Обязательство северной звезды

- -
- 100%
- +
Риата не повернулся, но Сикорд почувствовала, как по их связи пробежала новая волна гнева, на этот раз направленная на лорда Каэлена.
Ректор поднял дрожащую руку. «Существуют ли процедуры расторжения? Магические дисциплины…»
«Древние законы сильнее наших процедур, Альбан, – отрезал Каэлен. – Как было верно указано, контракт расторгается либо выполнением условий, либо смертью. Совет не может рисковать жизнью генерала. И, разумеется, – он флегматично посмотрел на Сикорд, – жизнью племянницы ректора. Официально».
В его тоне прозвучала неуверенность. Сикорд поняла с леденящей ясностью: если бы на ее месте был кто-то менее знатный, вариант со «смертью одной из сторон» уже рассматривался бы как самый простой и эффективный.
«Значит, условия, – тихо сказал ректор. – Они должны раскрыть заговор и нейтрализовать угрозу».
«Именно. И учитывая, что генерал настаивает на существовании этой угрозы, – Каэлен с легкой иронией посмотрел на спину Риаты, – «Обязательство» предоставляет нам уникальную возможность его… проверить. Генерал Стар возвращается на Северную заставу. Мисс Вальсер сопровождает его в качестве официального дипломатического наблюдателя».
«Нет!» – слово вырвалось у Сикорд прежде, чем она успела его обдумать. Она вскочила. «Я не могу поехать туда! Это же… это же краю света!»
Впервые с момента их прибытия в кабинет Риата Стар пошевелился. Он медленно повернулся. Его лицо было невозмутимым, но в глазах горел холодный огонь.
«Ваши желания больше не имеют значения, мисс Вальсер, – произнес он тихо. – Так же, как и мои. Отныне мы – инструмент. Инструмент, который будет использован по назначению. Вы хотели прикоснуться к настоящему делу? Поздравляю. Вы получили свой шанс».
В его словах не было злорадства. Была лишь бездна усталости и принятия неизбежного. Это заставило ее замолчать сильнее, чем крик.
«Срок контракта – сто дней, – продолжил лорд Каэлен, просматривая пергамент. – За это время вы должны выполнить его условия. Ваш статус на заставе будет определен генералом. Рекомендую, – он снова посмотрел на Сикорд, – проявить покорность и старание. Север не терпит барства».
Сто дней. Целая вечность в том ледяном аду, о котором она слышала лишь страшные истории. Рядом с человеком, который ее ненавидел.
«Когда?» – единственное слово, которое она смогла выжать из себя.
«Завтра на рассвете, – ответил Каэлен. – Конвой уже готов. Вам следует собрать вещи. Практичные. Теплые. – Он с легкой брезгливостью окинул взглядом ее изящное платье. – Ваши учебные принадлежности и книги по дипломатии, разумеется, могут сопровождать вас. Возможно, они пригодятся для составления отчетов».
Отчетов. Ей показалось, что она сходит с ума. Ее жизнь свелась к отчетам и ста дням в волчьем логове.
Ректор смотрел на нее, и в его глазах стояла такая беспомощность и боль, что Сикорд отвернулась. Ей нечего было ждать от него. Его власть оказалась призрачной перед лицом военного совета и древней магии.
«Все решено, – констатировал лорд Каэлен, складывая бумаги. – Генерал, мисс. Вам предстоит долгий путь. Совет ожидает результатов».
Он встал и вышел, оставив в кабинете тяжелое молчание.
Риата посмотрел на Сикорд. Впервые его взгляд был лишен ненависти. В нем было лишь отстраненное наблюдение.
«Идите собираться, – сказал он. – Завтра в пятом часу утра я зайду за вами. Не опаздывайте».
Он вышел следом за Каэленом, не оглядываясь. И Сикорд снова почувствовала это странное тянущее ощущение, когда расстояние между ними увеличилось. Оно было слабым, почти призрачным, но неумолимым, как течение реки, уносящее ее от всего, что она знала и любила.
Она осталась одна с дядей. Он протянул к ней руки, его глаза блестели.
«Сикорд, дитя мое… я сделаю все, что в моих силах…»
Но она уже не слушала. Она смотрела в окно, где солнце освещало знакомые до боли очертания Академии. Завтра все это исчезнет. Ее ждали только ветер, холод и неумолимый взгляд янтарных глаз.
Глава 5. Прощание с шелком
Комната, которая еще утром казалась воплощением уюта и безопасности, теперь выглядела чужой. Бархатные портьеры, мягкий ковер, изящный туалетный столик с зеркалом в резной раме – все это превратилось в декорации к пьесе, которая для Сикорд закончилась.
Она стояла посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места. Оцепенение медленно отпускало, сменяясь леденящим ужасом, который подползал к горлу, сжимая его. Сто дней. Северная застава. Генерал Стар.
В дверь снова постучали. На пороге стояла Лира, ее глаза были красными от слез.
«Мисс… мне приказали помочь вам собраться», – прошептала она.
Слово «приказали» больно кольнуло Сикорд. Теперь и для Лиры она была не просто мисс Сикорд, а проблемой, которую нужно решить.
«Что… что мне брать?» – растерянно спросила Сикорд, оглядывая свой гардероб, ломящийся от платьев, шелков и бархата.
Лира, стараясь не смотреть ей в глаза, подошла к комоду и вытащила небольшой дорожный сундук, который Сикорд никогда не использовала. Он был простым, из темного дерева, без всяких украшений.
«Они сказали… только самое необходимое. Теплое. Прочное».
Они принялись за работу. Это было похоже на странный, кошмарный ритуал. Лира вытаскивала из шкафов нарядные платья, а Сикорд молча клала их обратно. Ее пальцы скользили по мягкому шелку, по воздушному муслину. Каждое прикосновение было прощанием с частичкой себя.
Вместо этого они складывали в сундук грубые шерстяные носки, плотные юбки из простой ткани, несколько однотонных блуз и тяжелый, некрасивый плащ, подбитый мехом, который ей подарили на случай суровой зимы и который она ни разу не надела. Одежда казалась чужой, пахла нафталином и забвением.
Сикорд подошла к туалетному столику. Флаконы с духами, баночки с кремами, шкатулка с украшениями. Она машинально потянулась к изящной серебряной шпильке – подарку на совершеннолетие.
«Драгоценности, наверное, лучше не брать, мисс, – тихо сказала Лира. – На Севере, говорят, это лишнее…»
Сикорд опустила руку. Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Бледное, испуганное личико с огромными глазами. Кукла. Хрупкая фарфоровая кукла, которую везут ломать.
Она резко отвернулась. Ее взгляд упал на книжную полку. Учебники по дипломатии, трактаты по магическому праву, сборники стихов. Она схватила несколько самых толстых томов. Они были тяжелыми, но их вес казался единственной опорой в этом рушащемся мире. Это была ее броня, ее последняя связь с разумом и логикой.
Лира молча наблюдала, как Сикорд с трудом утрамбовывает книги в сундук поверх уродливой одежды.
Когда крышка сундука с грохотом захлопнулась, в комнате воцарилась тишина. Дело было сделано. Ее прежняя жизнь уместилась в один небольшой ящик.
«Я… я принесу вам ужин, мисс», – прошептала Лира и выскользнула из комнаты.
Сикорд осталась одна. Она подошла к окну. Сумерки окрашивали небо в лиловые тона. Где-то там, за горизонтом, лежал Север. Место, которое в ее представлении было белым пятном на карте, населенным дикарями и чудовищами. И теперь она стала частью этого пейзажа.
Она попыталась представить себе генерала Стара в его мире. Не того разгневанного человека из библиотеки, а того, кем он был там, на границе. Воина. Оборотня. Его ярость теперь казалась ей не просто вспышкой гнева, а частью чего-то большего – может быть, отчаяния человека, который несет неподъемную ношу.
Она почувствовала слабый, далекий отголосок этого отчаяния через их связь. Это было похоже на тихий, непрерывный гул. И в этом не было ненависти к ней. Была лишь усталость. Бесконечная усталость.
Внезапно ее охватила странная решимость. Да, она совершила глупейшую ошибку. Да, ее жизнь перевернулась. Но она не была беспомощной куклой. Она была Сикорд Вальсер, лучшей ученицей Академии. Ее ум – вот ее настоящее оружие. Если на Севере и впрямь есть заговор, то именно ее знания могут помочь его раскрыть. И тогда… тогда она вернется. Не сломленной жертвой, а победительницей.
Эта мысль была слабым огоньком в кромешной тьме, но она ухватилась за нее. Она не позволит этому дикарю, этой магии, этому Северу сломать себя.
В дверь снова постучали. На пороге стоял не слуга с ужином, а сам ректор. Он выглядел постаревшим на десять лет.
«Сикорд… – он вошел и взял ее руки в свои. Они дрожали. – Я договорился. С тобой поедут двое из моих людей. Они будут присматривать за тобой, передавать мне вести».
Она молча кивнула. Она понимала – это все, что он мог сделать.
«Будь осторожна, дитя мое. С этим человеком… не перечь ему понапрасну. Выполни, что нужно, и возвращайся домой».
Он обнял ее, и Сикорд на мгновение прижалась к нему, как в детстве, когда боялась грозы. Но теперь гроза была не за окном, а в ее собственной судьбе.
«Я вернусь, дядя, – сказала она, и ее голос прозвучал удивительно твердо. – Я все исправлю».
Ректор ушел, оставив ее одну с сундуком и новой, хрупкой надеждой. Она подошла к кровати и присела на край. Завтра на рассвете ее ждала дорога в неизвестность. И человек, который был теперь ее тюрьмойром и, возможно, единственным союзником в мире, полном опасностей.
Она погасила свет и легла, уставившись в потолок. Сон не шел. Она прислушивалась к тишине, пытаясь уловить в ней отзвуки далекого Севера. И слабый, чуждый ритм сердца, который теперь бился в такт с ее собственным.
Глава 6. Первая миля
Рассвет застал Сикорд у окна, кутавшуюся в плащ поверх тонкой ночной рубашки. Она не спала. Казалось, само время замедлило ход, растянув ночь в бесконечную пытку ожидания. Когда первые лучи солнца тронули вершины башен Академии, ее сердце сжалось. Час икс настал.
Внизу, у парадного входа, уже стоял конвой. Несколько повозок, десяток всадников в практичной, лишенной блеска амуниции. Это были не парадные гвардейцы, а бойцы. Их позы были расслабленными, но глаза постоянно сканировали окрестности. Суровость этого зрелища окончательно развеяла последние надежды на то, что все это – дурной сон.
Лира помогла ей надеть простое дорожное платье и застегнуть неудобные, но теплые ботинки. Сикорд бросила последний взгляд на свою комнату. Уложенный сундук стоял у двери, как надгробие на могиле ее прежней жизни.
Она спустилась вниз. В холле ее ждал дядя. Его лицо было непроницаемой маской, но в глазах стояла неподдельная боль. Они не стали говорить. Лишние слова были бы лишь обоюдной пыткой. Он просто обнял ее на прощание, и его объятия были до смешного слабыми. Птица улетала из клетки, и сторож мог лишь бессильно наблюдать.
Когда она вышла на улицу, утренний холод обжег ей лицо. И тут она увидела его.
Риата Стар стоял рядом с первой повозкой, обсуждая что-то с одним из офицеров. Он был одет в походную одежду – темные штаны, простую рубаху, поверх которой был надет кожаный доспех без всяких украшений. У его пояса висел тяжелый меч. Он выглядел не как генерал, а как обычный наемник, готовый к долгой и грязной дороге.
Его взгляд скользнул по ней, быстрый и оценивающий. Он кивком указал на повозку. «Садитесь. Мы выезжаем».
Ни приветствия, ни упоминания о вчерашнем дне. Только дело. Сикорд молча подошла к повозке. Это была простая, крытая холстом кибитка с жесткими скамьями внутри. Солдат помог ей забраться. Внутри пахло кожей, деревом и чем-то чужим, возможно, запахом дальних дорог.
Она устроилась у небольшого окошка, откинув полог. Через мгновение тяжелая ступня ступила на подножку, и кибитка накренилась под весом Риаты. Он вошел внутрь, заняв место напротив нее. Пространство сразу же стало казаться крошечным. Он был таким большим, таким физически присутствующим, что воздух как будто сгустился.
Он не смотрел на нее, уставившись в противоположную стену. Но Сикорд чувствовала его так же отчетливо, как если бы он к ней прикасался. Эта связь была теперь постоянным фоном ее сознания – тихий гул чужой воли.
Снаружи раздалась команда, и конвой тронулся. Колеса заскрипели по булыжнику. Сикорд прильнула к окошку, провожая взглядом знакомые улицы, уходящие вдаль шпили Академии. Сердце разрывалось от тоски. Она не знала, вернется ли она сюда когда-нибудь.
Городские стены остались позади. Открылась дорога, уходящая на север, через зеленые холмы и леса. Воздух стал свежее. Для Сикорд, которая редко покидала столицу, это уже было путешествием на край света.
Они ехали молча. Часы тянулись мучительно медленно. Риата, казалось, впал в некое подобие транза – его глаза были полуприкрыты, но она знала, что он не спит. Он был настороже, как дикий зверь на чужой территории.
Чтобы отвлечься, Сикорд открыла одну из своих книг – «Основы дипломатического протокола». Слова расплывались перед глазами. Какое значение имели все эти церемонии и правила этикета там, куда она направлялась?
Она украдкой наблюдала за Риатой. При дневном свете его лицо казалось еще более изрезанным морщинами, каждая из которых рассказывала историю боя, лишения, принятия тяжелого решения. Он был не просто грубым солдатом. В нем была какая-то первозданная сила, глубокая и неукротимая. И она, со своими книжными знаниями, оказалась прикована к этой силе.
К полудню они сделали короткую остановку, чтобы сменить лошадей и дать людям перекусить. Риата вышел, не сказав ей ни слова. Сикорд осталась в повозке, наблюдая, как солдаты разводят костер, как они двигаются с привычной ловкостью. Она чувствовала себя чужеземкой, инопланетянкой, завезенной в этот суровый мир.
Один из солдат, молодой парень с простым лицом, подошел к повозке и протянул ей краюху хлеба и кусок сыра. «Кушайте, мисс. Дорога дальняя».
В его голосе не было ни подобострастия, ни неприязни. Была простая практичность. Она взяла еду и пробормотала «спасибо». Это был первый знак человеческого отношения за весь день.
Когда они тронулись дальше, Сикорд поняла, что голодна. Еда была грубой, не такой, к какой она привыкла, но утоляла голод. Это был еще один маленький шаг в ее новую реальность.
К вечеру пейзаж за окном начал меняться. Холмы стали выше, леса – гуще и темнее. Воздух стал холоднее. Солнце садилось, окрашивая небо в багровые тона, которые показались Сикорд зловещими.
Риата, сидевший напротив, наконец пошевелился. Он посмотрел в окно, и его лицо стало напряженным.
«Мы въезжаем в Приграничье, – произнес он первый раз за много часов. Его голос прозвучал громко в тишине повозки. – Отсюда начинается моя земля. И отсюда начинаются опасности. Не выходите из повозки без моего разрешения».
Сикорд кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Его предупреждение не было угрозой. Оно было констатацией факта. Факта, который она наконец-то начала осознавать в полной мере.
Первая миля ее изгнания подошла к концу. Впереди была только тьма и неизвестность.
Глава 7. Ночь в лесу
Солнце скрылось за гребнями холмов, и тьма накрыла землю стремительно, почти без сумерек. Лес по сторонам дороги превратился в сплошную черную стену. Скрип колес и цокот копыт звучали оглушительно громко в наступившей тишине. Сикорд прижалась к стене повозки, стараясь не смотреть в темноту. Каждая тень за окном казалась ей движущейся.
Риата сидел неподвижно, но его расслабленность исчезла. Он был собран, как пружина. Его глаза, адаптировавшиеся к темноте, казались светящимися точками в полумраке кибитки. Он не сводил взгляда с окон, и Сикорд чувствовала через их связь острое, почти животное напряжение. Это было похоже на тихое жужжание на грани слуха, но исходящее не извне, а изнутри нее самой.
«Мы не доедем до ночлега до рассвета», – внезапно произнес он, не глядя на нее. Его голос был низким и глухим. «Будем стоять лагерем впереди, на старой заставе».
Сикорд только кивнула, боясь, что голос выдаст ее страх. Ночь в лесу. Вне стен. Раньше это казалось бы романтичным приключением. Теперь это было испытанием.
Через полчаса повозка свернула с основной дороги на узкую, заросшую колею и вскоре остановилась на небольшой поляне, окруженной со всех сторон исполинскими соснами. Посреди поляны стояло полуразрушенное каменное здание с провалившейся крышей – та самая старая застава.
Риата вышел первым, откинув полог. Ночной воздух ворвался внутрь, холодный и влажный, пахнущий хвоей и прелой листвой. Сикорд невольно вздрогнула.
«Выходите», – бросил он ей через плечо и ушел отдавать распоряжения солдатам.
Сикорд с трудом выбралась из повозки. Ее ноги затекли от долгого сидения. Она огляделась. Солдаты уже действовали с привычной сноровкой: разводили костер, расседлывали лошадей, выставляли посты. Все движения были выверенными, экономными. Никакой суеты.
Никто не обращал на нее особого внимания. Она была частью багажа генерала. Нежеланным, но необходимым грузом.
Риата указал ей на каменную стену уцелевшей части здания. «Сидите здесь. Не отходите от огня».
Она послушно подошла к костру и присела на валун, протянув озябшие руки к пламени. Жар обжег кожу, но был невероятно приятен. Она наблюдала, как Риата обошел периметр, поговорил с часовыми, его тень, отбрасываемая огнем, казалась огромной и зловещей. Он был здесь своим. Частью этого мрачного пейзажа.
Через некоторое время он вернулся к костру и сел напротив нее, положив на колто меч. Он достал из походной сумки кусок вяленого мяса и начал есть, не предлагая ей. Сикорд вспомнила о своих припасах, но ей было не до еды. Страх сжимал желудок.
Ночь вокруг была живой. В темноте за пределами круга света слышался шелест, потрескивание веток, далекие, незнакомые звуки. Каждый из них заставлял ее вздрагивать.
«Это звери, – вдруг сказал Риата, не глядя на нее. – Обычные звери. Боятся огня и людей».
«А… а бывают необычные?» – выдохнула она.
Он медленно перевел на нее свой взгляд. В отсветах пламени его лицо казалось высеченным из камня.
«Бывают. Но сегодня ночью их нет. Я бы почувствовал».
Его уверенность должна была бы успокоить, но лишь подчеркивала пропасть между ними. Он чувствовал лес. Она же была в нем глухой и слепой.
Они снова замолчали. Сикорд уставилась на огонь, пытаясь заглушить внутреннюю дрожь. Она чувствовала его взгляд на себе. Внимательный, изучающий.
«Почему вы это сделали?» – спросил он вдруг. Вопрос прозвучал не как обвинение, а с неподдельным, почти клиническим любопытством.
Сикорд сглотнула. «Я уже говорила. Это была глупая шутка. Я хотела… поставить вас в неловкое положение. Заставить сказать что-то лишнее».
«Вы ненавидели меня так сильно?»
Она задумалась. Ненавидела? Нет. Он был ей неприятен. Чужероден. Он олицетворял все, что пугало ее в мире за стенами Академии. Но ненависть? Для нее требовались слишком сильные эмоции.
«Я вас боялась, – тихо призналась она. – И ваше пренебрежение… оно задело меня. Я привыкла, что мое слово имеет вес».
Он хмыкнул. Звук был коротким и сухим. «На Севере вес имеет только сила. Физическая или воли. Ваши слова ничего не значат, пока за ними не стоит готовность умереть за них».
Его слова повисли в воздухе, тяжелые и бескомпромиссные. Сикорд посмотрела на его руки, покрытые шрамами. Каждый шрам был историей. Историей, где ставкой была жизнь.
«А вы готовы умереть?» – спросила она, сама удивившись своей смелости.
Риата посмотрел на огонь. «Я готов умирать каждый день. Это моя работа. Но не ради красивых слов. Ради тех, кто доверил мне свою жизнь». Он кивком указал в сторону солдат. «Ради них».
Впервые за весь день он сказал что-то, что не было направлено против нее. Он говорил о своей ответственности. И в этом не было ни капли хвастовства. Только факт.
Внезапно где-то в лесу раздался протяжный, леденящий душу вой. Сикорд вздрогнула и инстинктивно прижалась к стене.
Риата даже не пошевелился. «Волк. Один. Он далеко. Предупреждает стаю о нашем присутствии».
«А вы… вы можете так же?» – прошептала она.
Он медленно повернул к ней голову. В его глазах на мгновение вспыхнул тот самый желтый огонь, который она видела в библиотеке.
«Я могу гораздо больше, мисс Вальсер, – тихо сказал он. – Но я не зверь, который воет на луну по первому зову инстинкта».
Он встал. «Спите. Завтра будет тяжелый день». Он отошел к группе солдат, оставив ее одну у костра.
Сикорд сидела, обхватив колени, и смотрела на огонь. Страх никуда не делся. Но к нему добавилось что-то еще – странное, щемящее любопытство. Кем был этот человек на самом деле? Воином? Монстром? Лидером, несущим крест своей ответственности?
Она прислушалась к их связи. Ярости почти не осталось. Была усталость. Бдительность. И что-то еще… что-то похожее на сожаление. Не о своей судьбе, а о чем-то другом. О чем-то, что он потерял очень давно.
Она закрыла глаза, пытаясь уснуть. Но в ушах у нее все еще звучал тот далекий волчий вой. И тихий, ровный гул присутствия Риаты Стар, который теперь был неотъемлемой частью ее самой.
Глава 8. Урок бдительности
Солнце едва коснулось вершин деревьев, когда лагерь начал оживать. Сикорд дремала, сидя у стены, укутавшись в плащ, когда грубый толчок в плечо заставил ее вздрогнуть и открыть глаза.
«Подъем. Через полчаса выезжаем».
Над ней стоял Риата. В сером свете зари его лицо казалось вырезанным из гранита, без тени усталости или сомнений. Он уже был готов в путь, его доспех застегнут, меч на поясе.
Сикорд с трудом поднялась. Все тело ныло от неудобной позы и ночного холода. Она чувствовала себя разбитой, несмотря на короткий сон. Риата, казалось, не нуждался в отдыхе вовсе. По их связи она улавливала лишь ровный, мощный поток энергии, как будто он подпитывался самой предрассветной прохладой.
Она потянулась к своему сундуку у повозки, чтобы достать воду и хоть как-то привести себя в порядок. Пока она возилась с застежкой, мимо прошел один из солдат, неся к потухающему костру охапку хвороста. Он бросил на нее беглый, ничего не выражающий взгляд и прошел дальше. Она была для них невидимкой. Или обузой.
Риата наблюдал за разбором лагеря, отдавая тихие, четкие распоряжения. Его люди работали молча и эффективно. Никаких лишних движений, никаких разговоров. Это была хорошо смазанная машина, а он – ее мозг и воля.
«Поешьте», – сказал он, подходя к ней и протягивая ту же краюху хлеба и кусок сыра, что и вчера. Завтрак победителя. Сикорд молча взяла еду. Гордость была роскошью, которую она не могла себе позволить.
Когда она делала первый надкус, Риата внезапно резко обернулся, взгляд его устремился вглубь леса, на восток. Все его тело напряглось. Солдаты тоже замерли, руки сами потянулись к оружию.
«Что-то не так?» – прошептала Сикорд, сердце ее заколотилось.
Он не ответил, лишь поднял руку, приказывая сохранять тишину. Его ноздри расширились, словно он ловил запах. Сикорд тоже попыталась прислушаться, но слышала лишь пение птиц и шелест листьев.
«Тише, – его голос был едва слышен. – Не двигайтесь».
Прошла минута. Две. Ничего не происходило. Сикорд уже начала думать, что он ошибся, как вдруг из чащи, метрах в пятидесяти от них, выпорхнула стайка птиц, с тревожными криками уносясь в небо.
Риата медленно выдохнул и опустил руку. «Все в порядке. Прошел слишком близко к логову лисицы. Она спугнула птиц».
Напряжение спало. Солдаты продолжили работу, но теперь в их движениях читалась повышенная осторожность.
«Как вы…?» – начала Сикорд.
«Я их не услышал, – прервал он ее, все еще глядя в ту сторону. – Я почувствовал. Запах страха. Птицы почуяли лисицу раньше, чем та решилась напасть. Их испуг… он витает в воздухе. Как эхо».
Он наконец посмотрел на нее, и в его взгляде читался не упрек, а нечто иное. Почти педагогический интерес. «Вам нужно научиться чувствовать мир, а не просто видеть его. Здесь ваши глаза вас подведут. Ваши уши – тоже. Доверяйте только инстинкту. И тому, что говорят вам другие живые существа. Они никогда не ошибаются».
Это был ее первый урок. Не по дипломатии или магии, а по выживанию. И он был страшнее любого экзамена.
Вскоре конвой тронулся. Дорога стала еще уже и круче. Лес смыкался над их головами, создавая зеленый туннель. Сикорд уже не смотрела по сторонам с тоской, а вглядывалась в чащу, пытаясь уловить то, что чувствовал он. Она прислушивалась к пению птиц, пытаясь различить в нем нотки тревоги. Вдыхала воздух, стараясь уловить посторонние запахи. Это было бесполезно. Она была слепа и глуха.
В полдень они снова остановились у ручья, чтобы напоить лошадей. Риата разрешил ей выйти из повозки. Она подошла к воде и наклонилась, чтобы умыться. Ледяная влага обожгла лицо, но освежила.
Внезапно она почувствовала легкое головокружение и странное покалывание в висках. Она инстинктивно обернулась. Риата стоял в нескольких шагах, наблюдая за ней. На его лице было странное выражение – не гнев, не неприязнь, а глубокая задумчивость.
«Что?» – спросила она, снова ощущая себя подопытным кроликом.