Московские каникулы питерской идеалистки

«Сапсан» мягко оттолкнулся от перрона Московского вокзала и, набирая ход, двинулся в сторону столицы, оставляя родной город, укутанный серыми облаками и скудным снежным покровом, дожидаться возвращения путников.

Эти неполные четыре часа между Питером и Москвой всегда были для меня точкой безвременья, вынужденной, но вожделенной паузой между двумя состояниями. Чаще всего это был рабочий и наполненный ответственностью режим дома, переключавшийся на неспешно-отдыхательный и всегда чуть праздничный режим Москвы. В этот же раз, наоборот, из дома, где вдруг всё определилось и устаканилось – отдались долги, разрешились проблемы с жильём и не всегда понятными отношениями, более – менее стабилизировалась ситуация с деньгами, – я ехала работать. Мне предстояла большая, интересная, высокооплачиваемая работа, пусть не очень длительная, всего на полтора-два месяца, но весьма насыщенная и сулящая разнообразные перспективы.

Стюарды развозили кофе, прессу и принимали заказы на еду. За окном мелькали укутанные снегом и погружённые в сон деревья, городки, полустанки. Пассажиры занимались своими важными делами, а я, воткнув в уши наушники и положив перед собой на выдвижной столик блокнот, пыталась планировать. Получалось так себе. Коктейль из воспоминаний, предвкушений и лени уносил меня куда-то в эмпиреи. В таком состоянии обычно пишутся стихи, а не выстраиваются стратегии.

Консультант по управлению, пописывающий на досуге стихи, – это, может, и покажется кому-то милым, но для большинства обесценит и опыт, и выводы этого романтика от бизнеса. Женщина-консультант – это вообще странный и подозрительный персонаж, если она, конечно, не существует под крылом крупного консалтингового агентства. Увы, это не моя история – я вольная художница, работающая на стыке организационной психологии, бизнес-консультирования и здравого смысла. Как выясняется, довольно успешно, если уж мои бывшие клиенты рекомендуют меня своим партнёрам. Именно так меня впервые занесло почти на самую верхушку московского бизнеса. Корпорация – одно из знаковых предприятий, которое находится на слуху у всех, даже у не сильно интересующихся бизнесом обывателей. Которые в большинстве своём толком не понимают и не стремятся понять, чем она занимается – что-то строит, что-то производит, хотя её имя и звучит из каждого утюга, главное – не мешает жить. Один из моих бывших питерских клиентов, делая карьеру, перебрался в столицу, оказался в корпорации и столкнулся с проблемами, в которых мне не раз удавалось помочь ему ещё в Санкт Петербурге. Он позвонил. И вот после определения задачи, обсуждения условий сотрудничества я еду.

А задача имела несколько плоскостей, как слоёный пирожок. Формально меня приглашали оценить кадровый потенциал ключевых сотрудников ядра этого предприятия. Вторым, гораздо менее декларируемым пластом задачи шла оценка лояльности тех самых специалистов, имеющих доступ к актуальной и потенциально продаваемой информации, способной повлиять на дальнейшую конкурентоспособность компании. И самое сложное задание, которое появилось уже в ходе долгих и вдумчивых бесед с руководителем службы безопасности корпорации, неким Моховым Сергеем Михалычем, – поиск крысы.

Полгода назад у корпорации из-под носа увели важный и очень денежный контракт. Сделать это без злонамеренного участия кого-то изнутри было бы нереально. Конечно, крысу искали. Увы, безуспешно. Это приводило безопасников в состояние тихой ярости. И когда встал вопрос о том, что консультанта со встроенной опцией психолога-аналитика всё равно решено позвать, Сергей Михайлович, он же Михалыч, заглазно для всех и явно для тех, кто был осенён высочайшим расположением, был назначен куратором данного проекта. Он и предложил подтянуть этакого занятного персонажа к решению насущной проблемы. Нет, чуда от меня не ждали – ждали содействия. И грозили впечатляющей премией, если мне удастся вредителя выявить.

Кстати, мне право Михалыча Михалычем называть было пожаловано им самим. Произошло это после того, как меня только наизнанку не вывернули, исследуя компетентность и потенциальную полезность. На входе в структуру как тестовое задание мне было предложено для оценки совсем небольшое подразделение, буквально семь человек, о которых я спустя неделю должна была рассказать всё, что пойму и что увижу, о каждом отдельно и о группе в целом, как о коллективе: их настоящее и перспективы, потенциальные проблемы и возможности.

Увидела. Рассказала. Впечатлила. С главным безопасником мы быстро нашли общий язык. Старый эфэсбэшникоказался на редкость вменяемым персонажем. По сути, не такой и старый, всего-то лет пятидесяти пяти, но даже с уровня моих тридцати семи это смотрелось внушительно. А когда он вылезал из образа добродушного дядюшки («Александра, душа моя…»), в его хитрых глазах свозил такой опыт и такой ум, что сразу же хотелось набросить ему ещё десяток годков сверху.

Работа предстояла интересная, публика была московская, то есть разнообразная чрезвычайно и немного иная, чем у нас в Питере. В «порт трёх морей» доезжал народ, гораздо больше ориентированный на успех, деньги и то, чтобы пробиться любой ценой. У нас, вдали от власти и больших возможностей, страсти всё же бушевали потише.

Условия мне для работы выделили царские. Поселили в самом центре Москвы на Тверской, в получасе ходьбы от центрального офиса корпорации. Отель «Мариотт» – пять звёзд, отличный большой номер, завтрак и даже СПА. Я была ошарашена такой роскошью и щедростью и начала искать подвох. Но мой бывший клиент, ныне директор по IT корпорации, объяснил, что у них с отелем бартерные схемы и предприятию это будет обходиться почти даром.

И вот я ехала к новым свершениям и открытиям и сопровождающим их проблемам, прекрасно понимая, что такая вкусная работа не будет простой, а быть может, в некоторых аспектах и не сильно приятной.

Основным бонусом для себя я видела возможность пожить в Москве не наскоком день-неделю, а более продолжительное время и составить о ней и её людях собственное более осмысленное представление. Также манили перспективы немного перезагрузить привычную питерскую жизнь, которая, став упорядоченной, начала отдавать застоем и переставала радовать.

Дома остались мама, кот, друзья, любимый город, ворох проблем и ответственности. А впереди меня ждало приключение и радость, я в это очень верила.

* * *

«Утро добрым не бывает», – гласит народная мудрость. А уж если и вечер не задался, то тем паче.

Павел Лановой, директор по развитию корпорации и член совета директоров, был раздражён. Обычно сдержанный, доброжелательный, чуть отстранённый, он не любил эмоциональные выплески на работе, не позволял их себе и не приветствовал у подчинённых. Но иногда его несло. Злая, вздорная, раздражённая энергия бурлила в нём, он становился резок, остро язвителен и существенно менее терпим к глупости. Себя в таком состоянии он не любил, но порой позволял себе спускать пар. Он никогда не выходил за рамки формальной корректности, но попавшему в такой момент под горячую руку провинившемуся мало не казалось. Коллеги и подчинённые знали за ним это и, почуяв грозу, старались не попадаться лишний раз на глаза.

К счастью, в остальное время Павел Александрович был более чем объективен, открыт к диалогу, для начальника такого ранга даже человеколюбив и всегда стоял за своих людей до последнего. Кроме того, совершенно небанальное мышление, широчайший кругозор, отличное чувство юмора и умение принимать решения, которые в отдалённой перспективе практически всегда оказывались верными, сделали его тем, кого однозначно ценили собственник и прочие директора. А сотрудники искренне считали, что им повезло, поскольку он щедро делился и знаниями, и возможностями.

Офисные дамы томно вздыхали, поскольку директор по развитию был не женат, высок, хорошо сложен и по-мужски очень обаятелен. Но, увы, идти дальше мечтаний им не представлялось возможным, Лановой в офисе романов не заводил, что было известно всем. Попытки штурма этой крепости периодически предпринимались, но безуспешно.

Конечно, хватало и тех, кто завидовал, и тех, кто имел камень за пазухой. Были и те, кто стал жертвой его сарказма. Но в целом Павел Александрович был безусловным неформальным лидером коллектива, хотя и никогда не стремился им стать.

Он буквально вчера вернулся из сложной командировки, которую с трудом удалось свести к плюсу для корпорации. Партнёры упирались, тупили и пытались извратить дух договора так, что это привело бы к задержке запуска нового проекта и серьёзным потерям. Когда он, злой и усталый, вывалился из машины у дома, выяснилось, что у подъезда его дожидается бывшая любовница на предмет «начнём сначала». «Сначала» он не хотел, он от неё вообще ничего не хотел. Попытка объяснить это привела к сцене и слезам, что настроения не улучшило никак. Забранная со стоянки в Шереметьево любимая машина издавала при езде совершенно несвойственные ей звуки, что предполагало пустые хлопоты и лишние деньги. Его почти новый «Вольво XC90», был безупречен, но любая поломка стоила адски дорого. Новости в офисе тоже не радовали. Его зам по PR с говорящей фамилией Разгуляев, заметив его издалека, изобразил безудержную занятость и скрылся с глаз с нечеловеческой скоростью. Что говорило только об одном – где-то нашкодили, и, судя по нежеланию сдаваться, по-крупному.

Пиарщики свалились на его голову почти случайно. Новые проекты, которыми он занимался, были технологически весьма непросты и требовали особенностей донесения до общественности и правильного продвижения. То, что и как на момент прихода Ланового в корпорацию делал отдел PR, его категорически не устроило, о чём он не задержался поставить в известность Главного, как заглазно все звали собственника. На что тот резонно рассудил: не нравится, знаешь как, бери под своё крыло и отвечай сам. Таким образом, ему досталась банда талантливых разгильдяев под руководством уже упомянутого Александра Разгуляева, заставить работать которых удалось приложением немалых усилий. Правда, и результат того стоил.

И, наконец, вишенка на торте! Решением собственника, с подачи нового члена совета директоров, в корпорацию приходит бизнес-консультант – психолог, в задачи которого будет входить анализ лояльности ключевых сотрудников, создание предложений по коррекции системы управления и кадрового резерва. И начнётся это безобразие с его дирекции. Нет, начать реформировать систему управления корпорации стоило давно, и он сам неоднократно вносил предложения на этот счёт. Но не звать же для этого тётку с улицы! По поводу лояльности тоже были вопросы, поскольку буквально полгода назад один из вкуснейших контрактов, цинично помахав им ручкой, ушёл к конкурентам. Без крысы внутри компании почти наверняка не обошлось. А вот поймать её у службы безопасности так и не получилось. И новый IT директор корпорации, год назад приехавший из Питера, предложил пригласить некую дамочку, которая успешно помогала решать подобные вопросы на прошлом месте его работы. Поскольку пришёл он из третьего по значимости российского холдинга, быстро перестроил подходы к IT в корпорации и был в целом достаточно толков, Главный к нему прислушивался. И психолога пригласили.

А вот психологов Павел не любил и имел для этого серьёзные основания. Мать его сына, Пал Палыча, сделала ему болезненную прививку от этого племени. Тогда, шесть лет назад, красивая, в меру стервозная, неглупая женщина-психолог, с которой у него был вполне устраивающий его роман, заявила, что беременна. Тридцатишестилетний Лановой подумал: «Почему бы и не жениться?» Возраст-то вполне солидный, первый неудачный мимолётный юношеский брак был уже забыт, да и грядущий ребёнок был признан более чем серьёзным аргументом. Он не любил её, но ему с ней было достаточно комфортно. Было, ровно до того момента, как, уверовав в свои права, потенциальная супруга начала отнюдь не бескорыстно строить его и пытаться манипулировать его жизнью и окружением, используя как аргумент растущий живот и весь свой профессиональный арсенал в придачу. Это было зря и тем, к чему он не был готов совершенно. О чём Валерия была поставлена в известность: ребёнка признаю, в воспитании и содержании принимаю участие, а с тобой расстаёмся. Барышню изложенное не устроило, и пошёл в ход шантаж младенцем. Дальше дело дошло до юристов. Юристы Павла оказались лучше. Он получил то, что хотел: право свободного общения с ребёнком, влияния на все принципиальные решения в его жизни. Мать и дитя получили более чем пристойное содержание.

С тех пор психологов Пал Саныч, как звали его подчинённые, обходил по широкой дуге. А тут придётся взаимодействовать. И то, что вторая встреча после отчёта первому лицу была назначена с этой питерской фифой, было даже на руку в контексте его раздражения и повышенной злобности.

Она вошла в дверь ровно в назначенное время. Павел предпочёл бы перенести встречу с психологиней на неопределённый срок, но собственник попросил встретиться с ней в полдень. А с Биг Боссом не спорят.

Ей было лет тридцать-тридцать пять, идеальная осанка и гармоничная женственная фигура, упакованная в хорошо сидящее синее платье чуть ниже колена, мягко вьющиеся каштановые волосы до плеч, стройные ноги, каблуки. Спокойное достоинство и стать. При другом раскладе Павел бы не остался равнодушным. Впрочем, внутренне усмехнулся хозяин кабинета, он и при этом не остался. Фоновое раздражение и здоровое мужское любопытство образовали странную смесь.

Рефлексы, вбитые в подкорку дедом, вопреки настроению и наслоениям посткультуры, заставили его встать и приветствовать женщину стоя. Она была высокая, на своих каблуках немногим ниже его, он даже представил, как забавно они должны смотреться рядом с коренастым и невысоким Михалычем, её основным куратором и партнёром от корпорации. Он кивнул чуть резче, чем стоило, и предложил ей сесть.

– Александра Витольдовна Лепинская, Сергей Игоревич обещал предупредить вас, Павел Александрович, – и протянула ему визитку. Он вручил свою. «Надо же, Витольдовна», – проскочило у него в голове.

Она начала говорить то, что он уже слышал от Главного: лояльность, резерв, возможные зоны проблем и конфликтов. Павел слушал и рассматривал её.

Она была красива той благородной классической красотой с портретов XIX века: спокойная уверенность в себе и доброжелательность. Его друг-художник Миша, прекрасный портретист и в своё время ярый ходок, ранжировал типажи по смешению кровей, его вердикт был бы однозначен: западная славянка. Да и фамилия с отчеством прозрачно намекали на польскую кровь. Глаза, зелёные, прозрачные, умные, любопытные, смотрели на него прямо, без тревоги, заискивания и флирта. Белая, именно белая, а не бледная кожа, гармония черт, небольшой яркий, явно привыкший улыбаться рот. Женщина располагала к себе, к разговору, откровенности. Лановой даже на какой-то миг поддался её обаянию. Но внутренний доктор Зло одёрнул его и напомнил, что он собирался построить эту девицу, а не вот это всё.

Павел максимально отстранённо выслушал то, что ему хотели сказать. Выдержал паузу. И заявил:

– Александра Витольдовна, то, что вы сказали, вполне понятно. Однако я искренне считаю, что привлечение для этих целей внешнего консультанта нецелесообразно, это бессмысленная трата ресурсов корпорации,– он посмотрел на её реакцию. Выражение лица было внимательным и безмятежным. Даже если его слова задели её, то вида она не подала.

– Однако решение о вашей работе принято собственником и советом директоров. Вы можете начинать работать с моими заместителями и их подчинёнными, препятствовать в этом я вам не собираюсь, – по холодности тона и интонации вполне читалось, что и помогать тоже. – Если же в ходе процесса у вас возникнут вопросы непосредственно ко мне, я, по возможности, постараюсь найти время для того, чтобы быть вам полезным.

Закончив спич, он выжидающе уставился на неё.

Психолог кивнула, признавая его право.

– Павел Александрович, я понимаю вашу позицию и тоже сторонник решения внутренних вопросов компании силами её специалистов. Спасибо за уделённое мне время. Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше.

Она легко встала. Он встал также. Проклятое воспитание!

– Всего доброго! – улыбнулась, ему даже показалось, что в её глазах мелькнула тень усмешки, и пошла к двери.

– Всего доброго!

Дверь захлопнулась. Именно в этот момент до него донёсся тонкий шлейф её духов: тёплый, чуть горьковатый, очень женственный. Павел сел в кресло, откинулся на спинку и привычным жестом стал крутить ручку в пальцах. Пал Палыч называл это«делать стрекозу». Он остался недоволен собой. И что я к ней прицепился? Делает человек своё дело. Если уж её допустили до святая святых подбрюшья корпорации, значит, с рекомендациями и опытом у неё всё в порядке. Внутреннее раздражение уже на себя нарастало. Лановой выпил воды, сжевал одну из припасённых на такой случай шоколадок и позвонил Разгуляеву.

– Саня, зайди ко мне.

Заместитель замялся:

– Пал Саныч, я сейчас на встрече с консультантом, она сказала, вы разрешили.

Ишь какая шустрая!

– Разрешил. После сразу ко мне, – и положил трубку.

* * *

Из кабинета директора по развитию я вышла не сильно довольная результатом, но не обескураженная. Я была взвешена, я была измерена и была признана никуда не годной. Причин, по которым хозяин кабинета был со мной достаточно резок, могло быть множество. К примеру, его контры с Бергманом, по рекомендации которого меня пригласили. Он мог не доверять психологам вообще. А может, просто дурное настроение или любимая кошка с утра написала ему в тапок. Не суть. В конце концов, я не зелёная бумажка с портретом американского президента, чтобы всем нравиться. Мешать работать сей господин, скорее всего, не будет, во всяком случае, явно, а дальше посмотрим.

Чтобы не терять время, я набрала телефон заместителя Ланового по PR Александра Разгуляева. Телефоны были заранее сброшены мне секретарём заказчика. Главный пиарщик отозвался и с энтузиазмом предложил встретиться прямо сейчас.

Пока, немного плутая по зданию корпорации, я разыскивала кабинет своего будущего собеседника, в голове прокручивалась встреча с директором по развитию. А хорош! Взрослый умный мужик. Сухощав, плечист, высок, когда он встал, приветствуя меня, я ростом метр семьдесят шесть плюс каблуки, почувствовала себя весьма компактной. Резкие, но приятные черты лица, русоволос, коротко стрижен, то ли бородка, то ли четырёхдневная щетина, добавляющая брутальности. Очень внимательные, умные глаза. Эдакий повзрослевший Онегин наших дней, немного усталый, чуть разочарованный романтический герой. Надо отдать должное, корректен и хорошо воспитан.

Поскольку мои цели пребывания в корпорации были чрезвычайно далеки от романтики, я выкинула из головы Павла Ланового. Следующий собеседник требовал всего моего внимания.

Мой тёзка Александр был харизматичен, эффектен, не глуп, хотя, на первый взгляд, несколько поверхностен. Мы оказались земляками. В столице он подвизался уже пятый год. Как выяснилось, лет десять назад нам даже по касательной довелось пересечься в одном из проектов. Беседа текла легко. Первое, что сделал этот пиарщик-казанова, он раздел меня глазами и, судя по всему, сделал это на рефлексах. Ни в коем случае не осознанный вызов, просто суть плотно соответствовала фамилии. Он не был лоялен корпорации, такие люди редко бывают лояльны структурам, да и лояльны вообще. В его отношениях с работодателем была голая прагматика, но именно она и не позволила бы ему предпринять какие-либо противоправные действия. Он не был крысой, а вот разгильдяем был. Слишком много лишнего, рассказанного о себе и своём предприятии, ставило вопросы о его уме, но выдаваемые им резкие, а порой и зло-саркастические характеристики коллег и начальства были весьма любопытны. Предан он был Лановому. По-своему, по-человечески, он был в него даже влюблён. Столько живого восторга и явного желания подражать сквозило в отсылках Разгуляева к шефу, что я поставила директору по развитию жирный плюс. Так очаровывать собой людей, особенно в долгую, – это талант. С другой стороны, было очевидно: надумай Павел Александрович уйти из структуры, вся эта стайка обаятельных креативщиков, сдерживаемая лишь его харизмой и волей, разлетится в разные стороны. И для корпорации это было потенциальной угрозой. Разгуляев кокетничал, острил, каламбурил. Привычка играть на своём природном обаянии говорила о свойственной ему тактике выстраивания отношений. В то же время он делал интересные обобщения и обладал прекрасной речью. На мой комплимент его русскому языку мой собеседник похвастался, что пишет и даже планирует издать книгу рассказов. На данном этапе в корпоративной жизни его устраивало практически всё: хорошие деньги, интересная работа, более чем вменяемый шеф, статусная фирма, а дальше он пока не заглядывал. Информации он дал мне уйму, и она требовала сортировки и переосмысления. Расстались мы полюбовно. Александр проводил меня в корпоративное кафе, раскланялся и убежал на ковёр к шефу.

* * *

Предчувствия не обманули Павла. Подчинённые Разгуляева пропустили в печать одну очень неприятную публикацию, в которой корпорация выглядела как минимум двусмысленно. Также в макете буклета для крупной выставки было допущено несколько ошибок, пойманных уже на стадии печати, что затормозило процесс и стоило немалых дополнительных средств, ну и ещё ворох проколов по мелочам.

Та взбучка, которую устроил Лановой своему заместителю, вошла в анналы истории PR службы. После двадцати минут выплеска начальственного гнева на Александра было жалко смотреть. Немного спустив пар, но всё ещё злясь на то, что приходится подтирать за подчинёнными, Павел сделал несколько звонков, достаточно резко поговорил с редактором издания, в котором вышла досадная статья, полюбезничал с хозяйкой типографии, поблагодарив её за разрешение ситуации с буклетом, подвязал к сглаживанию ненужного шума вокруг намечающегося скандала пару борзых перьев раскрученных журналистов. Это был не уровень задач директора по развитию, но в ряде случаев именно личное участие приносило максимальный эффект.

Александр, почувствовав, что гроза прошла стороной, немного расслабился, когда шеф между делом спросил:

– И как тебе психологиня?

– Натюрлих, экселенц! Отличная фемина!

Павел закатил глаза и поморщился. Любовь Разгуляева к киноцитатам была неискоренима.

– А поконкретнее?

– Да ладно, шеф, правда, классная барышня. Умная, внятная, задаёт вопросы, на которые хочется отвечать, отличное чувство юмора, а как умеет слушать! Я получил удовольствие от общения. К тому же её обратная связь по людям и подразделению целиком может быть полезна.

Лановой поморщился, обилие превосходных степеней в отзыве Александра вызвало ещё одну волну раздражения. Получил он удовольствие, болтливый олух. А она получила кучу разнообразной информации. Но сожаление о том, что он был излишне резок с госпожой Лепинской, зашевелилось, принося дискомфорт. Павел не любил быть неправым, но, надо отдать ему должное, умел признавать свои ошибки.

Отправив зама подчищать хвосты, он пошёл перекусить. Корпоративное кафе было одним из самых приятных мест в офисе. Администрация не экономила на своих сотрудниках. Кормили вкусно и экстремально дёшево, кофе был великолепен. Живые растения, большие окна, уютные столики, быстрое обслуживание – всё это давало возможность не только отдохнуть, но и, при необходимости, провести неформальную встречу. К тому же существующая корпоративная культура приветствовала, чтобы, вне зависимости от места в иерархии, кафе посещалось как рядовыми, так и руководством, способствуя уменьшению дистанции и единению коллектива.

Когда он, сделав заказ, выбирал место, где расположиться, давешняя психологиня, явно завершив разговор, встала из-за столика, за которым сидел глава службы безопасности, и вышла из кафе. «И снова здравствуйте!» – усмехнулся про себя Павел и направился к только что освободившемуся месту.

– Привет, Михалыч! Свободно? – отношения между мужчинами были вполне неформальными, они уважали друг друга и всегда находили, о чём поговорить, а то и выпить.

– Присаживайся, Паша, как жив? Говорят, сегодня ты был грозен и буен? – старый эфэсбэшник, много лет успешно хранивший покой корпорации, хитро ухмыльнулся, демонстрируя свою осведомлённость. Он умудрялся знать и держать в голове всё, что происходило даже в отдалённых уголках огромной компании. – Твои сегодня с утра попрятались, как мыши под веник, и ждали бури.

Павел пристроил номер заказа, вытянул ноги и улыбнулся старому приятелю.

– Всё штатно. Мои нагрешили, пока меня не было, да и прочего насыпалось по мелочи. Как сам?

Поглощая быстро принесённую еду, мужчины вели неспешную беседу.

– Ты уже познакомился с Александрой Лепинской? – Михалыч крутил в руках полупустую чашку кофе.