, признаться, впечатляло даже больше, чем если бы он упал на колени.

Он встал, и в его движениях не было ни грамма суеты. Только выверенная армейская экономия жестов. Развернулся и молча пошел в сторону сарая, где я хранила свой нехитрый плотницкий инструмент рядом с запасом соленой рыбы. Я проводила его взглядом, невольно усмехнувшись. Значит, процессор не завис, а просто перешел в режим решения практических задач. Что ж, это даже к лучшему. Мироздание, может, и трещало по швам где-то там, в высших сферах, но сквозняк в моей таверне – проблема куда более насущная. И если для ее решения придется превратить элитное «универсальное оружие» в разнорабочего на полчаса – тем хуже для его самолюбия. В конце концов, адаптивность – ключ к выживанию. Для всех нас.