Вне игры

За окном шумел город, а в соседних комнатах слышались приглушенные голоса и смех. Где-то в этом же здании, возможно, так же засыпала вся команда. И он. Но теперь это знание не вызывало тревоги, а лишь добавляло картине мира немного краски – не более того.

Она закрыла глаза, чувствуя, как приятная усталость разливается по телу. До субботы было еще два дня. Два дня тишины, обычной учебы и, кто знает, может быть, даже тех самых настолок с друзьями. Мысль об этом заставила ее улыбнуться в темноте. Ее пазл ненадолго перестал усложняться, и это было именно тем, что ей было нужно.

Оставшиеся до субботы дни учебы выдались на удивление странными. Ожидаемого всплеска активности со стороны команды не последовало. Наоборот, волейболистов почти не было видно. Только Егор, как привязанный, крутился около Макса, подходя постоянно и что-то азартно обсуждая.

Но больше всего Вару поражало поведение Кирилла.

Он словно забыл о ее существовании. Вернее, не забыл, а будто выстроил между ними невидимую стеклянную стену. Он стал частым спутником Кристины – первой красавицы факультета журналистики – и ее бойкой, всегда громко смеющейся компании. Они появлялись повсюду вместе: в столовой, в холле главного корпуса, в библиотеке, громко перешептываясь и обсуждая какие-то вечеринки.

И всякий раз, когда их пути пересекались с Вариной, происходит нечто странное.

Однажды Варя спешила на пару, зажав под мышкой стопку книг. Из-за угла, громко смеясь, вывалилась группа Кристины. И прямо по курсу, спиной к Варе, стоял Кирилл, что-то рассказывая. Увидев ее, он не просто продолжил рассказ, а сделал это с преувеличенным энтузиазмом, размахивая руками и громко смеясь, явно играя на публику. И в самый разгар этого представления он неловко, почти по-клоунски, отступил на шаг назад – ровно настолько, чтобы Варя, пытаясь его обойти, зацепилась книгами за его локоть.

Книги с грохотом полетели на пол.

– Ой, простите, – буркнул он, даже не обернувшись по-настоящему, и продолжил рассказывать что-то Кристине, которая уже смотрела на Вару с высокомерным любопытством.

Варя, покраснев от досады и неловкости, молча подбирала книги, мысленно называя его идиотом и позером. Но ей помог, проходящий мимо одногруппник, от чего она быстрее ушла от этой неловкой истории.

В другой раз она сидела в библиотеке, готовясь к семинару. В читальный зал вошел он – не один, конечно, со Степой. Степа что-то оживленно жестикулировал, а Кирилл шел с невозмутимым видом, но его глаза сразу же нашли Вару. Он направился к стеллажам неподалеку от ее стола и начал громко, с преувеличенной серьезностью, расспрашивать Степу о каком-то конспекте, которого у того явно не было.

– Жуков, где твои записи по тактике? Ты же обещал! – его голос гулко разносился под сводами зала, заставляя других студентов поднимать глаза от книг.

– Какие записи? – искренне недоумевал Степа. – Кирилл, мы же…

– Нет, ты точно обещал! – настаивал Кирилл, продолжая игру. Он сделал широкий, нелепый жест рукой и задел вазу с карандашами на ближайшем столе. Карандаши рассыпались с треском, сравнимых по громкости с падением ее книг.

Все снова смотрели на них. Библиотекарь уже делала сердитое предупреждающее замечание. Кирилл, изображая смущение, стал помогать собирать карандаши, все время краем глаза поглядывая на Вару.

Та сидела, уткнувшись в книгу, с каменным лицом, но внутри у нее все кипело.

Мысль о том, что это могут быть такие неумелые и детские попытки как-то до нее достучаться, даже не приходила ей в голову. Она видела лишь результат: грохот, всеобщее внимание, ее собственная неловкость и его глупая, наигранная неловкость. Она решила, что он просто дурак, который не знает, как вести себя прилично, когда его звездный статус вдруг перестает работать.

И каждый такой инцидент заставлял ее все сильнее сомневаться в своем решении пойти на игру в субботу. Зачем ей смотреть на этого переростка-клоуна, который не может нормально пройти по коридору?

Пятница должна была стать спокойным днем перед субботней игрой. Варя уже почти смирилась с мыслью, что придется идти и делать вид, что все это часть работы. Но судьба, а точнее, Кирилл Орлов, приготовили ей последнюю каплю, переполнившую чашу терпения.

Она зашла в спортбар “Овертайм” – уютное место недалеко от университета, где студенты часто собирались по вечерам. Сегодня здесь была запланирована скромная встреча по поводу дня рождения одного из парней с их факультета. Варя, Лиля, Макс и еще несколько ребят заняли большой угловой стол.

Атмосфера была расслабленной, все смеялись, заказывали пиццу и лимонад. Варя наконец-то начала оттаивать после недели странного напряжения.

И тут дверь в бар распахнулась, впуская шумную компанию. Впереди всех шел Кирилл, его рука была небрежно перекинута через плечо Кристины. За ними следовали ее подружки и несколько парней из команды, включая вечно восторженного Степу.

Их группа громко разместилась за столиком напротив. Кирилл сразу же стал центром внимания, заказывая на всю компанию и громко смеясь. Он делал вид, что не замечает Варин стол, но Варя поймала на себе его быстрый, скользящий взгляд.

Все шло относительно спокойно, пока не началась традиционная викторина, которую проводил бармен. Вопросы были на спортивную тематику.

– И следующий вопрос для команд! – объявил бармен. – Назовите точную высоту волейбольной сетки для мужчин и женщин!

Команда Кристины, естественно, выкрикнула ответ – Кирилл сделал это громче всех, с победоносной ухмылкой.

– А теперь вопрос для столика напротив! – бармен повернулся к Варе и ее друзьям. – Кто из ныне играющих волейболистов сборной России держит рекорд по количеству подач навылет в одном матче?

За столом воцарилось замешательство. Ребята переглядывались. Это был слишком узкоспециализированный вопрос.

Варя, вся в азарте и желании победить, не сдержалась. Она недавно как раз читала спортивную аналитику.

– Иван Подберезин! – выкрикнула она, опередив всех. -Против бразильцев в прошлом году, семь подач!

Бармен удивленно поднял брови и улыбнулся.

– Абсолютно верно! Очко команде!

Ребята за Вариным столом радостно зааплодировали ей. Лиля похлопала ее по плечу: “Вот это да, наш ходячий спортивный справочник!”

И в этот момент с другого стола раздался громкий, нарочито саркастичный смех. Это смеялся Кирилл. Он поднялся, оперся руками о свой стол и с ухмылкой посмотрел на Варю.

– Ну конечно, Соколова! – его голос прозвучал громко и насмешливо, привлекая всеобщее внимание. – Теоретик! Все по учебникам знаешь! А на площадке-то самой слабо показать, что эти цифры значат?

В баре на секунду стало тихо. Все смотрели то на него, то на Вару. Даже его собственная компания выглядела слегка смущенной. Кристина ехидно улыбалась.

Варя почувствовала, как по щекам разливается густой румянец обиды и гнева. Он не просто привлек к ней внимание. Он публично унизил ее, высмеяв ее знания и намекнув на ее несостоятельность на практике. После всех его дурацких, детских выходок это было уже слишком.

Она медленно поднялась. Лиля потянула ее за рукав, шепча: “Варь, не надо…”

Но Варя посмотрела прямо на Кирилла, ее глаза холодные и злые.

– Нет, не слабо, Орлов, – сказала она тихо, но так, что было слышно в наступившей тишине. – Но демонстрировать что-либо перед клоуном, который не умеет вести себя в приличном обществе, мне совсем не интересно. Приятного вечера.

Она развернулась, взяла свою куртку и вышла из бара, оставив за спиной гробовую тишину, а затем взрыв возмущенных и удивленных голосов.

Она шла по вечерней улице, дрожа от ярости и унижения. Все. Точка. Капля переполнилась.

Достав телефон, она одним движением нашла номер Кирилла в рабочих контактах и отправила короткое сообщение:

“В субботу не приду. Не вижу смысла наблюдать за непрофессиональным поведением. Все вопросы по работе – в рабочее время”.

Она заблокировала его номер, не желая видеть ответ.

Она шла по темным улицам, не чувствуя холода, вся горит от стыда и злости. В ушах звенела та самая гробовая тишина, а потом – взрыв голосов. И его ухмылка. Эта дурацкая, самодовольная ухмылка.

“Ну конечно, Соколова! Теоретик!”

Слова жгли сильнее, чем ледяной ветер. Почему? Почему он так достал ее? Почему эта очередная дурацкая выходка задела ее так сильно, что аж дыхание перехватывало?

Она свернула в безлюдный переулок, прислонилась к холодной кирпичной стене и закрыла глаза, пытаясь отдышаться.

Потому что это было не просто. Потому что это была последняя капля.

Сначала – эти нелепые, детские попытки привлечь внимание: рассыпанные книги, опрокинутая ваза, громкие разговоры в библиотеке. Как будто он пятилетний мальчишка, который не знает, как по-другому подойти к девочке, которая ему нравится. И она списывала это на глупость, на зазнайство, на неумение вести себя.

Но сегодня… Сегодня было другое. Сегодня было публично. Унизительно. Зло.

“Все по учебничкам знаешь! А на площадке-то самой слабо?”

Он не просто пытался привлечь внимание. Он пытался ее унизить. Принизить ее знания, ее компетентность, ее право разбираться в том, что было ее миром, ее страстью. Он поставил под сомнение не ее внешность или характер, а ее профессионализм. То, что она ценила больше всего.

И самое мерзкое было в том, что он сделал это не один на один. Он сделал это при всех. При его глупой свите, при ее друзьях. Он выставил ее зазнайкой, зубрилкой, которая не знает жизни. И все это – с той же дурацкой, наигранной ухмылкой, которая, казалось, говорила: “Я просто шучу, что вы все паритесь?”

Но она видела злость в его глазах. Мимолетную, но настоящую. Злость от того, что она не поддавалась, не бежала за ним, не смотрела на него с обожанием. Злость от того, что она оказалась умнее его в его же сфере в тот момент. И он не смог с этим справиться иначе, как через публичное унижение.

Она сжала кулаки. Да, она отреагировала слишком эмоционально. Но черт возьми, она имела право! Он перешел все границы. Он превратил ее из коллеги, с которой стоит считаться, в объект для насмешек в баре.

И самое главное – он разрушил тот крошечный мостик понимания, который, ей казалось, начал возникать между ними после того разговора в холле. Теперь это казалось фальшивым. Игрой. Тактикой.

Она выпрямилась, снова почувствовав холод ночного воздуха. Она не пойдет на эту игру. Ни за что. Пусть он играет со своей Кристиной и своими поддакивающими дружками. Ее мир – это графики, расписания и четкие правила, а не эти детские игры в кошки-мышки с самовлюбленным мальчишкой, который не умеет проигрывать.

Она посмотрела на заблокированный номер в телефоне. Решение было правильным. Теперь оставалось только успокоиться и забыть. Как о самой неприятной ошибке в расчетах.

Она посмотрела на заблокированный номер в телефоне. Решение было правильным. Теперь оставалось только успокоиться и забыть.

Субботнее утро встретило Вару непривычной тишиной. Не было ни звона будильника, ни нервного предвкушения перед игрой, ни необходимости втискиваться в строгий деловой образ. Солнечные лучи робко пробивались сквозь жалюзи, рисуя на полу теплые полосы.

Она потянулась в кровати, чувствуя, как каждую мышцу наполняет приятная, ленивая тяжесть. В голове не было ни мыслей, ни планов – только смутное, блаженное ощущение свободы. Она могла позволить себе просто лежать.

Позволить себе выспаться.

Как же это было приятно! Никаких “потенциалов”, никаких дурацких выходок капитана, никакой необходимости быть собранной и неуязвимой. Только она, мягкая подушка и одеяло, пахнущее домом.

Она неспешно встала, налила себе чашку горячего чая и устроилась на подоконнике, смотря на почти пустынную улицу. Где-то там, в спорткомплексе, сейчас должен быть в разгаре та самая контрольная игра. Свистки, крики, стук мяча… Его голос, отдающий команды.

Мысль об этом больше не вызывала ни злости, ни досады. Только легкое, презрительное равнодушие. Пусть себе играет. Пусть кричит и пытается что-то доказать. Ее это больше не касалось.

Она взяла книгу – не учебник, а настоящий, “несерьезный” роман, купленный еще летом и все никак не дочитанный и погрузилась в чтение. Никуда не надо было торопиться. Никто не ждал от нее решений и отчетов.

За окном медленно текло время. Тишину нарушал лишь звонок телефона – Лиля, конечно же.

Лиля: Ты где??? Он тут весь из себя хмурый, как туча! Играет зло! Спрашивал о тебе! Я сказала, что ты заболела! Ты права, он полный придурок!

Варя улыбнулась и отложила телефон, даже не ответив. Пусть думает, что заболела. Неважно. Сегодня ее мир сузился до размеров комнаты, чашки чая и книги. И это было идеально.

Она снова легла спать после обеда, чего не позволяла себе сто лет. И проснулась уже затемно, отдохнувшая, спокойная и наконец-то по-настоящему холодная по отношению ко всей этой истории с Кириллом Орловым.

Выспаться – лучшее лекарство. От усталости, от стресса и от назойливого внимания самовлюбленных красавчиков. Теперь она была готова к новой неделе. На своих условиях.

Воскресенье было таким же тихим и спокойным, как и суббота. Варя провела его в приятном ничегонеделании. Возвращаясь вечером в общежитие, она чувствовала себя обновленной. Гнев и обида окончательно улеглись, оставив после себя твердую уверенность.

Понедельник встретил ее привычной суетой. Она сознательно избегала мест, где могла столкнуться с волейболистами.

Во второй половине дня ее вызвал к себе Алексей Иванович. Варя вошла в кабинет, внутренне готовясь к вопросам о пропущенной игре.

Тренер сидел за своим столом. Он указал ей на стул.

– Садись, Соколова. Орлов приходил. Сказал, что ты не явилась на контрольную. Объяснений не получил. Говорит, ты его в черный список занесла.

Варя сохраняла спокойствие.

– Я написала ему, что не приду, и объяснила причину. Я не вижу необходимости обсуждать непрофессиональное поведение коллеги в нерабочей обстановке. Если у него есть ко мне вопросы по работе, я готова ответить на них здесь и сейчас.

Алексей Иванович внимательно посмотрел на нее.

– Он сказал, что было недоразумение. В баре.

– Публичная попытка унизить меня и высмеять мои знания – это недоразумение? – голос Вари оставался ровным, но внутри все сжалось.

– Он сказал, что пошутил.

– У него странное чувство юмора. Я предпочитаю работать с людьми, которые шутят иначе.

Тренер помолчал.-Понимаю. Ладно, это твое дело. Но работа стоит. Межвузовские на носу. От тебя нужен четкий план. Орлов будет по игровым вопросам, ты – по организационным. Контактировать придется. Сможешь без драм?

– Конечно, Алексей Иванович. Я профессионал. Личное не влияет на работу. Все документы будут готовы в срок.

– Вот и хорошо. Жду план к четвергу.

Варя вышла из кабинета с чувством выполненного долга. Она доказала, что может отделять личное от рабочего.

Вечером, когда она возвращалась из библиотеки, ее ждал сюрприз. Возле двери ее комнаты стоял Кирилл.

Он был один. Его поза была напряженной, а взгляд – мрачным и недоумевающим.

– Соколова, – его голос прозвучал резко, почти обвиняюще. – Что это было?

Варя остановилась, не подходя ближе.

– Что именно?

– В баре! Игра! Ты что, вообще не собиралась приходить? Из-за какой-то шутки?

Его тон, полный искреннего непонимания, обжег ее сильнее, чем прямая грубость. Он действительно не видел проблемы.

– “Какая-то шутка”? – ее голос задрожал, несмотря на все попытки себя сдержать. – Ты публично назвал меня бездарным теоретиком и высмеял мои знания! Это не шутка, Орлов, это унижение!

Он смотрел на нее с настоящим, неподдельным недоумением. Как будто она говорила на непонятном ему языке.

– Я пошутил! Все же поняли! Даже твои друзья смеялись!

– Надо мной, Кирилл! Они смеялись надо мной! Ты поставил меня в дурацкое положение перед всеми!

Он сделал шаг вперед, и в его глазах вспыхнуло раздражение.

– Да ладно тебе! Ты что, из хрусталя? Нельзя пошутить? Я же не всерьез! Ты же умная, я же видел! Я просто… подколол немного. Все так общаются!

Это было хуже, чем злонамеренность. Это было полное, тотальное непонимание. Он искренне считал, что это нормально – “подкалывать” таким образом.

– Видишь ли, – ледяным тоном произнесла Варя, чувствуя, как каменеет внутри, – в моем мире так не “общаются”. В моем мире уважают коллег. И если ты не видишь разницы между дружеской шуткой и публичным оскорблением, то это твоя проблема. Но я не обязана терпеть это.

Он замер, и на его лице впервые промелькнуло что-то, кроме недоумения и обиды. Что-то похожее на осознание. Но не раскаяние. Скорее, досада на непонятливого человека.

– То есть ты из-за такой ерунды сорвала рабочий процесс? Не пришла на игру? Игнорируешь меня?

– Да, – холодно ответила Варя. – Именно из-за “такой ерунды”. И буду игнорировать любое непрофессиональное поведение. У нас рабочая переписка, рабочий чат. Все вопросы – туда. Теперь, если позволишь, я устала.

Она не стала ждать его ответа, открыла дверь и зашла в комнату, закрыв ее за собой. Она прислонилась к двери, не в силах пошевелиться, и слушала, как он еще несколько секунд стоит снаружи, а потом уходит, громко цокая каблуками по бетонному полу.

Не было ни злости, ни обиды. Только тяжелое, ледяное разочарование. Он не просто был самовлюбленным зазнайкой. Он был другим. С другой планетой. С другими правилами. И она больше не хотела пытаться понять эту планету. Ее терпение лопнуло окончательно.

Тишина комнаты давила на уши после грохота отступивших шагов. Варя стояла, прижавшись лбом к прохладной поверхности двери, и пыталась перевести дух. В груди было пусто и холодно, словно кто-то вымыл оттуда все эмоции метлой, оставив лишь мелкую, колючую пыль разочарования.

Он не понял. Совсем. Он искренне считал, что она перегибает палку, что виновата она, а не он. Эта мысль была хуже любого оскорбления.

Она медленно отлипла от двери, почувствовав вдруг смертельную усталость. Все было кончено. Никаких иллюзий, никаких надежд на то, что он способен измениться или хотя бы понять. Теперь оставалась только работа. Четкая, структурированная, с ясными правилами и границами.