- -
- 100%
- +
Давление, которое копилось с самого вчерашнего дня – встреча с Зайцевым, молчание Игоря, тяжелый взгляд Марка, слова тренера и теперь это… этот поцелуй, эта война, объявленная ей снова, – все это нахлынуло единой, сокрушительной волной.
Голова закружилась. Комната поплыла перед глазами. Она попыталась сделать шаг, чтобы опереться о стену, но ноги подкосились. Короткий, сдавленный крик вырвался из ее горла – не от боли, а от беспомощности перед этим хаосом внутри.
И все поглотила темнота.
Она пришла в себя от пронзительного холода. Лежала на полу в прихожей, щекой прижавшись к прохладному ламинату. Слеза засохла на виске. Сколько прошло времени? Пять минут? Час?
Она медленно поднялась, опираясь на дверной косяк. Тело было ватным, в голове – пустота и оглушительный звон. Она доплелась до кухни, налила стакан воды дрожащими руками и сделала несколько глотков, пытаясь прогнать тошноту.
Взгляд упал на смартфон, лежащий на столе. Экран был темным. Никто не звонил. Никто не писал. Она была абсолютно одна в этой тишине, которую только что нарушил он.
“Решай, Варя”.
Решение. Оно висело над ней дамокловым мечом. Зайцев и его сборы. Возвращение в адреналин и боль, где ее ждала либо слава, либо новое, окончательное падение. Игорь и его тихое, безопасное “завтра”. И Кирилл… Кирилл с его “сегодня”, с его огнем, который сжигал дотла.
Она подошла к окну и распахнула его, впуская в квартиру влажный холодный воздух. Он обжег легкие, но прочистил голову.
Она не могла позволить этому хаосу сломать ее. Не сейчас. Не после всего, через что она прошла.
Варя взяла телефон. Пальцы сами потянулись к номеру Игоря, но она остановилась. Что она скажет ему? “Меня только что поцеловал Кирилл, и я не уверена, кто я после этого”? Нет. Это было бы предательством. И по отношению к нему, и по отношению к себе.
Вместо этого она открыла контакты и нашла новое, незнакомое имя – Зайцев.
Она не стала звонить. Она набрала сообщение. Короткое. Простое. Решение, принятое на грани отчаяния, но единственное, которое казалось хоть сколько-нибудь верным в этот момент.
“Я еду. Вышли, пожалуйста, подробности по сборам. Варя Соколова.”
Она отправила его, не дав себе передумать. Потом подняла глаза и посмотрела на свое бледное отражение в темном стекле окна.
Она сделала шаг. Вперед. Навстречу старой боли, старому страху и, возможно, старой себе. Потому что оставаться здесь, в этой ловушке спокойствия и страсти, было уже невозможно.
Сообщение было отправлено. Точка невозврата пройдена. Теперь главное – не думать, не анализировать, а действовать. Автоматически. Пока не нахлынула паника.
В голове всплыло воспоминание: Алексей Иванович, пару месяцев назад, сунул ей в руку визитку после того, как она пожаловалась на старую боль в колене после долгого дня на ногах.
“Возьми. Мурашко, Андрей Петрович. Врач для наших в медпункте кампуса. Сотрудникам без очереди. Не запускай себя, Соколова”.
Она никогда не решалась пойти. Боялась услышать вердикт, который окончательно поставит крест на всех тайных надеждах. Но теперь… теперь это было необходимо. Если она едет на сборы к Зайцеву, она должна знать, с чем идет. Она должна быть честной с собой.
Варя быстро собралась, натянула куртку и вышла из квартиры, стараясь не смотреть на дверь, за которой несколько часов назад стоял Кирилл.
Медпункт располагался в одном из старых корпусов. Запах антисептика и тишина. Девушка-регистратор, услышав фамилию и что она от Алексея Ивановича, без лишних слов пропустила ее.
Андрей Петрович Мурашко оказался немолодым мужчиной с внимательными, уставшими глазами. Он молча выслушал ее сбивчивый рассказ – старая спортивная травма, колено, периодические боли, необходимость понять, возможно ли…
– Раздевайтесь, будем смотреть, – коротко сказал он, прервав ее.
Осмотр был тщательным и безмолвным. Его пальцы, твердые и опытные, прощупывали сустав, сгибали ногу, проверяли каждую связку. Варя закусывала губу, готовая к худшему.
– Рентген нужно сделать, конечно, – наконец произнес он, отходя. – Но по первичному осмотру… Деформации сустава нет. Мышечный корсет развит хорошо, даже слишком для “сотрудника”. – Он посмотрел на нее прямо, и в его взгляде мелькнуло понимание. – Тренируешься. Тайком.
Варя покраснела и опустила глаза.
– Врач Зайцев, из молодежной сборной, звал меня на сборы, – выдохнула она, словно делая признание. – Я… согласилась.
Мурашко медленно кивнул, без удивления.
– Так и знал. Зайцев чутьем чует тех, кто еще не остыл. Слушай, девочка. Колено твое – не хрусталь. Оно выдержит. Но… – Он сделал паузу, его взгляд стал серьезным. – Но психологически ты готова? Там будут давить. Будут ломать. Будут смотреть на тебя как на инвалида, который лезет не в свое дело. Травма в прошлом – это клеймо. Ты уверена, что готова это клеймо носить снова, на виду у всех?
Его слова врезались в самое сердце. Он говорил не о физиологии, а о том, чего она боялась больше всего – о взглядах, о шепоте за спиной, о жалости и недоверии.
– Я… не знаю, – честно призналась она.
– Вот и подумай, – он выписал направление на рентген. – Физически шанс есть. А вот ментально… Решать тебе. Зайцев – хороший специалист, но он не психолог. Он будет выжимать из тебя все, не глядя на шрамы в твоей голове.
Варя взяла направление, ее пальцы дрожали.
– Спасибо, Андрей Петрович.
– Не за что. И, Соколова… – он проводил ее до двери. – Если решишься ехать – держись. Если нет – не кори себя. Иногда настоящая сила не в том, чтобы пройти через боль, а в том, чтобы признать, что она тебе больше не нужна.
Она вышла из медпункта с листком направления в руке и с новой, еще более тяжелой мыслью в голове. Физически она могла. А душа? Та самая часть ее, что только что откликнулась на поцелуй Кирилла, жаждавшая бури, а не покоя…
Готова ли она?
Слова врача эхом отдавались в голове, смешиваясь с воспоминанием о поцелуе Кирилла. Ей нужно было заземлиться. Услышать голос Игоря. Его спокойный, уверенный тон должен был вернуть ей ощущение реальности, отменить этот сюрреалистичный кошмар, в который превратился ее день.
Она достала телефон, с надеждой глядя на экран. Ничего. Ни одного сообщения. Ни одного пропущенного вызова.
“Может, он просто очень занят”, – попыталась она убедить себя, набирая его номер.
Вызов ушел в тишину. Долгие гудки, а затем – голосовая почта. “Абонент временно недоступен…”
Она сбросила и быстро набрала сообщение, стараясь, чтобы паника не просочилась в текст.
“Игорь, привет. Как ты? У меня тут сложный день. Позвони, когда будет минутка. Очень нужно услышать твой голос.”
Она отправила и замерла в ожидании. Секунда. Пять. Десять. Три точки, показывающие, что сообщение доставлено, так и не сменились на “прочитано”.
Внутри все похолодело. Это уже было не просто «занят». Это было что-то другое. Что-то неприятное и тревожное.
“Неужели нет ни секунды, чтобы написать? Хотя бы одно слово? "Занят", "Позже"?”
Она сжала телефон в руке, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Она осталась одна. Совершенно одна. Своим решением ехать на сборы она отрезала себя от прошлого. Своим молчанием Игорь отрезал ее от настоящего. А Кирилл… Кирилл своим появлением вытолкнул ее в какое-то тревожное, нестабильное будущее.
Она сидела на кровати, глядя в стену, и понимала, что ее “тихая гавань” дала течь. И самый страшный шторм был еще впереди.
Она сидела, не двигаясь, пока сумерки за окном не сгустились в настоящую ночь. Телефон лежал на коленях мертвым грузом. Молчание Игоря было оглушительным. Оно кричало громче любых слов, громче поцелуя Кирилла, громче трезвого голоса врача.
Это молчание было ответом. Жестоким и окончательным.
Варя медленно поднялась. Ноги сами понесли ее в ванную. Она включила воду, сняла одежду и залезла под душ, стоя под почти кипящими струями, пока кожа не покраснела, а зеркало не запотело полностью. Она пыталась смыть с себя всё: прикосновение Кирилла, запах медицинского кабинета, тяжелый взгляд Зайцева и это давящее, унизительное чувство брошенности.
Но оно не смывалось.
Завернувшись в халат, она вернулась в комнату и снова взяла телефон. Ничего. Она открыла чат с Игорем. Ее последнее сообщение висело одиноким маяком в пустоте. Она пролистала вверх. Их переписка последних дней была сухой, деловой. “Долетел”. “Как дела”. “Целую”. Он отдалялся. Она слишком поздно это заметила, увязнув в своих внутренних бурях.
Глаза снова наполнились слезами, но на этот раз это были слезы гнева. Гнева на него, на себя, на всю эту несправедливую ситуацию.
Ее пальцы сами потянулись к визитке Зайцева, лежавшей на тумбочке. Она взяла ее. Твердый картон был единственной опорой в рушащемся мире.
И в этот момент телефон наконец вибрировал.
Сердце замерло. Она резко посмотрела на экран.
Кирилл.
Не Игорь. Кирилл.
Сообщение было коротким.
“Завтра. Задний выход. 18:00. Придешь.”
Варя сглотнула ком в горле. Вчера она бы испугалась. Вчера она бы убежала. Но сегодня… Сегодня ей было нечего терять.
Она не ответила. Она просто положила телефон и визитку рядом. Два вызова. Две разные пропасти.
Одна вела в неизвестность, к боли, к возможному краху, но зато к честности с самой собой.
Другая – в знакомый ад, в страсть, которая обжигала, в разрушение, которое манило.
А тихая гавань, в которой она так отчаянно пыталась укрыться, оказалась миражом.
Она потушила свет и легла в постель, глядя в потолок. Завтра. Завтра ей предстояло сделать выбор. И впервые за долгое время она чувствовала не страх, а леденящее спокойствие обреченного. Решение созревало в темноте, горькое и неизбежное.
День обещал быть «интересным» с самого утра. Первым делом сломался чайник, с шипением и клубом пара испустив дух прямо у нее на глазах. Варя просто посмотрела на него – истеричный смех подкатывал к горлу. Было ощущение, что вселенная вставляет ей палки в колеса на ровном месте.
Спускаясь по лестнице, она оступилась, и лишь резким хватом за перила удалось избежать падения. Сердце бешено колотилось, а в ушах звенело. Уже плохой знак.
На первой же паре она с ужасом поняла, что забыла зарядник. Процента через двадцать телефон разрядится в ноль, окончательно отрезав ее от мира. От Игоря. От любых новостей. Мысль была панической.
Когда она, измотанная и на взводе, пришла в зал, картина, которая предстала ее глазам, заставила ее застыть на пороге.
На площадке шла интенсивная тренировка. Но командовал процессом не Алексей Иванович, а он – Зайцев. Он стоял в центре, его громовый голос отдавал команды, а его пронзительный взгляд сканировал каждого игрока. Алексей Иванович находился рядом, но на вторых ролях, кивая и делая пометки в блокноте.
Вся команда была на пределе. Даже братья Бровкины пыхтели, выкладываясь по полной. Кирилл работал с таким свирепым сосредоточением, будто хотел прожечь мячом пол. Его взгляд на секунду скользнул по Варе, стоящей в дверях, – быстрый, обжигающий, – и сразу вернулся к игре.
Стёпа что-то кричал, организуя атаку. Марк молча и эффективно гасил мячи в пол. Даже Егор, обычно спокойный, был собран и резок в движениях.
Зайцев заметил ее. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, на мгновение остановился на ней, но он не кивнул, не подозвал. Он просто продолжил наблюдать, как будто она была частью декораций. Но Варя поняла. Это был тест. Он показывал ей разницу между ее тайными одинокими тренировками и настоящей, профессиональной работой. Показывал уровень, на который ей предстояло выйти. Если она решится.
Алексей Иванович, поймав ее взгляд, лишь тяжело вздохнул и мотнул головой, словно говоря: “Вот, полюбуйся, во что ты ввязалась”.
Варя стояла, чувствуя, как по ее жилам вместо крови бежит жидкий огонь страха и азарта. Сломанный чайник, забытый зарядник, едва не случившееся падение – все это казалось мелкими помехами на фоне того вызова, что смотрел на нее с площадки.
Она медленно прошла на свою скамейку, но сегодня она не могла просто сидеть. Каждый мускул в ее теле напрягся в ответ на ритм игры. Она следила за каждым движением, каждым пасом, каждым ударом.
И поймала себя на мысли, что ее рука непроизвольно сжалась в кулак, повторяя траекторию удара Кирилла. Старая боль в колене отозвалась не ноющей болью, а глухим, знакомым эхом былой мощи.
День и правда обещал быть интересным. И самым интересным в нем было еще впереди – встреча с Кириллом в шестом часу у заднего выхода. С пустым телефоном и полной неопределенностью в душе.
Зайцев не просто командовал – он громил их. Его голос, словно раскаты грома, рубил воздух в гулком зале.
– Остановись! – рявкнул он, и игра замерла. Он прошелся взглядом по запыхавшимся игрокам. – И это вы выиграли прошлые матчи? Да вас школьная команда разорвала бы! Вы вообще ни о чём! Ни тактики, ни сыгранности, одна грубая сила!
Он резко повернулся, его взгляд, словно прожектор, выхватил Варю, застывшую у скамейки.
– Соколова!
Ледяная волна пробежала по ее спине. Все головы повернулись в ее сторону.
– Ты чего там врослась, как приклеенная? – Зайцев недовольно мотнул головой в сторону подачи. – На подачу! Давай, покажи, на что способна твоя “аналитика” на практике.
В зале повисла гробовая тишина. Алексей Иванович что-то хмуро пробормотал себе под нос, но не вмешался. Варя почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Она посмотрела на Кирилла. Он стоял на площадке, его взгляд был тяжелым и пристальным, в нем не было насмешки -только вызов. “Покажи им”, – словно говорили его глаза.
Сердце колотилось где-то в горле. Она отложила планшет и, не глядя ни на кого, медленно пошла к лицевой линии. В руках оказался знакомый до боли вес мяча. Ладони вспотели.
Она поставила мяч, отступила на несколько шагов. Гулкая тишина давила на уши. Она видела шестерых игроков на той стороне сетки, готовых принять ее удар. Видела насмешливый взгляд Стёпы и оценивающий – Марка. Чувствовала на себе горящий взгляд Зайцева.
Она закрыла глаза на секунду. Не молитва. Просто попытка отключиться. Вспомнить. Вспомнить не боль, не страх, а то самое чувство полета и мощи, которое было ей знакомо лучше всего на свете.
Разбег. Короткий, мощный. Прыжок. Тело, помнящее каждое движение, сработало само. Взлет, удар – резкий, хлесткий, почти свистящий.
Мяч пронесся над сеткой по крутой дуге и врезался в самый угол площадки, буквально в метре от растерянного Егора. Тот лишь ахнул, даже не сдвинувшись с места.
В зале на секунду воцарилась абсолютная тишину. А потом раздался хриплый возглас Зайцева:
– Вот! – он ткнул пальцем в сторону Вари, обводя взглядом команду. – Вот что такое подача с пониманием угла и силы! А вы как слоны в посудной лавке!
Варя стояла, переводя дух, все еще чувствуя эхо удара в ладони. Она не смотрела на Зайцева. Она смотрела на Кирилл. И он смотрел на нее. И в его глазах не было одержимости. Там было что-то другое. Уважение. И гордость.
В этот момент ее телефон в кармане спортивных штанов наконец разрядился и отключился. Символично. Прошлая жизнь, с ее страхами и сомнениями, осталась за порогом. Здесь и сейчас началось что-то новое.
– Видите?! – не унимался Зайцев, его голос гремел под сводами зала. – Элементарщина! Один точный удар, и вся ваша оборона рассыпалась в пыль! Вы думать на площадке вообще не хотите!
Варя все еще стояла на линии подачи, ее ладони горели, а в ушах стучала кровь. Первая подача была вызовом, выстрелом в прошлое. Теперь нужно было думать.
Она поймала взгляд Кирилла. Он стоял в первой линии, его поза была собранной, готовой к приему, но в его глазах читался невысказанный вопрос. “Что дальше?”
Зайцев смотрел на нее, выжидающе. Он ждал повторения. Еще одной силовой подачи на грани возможного.
Но Варя вдруг поняла, что сила – не единственное ее оружие. Годы на скамейке запасных научили ее не просто бить, а видеть. Видеть слабые места.
Она сделала короткий разбег и послала мяч чуть легче, выше, целясь не в угол, а в стык между зонами приема – туда, где сходились Марк и Стёпа.
Расчет оказался верным. Мяч, не несясь с убийственной скоростью, свалился точно в “мертвую зону”. Марк, ожидавший мощного удара, сделал резкий выпад, Стёпа среагировал долей секунды позже. Их взгляды пересеклись в нерешительности, и в этот миг мяч коснулся пола.
Но игра не остановилась. Кирилл, находившийся ближе всех, молниеносно среагировал. Он не стал пытаться принять сложный мяч. Вместо этого он коротким, резким движением перебросил его через сетку – прямо к Варе, стоявшей на своей лицевой.
Это был не пас. Это был вызов. Проверка. “Что ты сделаешь теперь? Сыграешь по правилам или покажешь, что умеешь на самом деле?”
Мяч летел к ней, и у Вари не было ни секунды на раздумья. Она не стала его принимать. Она не стала его обрабатывать. Она увидела мгновенную картину: противник, застигнутый врасплох ее нестандартной подачей, еще не успел перестроиться. Свободное поле зияло в левой части их площадки.
Ее тело среагировало раньше сознания. Короткий замах, и она не просто отбила мяч, а выбила его – резко, плоско, словно клюшкой – точно в эту пустоту.
Мяч вонзился в пол в метре от растерянного Дениса Бровкина, который даже не шелохнулся.
Наступила тишина, еще более оглушительная, чем после первой подачи.
А потом Зайцев рассмеялся. Коротко, беззвучно, одними плечами.
– Наконец-то, – произнес он уже без крика, но так, что было слышно каждое слово. – Наконец-то я вижу на этой площадке хоть каплю мысли.
– Всё, – Зайцев отрубил, обводя взглядом вымотанную команду. – На сегодня с вас хватит. Свободны. Разбирайте свои ошибки.
Он дождался, когда игроки начали расходиться по раздевалкам, и резко мотнул головой в сторону Вари.
– А ты, Соколова, остаешься.
Она замерла, чувствуя, как на нее смотрят десятки глаз. Кирилл прошел мимо, его плечо слегка коснулось ее плеча – мимолетное, почти неосязаемое прикосновение, но от него по телу пробежала волна тока.
Когда зал опустел, Зайцев скрестил руки на груди.
– Теория теорией, но волейбол играют не на бумаге. Давай посмотрим, что ты умеешь без бронежилета в виде скамейки.
Он резко свистнул.
–Жуков! Семенов! Бровкины! На площадку! – Он указал на Марка и братьев. – Капитан, ты с ними. – Кирилл, уже у выхода, остановился и медленно развернулся, его лицо ничего не выражало.
Затем Зайцев повернулся к Варе и Стёпе, который смотрел на происходящее с испуганным интересом.
– Вы вдвоем. Против них пятерых.
Стёпа ахнул.
– Тренер, это же… нас раздавят!
– А ты не давай, – холодно парировал Зайцев. – Соколова, ты – диагональная и доигровщик в одном лице. Жуков, твоя задача – вытаскивать для нее любые мячи. Цель – выиграть три очка. Хотя бы три.
Варя почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Двое против пятерых. Причем против самых сильных игроков команды. Это было не просто испытание. Это было унижение. Или возведение в сан.
Кирилл вышел на площадку, его взгляд был тяжелым и непроницаемым. Марк занял позицию, его шрам придавал лицу выражение холодной готовности. Братья Бровкины встали у сетки, создавая живую стену.
– Судью на мыло! – пробормотал Стёпа, но уже занял место связующего.
Первый же мяч с подачи Кирилла пришелся точно на Варю. Удар был яростным, но она успела среагировать – приняла низко, едва не коснувшись пола коленом. Боль пронзила сустав знакомым огнем.
– Света! – крикнул Стёпа, выцеливая передачу.
Она пошла на взлет. Перед ней была стена из двух Бровкиных и Марка. Кирилл ждал ее удара в углу. Нельзя было бить силой. Только умом.
Она сделала вид, что замахивается на мощный удар, но в последний момент лишь легонько коснулась мяча, отправив его коротким укороченным в самую дальнюю от всех точку.
– Очко, – прокомментировал Зайцев без эмоций.
Следующую подачу принимал Марк. Мяч пришел жестко, Стёпа едва успел его выбросить Варе, но передача была неудобной, слишком близко к сетке. Вариантов не было. Она в прыжке, почти из-за линии атаки, вколотила мяч по линии, прямо вдоль блока Артема Бровкина. Мяч чисто прошел, коснувшись пола.
– Два, – голос Зайцева прозвучал громче.
Третья подача была от Егора. Мяч пошел по сложной траектории. Стёпа бросился за ним, вытянулся в шпагат и выцарапал мяч, но отправил его куда-то в потолок.
–Я! – крикнула Варя, отталкивая Стёпу. Она отбежала назад, поймала падающий мяч и, не глядя, одной рукой перебросила его через сетку – снова в зону, которую по логике игры никто не должен был закрывать.
Но там уже был Кирилл. Он будто читал ее мысли. Он ждал. Мяч пришелся ему прямо в руки. Казалось, все потеряно. Но Варя не остановилась. Она рванулась к сетке, в прыжке, повторив его же трюк годичной давности – чисто сыграв на блоке, она коснулась мяча, который он уже готовился отправить в пол, и скинула его обратно, на его же сторону.
Кирилл, не ожидавший такого, не успел среагировать. Мяч упал у его ног.
Тишина.
– Три, – Зайцев разжал скрещенные руки. – Хватит.
Он подошел к Варе, с которой градом лил пот, а колено горело огнем.
– Завтра в восемь утра на вокзале. Билет уже куплен. Не опоздаешь.
И, не дожидаясь ответа, он развернулся и ушел.
Варя стояла, опираясь руками о колени, пытаясь перевести дыхание. Она чувствовала на себе взгляд. Подняла глаза.
Кирилл смотрел на нее через сетку. И впервые за долгое время в его глазах не было ни одержимости, ни боли. Там было чистое, незамутненное уважение. И что-то еще, от чего у нее перехватило дыхание сильнее, чем от всей игры.
– Поздравляю, Соколова, – тихо сказал он. – Кажется, ты только что выиграла свой самый важный матч.
Слова Зайцева повисли в воздухе, а затем обрушились на нее всей своей тяжестью. “Завтра в восемь утра на вокзале. Билет уже куплен”. Не предложение. Не просьба. Приказ. Факт, не терпящий возражений.
И этот взгляд Кирилла. Не одержимость, а уважение. И что-то еще… что-то, отчего внутри все оборвалось. Потому что это «что-то» выглядело как прощание.
Весь этот день – унижение, давление, эта изматывающая, невыполнимая игра – накрыло ее одной волной. Не гордостью, не триумфом, а бешеной, животной яростью. Яростью на Зайцева, который распоряжался ее жизью, как пешкой. На Кирилла, который смотрел на нее, будто видел насквозь. На Игоря, который пропал. На саму себя, за то, что позволила всему этому случиться.
Без единого слова она резко выпрямилась. Глаза ее потемнели. Она подошла к мячу, что лежал у ее ног, подобрала его и, развернувшись, изо всех сил швырнула в стену.
ГРОХОТ.
Удар был таким сильным, что мяч отскочил почти до середины зала и покатился с глухим стуком. В зале воцарилась мертвая тишина. Даже Стёпа не нашел, что сказать.
Не глядя ни на кого, особенно на Кирилла, Варя развернулась и быстрыми, сбивчивыми шагами направилась к выходу. Она чувствовала их взгляды на своей спине -удивленные, шокированные, осуждающие.
Дверь распахнулась и захлопнулась за ней с оглушительным стуком.
Она не пошла в раздевалку. Она прошла прямо по коридору, вышла на улицу и вдохнула холодный воздух полной грудью. Руки дрожали. В горле стоял ком.
Она не хотела их побед. Не хотела их уважения. Не хотела этого билета, купленного без ее согласия.
Она просто хотела, чтобы мир перестал на нее давить.
Но мир, казалось, и не думал отпускать. Из кармана ее спортивных штанов торчала скомканная визитка Зайцева. А в памяти горел образ Кирилла, который смотрел на нее так, будто знал, что она сорвется. И будто… ждал этого.
Она шла, не разбирая дороги, просто стараясь уйти подальше. От университета, от зала, от этого удушливого чувства, что ее снова загнали в угол, пусть и с благими намерениями. Она свернула в тихий переулок за общежитием, где обычно никого не бывало, и наконец остановилась, прислонившись лбом к прохладной кирпичной стене, пытаясь перевести дух.
– На, – резкий голос прозвучал прямо за спиной.
Варя вздрогнула и резко обернулась. Перед ней стоял Кирилл. Он дышал тяжело, словно бежал, в его руке висела ее спортивная сумка, которую она в ярости забыла в зале.
– Ты забыла, – он протянул сумку. Его лицо было напряженным, а во взгляде бушевала буря – не гнев, а что-то более сложное. Разочарование? Досада?
Она молча взяла сумку, ее пальцы едва не коснулись его.
– Что это было, Соколова? – его голос был низким и резким. – Истерика? Или показательное выступление для нового тренера?
–Отстань, Кирилл, – прошипела она, пытаясь обойти его.
Он шагнул вперед, блокируя путь.
– Нет. Ты выложилась там. Выиграла. Получила то, о чем, как я думал, ты тайно мечтаешь. А потом устроила цирк. Объяснись.
– Я ничего тебе не должна! – выкрикнула она, и голос ее сорвался. В нем прозвучала вся накопившаяся боль и ярость.– Вы все решаете за меня! Зайцев покупает билеты, ты смотришь своими проникающими глазами, Игорь пропал… Я устала быть куклой в вашем театре!