Привести себя из прошлой жизни

Однажды, когда он уехал кататься на велосипеде и задержался у друзей допоздна, когда ему было около 4 лет, я, чувствуя одиночество и отчаяние, бросилась его искать, я думала, что его кто-то унёс, опираясь на то, чем пугали нас родственники. До друзей было, наверное, 2 километра, я не знала, где именно их дом, было темно, мне было страшно, что я могу его не найти, я фантазировала неприятные последствия. Я чувствовала, что меня бросают все, кто у меня есть, и даже вероятно не чувствуют и не знают о том, что я верю и думаю, что они есть со мной и у меня. Я проживала много беспокойства, я была очень зла на то, что они не знают, и я передала своими криками много страхов и боли своему брату, много того, что контролирует его сейчас, как мне кажется. Я побила его, когда нашла. К сожалению, у нас были распространены фразочки: «умрёшь – не приходи», или «заболеешь – убью», или вот «убью, если не придёшь домой». Я чувствую сожаление о том, что так поступила, я чувствую своё детское бессилие перед тем, чтобы справиться с обстоятельствами, которые больше, чем я и, кажется, угрожали мне и моей целостности.

Думаю, пока не было мамы, я вырастила в себе обновлённого внутреннего тирана, который всё ещё бессилен перед страхом потери своей семьи. Потому что они – это всё, что у него есть из знаний о себе. Всё то, что способно когда-либо мне обо мне рассказать.

Когда вернулась мама, она привезла мне браслет, он имел аромат сандалового дерева. Так для меня пахнет радость и надежда на то, что в моей жизни останется кто-то ещё.

Я помню, как отчаялась, когда в будущем я его потеряла. Я смутно помню, но откуда то я нашла бусины, очень похожие на те, что были у меня в том браслете. Может быть, это именно они остались от того браслета, а может быть, мне сильно хочется верить в то, что это они, а на самом деле это какой-то другой браслет, из которого я настойчиво пыталась воссоздать тот, что мне подарила мама, наделив его даже точно таким же ароматом. Теперь я знаю как приготовить это ощущение —деревянные бусины скрепленные простой резинкой и окрапленные ароматом Akro East – немного сладкий, восточный, он отлично растворяется летним ветром, он словно держит мою руку и находится на ней для того, чтобы отвести меня туда, где пахнет сладко.

Сегодня мне в голову пришла удивительнейшая мысль о том, насколько гениален мозг каждого из нас и как ловко он учится проживать сложные ситуации своей жизни, начиная с детского опыта, жестокости и насилия и заканчивая тем, как мы научаемся после всего освобождаться от выученной настороженности и обретать способность быть искренне счастливыми и свободными заново. По правде сказать, расслабить мозг не так-то просто, как его напрячь, и тем не менее нас ведь это не останавливает. Мы искали счастье, создавали счастье и будем продолжать это делать, используя всё, что видим и знаем. И в том есть огромная уникальность, в этом есть нечто такое, что само по себе заставляет кровь по венам двигаться стабильнее и настойчивее. В этом есть сила жизни.

Я всегда о себе думала, что живу свою жизнь зря, словно цель моей жизни сгорела где-то там в прошлом, и, несмотря на уверенность в том, что так оно и было, я продолжала «поливать слезами сожжённое место» в надежде, что когда-нибудь оно снова вдруг оживёт. Ведь ничто другое не способно заставить меня ощутить жизнь.

Двигаться и идти механически возможно – я научусь, общаться с людьми, держать их за руку – это выглядит вполне осуществимо. Но что намного более сложно – это снова ощутить тепло от того, что касаешься другого человека, радость и близость от доверия и общения, к которому я буду стремиться, кажется, теперь всю жизнь.

Будучи в травмированном состоянии и забыв когда-то о своих желаниях и чувствах, я оставила себе только одно – рассказать, доказать и заставить других людей быть более человечными, более принимающими и любящими. Пытаясь показать им их же собственные ошибки, я пыталась сделать так, чтобы своим собственным умом они дошли до того, что и послужило причиной их нечеловечного проявления, и увидели, как это нелогично, аморально и жестоко. Но дойдя много раз до своего разочарования о том, что когда они до этого доходят, – не становится лучше мне, сделавшей из себя учителя, который словно учит обидчиков вниманию к себе. Тогда я поняла, что в попытках поменять внутренний чувственный набор других людей я словно приняла на себя то, что чувствовали они, глубоко приняв безысходность и бессилие перед этим опытом. Теперь я точно знаю, что помощь нужна именно мне. Да, я обезопасила себя от нападений, я адаптировалась и научилась жить в довольно опасной среде, став заодно с теми, кто обижал меня, ведь иначе они бы не приняли меня за свою и продолжили бы издеваться. Теперь же настала пора мне принять и свою боль. И разрешить себе впустить в свою душу других людей не для того, чтобы только забрать у них их боль, но для того, чтобы разделить утрату, которую оставляет переживание этого опыта. Утрату в отсутствии базового доверия, в отсутствии способности радоваться и ожидать лучшего, утрату веры в то, что жизнь содержит много прекрасных и интересных занятий для меня, утрату того, что раньше я могла прекрасно себя чувствовать, никогда не задумываясь о том, что такое смысл и насколько важно его наличие в жизни. Я скучаю по тому времени, когда я была слишком занята, идя по бордюру и стараясь повторять ногами такую же ровную линию, как и он сам, или тогда, когда я рассаживала свои мягкие игрушки полукругом и размышляла над тем, что бы им интересного показать. Знаете, кажется, именно тогда я узнала, что максимально интересным для людей может быть секс, и это наложило бессмысленность жизни на всё моё детство. Я ловила птиц и сажала в банку бабочек, я ненавидела колорадских жуков и боялась пчёл. А комары имели традицию раз в год перед каким-нибудь важным событием кусать меня в губу. Возможно, комары здесь были не при чём и это была просто стрессовая реакция.

Не знаю, можно ли сказать что-то одним словом в завершении этого потока мыслей, но с 26 лет, примерно в том возрасте, когда я развелась с мужем, я стала искателем своего внутреннего мира. И теперь мне кажется, что этот поиск займёт у меня всю оставшуюся жизнь. Интересно, что для этого мне будут нужны совершенно другие инструменты и способы, чем когда я закрывалась и пряталась от боли, которую боялась чувствовать.

Мне очень сложно быть с людьми и слушать других людей, если я точно не знаю, что скоро уеду от них далеко. Я чувствую себя в опасности и беспомощности, словно своим контентом они заполнят мою голову и будут продолжать это делать, пока я не лопну. Так было в моём детстве, когда контент шёл только от моей мамы и других взрослых, и он был в основном о том, какой трудный и тяжёлый мир, как он несправедлив и какие все наши родственники – бедные и несчастные, поэтому им ничего не остаётся, кроме как пинать друг друга в форме унизительных шуток и обесценивания того, за что можно было бы и поблагодарить. Я же в это время чувствовала свою боль от того, что в мою сторону интереса от семьи абсолютно не поступало, и я помню, как через огромную нелюбовь к себе пыталась сделать себя такой же остроумной, какими являются они, как мне тогда казалось. И чтобы я стала ещё более жестокой, чем они в своих изречениях, чтобы они словно опомнились, что их собственный ребёнок превзошёл их в их в способности унижать. Так и получилось. Чтобы стать мастером унижений, думаю, мне пришлось улечься на самое днище. И если они использовали свои негативные качества, чтобы защититься от насмешек над своими оставшимися каплями искренности и доверия, я же честно оперировала правдой. Только если правду говорить прямо как есть, то прямо ремнём и получала очень интенсивное к себе внимание. Поэтому мне нужно было показывать правду так, чтобы они и не догадались о том, насколько они бессильны, низки и подлы в своём поведении и неправде.

Скорее всего, то, что я говорила, просто заставляло их чувствовать свой стыд, а так как это переживание самое сложное для принятия и признания и чувствования, то они очень быстро забывали, к чему вели свою мысль, и так же быстро находили для себя другие, более важные и насущные дела. Так я и застряла словно между двух миров – не сделать ясное и понятное действие, чтобы не столкнуться с ответственностью и узнать значение своего поступка, так как часто бывало, что это значило для меня жёсткое телесное наказание, которое ощущалось как фатальная ошибка проявления в свет, а так же, так как я всё-таки хотела как-то расширить свои возможности жить и ощущать какие-то чувства от жизни, то всем моим интересом стал поиск способа вести коммуникации так, чтобы меня невозможно было задеть или обидеть своими мерзкими унизительными шутками. Получается, я стала тем, кто не должен действовать и не должен показывать, что видит правду.

Со временем я стала пробовать действовать под влиянием на себя окружающих мыслей: «надо работать». При условии, что внутри себя я дала своему внутреннему забитому ребёнку обещание не действовать. В тот же миг это огромнейшее противоречие проявилось в мире тем, что я перестала чувствовать ощущения телом. А так как мне ещё нельзя было говорить то, что я на самом деле думаю, то моя жизнь стала похожа на жизнь старого домашнего животного, которое уже так давно привыкло к своей жизни, что никаким «клубочком» его уже не расшевелишь.

Я ощутила большое облегчение, когда пошла в больницу и там, с интересом слушая и записывая всё, что я говорю, врачи давали мне столько внимания, сколько, казалось, я не получала никогда в своей жизни. Тогда я ещё не понимала, что мне приятно именно это, у меня самой проходило огромное исследование моих ощущений и моего внутреннего мира, и было удивительно то, что у меня есть слушатели. А так как моя болезнь не имела официальной причины происхождения пока что, это делало меня очень ценным исследователем в моих глазах – исследователем для всего человечества. Хотя я и чувствовала, что это несколько безнадёжно, у меня стал появляться небольшой интерес к тому, чтобы исследовать свой собственный путь. Я слушала таких, как я, и делилась тем, что есть у меня. И таким образом мы создавали нечто тёплое, о чём мы сами совсем ничего не знали, но это определённо было про нас.

Сейчас я замечаю, что то же самое происходит и в программе 12 шагов, только это касается уже не телесных ощущений и онемений, а больше душевных. Здесь я также нахожу много чего о себе.

Интересно то, что начинаю я свои исследования именно с того, что мне когда-то установили в виде: «надо вот так». Вот так я сейчас и начинаю действовать, и это приводит меня к необходимости решать те проблемы, к которым меня привело «тогдашнее послушание» – к моей собственной глухоте и чёрствости. И в этом есть свидетельство того, что пока что на меня ещё действует травма пережитого опыта, так как он является первым, что принимается делать мой мозг, когда решает чем-нибудь заняться. А что если отложить всё то, что мозг делает по привычке, по компульсивному импульсу, по зову «надо», и вместо этого найти себе комфортное место и сделать то, к чему я чувствую интерес? Примерно такой же тёплый, как тот, который возникает между людьми, когда они создают доверие между собой? Когда они делятся именно правдой, которую пережили, именно тем, что является частью их жизни и частью их самих.

Пора оставить попытки убежать от себя так, чтобы никогда не иметь возможности вернуться.

Я всё время буду с собой. Это непоколебимая истина. Да, в детстве от меня ушёл отец, да, от меня до сих пор убегает мама. И так же от себя пытаюсь убежать я. И чем же я тогда добрее к себе, чем они? Если после моих путешествий у меня складывается ощущение, что моя жизнь простаивает.

Как-то раз, когда мне было около 4,5 лет, папа взял меня в бассейн со своими друзьями. Так вот он был с друзьями, я сидела на бордюре бассейна и смотрела, как отец плавает – уплывает и возвращается. А затем он брал меня в руки и «катал» по воде. Вот в то время, когда он куда-то уходил, я сидела с ощущением того, что моя жизнь простаивает – то есть я сама плавать не умею, и мне отец запретил пробовать, и ничем другим мне нельзя было заняться, так как я сидела ногами в бассейне, и это было максимально далеко от всего, что я привыкла делать. Я ждала и чувствовала всякие чувства и думала свои мысли о разном. Эти мысли особо никому не были нужны, у нас никто не делился друг с другом своими мыслями. И в моей голове этих мыслей накопилось очень много. Правда, сразу они тонули где-то в моём сознании, но я знаю, что когда-то они с интересом там проплывали. С моим интересом, таким, каким я забыла его знать, а теперь достаю его на поверхность.

Я задумываюсь над тем, что же для меня значит убегать сейчас. Я думала, что это тогда, когда я куда-то уезжаю без видимой для окружающих причины, но видимой для меня. Я понимаю, что это значит притворяться, что всё из того, что происходит вокруг, мне интересно. На самом деле вырабатывать интерес ко всему, что происходит вокруг, – это защитная реакция от внезапной жестокости. А мне интересно далеко не всё, что окружает меня сейчас. И думаю, что было бы честнее к себе окружать себя именно тем, что мне приятно ощущать на самом деле.

Описывая ситуацию в бассейне, я вспомнила, как это интересно – наблюдать мир из головы маленькой девочки и примечать переливающиеся на солнце блики воды, которые радуют своей лёгкостью и игривостью. В мире полно таких прекрасных мелочей, которые зажигаются словно эндорфиновые лампочки в моём мозгу. И это так бережно по отношению к себе – замечать, на что откликается мой мозг, запуская эти лампочки, и на что он реагирует полной темнотой. Я думаю, что самый бережный к себе способ продолжить исследование своей радости от жизни – это исследовать также, каким образом можно сочетать то, чему я уже научилась, с тем, чему я хочу научиться вновь.

В этом разделе я была глубоко в тепле. Спасибо, что вы разделили со мной эти страницы.