Хозяйка перекрестков миров

Вскоре снаружи послышались звуки, имевшие к плотницкому делу весьма отдаленное отношение. Глухие, яростные удары, перемежаемые скрипом дерева и тихим, но отчетливым мужским бормотанием, в котором угадывались не самые лестные эпитеты в адрес гвоздей, досок и, кажется, всей архитектуры этого заведения в целом.

Рик, к его чести, слово сдержал, хоть и было очевидно, что молоток в его руках лежит куда менее привычно, чем рукоять меча или приклад винтовки. Возможно, эта тупая физическая работа была для него лучшим способом переварить услышанное – выбить из головы мысли о «коде реальности» вместе с гвоздями, вгоняя их в многострадальную стену.

Когда он вернулся, отряхивая с рук щепки, я решила проверить его работу. Конструкция, закрывавшая дыру, была шедевром авангардного зодчества. Сколоченная из разномастных досок, она выглядела так, словно ее создавал пьяный циклоп с острой боязнью прямых углов и страстью к хаотичному забиванию гвоздей. Шляпки торчали во все стороны, некоторые доски шли внахлест под немыслимыми углами. Но, надо отдать ему должное, не дуло. Функционально. По-военному. Уродливо до слез, но свою задачу выполняло.

Тем временем в зале тоже кипела работа. Грумнир, чья скорбь по безвременно почившему бочонку эля была почти осязаема, с мрачной гномьей сосредоточенностью священнодействовал над дверными петлями. Протрезвев от ужаса и мучительной потери любимого напитка, он использовал свой боевой молот по самому унизительному для него назначению. Каждый его точный, выверенный удар по шляпке крепежного штыря звучал как эпитафия разлитому пиву.

Я вернулась и решила раздать похвалу.

– Недурно, генерал. У тебя определенно есть свой стиль. Брутальный экспрессионизм. Возможно, после конца света откроешь свою плотницкую артель. От клиентов отбоя не будет.

Он лишь хмыкнул, прошел к стойке и налил себе воды из кувшина. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он просто залатал пробоину в корабле. А то, что корабль плывет по реке хаоса к черту на рога, – это уже следующий пункт в списке задач. И мне нравился этот подход. Очень нравился.

Ровно двадцать минут спустя, когда запах острой древесной пыли и пролитого эля смешался в причудливый букет «катастрофы локального масштаба», вниз по лестнице спустились мои беженцы. Спускались они с опаской, словно проверяя каждую ступеньку на прочность, и их глаза обшаривали зал так, будто они ждали, что из-за стойки на них снова прыгнет какая-нибудь тварь.

К этому моменту Рик, видимо, решил, что плотницких подвигов с него достаточно, и занялся более привычной штабной работой. Он уже успел накрыть один из столов. Картина была почти идиллической, если не знать предыстории. Кружки с элем по краям, а в центре стола высилась горка орешков, вяленое мясо и пара подсохших сырных корок, которые он без зазрения совести нарыл в моих личных закромах. Проходя мимо меня, он бросил, не глядя:

– Новости надо будет пережевывать.

Я смотрела на эту его хозяйственную деятельность с тем особым чувством, которое, наверное, испытывает мать, глядя на пятилетнего ребенка, объявившего себя самостоятельным и теперь с самым самоуверенным видом пытается забить гвоздь в розетку. Забавно было наблюдать, как этот человек, привыкший командовать армиями и принимать решения о судьбах планет, с деловитым видом расставляет на столе мою посуду и распоряжается моими припасами. Впрочем, его организация пространства была безупречна – всё под рукой, сектора обзора не перекрыты. Профессиональная деформация, не иначе.

Мы чинно расселись за столом. Я, Рик, Грумнир, который выглядел как гранитная скала, скорбящая о безвременно ушедшем пиве, и парочка моих новых постояльцев. Воздух был густым от невысказанных вопросов. И снова слово взял Рик, решив, очевидно, что раз уж он накрыл на стол, то ему и вести собрание. «Пусть мальчик поиграется», – усмехнулась я про себя, отпивая эль. У него это получалось куда лучше, чем махать молотком.

– Меня зовут Рик, – его голос был ровным и лишенным эмоций, голос человека, зачитывающего сводку. – Это Аглая, – последовал короткий кивок в мою сторону, – хозяйка сей таверны, что дала нам кров, еду и ускоренные уроки цинизма. А это Грумнир. – Еще один кивок в сторону гнома, который в ответ лишь мрачно звякнул кружкой о стол.

Я чуть склонила голову, принимая его ироничную характеристику. А ведь он подмечает детали. Это хорошо.

Женщина нервно теребила край своей потрепанной туники, а ее спутник, наоборот, сидел неестественно прямо, пытаясь излучать достоинство, но его бегающие глаза выдавали панику. Он пытался просчитать, что их ждет в ближайшие пять минут, час, вечность.

– Меня зовут Элиан, – произнес мужчина, и его голос слегка дрогнул. – Это моя супруга Мирэль. Наверху наша дочь – Аэрия. И мы вам очень, очень благодарны за спасение и кров. Мы…

– Благодарности будете после раздавать, – отрезал Рик так резко, что Элиан захлопнул рот на полуслове. Жестко. Эффективно. И, признаться, именно то, что было нужно. – Сейчас нам нужен доклад. Мы хотели бы услышать ваш полный рассказ. Кто эти гончие. Откуда они взялись в вашем мире. И что с этим миром в итоге случилось. Желательно четко, по делу, без лирики. Факты, последовательность, детали. Сопли будем потом развозить, если останется время.

Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в очаге. Элиан и Мирэль смотрели на Рика, ошарашенные такой прямотой. Он выбил из них всю благодарственную шелуху одним ударом. Элиан глубоко вздохнул, сглотнул, и посмотрел на Рика уже совсем другими глазами.

Я откинулась на спинку стула. Что ж, допрос начался. Моя роль – слушать и подливать эль. Прекрасное разделение труда.

Элиан сглотнул, осушил половину кружки эля одним махом, словно принимая лекарство, и поставил ее на стол с глухим стуком. Мирэль положила свою ладонь поверх его, и он благодарно сжал ее пальцы.

– Наш мир назывался Лирия, – начал он, и его голос, хоть и был напряжен, уже не дрожал. Он обрел твердость человека, зачитывающего собственный смертный приговор. – Мир стихов и хрустальных шпилей. Мир, где магия была вплетена в сам воздух, который мы называли Тихим Перезвоном. Он не был громким, этот Перезвон, но он был всегда. Фон, основа нашего бытия.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Рик молчал, терпеливо ожидая, его взгляд был острым, как наконечник копья.

– Все началось не с вторжения, – продолжил Элиан. – Не было ни армий, ни демонических легионов. Сначала просто пропали звезды. В одну ночь небо стало абсолютно черным, как бархат в склепе. А потом… затих Перезвон. Просто исчез. Представьте, что вы всю жизнь слышали биение собственного сердца, а потом оно остановилось, но вы почему-то продолжаете жить. Тишина стала оглушающей. Физически болезненной.

– Когда это случилось? – прервал его Рик.

– Неделю назад. Через несколько дней после того, как затих Перезвон, они и появились. Гончие.

– Опиши их, – потребовал Рик.

Элиан покачал головой, и за него ответила Мирэль. Ее голос был тихим, как шелест сухих листьев.

– Они не твари из плоти и крови, – прошептала она, глядя в пустоту. – Скорее, искажения в самом воздухе. Сгустки тьмы с глазами из мертвого серебра. Они не ходят по земле, они скользят над ней, и трава под ними не приминается, а… седеет. Становится пеплом. И этот вой… Он не в ушах звучит. Он в голове. В самой душе.

– Они появлялись там, где реальность истончалась, – добавил Элиан. – У древних руин, на старых полях сражений, у пересохших рек. Сначала поодиночке, потом стаями.

– Вы пытались сражаться? – в голосе Рика не было ни капли сочувствия, лишь холодный интерес аналитика.

Элиан горько усмехнулся.

– Пытались. Наши лучшие маги метали в них заклинания, но плетения рассыпались, не долетев. Словно ударялись о пустоту и просто исчезали. Наши храбрейшие воины бросались на них с зачарованными клинками… Как сражаться с пустотой, которая пожирает твой меч, прежде чем ты нанесешь удар? Металл обращался в ржавую пыль, а воин падал, мертвый, но без единой раны. Просто… выключенный.

В этот момент Грумнир, доселе молчавший, издал низкий, гортанный рык. Он с такой силой сжал свою кружку, что побелели костяшки пальцев.

– Аннуляторы, – пророкотал он, и это слово прозвучало как удар молота по наковальне.

Рик мгновенно перевел взгляд на гнома. Я тоже. В глазах Элиана и Мирэль блеснула искра узнавания – они услышали не просто слово, а имя.

– Пожиратели Смыслов. Твари из Изнанки, – продолжил гном, глядя в свою кружку, словно видел на дне отражение чего-то ужасного. – Древнее дерьмо. Очень древнее.

– Ты их знаешь? – спросил Рик, подавшись вперед. Все напряжение в комнате сосредоточилось на фигуре гнома.

Грумнир медленно поднял голову.

– Я слышал о них. В самых старых сагах моего народа. Легенды времен, когда даже горы были молодыми. Их не интересуют золото, власть или души. Их интересует само существование. Они не убивают. Они стирают.

Слова гнома повисли в воздухе, и рассказ Элиана обрел новый, еще более жуткий смысл.

– Он прав, – подтвердил Элиан шепотом. – Стирают. Процесс начинался с окраин. Сначала тускнели краски. Леса становились серыми, реки – мутными. Потом звуки. Пение птиц превращалось в невнятный шорох. А потом… люди. Они просто забывали. Забывали дорогу домой, потому что дома уже не было, он стерся не только с карты, но и из памяти. Жена могла смотреть на мужа и не узнавать его, потому что все их общие воспоминания происходили в местах, которых больше не существовало. Мир сворачивался, как… как пергамент. И серый туман наступал. А в тумане выли они.

– Мы бежали к последним Вратам, – закончила Мирэль, и по ее щеке скатилась слеза. – К столице. Туман гнался за нами. Мы видели, как городские стены прямо на глазах рассыпаются в пыль, как хрустальные шпили оседают и тают. Мы бежали по земле, которая под нашими ногами превращалась в пепел и забвение. Мы прыгнули в портал, и я успела обернуться… За моей спиной не было ничего. Ни мира, ни неба. Только серая, воющая бесконечность.

Наступила тишина. Тяжелая, давящая. Даже огонь в очаге, казалось, потрескивал тише. Рик откинулся на спинку стула, его лицо было непроницаемым, но я видела, как напряженно работают его мысли, складывая разрозненные куски в единую, ужасающую картину.

Наши беженцы разыграли свою драму на пять звезд из пяти: Мирэль живописно роняла соленую влагу на стол, а Элиан смотрел в пустоту таким взглядом, каким обычно смотрят на ценник очень дорогой, но уже разбитой вазы. Красиво, трагично и абсолютно бесполезно.

Грумнир, кажется, решил косплеить древнюю скалу, на которой рунами высечены все скорби мира. Он молча сверлил взглядом свой эль, видимо, ожидая, что тот от страха превратится в нечто покрепче.

А Рик… Рик был великолепен. Ни тени сочувствия на этом лице, высеченном из цинизма и пороха. В его голове шестеренки крутились с таким скрипом, что я почти слышала, как он раскладывает «стирание реальности» на тактические составляющие, прикидывая убойную силу и радиус поражения. Он не видел трагедии. Он видел проблему. Новую, нестандартную, а потому интересную военную задачу.

Наконец, представление ему, видимо, надоело. Он перевел взгляд с пары, похожей на фарфоровых кукол после встречи с молотком, на меня.

– Хотелось бы услышать твое мнение, – его голос был ровным, как оружейный ствол. – Ты когда-нибудь с таким сталкивалась?

Примечания