Вне игры. Тень прошлого

Глава 3.

Прошло уже больше недели, а Варя все еще ловила себя на мысли, что ждет пробуждения. Ждет, что этот сон – тяжелый, выматывающий, пахнущий потом, льдом и нашатырем – развеется. Но каждое утро в шесть ее будил резкий звонок будильника в спартанской комнате общежития сборов, и она понимала: это реальность. Ее новая реальность.

удивительно, но с университетом вопрос решился за один телефонный разговор. Алексей Иванович, выслушав ее, лишь тяжело вздохнул в трубку: “Черт с тобой, Соколова. Значит, так тому и быть. Место за тобой сохраню. Но если вернешься с переломом – сама понимаешь”. В его голосе не было упрека, скорее… уважение. Или смирение.

А вот Игорь… Игорь пытался дозвониться. На третий день ее отключенный телефон, наконец заряженный, выдал серию пропущенных вызовов и сообщений. Сначала встревоженные: “Варя, где ты? Что случилось?”, потом обеспокоенные: “Позвони, пожалуйста, я волнуюсь”, и наконец, сдержанно-холодные: “Вижу, ты занята. Надеюсь, у тебя все хорошо”.

Она так и не перезвонила. Что она могла сказать? “Прости, я уехала в другой город на волейбольные сборы, потому что мой бывший-тиран поцеловал меня, а твое молчание меня добило”? Нет. Эта жизнь, с ее четкими графиками и спокойным светом, осталась там, за высоким забором спортивной базы.

Здесь же был ад. Прекрасный, очищающий ад.

Зайцев не давал ей ни секунды на передышку. Он снова стал для нее просто “Тренером” – бездушной, исполинской силой, что выжимала из нее все до капли. Первые дни были унизительными. Она была самой слабой. Девчонка со скамейки запасных среди подобранных Зайцевым “алмазов” – юных, голодных, уже пахнущих победой.

На нее косились. Шептались. Ее корявая, неотработанная до конца техника, ее страх перед собственным телом – все это было мишенью для насмешек и раздражения более опытных девушек.

Но Зайцев пас ее. Жестко, без сантиментов. Он ломал ее старые привычки, заставлял играть через боль, через страх, через память о той роковой травме. Он вбивал в нее новые схемы, новое понимание игры. И понемногу, очень медленно, она начала меняться.

Это было незаметно для остальных, но она чувствовала. Мышцы, забывшие былую мощь, начинали вспоминать. Скорость реакции возвращалась. А главное- просыпался тот самый азарт, та самая ярость, что когда-то делала ее великой. Только теперь она была не слепой, а управляемой. Остроконечной, как лезвие.

Как-то раз, после изматывающей двухчасовой тренировки на выносливость, когда все валились с ног, Зайцев подошел к ней, пока она, согнувшись, пыталась отдышаться.

– Ну что, Соколова, – произнес он без предисловий, – передумала уже? Хочешь обратно, к своему универу и тихой жизни?

Она выпрямилась, глядя ему прямо в глаза, все еще переводя дух.

– Нет.

Уголок его губ дрогнул в подобии улыбки.

– Наконец-то. Теперь можно начинать работать по-настоящему.

И он ушел, оставив ее стоять одну посреди зала, с телом, разбитым в хлам, но с душой, которая впервые за долгие годы чувствовала себя на своем месте.

Каждый день здесь был выматывающим до предела. Тренировки сменялись кроссами, силовые – растяжкой, тактические разборы – просмотром матчей. Тело ныло постоянной, глухой болью, ставшей привычным фоном. Но именно эта боль убеждала ее – она жива. По-настоящему.

В редкие минуты затишья, вечером, засыпая за пять секунд, она успевала проверить телефон. Их общий чат с друзьями, где когда-то кипели страсти по поводу учебы, вечеринок и личной жизни, молчал. Ее исчезновение, похоже, прошло незамеченным. Эта мысль была горькой, но уже не ранящей. Та жизнь казалась ей теперь далекой и призрачной.

Зато чаты с Анной и Лилей были самыми оживленными. Они стали ее спасательным кругом, ниточкой, связывающей с тем миром, который она сама выбрала когда-то оставить.

Лиля обычно писала голосовыми, полными драмы и участия:

“Варь, ты как там, жива? Представляю, как тебя там Зайцев-садист мучает! Держись! А тут Кирилл какой-то хмурый ходит, все на тренировках звереет. Наверное, по тебе скучает!”

Варя читала это и чувствовала странное сжатие в груди. Она не отвечала на упоминания о Кирилле. Что она могла сказать?

Аня была более прагматичной, ее сообщения состояли из вопросов и восклицательных знаков:

“И как?! Много крутых девчонок? А парни с соседних сборов есть? Смотри там, не подцепи какого-нибудь красавца-гребца! Хотя… с твоим-то Игорем что делать будешь? Он мне вчера писал, спрашивал, не знаю ли я, где ты. Я сделала вид, что не в курсе. Он вроде реально переживает”.

Мысль об Игоре вызывала тяжелую, виноватую тяжесть на душе. Она откладывала этот разговор снова и снова, как трус.

Однажды вечером, когда Варя, растянувшись на койке, заливала в чат с Лилей очередное: “Жива. Еле. Мышцы отваливаются», пришло новое сообщение. Не от подруг.

Неизвестный номер.

“Слышал, Зайцев сделал из тебя человека. Правда?”

Сердце пропустило удар. Она узнала этот сдержанный, колючий стиль, даже без подписи. Кирилл. Как он достал ее номер – было неважно. Он всегда умел находить лазейки.

Пальцы сами потянулись набрать резкий ответ, но она остановилась. Вместо этого она посмотрела на свою руку – сбитые костяшки почти зажили, остались лишь желтоватые синяки. На память.

Она медленно набрала ответ, не отрицая и не подтверждая.

“Он пытается.”

Ответ пришел почти мгновенно.

“Значит, правда. Горжусь тобой, Соколова.”

Эти три слова, пришедшие от него, значили для нее в тот момент больше, чем все одобрительные кивки Зайцева. Они были знаком. Знаком того, что ее борьба, ее боль – не остались незамеченными там, откуда она убежала.

Она не ответила больше. Просто положила телефон и улыбнулась в потолок. Впервые за долгое время ее улыбка была не горькой, а спокойной. Почти счастливой.

На следующий день, во время упражнений на реакцию, ее радость пошатнулась. В зал вошел человек, чей силуэт она узнала бы из тысячи. Высокий, поджарый, с насмешливым прищуром. Максим “Ястреб” Ястребов. Лучший подающий ее поколения, чья карьера не прервалась из-за глупой травмы. Тот, кто любил напоминать ей об этом при каждой встрече.

– Смотри-ка, кого ветром занесло, – раздался его скрипучий голос, когда он проходил мимо. – Соколова. Думал, ты уже в инвалидной коляске теннисным мячиком перекидываешься. А ты, я смотрю, все еще пытаешься. Мило.

Варя ощутила, как по спине пробежали мурашки. Старая обида и злость закипели внутри. Но прежде чем она успела что-то сказать, Зайцев, стоявший рядом, рявкнул, не поворачивая головы:

–Ястребов, язык прибери. Или хочешь, чтобы я напомнил тренеру мужской сборной о твоих провалах на последнем чемпионате?

Максим скривился, но замолчал. Однако его насмешливый взгляд продолжал следить за ней всю тренировку. Каждый ее неудачный прием, каждый сбитый пас сопровождался его едва слышным фырканьем.

Это был тот самый яд, которого она боялась, вернувшись в большой спорт. Не просто конкуренция, а злорадство. Напоминание о том, что ее место, по мнению многих, было на свалке истории, а не на площадке.

Но теперь все было иначе. Раньше его слова вогнали бы ее в ступор, заставили бы сомневаться в себе. Сейчас же они стали топливом. С каждым его взглядом она выкладывалась на десять процентов больше. Принимала сложнейшие мячи, била с удвоенной силой.

В конце тренировки, проходя мимо, он бросил через плечо:

– Ничего, Соколова. Скоро контрольная. Посмотрим, как твое колено выдержит настоящую игру.

Варя остановилась, повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Голос ее был тихим, но стальным.

– Посмотрим, Ястребов. Боюсь, твоей подачи мне будет мало, чтобы вспомнить, каково это – быть выбитой из игры.

Она развернулась и ушла, оставив его с открытым ртом, чувствуя прилив горького удовлетворения. Но он не отстал. Несколько быстрых шагов – и он снова рядом, хватая ее за локоть.

– Постой, Соколова. Не спеши убегать, как тогда с трамплина, – его голос стал тише, ядовитее. – Я тебе пишу, а ты игноришь. Невежливо. Мы же старые друзья, не так ли?

Варя резко вырвала руку.

– У нас с тобой никогда не было ничего общего, Ястреб. И тем более дружбы.

– Как знаешь, – он усмехнулся, засовывая руки в карманы. – Но вопрос остается. Почему не отвечаешь? Боишься, что я напомню тебе, каково это – быть на вершине? Или, может, боишься, что я расскажу всем, как ты тогда плакала от боли, уползая с площадки? Очень трогательное зрелище, я до сих пор помню.

Варя застыла, чувствуя, как старый шрам на колене будто загорелся огнем. Он бил в самое больное место, в ее самую уязвимую точку. Но вместо того чтобы сломаться, она ощутила, как вся ярость, вся боль последних недель кристаллизуется в ледяное спокойствие.

Она шагнула к нему, сократив расстояние до минимума. Ее взгляд был таким же острым, как и его прозвище.

– Я не отвечаю тебе, Ястребов, по той же причине, по которой не обращаю внимания на лай дворовой собаки, – ее голос был тихим и четким, без единой дрожи. – Это бесполезно, неприятно и только отвлекает от действительно важных вещей. Ты – это шум. Фон. И мне надоело его слушать.

Она видела, как его надменная улыбка сползла с лица, сменяясь злобной гримасой.

– А эти, – она мотнула головой в сторону площадки, где шла тренировка, – это важное. И если ты хоть раз попробуешь встать у меня на пути, я не просто приму твою подачу, Ястреб. Я разнесу ее в клочья и отправлю тебе обратно прямо в лицо. Понял?

Не дав ему опомниться, она резко развернулась и пошла прочь, больше не оглядываясь. На этот раз он не последовал за ней.

В кармане ее спортивных штанов снова завибрировал телефон. На этот раз сообщение было от Ани.

“Варь, только что видели Игоря в кафе с какой-то девушкой. Выглядели… очень дружно. Ты в курсе?”

Варя остановилась, закрыв глаза на секунду. Удар пришел с той стороны, откуда она не ждала. Но даже эта новость не смогла сломить ее. Потому что здесь, на этой базе, под взглядом Зайцева и среди насмешек Ястреба, она закалялась. Превращалась в сталь.

Она посмотрела на свое отражение в стеклянной двери – решительное, уставшее, сильное. И тихо прошептала сама себе:

– Поняла.

Она не стала читать сообщение дважды. Не стала анализировать, выспрашивать подробности. Та Варя, что убегала от проблем, осталась в том переулке со сбитыми костяшками. Новая – действовала.

Пальцы сами набрали номер Игоря. Она приложила телефон к уху, слушая длинные гудки, и готовилась к бою. Сердце колотилось, но не от страха, а от ярости. Чистой, без примесей.

– Варя? – его голос прозвучал на том конце, удивленный и… настороженный.

– Да, это я. Та самая, что пропала, – ее тон был ледяным. – Объяснись. И не пытайся увиливать. Почему ты не звонил, когда мне было плохо? И кто та девушка, с которой ты так «дружно» проводишь время, пока я тут ломаю себя ради призрачного шанса?

Наступила пауза. Слишком затянувшаяся.

– Варя… – он начал медленно, с трудом подбирая слова. – Я пытался дозвониться. Первые дни. А потом… потом я увидел фото с твоих сборов. Там была твоя команда. И ты… ты стояла в центре, улыбалась так, как не улыбалась мне давно. Ты выглядела… на своем месте. Без меня.

Она замерла. Фото? Какое фото? И тут до нее дошло. Кто-то из девушек выложил в соцсети общее фото после одной из тренировок. На нем она действительно стояла среди других волейболисток – уставшая, но с сияющими глазами, с тем самым выражением лица, которое бывает только тогда, когда занимаешься делом всей своей жизни.

– И ты сразу решил, что я… что? Полюбила волейбол сильнее, чем тебя? – ее голос дрогнул от невероятности этой логики. – Вместо того чтобы порадоваться за меня? Позвонить и поддержать?

– А ты бы ответила? – в его тоне прозвучала горечь. – Ты сбежала, Варя. Без объяснений. Просто исчезла. А когда я наконец увидел тебя на этих фото… счастливую без меня. Мне показалось, что все встало на свои места. Ты нашла то, что искала. А я в этом новом мире, я просто лишний.

–-Ты ничего не понял, – выдохнула она, и вся злость вдруг ушла, сменившись бесконечной усталостью. – Я не “нашла волейбол”. Я вернулась к себе. А ты… ты просто не дождался. И нашел себе утешение.

– Это не так! – он вспылил. – Мы просто мы учимся в одной группе. Она поддержала меня, когда я переживал из-за тебя!

– Как мило, – ее голос снова стал стальным. – Значит, пока я рвала себе жилы здесь, ты “переживал” в обществе другой девушки. Поздравляю. Наш тихий, безопасный мирок, Игорь, оказался карточным домиком. И ты первый побежал из него, когда подул ветер.

– Варя, давай не будем…

– Нет, – перебила она. – Все уже было. До свидания, Игорь.

Она положила трубку, не дав ему договорить. Рука дрожала. В горле стоял ком. Но на душе было странно пусто и. спокойно. Одна связь с прошлым была разорвана. Окончательно и бесповоротно.

Она посмотрела на зал, где Зайцев орал на одну из девушек. На трибуны, где сидела одна из ее самых ярых недоброжелательниц по сборной и злорадно ухмылялась, наблюдая за ее разговором. И на свой телефон, где в списке контактов было новое сообщение от Кирилла.

“Контрольная завтра. Готова?"

Она медленно выдохнула. Да. Она была готова.

Вечер перед контрольной игрой выдался на удивлению тихим. Слишком тихим. И кто-то из девушек, не выдержав напряжения, организовал нечто вроде вечеринки в одной из номеров отеля, побольше. Принесли газировку, чипсы, кто-то тайком пронес пару бутылок вина. Громко играла музыка.

Варя пришла ненадолго, надеясь заглушить внутреннюю тревогу. Она сидела в углу на диване, потягивая белое вино из пластикового стаканчика, и наблюдала, как другие пытаются сбросить нервное напряжение смехом и танцами. Алкоголь мягко разливался теплом по телу, притупляя остроту завтрашнего страха.

Именно в этот момент на диван рядом с ней опустился Максим Ястребов. От него пахло дорогим одеколоном и самоуверенностью.

– Ну вот, совсем другое дело, – произнес он, его взгляд скользнул по ее стаканчику, а затем медленно поднялся до глаз. – Гораздо приятнее, чем твоя обычная колючка. Помнится, в школе после пары глотков ты становилась куда сговорчивее.

Варя нахмурилась, стараясь не поддаваться на провокацию. Их мимолетная школьная интрижка казалась такой далекой и нелепой.

– Максим, не начинай. Это было сто лет назад.

– Для меня – как вчера, – он наклонился немного ближе, понизив голос. – Ты всегда была самой яркой. И самой несговорчивой. Травма колена, уход из спорта… Жаль. Но сейчас-то ты вернулась. И я вижу, огонь внутри никуда не делся.

– Ты это уже говорил. Просто в других выражениях, – она отхлебнула вина, стараясь сохранить равнодушное выражение лица.

– Потому что это правда, – он улыбнулся, и в его улыбке было что-то знакомое, то, что когда-то могло бы ее увлечь. – Смотри, Варя. Мы оба здесь не просто так. Мы знаем, каково это – быть на вершине. И я могу быть тебе не только конкурентом. Мы могли бы быть сильной командой. Во всем.

Его рука легла на спинку дивана за ее спиной, не касаясь, но обозначая пространство. Старый, как мир, жест.

– Тебе не кажется, что ты перепутал сборную со свиданием? – она подняла на него холодный взгляд.

– Я просто вижу возможности. Мы всегда хорошо понимали друг друга без слов. На площадке и за ее пределами. Думаю, сейчас ничто не мешает нам возобновить это понимание.

Варя медленно допила вино и поставила стаканчик на стол.

–Мешает, Ястребов. Мое прошлое. И мое настоящее. И тот факт, что единственное, что меня сейчас интересует, – это чтобы вынесли тебя завтра с площадки. А все остальное… – она встала, глядя на него сверху вниз, – …это просто шум.

На его лице мелькнула досада, но он быстро взял себя в руки.

– Как знаешь. Но предложение остается в силе. На случай, если передумаешь. После завтрашнего, например.

Она еще немного постояла в стороне, наблюдая, как веселятся другие девушки. Смех, музыка, бессмысленные разговоры – все это понемногу рассеивало ее мрачные мысли. Ненадолго она даже присоединилась к ним, отбивая ритм и подпевая знакомому припеву. Было легко. Просто.

Но когда толпа стала слишком густой и душной, Варя решила выйти на балкон подышать ночным воздухом. Она отодвинула тяжелую стеклянную дверь и сделала шаг наружу – прямо на то, чтобы столкнуться с чьей-то высокой фигурой, прислонившейся к перилам.

– Ой, прости… – начала она и замолкла, узнав Максима.

Он обернулся, и в свете, падающем из комнаты, на его лице промелькнула та же удивленная усмешка.

– Варя, – произнес он. – Мы сегодня просто обречены на встречи.

Легкий хмель еще играл в ее крови, притупляя бдительность. Варя неловко хихикнула, пропуская его реплику мимо ушей.

– Как забавно, – сказала она, подходя к свободному плетеному стульчику и опускаясь на него. – У меня так часто случаются встречи на балконах.

Она сказала это без всякого умысла, просто констатируя факт, который вдруг показался ей забавным. Но Максим воспринял это иначе. Он медленно повернулся к ней, облокотившись о перила спиной.

– Да? – в его голосе снова зазвучал тот самый, знакомый, бархатисто-настойчивый тон. – И чем же они обычно заканчиваются, эти балконные встречи?

Варя откинула голову на спинку кресла, глядя на редкие звезды сквозь городскую засветку.

– По-разному. Иногда интересными разговорами. Иногда – ссорами. – Она имела в виду свои прошлые разговоры с Игорем или даже тот памятный разговор с Кириллом на балконе. Но Максим, разумеется, примерил это на себя.

– Ссоры – это скучно, – он покачал головой и сделал глоток из своей бутылки с пивом. – А вот интересные разговоры… это мне нравится. Так о чем поговорим, Варя? О прошлом? О будущем? О том, как хорошо мы могли бы смотреться вместе в атаке?

Он снова за свое. Но сейчас, в расслабленной атмосфере ночи, его настойчивость казалась не такой уж и неприятной. Простой. Понятной.

–В атаке мы и так будем смотреться, Ястреб, – лениво парировала она. – Просто по разные стороны сетки.

– Сетка – вещь условная. Ее всегда можно обойти, – он улыбнулся, и в этот момент он был очень обаятелен. Опасно обаятелен.

Варя закрыла глаза, чувствуя, как прохладный ветерок овевает ее разгоряченное лицо. Завтра – контрольная. Боль, напряжение, борьба. А сейчас был просто балкон, ночь и навязчивый, но не лишенный привлекательности парень из прошлого. И ей, черт возьми, было плевать на последствия.